Часть 7 (1/1)
Ваня, 23:58Ну чё, поебался со своим Славочкой?Ой, автозамена))Там ?пообщался?.Мирон, 00:05Где ж ты так натренировался, что у тебя общение сразу в еблю перескакивает?Ваня, 00:06А ты раскрой глаза, а не жопу, может и увидишь.Ваня не хотел ничего такого писать. Серьёзно. Ему делать, что ли, больше нехуй? Это как-то само собой получается. Раздражение складывается в буквы, буквы?— в слова.Он зависает. Зависает над телефоном, понимая… даже не так,?— понимать он сейчас не может, башка не работает совсем,?— чувствуя, что он, Ваня Рудбой собственной персоной, конченый мудак и в конец охуевший тип.Может, и правильно, что Мирон ему больше ничего не отвечает. Может, и правильно… правильно, да. Ваня бы себя на его месте вообще заблочил, а при встрече по морде надавал. Хорошо так надавал, со вкусом. Со вкусом металла на языке и полного удовлетворения от ситуации.Но Мирон не будет, Мирон правильный слишком, просто до пизды. Он только посмотрит так, что под землю захочется спрятаться, зарыться и предъявлять за блядство теперь только червякам.А хочется не так. Совершенно не так. Хочется Окси под бок, тупую комедию фоном и его занудное ворчание в самое ухо про то, что лучше б документалки глянули, и вообще ?Вань, там баттл вышел… ну, Вань?.Хочется. И у них это есть. Только Ваня сам портит. С ревностью тупой сделать ничего не может. Вроде старается, рот на замке держит, а потом бац?— и яд лавиной выплёскивается, окатывая Мирона с ног до головы. А он в ответ только морщится, не говорит почти ничего. Хотя надо бы. Надо. В лавине этой мокро, холодно и мерзко. Кому такое по душе? Ваня понимает: Мирона, наоборот, греть надо, а не отталкивать от себя, от тепла; Мирона нужно обнимать, а не поводок на шее затягивать,?— плавали, знаем, — не выйдет из этого ничего, если только не через дверь навсегда от обиды; Мирона просто нужно любить.У него и без этого в жизни дерьма дохуя и более?— было и прямо сейчас есть.Просто любить. На словах всегда всё просто. А в действиях?Ваня вроде умом понимает, что ему,?— и им, что самое главное,?— эти американские горки нахуй не нужны, но его всё равно подсознательно тянет в такое дерьмо, а Мирона?— в обратную сторону. Мирона сейчас тянет от него, как бы вымученно, сопливо и жалко в исполнении Вани с сигареткой в зубах это ни звучало. В духе книжных трагедий из числа тех, что Окси впихивает в себя, прокрастинируя на балконах.Ему бы понравилось. Понравилось, что у Вани в башке какие-то фразы возвышенные, а не ?просто фантастика, насколько я хуесос??— забавно, влюблённые часто становятся похожими друг на друга.Хотя ?хуесос? звучит проще, более ёмко, по делу и не выёбисто. У Вани заскоков поменьше. У Вани он в общем-то один. Мирон. Такой заскок, что выше головы взлетел и до сих пор не приземлился.Мирон не тёлка.Мирон?— друг.Мирон?— семья.Мирон?— это Мирон. Со всеми его тараканами и сложностями.А Ваня, он же крутой: сложные задачки грызёт, как орешки, если только орешек этот не чья-то дурная лысая голова.Замахнулся так замахнулся. И получил ведь. Всего себе сгрёб, заграбастал, а теперь потерять боится. Совершенно не по-пацански ссыт, на хуйню всякую бесится. Он всегда бесится, хули, но в последнее время почему-то по-особенному бомбит.Нервов никаких не хватает. Сигарета не вылезает изо рта. Ваня уже весь в этом дыме, с ног до головы, и кажется, что весь он из ебучего пепла, который рассыпается, разъебенивается по кухне, пока Рудбой нарезает круги у окна.