Часть 6 (1/1)

Ваня спит. И, судя по довольной, безмятежной роже, снятся ему не кошмары, не клыкастые монстры из любимых компьютерных игрушек и даже не подскочившие цены на сигареты, так-то они давно подскочили, беся в нём внутреннего еврея.Внутреннего.Какую заразу только не подхватишь, проживая с самым настоящим евреем на общих квадратных метрах. Такого и пощупать можно, и потискать, и на коленки затащить в конце концов, чувствуя, как он бесстыже начинает тереться всем, чем вообще можно тереться.Всем телом.Ваня в такие моменты как будто чувствует его всего, абсолютно каждую клетку, хотя понимает башкой своей, что это?— бред. Но Окси словно растворяется, гнётся, вливается, впитывается в него, а Ванины загребущие руки вталкивают выпирающие остатки Мирона в себя.Это звучит, как тема для очередного концептуального дерьма, типа ?любовь и агрегатные состояния?. Рудбой концептуальное дерьмо не очень любит, а вот Мирона?— вполне.Потрогаешь его и отравишься нахуй. А из антидотов?— слюны его хлебнуть разве что, да и то надолго не хватит. Так, отпустит только часа на два.Мирон?— та ещё зараза. Расползается быстро, и не вытравишь его из себя никак. Но Рудбой и не старается вытравить. Ему вроде как хорошо. У них это вроде как взаимно. По согласию: ты мне, я тебе, и больше никому, бро.Никому. Совсем.Потому что больше ни один человек на свете такое не выдержит, не потянет, захлебнётся и пену ртом пускать начнёт, дёргаясь в страшных муках.Это не преувеличение. Характеры у них говно, только в этом никто не признается, уж Рудбой знает. Но они как-то терпят друг друга, липнут друг к другу, гармонируют, потому что заёбы и загоны у них похожие?— это то, что обычно становится точкой для создания ?мы вдвоём против всех, и пусть весь мир отсосёт?. Только не у них, им и друг друга хватает.Ваня одеяло обнимает, потому что кое-кого тёплого и удобного рядом нет, и его очень не хватает. Почему нет?— хуй его знает.Евстигнеев любит закидывать руки, ноги и всего себя на Мирона, Окси от этого бесится: ?ну тяжело же, блять, свали?, а Ваньке наоборот так приятно-хорошо, что сердце ёкает.Комфортно, что ли, уютно. Он раньше такое не ценил, предпочитая удобную позу, а не запах родного человека поблизости, но теперь вот вкусил, распробовал. Может, просто раньше человек был всё-таки не родной, а так?— всего лишь попутчик, коих за его тридцатник, если оглянуться, наберётся целая тьма?Возможно.С Мироном по-другому всё. Искренне. Ваня с ним искренний. И для этого порой даже не приходится открывать рот. Удивительно, правда? С Окси вообще рот особо и не откроешь, он всё равно перебивает, а на нахмуренное в ответ ебло невозмутимо вбрасывает ?чё??Хуй через плечо, но ты такой не потянешь. Рудбой местами тот ещё шутник, ага.М-м. Тихое сопение. Поджимающиеся в недовольстве губы. Попытки увернуться.У Вани что-то до одурения радужное перед глазами, когда его нагло трясут за плечо и мешают с головой уйти под одеяло. Рудбой вопит и дёргается, пытаясь цепляться за остатки сна, как кот, который впивался бы когтями всех четырёх лап, если бы его пытались стащить с насиженного и нагретого местечка.Ванька по своей природе кот?— спать любит. И не любит говнарей, которые ему не дают?— спать, кстати, тоже, если уж зашла такая тема.Под Мироном проседает матрас, когда эта туша на кровать залазит?— Рудбой больше чувствует, чем видит едва приоткрывшимися глазами. Вот хули ему не спится? Сколько там? Двенадцать дня? Какая ранняя срань, боже.—?Вано, вставай. —?У Окси голос радостный, будто у него всех хейтеров разом сожгли, или волосы на башке расти перестали?— так больше не придётся заморачиваться созданием идеальной лысины; а ещё он ласковый, как и его прикосновения: Мирон Рудбоя треплет, пока Ваня недовольно мычит в подушку, —?