Часть 10 (1/1)

—?Проорался?Нет, блять. Хотя в глотке что-то паршиво хрипит. Теряет, сука, хватку. Просто глотку надо было сжимать не ту,?— не ту, Вано, не ту,?— не свою то бишь. Но он?— парень тупенький, Оксфорд не кончал, если только обкончал через выпускника именитого, только делу это не особо помогает.Тут поможет только пила. Не суицида и убийства ради, нет,?— конечно, блять, нет, вот ещё! —?просто хочется в башку напихать хотя бы опилок, чтоб пустота с ума не сводила.И звенящая тишина тоже. Слова, эти ебучие, ссаные слова заканчиваются. А Ванечка не попугай, чтоб несколько раз одно и то же талдычить. Не попугай, но постоянно разноцветная башка так не думает, скучающий, потому что речи все выучил, Мирон?— тоже.Чисто для справки, а ноздри вообще может разорвать? А то Ваня сейчас с такой мощностью дышит, что ни один фен, нахуй, не сравнится, жаль только, что у Мирона волос нет: во всяком случае тех, что Ваня в состоянии сейчас видеть без искреннего желания уебать. Не волосам, ясен хуй, Мирону.Не Мирону.Совсем того, что ли, Вано?Нет, нет, нет,?— на Мирона он руку никогда бы не поднял, причём в прямом смысле ?не поднял?: даже замахнуться бы не посмел, как бы внутри не хуесосил, как бы не рычал, как бы сердце не рвало: его мужик для него?— всё, а Ваня не тот человек, который своим привык разбрасываться.Лучше любовничку его,?— о! Ваня придумал круче,?— волосы на лобке по одному повыдёргивать, он сам, как никто другой, плюс-минус в курсе, насколько это, сука, больно. Только вот прикасаться… ой, бля, лучше увольте. Тут можно и не самому, Ваня не еврей, специалисту заплатит. Его удовлетворит сам факт совершенной экзекуции,? и без пруфов, пожалуйста-спасибо-пока.Так… о чём это он?—?Или ещё нет?Какая же сука. Пафосная, приёбнутая сука. Сидит, невозмутимо так на их кухне разместившись, чай пьёт. Сначала на тусовке за троих лакает?— и ни в одном глазу, а теперь вообще по-дедовски ко сну готовится отходить. Но если он сейчас куда и отойдёт, то только в мир иной. Ваня ему это путешествие в одиночестве простит исключения ради и сам, кстати, организует.На все руки мастер, за всё хватается, если вдохновением прибьёт.Только сегодня и только сейчас: вкуси запретный плод, и пусть черви отужинают самим Оксимироном.Не, нахуй. Ваня даже с ними делиться не намерен. Он его, блять, кремирует, если сдохнет, и прах развеет над Питером. Участь, достойная императора, а Вано у нас хороший бойфренд. Ни при жизни, ни при смерти не даст сгнить. При жизни, конечно, сложнее: надо вовремя весь гной выпускать, а Славче, мудоеб, регулярно работу подкидывает.Но Ваня старается, реально старается мужика своего ебанутого в узде держать, чтоб хуйни не творил, чтоб не пачкался обо всякий сброд, но он же, сука, не всесильный. Или всё-таки ?да?? Потому что чаще всего у Вани получается.Только вот не ценит никто, совсем не ценит. Нарывается на кнут, кнут, кнут без каких-либо пряников, а Рудбой, может, и слеповат чуток, щурится между делом, но он ему, блять, не японка, и поэтому кончится всё это не заебись: не так, как его величеству хочется. Хотя… годы идут, времена меняются, вдруг его ныне пенсионерский вкус и такое вполне устроит. Как знать.Самого Ваню вот не устраивает. Ничего в последнее время не устраивает. Сука, вот просто не нравится и всё,? до трясучки и дергающихся от ярости глаз. И он мог бы взять и на хуй пойти по завету классика, серьёзно, только проблема в том, что его мужик предпочитает снизу.Не работают твои советы, Рудбой.