Спорт, бля. И флиртующее с ним ?убивает? крупным шрифтом с помятой пачки. Почему всё любимое,?— для конкретного человека хорошее,?— причиняет боль?По закону подлости? Или может просто нужно правильно выбирать? Этому вообще можно научиться? Не должно ведь быть такого, что кому-то дано, а кому-то нет.А Ваня не хочет выбирать. Снова. Он уже давно это сделал. И теперь, чтобы по-другому, чтобы как-то иначе, и в каком-то смысле правильно и спокойно… да ну его нахуй.С его девочками спокойно было. Спокойно, да, но только не хорошо. Не ебашило, не хотелось, не скручивало?— от предвкушения, от послевкусия, от всего. Навылет не било. На вылет его мозгов.Мирон, как чудо-таблетка под языком, от которой горчит, слюна с мерзким привкусом растекается, в процессе плеваться хочется, но потом… ха, потом вставляет, потом становится охуенно-хорошо?— медленно, постепенно. У Рудбоя получается распробовать.И тут всё слишком прозаично: если дать собаке кость, из пасти она её уже не выпустит.Ваня хабарик в пепельнице давит и лбом жмётся к холодному стеклу. Не помогает. Мирон молчит. И от этого хуесосить себя тянет только больше. И его тоже. Молчание это не помогает: уладить конфликт, пар выпустить. Финальной точки в нём нет, а без неё никак не получится.Послал бы, но нет, он из тех, кто назойливые, животрепещущие проблемы игнорирует до тех пор, пока жопу одним прекрасным утром не порвёт, и не родится на свет божий ?ебать, какой же ты конченый?.Не хочет. К себе так… не-а.Катку в доту бы. И Мирона на кровать рядом, чтобы носом своим огромным недовольно пыхтел, намекая, что раскатать можно не только врагов, не только в виртуальной реальности, но и его по матрасу в их более чем реальной постели. Ну, вдруг Ваня забыл. А Ваня не забыл. Ему просто нравится, когда Мирон бесится, заводится, но всё равно ждёт. Только стул лапой своей пихает в молчаливом ?ты, блять, охуел?. Один задрот, а другой скоро дрочером станет?— заебись семейка.А сейчас он со Славой. И, может, Ваня действительно охуел?Но Ваня всё о том же: у них финальной точки нет, не было, а без неё никак не получится.Может, Мирона это волнует. Может, Мирона это беспокоит. Может, ему есть, что сказать, что сделать. Наедине. С ним. Со Славой. Может, ему неймётся всё это время. Но, кажется, что неймётся здесь только Ваниной жопе, которую усадить на стул?— проблема, усмирить?— проблема, извечный жим-жим остановить?— тоже проблема.Дурно. У Рудбоя мозги плавятся, как кожа на солнце, и сметанкой сверху никто не мажет?— зачем?А сметанка — она разная бывает.Я нуждаюсь в тебе.Я хочу тебя.Я люблю тебя.Словами через один конкретный рот. Пиздеть он лучше всех умеет. Но Ваня старается ему верить.Верить, а потом его сладкие речи на два делить, искать подвох, двойные смыслы, игру слов и отсылки к странной заумной ебале, из которой много чего почерпнуть можно. Мало ли, что он там на самом деле хочет сказать.Нахуй. Вот просто нахуй так жить? Вопрос, конечно, риторический.Ваня скоро ёбнется, видит Бог, ёбнется. Потому что так нельзя. Так не живут нормальные люди. Это не жизнь, это выживание какое-то под прикрытием из дыма и надписи ?сарказм? на ладошке. Он готов этим сарказмом бить. Иногда сгибая и разгибая руку. А вот и двойные смыслы подъехали.Дожил.Мирон так не поступит. Мирон так не сделает. Мирон расскажет. Мирон не будет прикрываться делами, пока сам кувыркается с этим… телом в отеле пять звёзд, и, зная его еврейские корни, две из них?— сама сладкая парочка. А Ваня не дал бы Гнойному и половины той звезды. Кто из него её сделал?