Акт третий (romance - fini) (1/1)

*** ?Прошу прощения…?Ладно, это было сложно ― оказаться лицом к лицу с Дейкиным. Они успешно избегали друг друга, благо, до премьеры оставалось очень мало времени, а теперь должны изображать дружбу, по крайней мере, в начале. Скриппс был в курсе, конечно, что настоящие актёры могут на дух друг друга не переносить, а по команде ?мотор? изображать любовь до гроба, да только он не был актёром, да и упаси Боже, ненавидеть Дейкина… Но это всё же было неловко. Вступила фонограмма, Скриппс вышел, и на него набросился Дейкин:― Прошу прощения, вы ли Аарон Берр, сэр?― Допустим. С кем имею?..?Гамильтон?, сбивчиво представившись, начал свой наивный монолог, и Скриппс немедленно поразился, ― он был хорош! Какая нервозность, какое желание понравиться! Чувствовались до боли знакомые нотки. Кое-кому определённо следовало поискать себя в педагогике.― …Экстерном я хотел закончить Принстон ― подобно вам, Потом немного повздорил с вашим знакомым там, Ударил может быть его чуть-чуть… не суть. С тем ― что заведует казной…― Ой.― Да! Сказал ему: нет времени просиживать штаны! Нет, только не сейчас, когда на грани мы войны! А он назвал меня тупым, а я ведь не тупой!..Последняя строчка, заезженная за месяцы репетиций, отдалась в мозгу Скриппса эхом их последнего разговора, и Дейкин явно подумал о том же самом. И наверняка заметил, что Скриппс на грани смеха, потому что, продолжая речитативом выпытывать у ?Берра? секрет его успеха, на мгновение отвернулся от зала.Ещё не хватало им заржать прямо во время выступления! Но всё обошлось благополучно: они кое-как обошли подводный камень, где Скриппс предложил угостить Дейкина выпивкой, они с успехом добрались до совета Дейкину поменьше трепать языком, с облегчением отошли в сторону, как только на сцену высыпали Локвуд, Тиммс и Радж и принялись отжигать.Причём ?отжигать? относилось и к Раджу! Парень, что называется, вошёл во вкус. ― Издевательство, ― потихоньку сказал Скриппс на ходу. Теперь улыбаться было не только можно, но и нужно, что он и делал. Дейкин ухмылялся во весь рот.― Я почти поверил в высший замысел, ― заметил он, улучив момент. Не будь они на сцене, Скриппс бы показал ему палец.С этого момента стало ясно, что дальше всё пройдёт гладко.― Я не промахнусь! ― орали они дружным хором, обнявшись и раскачиваясь, ― Я молод, назойлив и голоден, и я не промахнусь! ― в зале творилось что-то невообразимое, ― Я не упущу свой шанс, ― орали они, заменяя собой все массовки всех подмостков, потому что такими они и были ― молодыми, назойливыми и голодными.***Дороти чуть не отбила себе ладони, хлопая после каждой песни и во время них. Может, и ей стоит задуматься о том, чтобы читать рэп во время занятий ? Может, тогда ученики не будут клевать носом… Чудо, просто чудо! Каких талантливых мальчиков она вырастила, и каких смелых. И какой умница этот Ирвин…Интересно, куда это запропастился Гектор? Он, конечно, не одобрял современные музыкальные течения, но она была уверена, что он придёт. Господи, ничего же с ним не стряслось?Сейчас на сцене блистал Адиль Ахтар в роли Анжелики Скайлер, эмансипированной умной особы, которая живо интересовалась идеями революции и за словом в карман не лезла, но по какой-то причине влюбилась в несносного кавалера своей сестры.Видимо, Ахтара так и не удалось уговорить надеть платье, но даже в длинном парике и в своих обычных черных джинсах и рубашке он каким-то образом выглядел вполне женственно даже по меркам восемнадцатого столетия. Врождённая пластика, вероятно… Он занял центральное место на сцене, пока его ?сёстры? Дэвид Познер и Фиона подтанцовывали и подпевали с двух флангов… Постойте, либо её на старости лет подводит зрение, либо Дэвид сейчас искренне улыбается Фионе. Фионе! Уму непостижима эта современная молодёжь, да ну и слава богу.Внезапно свет упал на Ахтара, до того препиравшегося со Скриппсом, и он выступил вперёд, бросил дерзкий взгляд в зал, а затем выдал на одном дыхании:― Вы ― хотите жечь костры восстания, Я ― зажечь искру сознания! Повторяю только раз ― Слушайте моё послание: Томас ?Джей? сказал: ?Каждый создан свободным?, Если встретит меня хоть однажды, То, признав этот слоган ни на что не годным, Тут же вставит дисклеймер: ?И каждая?.Дороти вскочила на ноги, прежде чем успела подумать, но, её примеру последовала куча народа, яростно хлопая и выкрикивая что-то одобрительное.***Фиона вернулась в зал, вызвав небольшой ажиотаж на боковом ряду. Улыбаясь, она помахала всем и поскорее села рядом с миссис Линтотт. Что ж, она рада помочь. В конце концов, это она убедила их, что Пегги нужна.