И ситуация продолжает не нравиться.Ваня ревность свою то чайной ложкой жрёт, то сразу башку в кастрюлю запихивает, думая: ?А как вкуснее-то??, а вкуснее хуй мужику своему облизывать, но он пока что сосёт только у злодейки-судьбы. Трансвестит она, что ли?Умом вроде понимает?— хуйня, Вань, хуйня, выкинь каку,?а на деле каждый взгляд, каждый жест подмечает, в душе, блять, бережёт, чтоб потом вот так высираться на кухне.Каждую, сука, улыбочку.Ревнует дико, а потом так же ебёт, синяками на бёдрах метит, превращая Мирона в хипующего далматинца.А где хиппи, там и скитальцы всякие, ревность к делам давно минувших дней,? и тут Ваня сам готов себе любимому скорую вызвать, потому что это, кажется, клиника.Вдох.Выдох.—?Ты в молчанку решил поиграть?Ну хоть не в любимых.—?Нет, Миро, придумываю текст к третьему раунду.—?Не старайся, они у меня говно,?— этот ебик, интеллигент лондонский чай в рот с таким хлюпающим звуком втягивает, что питерский быдлан Ванечка складывает губы писей.Что он вообще пил в этой своей Англии? Чай вот не умеет.—?У тебя всё говно,?— вроде с наездом, а звучит всё равно миролюбиво. Устал. Выдохся. Заёбся об стенку долбиться, пока пробивал собственное дно.За всё это время уже дно дна скорее. Собственничеством своим и ревностью ебанутой. Только что он, нахуй, сделать может, если его только от одной мысли, что Мирон где-то там с кем-то… передергивает и колотит так, как если б он в минус пятьдесят выперся в одних труханах на улицу.Однохуйственно, блять!Ваня ведь его до дрожи, а Мирон?— до психушки, а чьей — вопрос. Ванечка ёбнется с ним скоро, определённо точно скоро ёбнется и ручки свои забитые в стороны расправит, чтоб удобнее было лететь.—?Не всё. Ты у меня дерьмище.Факт.//Ваня вообще-то не тот человек, который может себе позволить жрать по ночам. Он не Мирон, который жрёт-жрёт-жрёт и тощий, как спичка — даже за жопку хватать не мягенько, останавливало бы это ещё его…У него все ночные набеги на холодильник в боках и пузце откладываются,? Рудбой вообще-то в рот ебал и всё такое, но не хочется потом из-за брюха этот процесс не увидеть.Но вот когда перепсиховал, натрахался, когда любимый мужик спит и сто пудов статуэтку Грэмми в своих загребущих лапах видит, хочется стресс зажевать и забить?— хуй, и себя палкой колбасы по дурной головушке: и то, и то прям персик и вещи первой необходимости.Сука, надо персиков купить. Вкусно же, ну.А бить и по щекам можно, башка везде башка, а тут и до рта ближе. Главное только без ассоциаций: Мирон, разбуженный среди ночи, не так, как надо, по голове надаёт.Колбаса.Хлебушек.Сок.И свет из холодильника, чтоб не совсем как крот в темноте, а то в их хате чёрт ногу сломит?— фиг знает, как там у чёрта, но у Вано ноги так-то красивые, жалко.Это всё смахивает на бюджетный романтический ужин при свете лампочки у нежелающего исправляться социофоба.Но, бля, как же вкусно, кто бы знал. Хотя стоп, стоп, стоп, нет, нет, нет: кто платит, тот и знает, Ваня щедрый на двоечку ?— не в минусе только потому, что не скупясь всех нахуй шлёт: секс для здоровья полезен. Сам Рудбой такими темпами в космос скоро полетит, нос вот только починит и без проблем отравится в путь, крикнув ?Полетели!?, чтоб не засудили за плагиат.Йогурт.Ну какой романтический ужин без десерта? Ванечка этикетку даже облизывает, ну не пропадать же добру, правильно?Ложку берёт.Стоит у открытого холодильника, на обгрызенную колбасу смотрит и вспоминает, как мамка в детстве пизды давала за такие фокусы: весь холод ща выпустишь!