Мирон будет честным. Они ведь семья. Они больше, чем семья. С семьёй по-другому разве можно?Ваня бы рассказал. Если бы кого-то другого захотел, рассказал бы. Быстро, больно, но справедливо, так что точно бы рассказал, иначе никак, иначе ты?— мудак последний. А тут нет, тут всё, как любит Окси: правильно и честно. Даже детектор лжи от перенапряжения не всхлопнется. Красота. Хотя по итогу ты всё равно не самый прекрасный человек на планете. История о двух хуях только такой и бывает.А чего от него, от Мирона, ждать на самом деле, хер его знает. В голове всё так путано, будто в паутине барахтаешься, трепыхаешься, а толку ноль, как бабочка прямо?— преимущественно ночная, блять. И люди рядом такими же мерещатся.Спать больше надо. Кушать. Расслабляться. Таблеточки, может, какие-то попить. А у Вани в мозгах только желание хавать крысиный яд маячит.Ничего не случилось. Ничего ещё не случилось ведь? А он уже ведёт себя, как последняя истеричка на районе, добивающаяся хуй знает чего.А чего действительно? Чего он хочет? Чтобы Мирон Славу послал? Чтоб проект свой повернул в изначальное русло? Чтоб с шизиками всякими не возился? Да, блять, именно этого он и хочет. А то Ваня сам таким же станет?— шизиком то бишь. Причём самыми быстрыми темпами.Быстрыми. А вот и оно…Рудбой на шорох резко оборачивается,?— совсем как псих,?— Мирон ключами в замке скребет, а у него на душе это делают кошки.Кисло. Во рту. В сердце. На ебале.Окси его взглядом буравит?— аж на пол ёбнуться хочется, стоптаться вниз, словно молоточком для мяса хуячат, душа требует только так. Из него, наверное, выйдет приличный такой холмик. Экого лося так просто не прихлопнешь, и дело далеко не в росте. В последнюю очередь в росте.Становится как-то нервно.Дышится через раз.Ваня руки в кулаки сжимает. Рот приоткрывает пару раз. Не решается. Сложно.Сухо.Трудно.Неприятно.А вроде бы и зачем? Но вроде бы и надо. Говорить. Спрашивать. Ваня пиздеть за душевное и трудное не любит. Ему бы попроще, посмешнее или просто от сердца доебаться до всех подряд.Тут вроде бы тоже доебаться надо, он в этом шарит лучше всех, только всё равно не решается. В глаза смотрит, по ним пытается прочитать, эмоции выудить и истину, которую в глубине души так рьяно требует, но у Мирона взгляд уставший, заёбанный, дохлый как будто, и он стоит тут, а не в могиле валяется, только силой Ваниной мысли удерживаемый.Удерживаемый.Удерживаемый. Это самое отвратное из того, что в отношениях только может быть.От этого холодок по спине. И сердце в пятки. А падать высоко. С такой отметки разъебаться можно.Но оно пока не бьётся. Пока просто бам! —?и до пола не хватает совсем чуть-чуть. Действительно теперь в пятках. А без сердца как-то попроще, так что… Надо, Ваня. Надо. Не молчи, говори. Надо.Просто: раз, два, три.Вдох, выдох, и никаких шуток про игру в любимых. Потому что уже, сука, не до шуток совсем.—?Чё у тебя с Гнойным?Хороший вопрос. Многогранный.Чё у тебя с Гнойным, раз надо сидеть с ним где-то ночами? И похуй, что лет уже давно не пять.Что у тебя с Гнойным, если надо выходить, чтобы на звонок ответить?Что у тебя с Гнойным, если даже Ваня не в курсе?Что у тебя с Гнойным? Потому что от незнания пробивает до костей.До хуевых костей, сука.Как же убого это звучит. Как фраза, взятая из дешёвой мелодрамы, которой вдобавок урезали бюджет, сэкономив на сценаристе. Естественно. Не на красивых рожах актёров ведь это делать. Кто будет на страшных смотреть? А к тупым сюжетам и развязкам привыкли все давно, так что не ебёт в принципе.