Ну, вставай.Жаворонок ебучий. Вот он выпучивает на него свои огромные глаза с бодреньким таким жизнерадостным блеском, а Ване хочется засунуть голову в подушку,?— прямо в овечью шерсть,? или из чего она там сделана? — и задохнуться к чертям собачьим. Может так он хоть раз выспится. Правда уже не ?в жизни?.Рудбой стонет вымученно, снова пытается тёплое и такое охуенное одеяло себе на голову натянуть, спрятаться и от глаз этих, и от настойчивости, и от жизни в целом, но Мирон дёргает за край одеяла, и у Ванечки в раз начинает мёрзнуть жопа.Охуеть, блять.—?Не могу. Я?— сова. —?Он клубком сворачивается, пытаясь сохранить остатки тепла, но бестолку. Дома не холодно, но на контрасте от резкого перепада температур аж волоски на теле поднимаются.Задротит ночью за компом?— и вот результат: глаза не открываются, тело не поднимается?— жесть. А ему ведь уже не двадцать и даже не двадцать пять, меру знать надо, давать костям и мозгам отдыхать, чтобы не собирать себя по утрам из рассыпавшихся деталек лего.—?Петух ты. Но непунктуальный.Мирон ржёт, а Ваня на это заявление морщится, ногу разгибает и пинает ей Окси куда-то в бедро, пришёл тут, блять, юморист-затейник.—?Хули надо-то, а? —?Рудбой зевает вовсю и даже рот не пытается прикрыть, но из-за каких-то проснувшихся зачатков вежливости надеется, что не пускает слюни фонтанчиком. Всё-таки обмениваться ими нужно не так.—?Ща.Мирон с кровати, как энтузиазмом пришибленный, спрыгивает?— у Вани, не отошедшего после сна, от этих резких движений аж в глазах рябит,? притаскивает внушительную такую коробку в пакете и с самодовольным еблом перед ним ставит.Ване нихуя не понятно. Вроде его др прошёл, Новый год?— тоже, других праздников на горизонте не предвидится кроме злоебучего двадцать третьего февраля, но это уж совсем клиника: они на него друг другу подарки не дарят ровно с тех пор, как Мирон поздравил его с днём защитника Оксимирона?— на этом темы для подъебок как бы исчерпались, а для доставки еды всё как-то слишком не так. Коробочка уж больно хитровыебанная.Он косится на Мирона подозрительно, потом на пакет, потом снова на Мирона и притрагиваться как-то пока не планирует.—?Если там голова Машнова, я буду орать. Пока только не решил, от ужаса, от смеха или от радости.Окси пропускает это мимо ушей, даже ебало не морщит, если не считать улыбку. Он обратно на кровать залазит и твёрдо заявляет:—?Открывай,?— и, зная, какой Ванечка дохуя вредный, добавляет,?— Пожалуйста.Пожалуйста.Ага.А вдруг там реально башка, и он своё любимое постельное бельё заляпает? Жалко будет. И это всё из того, что Ваню бы в такой ситуации волновало. Шутка, конечно, но…Ваня пододвигает к себе эту хуйню, всем своим видом демонстрируя, что ему вообще не интересно, лень и хочется спать.Он зевает, лениво стягивает пакет, и у него в пятки падает всё, что только может туда упасть. Голова Славика нервно сосёт в сторонке по сравнению с этим. Ваня открывает рот, но слова как-то не находятся, он себя долбоёбом ощущает, но правда?— не находятся. Но если уж и долбоёбом, то определённо в этот момент самым счастливым долбоёбом на свете.Ваня неверяще рукой по коробке проводит. Камера. Он, блять, так давно хотел именно такую, но всё как-то не получалось: то траты более важные находились, то в нём просыпался жлоб, твердящий, что и его старая норм, огонь и лет пять ещё точно прослужит.Прослужит, конечно, но эта… тут вообще уровень другой. Это как перейти с обычного велосипеда на скоростной, к примеру,?— механизм работы не сильно меняется, но педали теперь крутить ощутимо легче.Выходит, Мирон замечает, как Ваня слюни в интернете пускает, замечает, что хочет и что не решается себе купить, потому что старое ещё работает. И покупает. У Окси политика другая: аппаратура должна быть пиздатой.—?