Как же круто быть взрослым.Не круто, когда чел взрослее картинно кашляет за спиной.Кхм-кхм, сука! А то он типа с первого раза не допёр.Откуда вот только взялся? Сидел бы в своём Лондоне, чай культурно учился пить,?— так ведь нет, нет же! —?из кровати их общей пришёл, в одеяло закутанный, как шавуха в лаваш, и выглядит не ебаться аппетитно, для Ванечки всегда так, зря он что ли его себе на пожизненную каторгу выбрал?Уютный.Пришёл и волной этого ссаного уюта зашибить пытается, и никакой защиты от него, только если совсем ослепнуть, оглохнуть, умереть?— не видеть, не слышать, не быть.Мирону даже ничего не надо говорить вроде стандартного: ?Хули ты ушёл, мне холодно?, ?Я без тебя спать не могу?, ?Без храпа твоего, блять, кажется, что я вакууме?, Ваня слышал всё это тысячи раз, тысячи фраз… да сука блять нахуй, а. Тут и так всё понятно: любовь.Окси зевает аки кот и даже прикрыть пасть не пытается, Ваня словно в замедленной съёмке наблюдает, как летит парочка слюней,?— и это фу, ну, фу же! —?только ситуацию это нихуя не портит.Это же Мирон. Ваня его слюни на завтрак, обед и ужин. И не только слюни, чё уж тут врать.—?Иногда мне кажется, что хитровыебанным я стал после знакомства с тобой,?— и снова зевает, бедненький. Жопу имперскую никто не пригрел, не обнял сзади, вот и припёрся страдалец. Ну ничего, Вано дожрёт сейчас и возьмёт, так и быть, этот тяжкий груз на себя.Хитровыебанным он стал, вы поглядите. Всё так, всё так. Всё изначально так и было, а дед как всегда слишком медленно впитывает и осмысляет нововведения?— Вано окончательно и бесповоротно в его жизни корни успевает пустить.—?Бац?— и я на ?БМ?, бац?— и ты на бэках, бац?— и мы уже живём вместе, бац?— и ты, сука, йогурт мой жрёшь по ночам.Шах и мат, а ещё лайк за прозорливость.Ну, Мирон, ну стыдно, ну очень стыдно, Мирон.—?Я так понимаю, тебя йогурт больше всего возмущает? Жопу не зажопил, а тут, бля, прям еврей,?— Ваня зачерпывает щедро ложкой и отправляет в рот. Облизывается, потому что на губах остаётся немного.А Окси смотрит, пялится на него как извращенец ебаный, ясен красен, какие у него мысли теперь в башке,? как будто не ебались часа два назад, как будто не Ваня хуй за щёку не без удовольствия брал, пока растягивал.—?Потому что жопу я в магазине не покупал.Ебать у него политика.//Ваня Рудбой к мужику своему привык, прикипел, он уже себя без него слабо представляет. Он Мирона любит разным,?— серьёзно, блять, разным,?— биполяр очка не в счёт.И есть вот три Мирона: один, который стоит и выёбывается в понтовых штанишках и рубашечке, другой Ванин?— домашний, уютный до пизды, третий?— тот, который хуйню всякую творит раз за разом. А для челяди всякой неразбирающейся это всё один и тот же Мирон, где всё слеплено в кучу, одновременно, но больше уклоном в первое, ага. Да чего ещё ожидать от тупых и слепых хуесосов?И Ваня нихуя не сможет ответить, на что сердечко ёкает больше, потому что это, блять, Мирон. Его, сука, блять, Мирон.Он, когда выёбывается, права качает и втирает все свои ?надо, обязаны, хочу?, Ваня рядом стоит, с ленивым скепсисом на ебале наблюдает, как пропорционально словам Мирона у людишек вытягиваются морды. Забавное зрелище, забавное, только ржать не к месту совсем.Речи все эти пренебрежительно интеллигентные слушает, думая, что всё можно было бы уместить в простое ?да иди ты, сука, нахуй?. Но Мирон не Ваня. Мирон любит языком почесать. К Ваниному сожалению, не всегда об член. Зато всегда об Ванин.