Теперь можно просто насладиться выступлением. Она не села с Ирвином, что было к лучшему ― ещё и потому, что рядом с беднягой, на центральном месте, в первом ряду сидел Феликс и двое гостей из инспекции (впрочем, крайне благосклонные ― но здесь ей было как-то уютнее).Миссис Линтотт цапнула её за коленку, по обыкновению не выпуская из руки край шали с кисточкой.― Изумительно, ― искренне похвалила она и добавила: ― Я знаю, как вы много туда вложили, ― и тут же отклонилась обратно, с улыбкой глядя на сцену. Фиона совсем стушевалась и пробормотала что-то в благодарность.Странно, что Ирвин не ушёл за кулисы. Он должен был сыграть короля Георга в коротенькой репризе перед началом войны за независимость США. Ирвин абсолютно не пел, но после мучительного коллективного мозгового штурма было решено: чтобы не набирать новых людей в сложившийся состав, он выйдет и просто максимально пресно и напыщенно продекламирует слова Джорджа как стихи. Это будет хорошая метафора тому, что уходит в прошлое ― среди рэп-композиций и лирических мелодий он будет здорово выделяться своей чопорностью, будет навевать скуку и раздражать.Сцена начиналась уже прямо вот-вот. Но Ирвин всё еще сидел в зале. ― Чтоб меня, ― пробормотала миссис Линтотт, заработав несколько неодобрительных взглядов от рядом сидящих родительниц.― Скажи, значит ты за любовь не готова платить мне ту цену, что я назову…Смешки ужаса и восхищения разнеслись по залу. ***Раздались знакомые аккорды интерлюдии, в которой британская корона озвучивала свою геополитическую позицию. Эта часть особенно коробила Феликса, который всё норовил вырезать её из постановки. Как-то раз Ирвин ляпнул, что это метафора, запнулся, и все они по очереди очень складно наплели с три короба какой-то несусветной чуши, и Феликс позорно бежал с поля боя. Сам виноват. Хватило с них и того, что была безжалостно цензурирована сцена с соблазнением Гамильтона женой афериста. Её Скриппс также в самых мягких выражениях пересказывал ?за кадром?.Аккорды зазвучали громче. Где, чёрт побери, Ирвин? Засмотрелся, забыл?И тогда на сцену выплыл Гектор.Скриппс не поверил своим глазам. Судя по ошеломлённому шепотку, ребята ― тоже. Все, кроме Дейкина: тот самодовольно улыбался. ***Познер переглянулся со Скриппсом. По сравнению с Гектором, все они меркли. Это была подлинная, тонкая игра на грани. Он вышел и спел в образе весёлого здоровяка, коим и был: большинство знало, что Гектор безобидней котёнка ― но сквозь это добродушие пробивались такие маниакальные нотки, что действительно становилось не по себе. Зал будто оцепенел. Как только Георг III допел и степенно удалился под бурные овации, Скриппс схватил Дейкина за рукав:― И давно ты в курсе?― С самого начала. Уламывали его с Ирвином как могли.― С Ирвином, ― повторил Познер. Так вот зачем он убегал в тот раз. Дейкин не понял:― Никто больше не должен был знать, ― почему-то взгляд на Скриппса, ― к слову о секретах.― Стю, ― хлопок по спине от Кроутера. ― Наш выход.― Эй, Стю, ― шёпотом кричит Тиммс вдогонку. ― Кажется, Гектор только что украл твоё шоу.Дейкин оборачивается, и Познеру совсем не нравится эта его улыбка через плечо!***Дороти улыбалась. В этом был весь Гектор ― взять и публично посмеяться над своей зловещей репутацией. Она только надеялась, что он не потеряет работу и в этот раз.Но кто же знал, что даже не это станет кульминацией всего шоу.***Фиона была почти на каждой репетиции и могла поклясться, что такого они не репетировали. У неё отпала челюсть, но этого паршивец Дейкин, скорее всего, и добивался. Или не этого. Она невольно взглянула на затылок Феликса и расхохоталась.― Дейкин в своём репертуаре, ― посмеиваясь, философски заметила миссис Линтотт, и тут трудно было не согласиться.***Элайза кружила по сцене, и все взгляды были прикованы к ней, и она находилась в каждой секунде шоу, и наслаждалась им, и наслаждалась собой, и была в полном голосе. Скриппс не помнил Познера таким счастливым, и его пальцы сами собой пускались в немыслимый пляс по клавишам, пока он не мог оторвать глаз от маленькой фигурки, проносившейся мимо, заламывавшей руки, смеющейся…О, это была очень бюджетная постановка. Но энергия, с которой все они играли ― действительно, играли, позабыв все страхи ― возмещала стократ и недостаток людей, и огрехи хореографии, и разношерстные костюмы.Что тоже можно было поставить в заслугу Познеру. Он заражал каждого участника спектакля своей сценической лихорадкой. Вот уже Ахтар выводит Дейкина на середину ― глаза у обоих горят, щёки раскраснелись, слова метко отлетают в зал, вызывая раз за разом новый взрыв аплодисментов…Но пока Познер не явился за час до начала в каскаде юбок из атласа и кружев, все казалось абсолютно безнадёжным. Техника не работала как надо, Локвуд жаловался, что его сейчас стошнит, Кроутер орал на всех, потому что его отец обещал прийти на премьеру, но у него возникли срочные дела, и всем что-то было нужно от Ирвина, который разрывался на части бегая туда-сюда… Но вот вошла прекрасная барышня с белокурыми локонами, забранными в высокую причёску, ― и застыла, придирчиво оглядывая мальчишек с разинутыми ртами. Они окружили его как первоклашки ― рождественскую ёлку.