Часть 13 (1/1)

От стены к стене. Ванечку пошатывает. От стены к стене. И это ещё не самый большой жизненный разброс, который сейчас имеется.Прислоняется к твёрдому, а это твёрдое кашей ощущается, он проваливается туда, но варенье сверху никто не льёт?— как была хуйня ебаная, так ей и остаётся.Невкусно Ване такое жрать, а чё ему ещё без зубов хавать?— всё проглотит и тряпкой подотрёт, собой же. Тряпка. Как есть тряпка. Псина беззубая, и даже порычать как следует не может, чтобы никто, блять, не смел всё это?— такое, сякое и чтоб внутри не свербело невысказанное, лапами с когтями в глотке не драло, заставляя тихо хрипеть.Кхм-кхм, блять,?— этого вчера как никогда не хватало.?Вчера? для Вани до сих пор не закончилось, может, ещё не поздно со своими покашливаниями влететь, глядишь, к утреннему минету успеет?— припозднится, конечно, но захватывающую дух концовку застанет. Только не накашлять на них надо, а начихать?— на Мирона, на любовничка его и на всю эту, сука, ситуацию.На всё, что между ними было.Между Мироном и Ваней.Как же красиво на языке звучит.Только Ваня не может, он свои раны голыми руками рвёт и алкоголем заливает, чтоб драло, чтоб не забывалось, чтоб каждую секунду в хмельной и уже почти не соображающей башке крутилось что-то вроде ?какой же ты конченый, обконченный, и просто в пизду?.Если нормальные люди в таких ситуациях просто рвут всё с концами: связи, воспоминания, (фотографии на худой конец), отношения, то Ваня просто рвёт на части себя и раскидывает по Мироновой квартире. Интересно даже: его лично в совок загребут и в урну отправят или вызовут клининг, чтоб лишний раз не пачкаться?Вот он, Ваня,?— везде. В каждом уголке этой некогда уютной квартиры: тут хотелось дышать, приходить, жить, а сейчас как будто треснуло что-то, и больше нет ничего. Разбросанные вещи, грязная кружка в раковине, расправленная кровать не помогают. Ванька как в склепе находится, где его вместе с чувствами сраными подыхать оставили, а он и подыхает, а он и рад. Ща в горшок какой-нибудь влезет и спичку к жопе поднесёт, останутся Мирону угольки памятным подарком. Жаль, Славка мясо не жрёт, а то б шашлычки на нём заебашили.Говорят, если дичь перед смертью боялась, мясо выйдет хуёвым. А к углям это тоже относится? На них же типа готовят. Потому что Ваня в каком-то смысле спокоен как удав, подавившийся кроликом,? жрал, жрал и поделом, всё в этой жизни когда-то заканчивается.А чего ему переживать, если дальше одно сплошное ничего?— пустошь, белый лист, который он ни за что не станет раскрашивать. Раскрашивать — это от ?краш?? Такого ему больше не надо.Вот он, Ваня,?— везде, по углам своими руками раскиданный. Раньше?— небрежно, уютно, по-домашнему, как капюшон толстовки, который Мирон ему бережно на башку натягивал, чтоб Ванечка последнее не отморозил. Теперь?— рваные ошмётки лежат, на которые не позарился бы даже Лил Хесус, а Лил Хесус любит пожрать?— у него морда большая и наглая, но даже он не стерпит, если на весь дом запах падали разносится.Кровит и растекается.Раньше Ваня перед Мироном в лужу, и это было нормально, им обоим было, а ещё так сладко и тягуче, что Ваней как арахисовой пастой обмазывались, или что там лучше всего из банки тянется и впоследствии тает на языке.А теперь из-за Мирона. Лежит подстреленный стрелой амура с ядом каким-то на конце и сдохнуть всё никак не может. Всеми лапами цепляется?— тянет, тащит, вопит?— а толку от этого никакого.Гноится.Это всё вытащить из себя не удаётся, и зараза по телу?— по всему телу задорно бежит, щекотит, весело ей, хорошо, не она же тут подыхает?— распространяется, а от Вани не остаётся ничего.Он бы хоть хвост поджал, но, может, и нечего уже поджимать.Кроме заразы уже ничего. Даже привычные телу блохи от этой отравы сбежали. Откуда бы им знать, что это отрава?— блохи ведь не умеют любить, если не брать в расчёт Славку.Остывает.Его то в жар, то в холод. То в жар, то в холод.То в жар, то в холод бросает?