Смотрит, слушает и гордится, потому что смог Миро, всё смог и полное право теперь имеет башку задирать, когда высказывает своё мнение. И смог ведь не без Ваниной помощи, что душу греет отдельно, там всё аж трепещет и порхает, как у малолетки.Но каждый раз чувствует, что мужик его с чсв и носом, задранным к небесам, допиздится когда-нибудь,?— видит бог, допиздится,?— а Ваня рядом будет, чтоб плечо подставить, собой от кулаков закрыть и въебать какому-нибудь охуевшему гоблину по роже. Он вообще-то не Рембо, а если и Рембо, то так?— комнатный, компьютерный скорее, но если дело касается Мирона, в нём пробуждается первобытное зло, псина, что у хозяйских ног на поводке сидит и руку любому прохожему откусит просто за то, что рядом слишком громко топал, а если ещё и глазами не так сверкнул, то всё?— тикай, нахуй, с городу.А домашний это, блять, вообще. Кто-то скажет, что отвал всего, но у Рудбоя всё наоборот стоит каменно и падать не собирается даже в страшном сне или от страшных снов, неважно. Ходит мужик его, в плед укутанный, заёбанный, уставший, по телефону свои дела решает, а потом на диван к Ване заваливается и голову на коленях устраивает, утыкаясь ебалом в пузо,?Ванечка в такие моменты забывает, как дышать, всё спугнуть боится. А его спугнёшь, как же, если Мирону что-то надо, он руками и ногами вцепится, даже если идея хуйня.Ваня, конечно же, не хуйня,?— хуесос если только,?— но Мирон за него очень крепко, знаете ли, цепляется.Мирону он ещё как, блять, нужен.Может, Ваня и не Мирона спугнуть боится,?— куда он от него денется, если серьёзно? —?а счастье своё долгожданное. После всей этой череды отношений, которые закономерно в ебеня катились, Мирон, с которым и в огонь, и в воду столько лет?— заслуженное пристанище. Тот, к кому хочется раз за разом приходить и хоть что делать: обнимать, засасывать, не скупясь на обмен слюнями, трахаться, хули нет, или просто курить одну на двоих, обжимаясь на балконе. И хорошо сразу делается, правильно.Но Ванина головная боль, Ванины слёзы от смеха?— это Мирон ебанутенький,? и чё делать с ним таким иногда, хуй его знает, честно. Он то ржёт, то нос грозится открутить нахуй, чтоб даже не дышал в неправильную сторону: так как-то и существуют друг с другом, притираются.Ване кажется, что один Мирон только может притащить его в понтовый ресторан,?— ?свиданка, Вань, свиданка, уймись?,?— заставив шмот приличный нацепить, а не худос любимый, почти до дыр заношенный, жрать гадов морских с видом ценителя, винцо лакать с огроменным ценником, а в завершение вечера залезть на качельку и прихлебывать из бутылки пивас с чувством полного удовлетворения от ситуации.Ваня стоит и смотрит на это всё.Ваня, ей-богу, каждый раз внутри умирает. Щёлкает в нём что-то, и ноги от земли отрываются, легко становится, хорошо и свободно?— живые так не могут, определённо не могут, да и нахуй их. Он готов хоть трупом, хоть мумией, если рядом будет Мирон. Гопник его, блять, интеллигентный.С ноги на ногу переминается?— жопу уместить негде. Можно, в общем-то, Мирона согнать, но у Вани рука не поднимается, когда он вот такой: расслабленный, ржёт громко и втирает что-то наверняка дохуя ценное и важное, но Рудбой, к своему стыду, даже не вслушивается, на ебало его красивое залипает и делает пару кадров втихушку,? размазанных, потому что быстро шевелится, зато живых,? и телефон с чувством выполненного долга в карман убирает.