― Познер, ты что ли? ― первым опомнился Дейкин, протянул руку к оборкам на лифе и тут же получил по ней сложенным веером.― Попрошу, сэр. Элизабет Скайлер. К большому сожалению, не могу сказать, что мне очень приятно, но… ― Познер опустил ресницы. ― Может быть, кто-нибудь из вас соблаговолит пригласить даму на танец?Скриппс как ужаленный подскочил к синтезатору и заиграл что-то торжественное и медленное, первое, что вспомнили руки. Неожиданно вперёд вышел Локвуд, заложил руку за спину, поклонился ?Элайзе? с самым серьёзным видом, и они понеслись в танце по школьному залу. Вскоре мелодия вылилась в странное поппури из классических вальсов, которые он играл ещё в музыкальной школе, тем ?Гамильтона? и попсовых песен.Через пять минут это было сплошное веселье: кто-то разбился на пары, кто-то дёргался под музыку в центре ― Скриппс неожиданно менял мотивы на самые безумные. Как раз когда Кроутер изображал брейк-данс, Тиммс твёркал, а Познер невозмутимо изображал на их фоне подобие менуэта сам с собой, вернулся Ирвин. ― Я попросил расставить стулья, а не сшибать их, ― крикнул он. ― Радж!Радж спустил Ахтара с плеч на пол и уныло поплёлся собирать стулья.― Зрители начали подтягиваться. Где Познер? ― спросил Ирвин.Познер присел в глубоком реверансе. Ирвин пристально посмотрел на него исподлобья, как смотрел всякий раз, когда пытался не закатить глаза, но ничего не сказал.Итак, чудо случилось. Познер подбросил искру, которая взметнулась до небес. Песня подходила к концу. Элайза набросила на волосы невесомую фату, прошла с Гамильтоном к краю сцены, Скриппс заиграл свадебный марш. Дейкин взял Познера за руки. В Нью-Йорке мы начнём новый лист… В Нью-Йорке мы начнём новый лист…В Нью-Йорке мы начнём новый лист…На губах Познера играла мягкая улыбка.― Беспомощна-а… ― протянул он.И тогда Дейкин впился в его губы порывистым, коротким, но самым настоящим поцелуем.Скриппс позорнейшим образом пропустил аккорд, но этого уже никто не заметил, потому что зал взревел.***У Познера нет времени опомниться, поскольку тут же начинается следующая сцена.Он слышит, как за спиной Радж вместо своей реплики говорит:― Кажется… этого не было в сценарии, ― так громко, что его, возможно, слышно и в первых рядах. Остальные быстро спохватываются ― и слава богу, свет сейчас падает на Ахтара, говорящего свою речь подружки невесты, а не на них с Дейкином. Познер чувствует жар, прихлынувший к щекам, так что он совершенно точно сейчас красный, как мундир британских солдат (которых у них нет ― ни солдат, ни мундиров). Он сдерживает нервный смешок: боже мой, ну и речь, пока она длится, можно раскрыть несколько преступлений, а не то, что прийти в себя…Он пихает Дейкина в бок ― так сильно, как получается сделать это незаметно.Познер шокирован внезапностью, возмущен и, конечно, взволнован, но… с удивлением обнаруживает, что кроме всего этого ощущает только бурное веселье от выходки Дейкина ― как и все вокруг (кроме Феликса, надо полагать).Момент, о котором он мечтал так долго, что забыл мечтать, не опрокинул его мир вверх дном. Вся тоска, которая бы могла бы из этого вырасти, все надежды и все терзания завяли на корню.― Этот миг всё изменил ― поёт Анжелика, и все они приходят в движение ― точно, как стрелки часов.Кажется, что перед финалом лежит целая вечность, но она пролетает как один вздох.***Тогда вечер казался Скриппсу из тех, что не забываются никогда. Но с годами в памяти осталась только улыбка Дэвида, белое платье его Элайзы и, пожалуй, запах моющего средства, которым накануне почти до блеска отмыли зал перед приездом важных гостей. Остальное он, надо признаться, помнит не так уж хорошо: скорее, заново придумывает каждый раз, опираясь на старые записи. Которые, между прочим, до сих пор гуляют по интернету.Сейчас это обычное дело, но тогда казалось удивительным, что какими-то из них поделился Лин-Мануэль Миранда, да ещё и с лестными комментариями! Дэвид до сих пор считает это достижением похлеще степени Оксфорда...С трудом Скриппс вспоминает даже некогда затёртые слова песен. Что особенно удивительно, ведь когда-то он знал их лучше, чем слова молитв, и даже лучше, чем даты важных сражений. Хотя одна песня, которую он, как сейчас помнит, пел прямо перед антрактом, потом преследовала его всю жизнь, как застрявшая в мозгу реклама хлопьев, звуча саундтреком ко всей его жизни.