— бросает, бросает, бросает?— как и Ваню по этой пиздатой квартирке, сшибая своё и чужое.Чужое. Теперь определённо чужое.Но больше, конечно, в холод. Почти трупы?— трупы самые что ни на есть настоящие?— должны остывать. А Ваня всё равно это сделать не может?— его хуючит, заставляя змеем огненным дышать.Допился.А руки ледяные, такими только на тот свет отправлять, подавая блюдо, которое и должно таким быть?— холодным, то есть. Но он не сможет?— ни один волос не упадёт с головы, и не потому, что их там вроде как нет.Есть. Пинцетом можно повыдёргивать. Ваня себе бы тоже что-нибудь повыдёргивал?— из души, так больнее, но это он тоже сделать не может.Ничего не может: не сдохнуть, не перестать страдать. Самому от себя противно. Мирон, поди, тоже блевал, вот и ходил рядом с ним такой тощий. А Ваня не виноват, он бы на каждую косточку мяса налепил, если бы мог так позаботиться, но Ваня не… и это замыкает круг или же цепь, которой он по рукам и ногам связан.Она звенит?— у Вани уши закладывает?— ему только кандалов на ногах не хватает?— ха, вообще-то они явно есть; он здесь ходит так тяжело, будто ему в ноги что-то впивается, а всё равно рядом с собой принца не видит. Принц ещё после бала не оклемался, или его конь в пробку попал, что-то из этой оперы. Сказки для этого времени не подходят, в этом веке все любят орать.А Ване не орётся?— он тут как будто новичок, и не потому, что кому-то жизнь отравляет, он глаза лупит и не знает, что, где и как теперь.Заставить себя не может?— выкричать, выблевать, выхаркать это всё?— просто стоит и смотрит, пошатываясь.Вот он, Ваня,?— везде. Тут прилипло и там. Въелось так, что ни одна химчистка не справится. Да и не везде она, эта химчистка, к месту?— ну как так, моющими и прямо на сердце, ведь не может у Мирона там Вани не быть.Это же Мирон, и сердце его большое, талантливое, он им чувствует и на бумагу перекладывает так, что у Вани дух захватывает. И всё это сердцем, конечно же, он разве иначе умеет? Это уже оболочка, красивая обёртка из головы, но важно ведь то, что внутри бьётся?маленьким торнадо, в которое один большой Ваня попал и выбраться никак не может.И тут бы взбеситься, взвыть и кидаться громким: ?а где его сердце было, когда он вот так…??— на том же месте, а как по-другому? Если ему это не от сердца, то Славке?— вполне от него и даже с горкой. Уж любить Мирон умеет, всего себя отдаёт.У Вани сил нет себя со стен соскребать, из углов к мусорке подпинывать, из-под кровати как заначку доставать, и с той полки тоже, а ещё есть комод и шкаф, да и вешалка в прихожей. Везде что-то осталось. Он если яйца в кулак соберёт и Мирона прямо тут на ?бла-бла-бла? вызовет, криминалист ему потом чётко выдаст ?ебать, ты, Ваня, пидорас?, а он просто руки протянет, чтобы хоть кто-то его отсюда вытащил, а иначе притягивать придётся другое.Ему бы хотя бы вещи собрать?— покидать что-нибудь в сумку, потому что всё здесь, аккуратно по полочкам раскидано, отображая всю Ванину сущность. И нигде больше — Ванино место ведь тоже когда-то было здесь.А теперь что?Вон там он завтраки готовил (если что-то сложное?— пытался).Вот тут он, лежа на диване, жопы баб в телефоне разглядывал, с тоской по нормальным временам понимая, что жопа Мирона не лучше, но однозначно роднее.Вот тут он голым стоял и хуем тряс?— просто потому, что забавно было, а Мирон на него смотрел так, что даже не понятно было, куда он Ванечку хочет сдать: в дурку или на порностудию. В итоге никуда не сдал, даже в приют, как полагается, не отвёз, так ведь делают со зверьём надоевшим? А теперь пиздуй куда хочешь, хоть в канаве живи.У этого шкафа, при покупке которого они пиздец как посрались, Ваня шмотки на себя всегда слишком медленно надевал, а Мирон в кровати лежал и глядел?— взглядом прямо гладил. Ваня чувствовал, да и сейчас фантомно чувствует. А лучше бы не чувствовал, фантомные боли?— та ещё срань.На кровати?— что они только не делали на этой кровати, меньше всего, разумеется, просто спали?