Бля, да ты хоть знаешь, сколько она стоит? —?Ваня на него охуевший взгляд поднимает и при этом хоть как-то передаёт свои эмоции словами через рот., —?Хотя, конечно, знаешь, ты ж её купил.Его ебашит. Серьёзно. От переизбытка чувств бросает в дрожь. А ещё сердце вдобавок колотится, как заведённое, того и гляди, грудную клетку пробьёт. —?А может украл. —?Мирон откровенно забавляется. Смешно ему, видите ли. Довел человека и радуется. Привык, поди, за столько лет, что на его поступки люди реагируют, как на возможность появления снега в Африке.Ваня прокашливается. Ваня прокашливается и говорит:—?Да ты себя видел? Что ты украсть можешь, кроме моего сердечка?Выходит неловко, нелепо. Рудбой смущается сильнее прежнего, он ещё от подарка не отошёл, а теперь вдобавок сам хуйню какую-то ляпнул. Хочется простого человеческого уебаться головой об стол.Или язык себе прикусить на крайний случай.Ваня прикладывает максимум усилий для того, чтобы выглядеть и звучать невозмутимо, а ещё в тон сарказм вкладывает?— надо ведь соответствовать сказанному. Мирон, вроде, ведётся. Он вообще всегда на него ведётся, что с него взять?—?А я ж не просто так. —?У Окси губы ещё сильнее в улыбке растягиваются, и из глотки рвётся смешок, который этот махинатор маскирует под кашель, —?Я с корыстным умыслом. Вот снимешь меня красиво, и может клюнет на меня кто-нибудь по фоткам в ?Инсте?.Вон оно чё, оказывается.Ваня расслабляется. Выдыхает. Мирон ведь эту хуйню несёт только ради этого, чтобы он не загонялся, чтобы не думал ни о чём вроде такого простого и понятного: а за камеру сколько раз отсосать надо?Просто на здоровье, Рудбой. Просто пользуйся.—?Не, Мирон. —?Он коротко головой мотает, будто этим жестом уж точно сможет его убедить, —?Они потом, может, привыкнут к отсутствию фотошопа на ебале, но к словесному поносу вместо минимализма в постах точно нет.Ванька смотрит на него лукаво, мол, ну и чё ты мне сделаешь? Он чуть назад наклоняется, опираясь обеими руками по бокам от себя.Мирон на это только коробку с кровати убирает без всяких агрессивных попыток по башке надавать. Боится поди, что потом ещё хуже будет. Зря. У Вани таких подъёбок для него хоть жопой жуй, и главное?— ведь только ему реально можно. Мамай слишком взрослый для этого дерьма, Женька его слишком любит, Порчи слишком искренний для сарказма, а вот Ваня… Ваня любит сцепиться с Мироном языком во всех возможных смыслах. А остальные... остальные пока не доросли.—?Да что ты говоришь. И как ты только меня терпишь? —?Мирон смотрит на него своим обычным ?бедный, бедный Ваня? взглядом, предназначенным для случаев, когда этот самый Ваня творит какую-то дичь и ещё жалуется на это?— он ведь, конечно, не при делах.—?А я это в тебе люблю. —?И с милой улыбочкой добавляет,?— И не только это.—?Ты вообще когда-нибудь думаешь о чём-то,кроме ебли?—?О ебле с тобой? Постоянно.—?Какой долбоёб, бля.Ваня сказать в ответ ничего не успевает — оказывается под Мироном. Лежит. За что боролся?— только поспать всё равно вряд ли получится. Но какой теперь сон? У Рудбоя сейчас другое в голове вертится. Не менее охуенное, но просто другое.До ужаса неприличное.Слюнявое.Тяжелое.Нетерпеливое.Настойчивое.Капризное, как баба, выбирающая новый айфон. Хочется, чтобы всё включено было. И похуй, что ради этого придётся из трусов выпрыгнуть.Но Ваня вот вообще не против. От трусов избавиться в смысле.Мирон через ткань его хуй гладит, точнее просто руку сверху кладёт, лениво посвящая в свои планы, а Ване остаётся только послушно приоткрыть рот, когда Окси в него свой язык проталкивает.Хочется не так. Хочется самому сверху, но его предсказуемо тормозят, когда он делает попытку приподняться.Ваню целуют медленно, с чувством вылизывают рот, и Рудбой мысленно даёт себе пятюню за то, что додумался перед сном почистить зубы.