Он звучал в его голове на каждом из трёх выпускных экзаменов того года, за пять минут до того, как проверяющие попросили перевернуть бланки.Он звучал в разлуке, когда пальцы наперебой набирали в телефоне всё, что боялись не успеть сказать.Он же звучал бессонными ночами годы спустя, за ноутбуком, когда Скриппс редактировал статьи для издания, которое даже не мог ненавидеть всей душой, чтобы вырваться из этого замкнутого круга и ?писать по-настоящему?.И он звучал, когда рукописи с пометками были разложены на столе, на полу, на кровати ― она всё равно вот уже двое суток как была ему не нужна ―и редакторка из издательства слала громы и молнию на голову Скриппса, а он стоял, прижав трубку к уху плечом и смотрел красными глазами на своего супруга, который сочувственно хмурился с двумя кружками кофе в руках:?Почему ты пишешь, словно завтра не наступит,Пишешь день и ночь, словно завтра не наступит?***За кулисами кто-то тыкает его сзади пальцем в плечо. Дейкин не может скрыть разочарования, увидев Познера.Познер улыбается с ледяным кокетством, хотя за всем этим сквозит веселье и что-то непонятное Дейкину, не похожее на Познера ― словом, расслабленность:― Стюарт, ― неожиданно, ― чтоб ты знал, я ценю хорошие импровизации, это важная часть актёрской игры. И я горжусь, что ты нашёл смелость выйти за рамки. ― это что ещё за тон?! ― Но тебе стоило спросить заранее.Ребята глотают воду из бутылок, косясь в их сторону.― Это благодарность, ― не моргнув глазом, объясняет Дейкин Познеру, и заодно им. ― За помощь. ― У тебя странное представление о благодарности, ― раздаётся голос Скриппса. ― Но правда надо было сказать заранее… ― Ахтар стаскивает с головы взмокший парик и машет им как вентилятором, сидя на полу.Тоже мне, блюститель границ, думает Дейкин. Спел две строчки о равноправии, чтобы подлизаться к Тотти, а всё туда же. Но Ахтар продолжает:― …а то мы не успели сфоткать лицо Феликса в тот момент.***Аккомпанируя тому, как Гамильтон, ещё не зная, но предчувствуя, прощается с женой на рассвете, Скриппс видит, что за окнами почему-то стемнело ― надо думать, собирается первая в этом году гроза? Кое-где ровным светом горят огоньки телефонов ― люди просто снимают выступление, но это всё равно напоминает поминальную службу. И когда это в зале стало так тихо? Не сравнить с бурей первого акта ― словно вся школа Катлера затаила дыхание.Дейкина, несомненно ждёт популярность в следующем учебном году, но в его успехе Скриппс видит триумф Познера. Он задерживает последний аккорд, а затем Кроутер за сценой включает фонограмму. Скриппс встаёт, любовно скользув пальцами по клавишам. Белое платье скрывается за кулисами, а он делает свой последний выход на сцену. Дейкин встаёт напротив него, и… un, deux, trois, quatre, cinq, six, sept, huit, neuf…*** ?Лучше спор замять, чтобы не пришлось стрелять!? Но не у этих двоих. Гамильтон трагически погибает на сцене и только тогда Дейкин осознаёт, что его дебют подошёл к концу, а он так и не успел хоть краем глаза взглянуть на реакцию Ирвина. Так или иначе, Ирвин слышал восторг других… Правда, для него этого может быть недостаточно. Мнение Ирвина подозрительно часто отклоняется от общепринятого. Но всё-таки хорошо, что старина Скриппс так легко его простил (он ему ещё спасибо сказать должен, если подумать, но всё-таки). Дейкин и сам чувствует себя на редкость миролюбиво. Восторг льётся через край, и ему хочется сделать для кого-нибудь красивый жест, когда всё это закончится.***Мама сказала, отец не придёт, но Кроутер то и дело возвращался глазами к тому месту, где сидела она, хотя и знал, что это бесполезно. Он смирился, просто хотел, чтобы отец посмотрел как серьёзно Кроутер занимается театром.И ― ничего себе! ― ещё до середины первого акта он увидел, что место рядом с матерью больше не пустует. Отец застал все его главные сцены, и большего было и желать нельзя.Он ходил в драмкружки с начальной школы, и актёрство было всем, чем он хотел заниматься в будущем… или так было до сих пор. Звучит торжестественная музыка, и Кроутер вступает:?Я не мог тогда этого знать, Был горяч и мечтал о славе, ―Никто не властен решать,Кто уйдёт, кто останется, кто передаст послание…?Он много готовился к роли Джорджа Вашингтона, читал о нём и о других политических деятелях. Они всегда притягивали его, и только сейчас, на финальной песне, до Кроутера доходит…Ему по-прежнему нравится выступать перед публикой, но ему не обязательно выступать на сцене! Ахтар ― тот да, прирождённый артист. Познер ― может быть… Кроутер не чувствует в себе того же кайфа, находясь на сцене.