— это когда храпят, а не стонут голосом невозможным, вроде писклявым, но пробирающим до костей, Ваня любил сверху нависнуть, жаться телом к телу, кожей к коже и пачкать влажной головкой живот. Мирон его ногами обхватывал — бёдрами, как тисками, и всё у них было хорошо.Было. А больше не будет.И на подоконнике Ваня больше курить не будет?— Мирон туда часто подушки кидает, чтоб тощая жопа не страдала, а Ванька любит так, по-простому, видимо, ещё не достаточно нахлебался имперских кровей, и в темноту вглядываться больше не будет, дожидаясь, когда любимая зазноба с очередных посиделок явится домой. Ваня не везде за Мироном таскается?— таскался, бывает и так, как тут.У них компания одна?— не компания, семья, блять, но есть ведь и что-то разное, они ведь не сиамские близнецы, ну, или их просто несколько часов назад распилили.А как друзей пилить? Братков закадычных.Ваня не знает.Ваня из бутылки отпивает и даже как-то по-джентльменски вытирает рот, потому что бухло в противовес совершенно по-свински льётся мимо. А как пить, если его не чувствуешь? Как воды хлебнуть?— источника ебучей жизни, а жить Ваня совершенно точно теперь не хочет. Но кто его спрашивает, чё он там хочет, паспорт в зубы и пошёл, жениться теперь всё равно не придётся.Его как будто скрючивает и рвёт одновременно: как мокрое бельё туда, сюда и в стороны, а что там в Ванечке теперь отжимать, ничего уже не осталось. Он даже поджарится на жопе не в собственном соку, а жёстким угольком останется.Ваня будет смотреть на это всё и ничего не чувствовать,?главное — это как мантру повторять, повторять, повторять, Ване это всё нахуй не надо.Ване сейчас очень смешно.До коликов в животике. Или это просто выпитое даёт о себе знать.Чемодан.Нет, сумка.Какой ему сейчас чемодан? Если только чтоб самого себя туда засунуть и самое ценное из квартиры увезти под задорную работу колёсиков. А если Ване и светят какие-то колеса, то точно не эти.Башкой мотает, как пёс воду стряхивает, только у Вани другая цель?— сбросить с себя всё дерьмо, которым и мысленно, и физически обмазался, стоит теперь, как мулатка-шоколадка, и даже не затыкает нос. Привык?— нет, теперь стрясти пытается, а не просто ждёт, когда само потрескается и обвалится к ногам, а он даже переступить поленится, не сможет.Сумка находится в шкафу. Внизу, под всяким хламом, под кучей Мироновых вешалок, чтоб взял, надел и пошёл. А у Вани и так ?взял, надел и пошел? с полки, где всё валяется комом.Пьяный Ванька в этот шкаф чуть не валится?— с концами бы вышло, точнее, не вышло бы вообще, уснуло и поминай, как звали, а ему туда нельзя, там место уже любовничком занято.Скидать всё туда, в сумку, у них этого добра после туров куры не клюют: Ваня с ней в руках просто тот ещё модник, и свалить в свои ебеня. Или хоть куда-нибудь уже свалить, чтоб никогда не возвращаться.Никогда?— Ваня так думает и тому, о чём думает, не верит.Слабость?Ему, как минимум, нужно будет?— нормально! —?собрать и забрать вещи. А то Славка ведь выкинет, когда гнездышко вить начнёт, а Ваня свои вещи любит, у них хотя бы нет рук и ног, чтоб себя на кого-то ещё набрасывать. Им-то чё, им хватает, Ваня их даже гладит по праздникам, о чём ещё мечтать. Мирону, видимо, о чём-то ещё мечталось.Мечталось и сбылось. Ване иногда кажется, что он под какой-то особенной звездой родился: на тебе то, другое, третье?— хоть и путь был тернист, кто ж спорит, зато сейчас просто щелчок пальцами, и всё тут как тут, по отдельному заказу можно даже на блюдечке.В охапку сгребает и в сумку с полпинка, потому что это всё утрамбовать приходится?— такой кучей, понятно, не влазит нихуя, попыхтеть, поколотить, попсиховать, подёргать.Перед глазами всё плывёт, в ушах шумит, хоть кто-нибудь нормальный разве подумал бы, что Ваня на куче тряпок будет вымещать злость? И это просто лучшая миниатюра к ?чужой среди своих?.