А мужик его всё летает и летает туда сюда, как бы пивас не разлил, но он его вроде выпил, и свои мозги, наебнувшись, тоже. Это ведь Мирон, он на ровном месте запнётся, очнётся и будет хуесосить гипс, хотя преимущественно в последние годы он валится исключительно в Ванины загребущие лапы, а не мимо?— это уж если совсем ужрётся, а сейчас он бодрячком.Зато Ваня с ним как будто ватный, стоит истуканом и всё ещё пялится, улыбается, как влюбленный дебил, и похуй, что рубашка под курткой как удавка горло сжимает,? ну хоть стильный, почти как Мирон, на Ване его ведь, кстати, рубашка, похуй, что жопа мёрзнет, похуй, что хочется ссать,? у него вон мужик счастлив, это все страдания объясняет и самого счастливым делает.—?Вано, отойди, я спрыгнуть хочу.У Вани челюсть, кажется, падает куда-то,? как в темноте теперь найти? Вот ведь незадача, как только он теперь ебало этому хуесосу откусит? И Жэку просить, утруждать лишний раз не с руки…—?А больше ты ничего не хочешь? Мозги пойти купить, например? Ну, вдруг найдём магазинчик в Питере на твоё счастье,?— Ваня вообще-то человек вежливый, старается изо всех сил, доёбывается в той же манере, чтоб по ебалу не схлопотать. Жалко ведь будет. Он им в каком-то смысле тоже торгует там и сям.Да и какой это доёб, господи. Он ведь заботу так свою проявляет, уж как умеет, а то наебнётся его мужик дорогой, любимый, единственный, и чё с ним потом делать? Он хоть и тощий, но ведь не попрёшь его потом на себе, Ваню максимум на ?от двери до кровати? хватает,? и такое бывает, да.—?Вано, я предпочитаю онлайн-шоппинг,?— Мирон едва ли не фыркает в той своей любимой манере, когда ему всякую разную дичь творить не дают из благих вообще-то побуждений. Оценил бы хоть раз, мудло, так ведь нет, бычит только и губы дует как фифа. —?В Питере хз, но в целом мире на чёрном рынке может и найдём.—?А ты, видимо, в этом шаришь.—?А то. Скелеты оппонентов оставляю в шкафу, но не пропадать же остальному, так что потихоньку барыжу.Ваня отвлекается, так не вовремя, сука, отвлекается! Полностью погружается в эту болтовню и не видит, как Мирон, радость его приёбнутая, таки делает то, что хотел?— прыгает.Вот где мозги у человека? Тридцать пять лет, ума все ещё нет, как говорил классик. А Ваня не классик, ему по-простому и чисто по-человечески хочется орать, что Мирон?— долбоёб конченый.И делает это. С чистой, блять, совестью.Орёт, сука, и тушу эту ловит, чтоб не наебнулся своим пафосным драгоценным еблетом прямо в грязь, а то ещё носом воткнётся?— не вытащить потом.Хватает. К себе прижимает. Сердце колотится так, что выскочит явно: ни рубашка в облипку, ни курточка не остановят. Он ведь чуть не упал! А всё из-за мудака этого двинутого, больного на всю голову. Дитятко, ебать, лысенькое, ну только из пелёнки. На качельку ему захотелось, просто вспомнить детство и умереть.Сука. Блять. Нахуй. И ладно бы просто качался,?— в итоге максимум бы блеванул,?— так ведь нет, стать лётчиком-испытателем потянуло: расшибётся?— будет, что детям рассказать без лжи и красивых сказок.—?Я чувствую этот город под подошвой как никогда,?— Мирон к нему всем телом жмётся, цепляется и шатается аж, еле на ногах стоит. Да и неудивительно, у самого поди в груди светопредставление.—?Чувствует он, блять,?— Ваня выдыхает ему прямо в лоб, борясь с желанием пару щелбанов в этом месте поставить. Ещё одну такую встряску неустойчивая кукуха Мирона вряд ли переживёт, а он в её стабильности больше всех заинтересован, ему с этим мудаком жить. —?Че бы ты без меня делал?—?Да сдох бы, Ваня, сдох. Не напрашивайся на комплименты.Да как тут не напрашиваться, если на это аж шерсть дыбом стоит, вот как пиздато?