Но что он понял за время репетиций ― отличные организаторские способности у него не отнять! Может, отец был не так уж неправ…***Мария не может сдержать слёз, но, к счастью, не она одна. Подозрительно часто моргает её муж, блестят глаза и у сидящего рядом с ним седовласого мужчины с эмблемой Крайст-Чёрч на футболке. Карен Скриппс, элегантная, как всегда, промакивает подведённые веки бумажным платочком. Поймав взгляд Марии, она протягивает упаковку и ей.?Кто подхватит твой факел, кто передаст его дальше?? ― а вот и её сын, тот самый мальчик, который так хорошо поёт. Дэвид дружит с ним с детства.?Эла-айза!? ― вторит ему хор звонких мальчишеских голосов.?Я займу своё место в истории?, ― Мария замирает при звуках знакомого голоса. Она думала, Дэвид больше не появится! ?Эла-айза!??Достаточно слёз с меня, живу полвека с этого дня ― …?. Когда на сцену впервые выплыла прекрасная, как видение, героиня, Мария узнала в ней своего сына в ту же секунду и не могла оторвать глаз ― не может и теперь. Её первое появление с сёстрами было заводным, искристым, полным жизни, в последующих было больше драмы, и чем дальше Мария смотрела, тем печальнее ей становилось. Сейчас это невыносимо красиво. И откуда в нём эта хрупкость, и огонь, и глубокая грусть? Ей вдруг кажется, что Дэвид очень одинок.Он всегда немного отличался от других мальчиков, не так ли?***― До встречи на той стороне, ― пропевает Познер, едва шевельнув губами, и отпускает руку Дейкина. Свет гаснет. Из полной тишины, по нарастающей, поднимается волна аплодисментов. Познер отступает вглубь вслед за Дейкиным, остальные стягиваются на сцену из-за кулис для поклона ― вразнобой, совсем не так, как репетировали. Но свет всё равно не зажигается ― опять какая-то неполадка, и Скриппс тоже выходит, бредёт, к единственному белому пятну, как к маяку. Он берёт Познера за руку, чувствует крепкое пожатие в ответ, и так они идут на поклон, когда свет неожиданно включается вновь, и зрители начинают хлопать с новой силой. Ребята уже успели выстроиться в подобие линии: Тиммс, Радж и Кроутер уже вовсю кланяются в обнимку с одного конца, Локвуд с Ахтаром хохочут с другого, а Дейкин рассылает кому-то воздушные поцелуи по центру. Скриппс переглядывается с Познером, они встают где-то рядом, поднимают сцепленные руки и кланяются, кланяются несколько раз подряд… В конце зала возвышается грузная фигура Гектора. Он высоко хлопает, почти над головой, затем показывает большие пальцы вверх.Эта картинка будет возникать в голове у Скриппса всякий раз, когда он вспомнит своего бывшего учителя. Он ушёл на пенсию, можно сказать, в зените славы, и, говорят, по своему желанию.Говорят также, что он купил книжный фургон вместо давно пылящегося в гараже тарахтящего, коптящего, в общем, совершенно не экологичного вида транспорта.***― Вот это я называю историческое событие! ― восклицает миссис Линтотт, протягивая руки навстречу ?звездам?, поспрыгивавшим со сцены один за другим.― Мисс!..― Ирвин, поздравляю, ― она раскатисто смеётся, обнимая за плечи Ахтара и Познера с двух сторон.― С чем, ― он чувствует себя обязанным поворчать. ― Ну и устроили вы шоу. Дейкин!.. Нет слов.― Я не знал, сэр, честное слово, ― обиженно встревает Познер, и Дороти легонько сжимает его плечо.― Да нет, все внесли свою лепту, ― продолжает Ирвин. ― Скриппс, обязательно было умничать?― Сэр? ― Скриппс удивлён. Ирвин вздыхает:― После Рейнольдсов.Он чешет нос, озорно улыбаясь:― Поддался общему настроению, сэр.Надо сказать, тут Ирвин был целиком на стороне ученика.Зачитав совершенно абсурдный текст, Скриппс невозмутимо объявил, что для просмотра следующей сцены необходимо подтвердить, что все зрители в зале достигли совершеннолетия, а если нет, то придётся им перейти к следующей. Феликс насторожился, услышав незнакомый текст, но затем кивнул совершенно серьёзно, самые младшие школьники ничего не поняли, школьники постарше недовольно загалдели ― ну а взрослые в зале снисходительно поулыбались, и началась следующая песня по сценарию. Ирвин сидел очень близко к сцене, поэтому видел, как за кулисой покатывается Дейкин.― Если бы мы знали, то ругнулись бы в начале, ― бурчит Локвуд, и Тиммс одобрительно мычит.― Проще было бы мне сразу пойти и положить Феликсу на стол заявление. Если вы уже хотите от меня избавиться.― Ну что вы, ― Дейкин говорит это так невинно. ― Мы вас любим.Невольно Ирвин ищет взглядом Фиону, но она занята. Феликс, пользуясь случаем, устроил посреди зала стихийную пресс-конференцию для некоторых, самых состоятельных родителей учащихся школы Катлера, где жаловался на то, как хорошо бы было восстановить школьную театральную студию, если бы только на это нашлись средства.― Как мы, а? ― Радж хочет толкнуть локтем Кроутера, но тот уже куда-то отошёл. ― А я бы повторил!