Окси его волосы треплет, тянет, заставляя башку подставлять в нужных ракурсах: он Ванины волосы любит, даже когда они были краской пережжённые, всё равно от них тащился и не упускал возможности в кулак сгрести?— контролёр, блять, недоучка.Ваня тихо шипит, когда Мирон с него трусы до колен сдёргивает?— аккуратнее можно, не? —?и рукой по члену насухую проходится, кожу разглаживает, обводит огрубевшей, походу от холода, подушечкой пальца чувствительную головку.—?Я тебя ненавижу, знаешь, да?—?Когда всё пошло не так? Ты даже во время секса теперь мандеть начинаешь.Ваня много чего мог бы сказать ему в ответ, ему только волю дай, но как-то разом всё желание пропадает: Мирон на ладонь сплёвывает и во второй раз проходится ей по члену. На этот раз не так. На этот раз приятнее. Нет ощущения ?на скорую руку?, при том, что им, в принципе, некуда спешить. Но и этого ему кажется мало: Окси наклоняется, прикасается губами к головке и выпускает слюну прямо так. Ваня не видит, Ваня чувствует.У Вани от прокатившейся волны удовольствия поджимаются пальцы на ногах.В рот Мирон брать не спешит, он отстраняется и крепко обхватывает член, проделывая пару медленных движений. Рудбой разочарованно хрипит, констатируя:—?Наебал.—?Недодал.По телу проходит приятная дрожь. Ваня ничего с собой сделать не может, у него перед глазами Мирон: он обхватывает губами головку, слюнявит, позволяет толкнуться за щёку, хотя можно в принципе и не туда. Мирон из реальности берёт в другую руку яйца, мнёт их какого-то хуя слишком нежно в такт движениям ладони на члене?— медленным, с оттягом, от головки,?— специально её задевает,?— и до основания.Всё ещё слюну методично размазывает. Заботливый какой.Ваня сам на инстинктах чуть резче ему в руку толкается, вскидывает бёдра, губы нетерпеливо кусает, намекая, что пора бы темп сменить: он в школе и то дрочил веселее, хотя действовал по наитию, а теперь за плечами вроде как многолетний опыт имеется. Стоп, так за собой клеймо дрочера закрепить можно, нахуй-нахуй.Мирон его намёк понимает?— двигает рукой быстрее, специально сильнее сжимает пальцы плотным кольцом, подстраивается под то, что Ваня любит.Ваня нетерпеливый. Ему нужно сразу всё.Ваня стонет на выдохе, просто не может не стонать, потому что с ним рядом Мирон: он даже если просто пальцем по члену проведёт, Рудбоя уже ёбнет в самое сердце, только хуй он в этом признается.Мирон обводит большим пальцем головку, уздечку задевает,?— ну и кто тут из них монстр? —?а Ваня затылком о подушку трётся, потому что пробирает до самых костей.Окси к нему наклоняется, в глаза заглядывает, как хищник на охоте, а у Рудбоя они от кайфа закрываются, закатываются и всё в таком духе,?уж извините. Мирон его под челюстью кусает: сначала аккуратно, а потом аж зубами вгрызается, изо рта вырывается вопль. Ваня старается держать себя в руках, правда, но когда Мирон чуть ниже втягивает кожу в рот, окончательно отъезжает кукухой.Ваня не выдерживает, когда Окси его целует, когда проходится языком по зубам и тут же кусает, оттягивая нижнюю губу: выгибается в пояснице, всё тело скручивает судорогой, когда он кончает Мирону в ладонь.Пальцы снова поджимаются: Окси никуда не уходит, покрывает поцелуями лицо, проезжается языком по скулам, ворчит, что щетина колется, но всё равно крепко прижимает к себе.У Вани в глотке сухо, дышится через раз, перед глазами темно, но он всё равно Мирона с себя не скидывает.—?Спасибо. —?Ваня голос своей не узнает. Это что вообще такое? Он как будто курил десять лет в Азкабане.—?За что?—?За камеру.Мирон проводит пальцем по его губе, тихо посмеиваясь и стирая слюну, которую сам же и оставил.—?А как же подарок, сделанный своими руками?—?И за него тоже. Прям от души.Окси утыкается в Ванину шею.