Пока не отвлекается, пока для этого картинный кашель не слышит и не замирает, наблюдая, как пальцы дрожат: Ваня руки почему-то перед собой выставляет и взгляд переводит с них на бутылку, с них на бутылку, и больше никуда.Бутылка стоит на полу. А Ваня почему-то просто рядом садится.Ваня дёргается и руки убирает, они сами собой сжимаются в кулаки, а как кулаками взять сумку и свалить он не знает.Зато знает, что не побрезговал бы и завалился прямо тут, на мягком ковре, как обычно делал, когда в хламину пьяный возвращался домой. Мирон его растолкать и переложить не мог, оставалось только одеяло сверху бросить и причитать, какой Ванечка?— долбоёб.Сейчас бы Ванечка об этот ковёр тёрся и блевал, хотя в другом порядке, скорее.Он даже не смотрит.—?Чё происходит, Вань?Он даже не смотрит.И не посмотрит.Потому что там Мирон, а на Мирона Ваня смотреть не может. Где-то в глубине души хочет, но не может?— особенно в глаза. Глаза же зеркало души, так хули бы в ней не покопаться. Не обмазаться всем самым болючим из того, что найдёт.А Ваня найдёт. Хули тут сомневаться?Но узнать все ответы страшно.Лучше, конечно же, жрать себя изнутри, додумывая то, что Мирон никогда не скажет. Не скажет, если не спросить. Ваня слишком ссыкло для обратного.Копаться в себе и там же, тем же способом могилку вырыть лучше, вариант на десять из десяти.Да и не говорить же с ним сейчас?— ?нам, блять, не о чем??— когда язык во рту бессмысленным куском мяса болтается, напоминая Ване о том, что псины вообще-то не разговаривают, точнее, по-человечески ни словца, ни ?бла-бла-бла?, ни ?ты конченый?.И между ними всё тоже вроде как кончено. Самим же Мироном?— не мудрено и не сюрприз как бы.Ванька?— встанька, бля?— с пола кое-как поднимается, его пошатывает и колышет из стороны в сторону, а ещё надо треклятую сумку поднять и бутылку?— бутылка это самое важное. А ещё, вообще-то, его не только это колышет, и от такого уже в пизду всё летит изнутри. Нервы натягиваются, как струны, а потом расслабляются разом, потому скрипка трещит пополам. Скрипка, не гитара, он не душевный и порой как Мирон занудно звучит.Мирон.Мирон, который терпеливо ждёт, к косяку прислонившись. Интеллигент, бля. Уж кто-кто, а он спектакль устраивать точно не будет, чё зря стараться, если трансляцию на ?Ютюбчик? всё равно никто не включил.—??Чё происходит, Вань?. Вань. Вань. Вань. Срань! —?Ваня срывается и орёт на последнем слове так, что даже до него в таком-то состоянии доходит, что он орёт. Соседи, поди, в своих кроватях подпрыгивают. Вот действительно — срань: только-только петухи пропели.В его случае петухи пропели о любви, да так, что все помидоры завяли прямо на корню.Сумка.Бутылка.Он сам.И взгляд такой, что тараканов травить можно.Стоит напротив Мирона, шатается, уверенностью из него не прёт, а надо бы, но ведь стоит, на галимой злобе держится.—?А ты, бля, не понимаешь, да? —?Тут человек свой голос не узнаёт, потому что вот такой тон выдать просто так не получится, тут поднапрячься надо или судьбу поднапрячь, чтоб она какой-нибудь экшен выдала.В пизду бы такой экшен. Ваня бы с большим удовольствием на квадрат Малевича смотрел, чем на такие вот импровизированные короткометражки. Только вроде начали, а уже ?шмотки в зубы и пошёл?.А он и пошёл, только вот тут бег с препятствиями. Через Мирона так просто не перепрыгнешь?— у него там сверху больше, чем его самого.—?Представь себе, нет.—?А ты за-гу-гли,?— Ваня ему по слогам и прямо в рот талдычит, а этот морщится. Неприятно? Вот те раз. Извиняйте, люди простые в таких ситуациях зубы не чистят, им сиять не надо. Им бы в своей гремучей темноте хоть куда-нибудь добраться, пока за бочок никто не цапнул. Только вот кому теперь нужен Ванин?— у Славки-то всяко попизже. —??Бухой бойфренд собирает шмот: чё это, и чё делать?. Вариант с коленками не принимается, во всяком случае, от тебя.Буквально пыхтеть ноздря в ноздрю, пока плечо брезгливо не дёрнется, и ноги подальше не понесут, между собой заплетаясь.А ключи Ваня пока оставляет себе.Ну, или это они себя у него оставляют.