― Молчи уж, ты вообще не хотел участвовать, ― смеётся Тиммс.― Феликс загнобил меня за костюм, ― негодует Локвуд. Несколько голосов откликаются:?Не тебя одного?, ― и тонут в общем смехе.Миссис Линтотт щурится поверх их голов в сторону директора.― Строго говоря, то что вы оделись, кто во что горазд, наиболее соответствуют ситуации, ― говорит она непререкаемым тоном. ― По свидетельствам очевидцев, армия Вашингтона выглядела как сборище оборванцев… не в обиду присутствующим мэтрам сцены.― Познер, пошёл вон, ― немедленно откликается Локвуд, тот громко цокает. Смешки стихают, когда Тиммс внезапно оборачивается и кричит:― Сэр, идемте к нам!Гектор, который как раз закончил любезно перекидываться парой слов с чьими-то родителями, уже направляется к выходу, когда дружные уговоры учеников заставляют его сменить курс.― Сэр, ну вы затащили, ― не сдерживает восторга Радж. Гектор чуть заметно морщится, но спокойно отвечает:― Да. Да, Радж, полагаю, именно это я и сделал. ― Блистательно, ― хвалит Дороти.― Благодаря Дейкину и мистеру Ирвину, конечно. Признаюсь, молодые люди, я был совсем не в восторге от перспективы выслушивать Вашу Чушь, но потом подумал: ведь вы столько времени выслушивали мою, ― заявление встречают радостные возгласы.― Мистер Гектор, давайте сделаем с нами совместное селфи, ― просит Ахтар и деловито раскладывает палку, как какой-нибудь генерал подзорную трубу.― Ахтар, ― стонет Гектор и риторически вопрошает: ― Почему же это ?селфи?, если оно совместное… ― но позволяет восьмерым довольным оболтусам сгруппироваться вокруг него. Палка задирает телефон кверху, запечатлевая весёлые лица ?для истории?.***― Пап, у тебя же была встреча, ― Кроутер, как всегда, не знает, что говорить отцу. ― Закончил пораньше, ― мистер Кроутер строго оглядывает его с ног до головы, затем смягчается. ― Неплохо ты выступил. Вот это, ?История не сводит с меня глаз?, мне особенно понравилось. ― А… спасибо, ― он растерян. Но отец не тратит слов понапрасну. ― Сынок, ― тем же тоном можно говорить ?рядовой Кроутер?. ― Мы с мамой посовещались, ― перевод: ?я озвучил маме своё решение?, ― и думаем, что ты мог бы поступить в драматическую школу. Мимолётная радость улетучивается, когда он понимает, как долго подталкивал отца пойти на уступки и что сейчас ему скажет.― Но пап, я… больше не хочу быть актёром.***Ребята в конце концов разбрелись: кто по домам с родителями, кто продолжать праздновать последний учебный день. Бродвейской восьмёрки это, конечно, не касалось ― после трехчасового представления они начали валиться с ног, едва немного схлынули эмоции. Кроутер подошёл спросить, кого подвезти, и все заторопились.― Мисс!― До свидания, ― повторяла она, кивая. ― До свидания, Тиммс. До свидания, Радж… Не забудьте про экзамены!― Не забудут, ― Гектор еле успевал пожимать каждую протянутую руку. ― Дейкин. Локвуд…― Сэр!― Спасибо вам, мистер Ирвин, ― гляньте-ка, Познер так и светится, ― за всё. До свидания, миссис Линтотт.― Давайте ребята, ― Ирвин взволнован. ― Поднапрягитесь в последний раз.― Так уж и в последний? ― глазки Гектора иронически блестят из-под очков.Ребята оборачиваются у самого конца коридора, останавливаются и несколько мгновений бурно о чём-то совещаются между собой, затем разворачиваются к своим учителям. Скриппс ритмично щелкает пальцами, и они дружно затягивают:?Ещё один ра-аз! (Забей, лучше выпьем, эй?)Ещё один ра-аз! (Вздохнём свободно, и…)И всех научим говорить "прощай"!Легко: прощай! Без слёз ― прощай!Не помина-а-ай!.. (меня лихом)?, ― заканчивают они, уже стоя в обнимку, затем хлопают вместе с ними под радостные возгласы и вываливаются в резко пахнущий листвой, мокрый, громыхающий майский вечер, и бегут под потоками воды к машинам, где их уже заждались родители.Дороти взяла Гектора под руку ― они, пережидая ливень, прогуливались по холлу, глазея на фотографии выпускников прошлых лет на стендах.― Что теперь? Я имею в виду ― что же будет с ними через полгода? Гектор без колебаний ответил ей словами своего персонажа:― Флаг вам в руки. Супер. Вау. Без понятия, что делать ― м-да…***Фиона неторопливо шла по коридору, шурша подолом и улыбаясь отголоскам праздника. Она освободилась позже всех: нужно было закрыть зал, так что школа уже совсем опустела. Осталось переодеться ― и прямиком домой, к горячей ванне. Взгляд скользнул по стендам с полмесяца как ненужными расписаниями и остановился на приоткрытой двери её крохотного кабинета. Кто-то поджидал её внутри.Спектакль кончился, но цирк продолжался. Она толкнула дверь. Так и есть. Дейкин в синем мундире спрыгнул со стола.― Фиона, ― он не дал ей заговорить, ― я только зашёл попрощаться перед каникулами и сказать… В общем, спасибо. И пусть у вас с Ирвином всё будет хорошо.