Тупо.Ну, а как ещё спросишь?Ваня снимает. Снимает то, что люди говорят. Ему самому не до словесных изысков. Главное, что вообще рот открыл. Рудбой хлопает себе стоя. Руками и всем телом, сгибаясь и разгибаясь от истеричного хохота, как дурак. В собственных мыслях. Хотя почему ?как?? Дурак он и есть.Спросил, а что-то в ответ услышать боится.Только Окси разве заткнёшь?—?Ебля с классовым врагом. Такой ответ тебя устроит? —?Мирон смотрит на него так, будто в этот момент ему на плечи валится тяжесть всего мира и даже ещё чуть-чуть сверху. Но он сильный, хули, он ещё умудряется язвить.Ваня пылает. Ваня подъёбку понимает. Но всё равно бесится в ответ, как бык, которому перед рожей помахали красной тряпкой и гаркнули: ?Убей!?. Убивать он никого не будет. Это его не устроит точно. Как и Мироновский ебаный ответ.—?Мамки уже не заводят? Перешёл на новый уровень? —?Рудбой это выплёвывает, харкает прямо в лицо.Стоит вроде бы вразвалочку, а самому пальцы приходится силой воли разжимать, да и физической силой тоже: они в кулаки собираются.Непроизвольно.Непроизвольно собираются. Но хрен редьки не слаще?— какая разница: намеренно, ненамеренно, если итог один? А зачем вообще? На Мирона руку поднять? Нет. Нет… чё за бред? По стене если только.Из него просто злость так выходит. Всё в себе держать невозможно. Хотя… может, только у него не получается?—?Ну да, трендам, блять, следую. —?Окси башку свою вверх задирает. Он ведь сейчас, как на баттле стоит, а не с мужиком своим разговаривает. Чего ты хотел, Вань? А на себя посмотри, Вань. То-то же, —?Классовые враги, знаешь, в отличие от мамок, к каждому шагу не приёбываются и мозги не выносят.Трендам следует. Какая прелесть. Мамкин модник, Ванькин угодник.Как там было? На баттле этом обоссанном…Где твой чокер? Ты же не хочешь выйти из моды.Ага, блять. Это почему-то именно сейчас всплывает в башке. И бесит только больше.Приёбывается к каждому шагу, к каждому слову. Надо будет, и к вздохам приёбываться начнёт, если они ему не понравятся. А они ему уже не нравятся: злые, нервные, громкие и пугающие до пизды.Выносит мозги? А такие мозги ведь хуй вынесешь. Ни один силач не осилит, куда уж ему, милому и доброму Ванечке?Рудбой весь в комок нервов сжимается и жалеет, что оскал Охры на рожу не выйдет прицепить, зато можно свой, фирменный, от которого Окси дёргается, на шаг отступая назад.Он, наверное, выглядит жутко: глаза красные, улыбка приёбнутая, вздымающаяся в раздражении грудь, руки, то и дело сжимающиеся в кулаки,?но как же, сука, насрать.—?Ясно. —?Смешок, блять, —?Ясно. И похоже, что та самая дура в вашей парочке ты.—?Очевидно.Ага.—?Охуительно.Ага.—?Да вообще заебись.Ага.Мирон сваливает в спальню и даже дверью не хлопает, хотя видно,?— это же, блять, очевидно! —?как его от раздражения скручивает и на сторону зла перегибает, туда, где орут и залупаются на раз-два,? просто пиздец какой-то.Рудбой это чувствует. А лучше бы не чувствовал нихуя. Так было бы проще. Куда проще: как дважды два или как членом в девку толкнуться. А всё элементарное для него автоматически становится скучным.Скучное он не любит. Ему потому на одном месте и не сидится, тоска тоской, но сейчас совсем не хочется за ним,?— за будоражащим и остросюжетным,?— идти.Ваня суёт в рот новую сигарету.Мирон в спальне что-то роняет и приглушённо из-за расстояния орёт. На ?заебало? похоже, хотя Ваня нихуя не эксперт.