Фиона смягчилась. Отстегнула длинную серёжку, обошла стол, забрала сумку и поворошила бумаги в поисках ключей от машины.― Стюарт, мы с мистером Ирвином больше не вместе.― Что? Почему? ― он растерялся, затем рассердился: ― И не надо говорить со мной, как со школьником!Фиона проглотила слова о том, что он и есть школьник, только значительно посмотрела на него в ответ. Дейкин закатил глаза:― Не говори со мной так, как будто мы чужие.― Дейкин, у меня есть сёстры? Он моргнул, затем отвёл глаза. Ну, надо отдать ему должное, он действительно не тупой. Попробовал обратить всё в шутку, кивнув на платье:― Теперь есть. Она улыбнулась.― Почему вы расстались? ― и такой же бестактный.― Люди расстаются. ― Жаль слышать, ― Фиона сдержала вздох и начала обратный отсчёт. ― Слушай, здорово мы выступили сегодня, а? Есть что отметить. Может, мы куда-нибудь…Она покачала головой и направилась мимо него к двери. Дейкин заслонил ей проход. Серьёзно?― Я не буду таким эгоистичным ублюдком. Начнём всё заново.― Стюарт…― Я буду рад узнать о твоих сестрах, братьях, собаках, любимом цвете и так далее!В этих костюмах всё походило на фарс. Оставалось только ему упасть на колени и схватить её за руку, а ей лишиться чувств. Фиона посмотрела на него так серьёзно, как могла.― Я лишусь работы, Стюарт.― Да брось! Никто не… ― он осёкся.― Да даже если не узнают. Это неправильно. Сейчас же не восьмидесятые… Пойми, ― ей нужно было объяснить ему, чтобы он отстал насовсем. И желательно, уяснил хоть что-то на всю дальнейшую жизнь. ― это всё равно, как если… как если бы Гектор действительно лапал учеников.― Это же совсем другое. Ты не мой учитель.― Ну, или как если бы я завела интрижку с Феликсом.Дейкин фыркнул.― На сколько ты меня старше? На три года?― Не в этом дело. Дейкин, ты будешь учиться здесь весь следующий год. Я непосредственно отношусь к администрации школы. У меня есть доступ к вашим личным делам, табелям успеваемости…― Ну и что ты мне сделаешь, если я неожиданно изменю тебе с Познером, ― усмехнулся он. ― Наставишь двоек в электронный журнал?Фиона улыбнулась.― Я так и сделаю, если ты сейчас же не пойдёшь домой.― Слушаюсь, мисс, ― обиделся Дейкин, но невсерьёз. Отдал честь и развернулся. ― И костюм сними, ― бросила она вслед, прежде чем успела удержать язык за зубами.Дейкин замер, повернулся, расстегнул одну пуговку, немедленно получил ближайшей увесистой папкой, айкнул и со смехом вылетел, в последний раз закрываясь дверью, как щитом.***Вот, значит, как. Это многое объясняло в последнее время. Первый порыв Дейкина― кометой полететь к Ирвину, отпраздновать с ним премьеру, и будь что будет.Он настолько уверен в себе, что готов заявиться прямо к нему домой, но пока только набирает сообщение. Сначала к себе. Перекус. Душ. Свежая рубашка.?Я лишусь работы, Стюарт?. Дейкин фыркает. Если уж кому-то и грозит потерять работу, то это…Он останавливается, проходя мимо кабинета истории. Не заперт. А если Ирвин так и не ушёл домой? Дейкин берётся за ручку. Ирвин был так счастлив сегодня после спектакля, когда все поздравляли его, хвалили его учеников…Дверь распахивается внутрь, и Дейкин едва не падает на Ирвина, но он делает шаг назад. ― Дейкин, ― не похоже, что удивлён. Ждал его?Да ничего не случится с его работой, если делать всё с умом. Осторожно.Он встаёт в проёме, упершись в него руками, подаётся вперёд и рассматривает Ирвина, подыскивая слова. Он говорил сегодня слишком много слов, пел и декламировал, так что лучше бы обойтись без них…?И сразу этим превратил себя в преступника, вот я о чём?. Заткнись, Скриппс, просто… закройся. Он не уйдёт сегодня домой ни с чем.― Ты что-то хотел, Дейкин? ― голос усталый, а глаза просящие, но руки скрещены, но...В конце концов, можно пригласить его выпить после окончания школы, если всё ещё будет желание, так? Что изменится через полгода? ?Жди момент, просто жди момент?, ― ехидно советует Скриппс-Берр у него в голове.Дейкин опускает руки. ― Думал, оставил здесь телефон утром, ― он неубедительно хлопает себя по карманам узких джинсов, ― но, кажется, вот он. Извините, ― он поворачивается и уходит. ― Увидимся!***Они совсем не по-звёздному стоят на автобусной остановке, глядя сквозь стену воды, стекающей с её крыши. С улиц смыло людей, похоже, что и все автобусы тоже…― В этом вся моя мать, ― Скриппс ругается, но с любовью. ― ?Мне надо в мастерскую!? ― захлопнуть дверь перед носом у собственного сына и дать по газам… ― Может, дело во мне, ― Познер пожимает плечом. Скриппс не унимается:― А если я схвачу воспаление лёгких?.. ― рассуждает он сам с собой.― Слишком тепло, ― охотно возражает Познер, готовый всколыхнуть их привычный спор ни о чем, когда невозможно отследить начало, но итог такой неожиданный и абсурдный, что это уже неважно; однако Скриппс вдруг бросает пару озадаченных взглядов в его сторону, прежде чем спросить:― В смысле, в тебе?Ерунда. Главное, его собственные родители не были шокированы или расстроены. Только столкнувшись с ними лицом к лицу, Познер понял, как этого боялся. Они, как обычно, не захотели мешать ему проводить время с друзьями и потихоньку ушли под руку, сославшись на то, что ?сейчас ливанёт, а мама опять забыла закрыть окно в зале?. Однако перед этим они как-то необычно долго заверяли его, что ждут его дома, и мама приготовит пироги, и ?в общем, развлекайся, сынок?.Познер неловко поясняет: ― Я сегодня превзошёл сам себя в… экспрессивности.Скриппс издаёт долгое ?пфффф?.― Да нет, ― говорит он, ― тут что-то другое, ― и Познер легко ему верит. Ему самому не показалось, что миссис Скриппс была настроена против него, когда он благодарил её за платье. ― Да чёрт с ним! ― вдруг говорит он, махнув в направлении, откуда они ждали автобус. ― Пошли пешком. ― Дождь постепенно стихает.― Без зонта?Познер роется в сумке и с видом фокусника демонстрирует припасённый маленький жёлтый зонт. Скриппс строит серьзное лицо.― Да ты ко всему в этой жизни готов, как я посмотрю.― Да, и как счастливый обладатель зонта, так и быть, провожу тебя до дома.Они выходят из укрытия и бодро шагают по темному глянцевому асфальту. Там нет луж ― он весь сплошная лужа, кристально чистая и (пока) довольно мелкая. Брызги весело отскакивают на штанины, ручейки льются и с зонта, Скриппс рычит всякий раз, когда они попадают ему за шиворот. Это происходит, как Познер ни двигает зонт ближе к нему ― его собственное левое плечо промокает насквозь, а толку никакого!В конце концов Скриппс забирает у него ручку зонта и поднимает повыше. От того, как его рука накрывает руку Познера, прежде чем та поспешно выскальзывает, уступая… от этого короткого прикосновения Познера бросает в дрожь, хотя, чёрт возьми, сегодня и правда очень тепло. Теперь, ко всему прочему, они идут совсем близко друг к другу.?Боже мой, ― сердито думает Познер. ― Вся моя жизнь ― плохая мелодрама?.Он так не хочет, чтобы всё началось сначала. Мрачные мысли одолевают его до конца прогулки. Скриппс замечает смену его настроения и не пытается заговорить. Познер надеется, что не задел его, он ведь всегда впадал в меланхолию от дождей, так что тут ничего необычного. Даже странно, что он продержался так долго.Этап ?оставим всё как есть? пройден. Как показала история, он не умеет молчаливо страдать. Он ещё боялся, что Скриппс отвергнет его… Но Познер знает его слишком хорошо. Скриппс будет рядом до последнего, съедаемый чувством вины… Боже! Познер не выдержит второй такой безответной любви ― день за днём видеть его перед глазами. Ему будет слишком больно, и он сам прекратит общение со Скриппсом. Это конец.В этой ?поворотной точке?, которые так любит Ирвин, Познер ещё может постепенно отдалиться от Скриппса. Это выход. Но кажется несправедливым оставить того, кто так заботился о тебе, без объяснений.Дружба всё равно прямо на глазах уходит в прошлое. Но лучше он покажет себя полным дураком, чем хоть как-то обидит Скриппса. Но не сегодня. Этот вечер должен остаться особенным...За своими мыслями, под мерные шаги и перестук дождя, с теплом у самого бока Познер не замечает, как они доходят до дома Скриппса.― Останешься с ночёвкой? ― привычно предлагает он.Познер смотрит на него и прячет взгляд.― Нет, Скриппси, не стоит.― Почему? ― он так чистосердечно удивляется, что у Познера не хватает духу. Но он должен. Именно ради этой дружбы. Он старается говорить ровным тоном:― Я боюсь,.. я думаю, я что-то чувствую к тебе. Что-то большее, чем дружеские чувства, ― Скриппс внимательно смотрит на него. ― Ты можешь не беспокоиться…― Я не беспокоюсь, Поз.― Это пройдёт, ― он с трудом удерживается, чтобы не вставить ?с моим щенячьим сердечком?, но ему не хочется язвить на этот счёт.Скриппс качает головой.― Тебе не надо оправдываться… Так идём?Это сбивает Познера с толку.― Ты, ты… ты не слышал, что я сейчас сказал? ― звучит слишком резко, и он сразу умолкает. Скриппс напряжённо думает, и его лицо вдруг вспыхивает стыдом:― Я не подумал. Если тебе будет некомфортно, то конечно…― Нет! ― протестует Познер, пожалуй, слишком бурно и запинается. Они неловко смотрят друг на друга.― А, ― наконец говорит Скриппс. ― Ты решил, что мне будет некомфортно.Это звучит так по-старому, так по-скриппсовски, что Познер успокаивается, но всё ещё не представляет, что делать. Он умоляюще смотрит на друга, и тот настойчиво зовёт:― Пошли… ― и выдаёт сакраментальное: ― Что мы, не разберёмся между собой?