Дополнение к главе 49. Amore. Наивный возраст. (Алана Роллод/Клаус Майклсон) (2/2)

Внутри ее сейчас творится самый настоящий Ад, мысли спутаны.

Она еще боится новой себя и всей силы.

Марсель молча передает ей заколдованный браслет с лазуритом: из натуральных плетеных кожаных шнуров с натуральным синем, круглым камнем в середине, с застежкой из нержавеющей стали. Эти пять круглых камушков напомнили Алане глобус, из — за пиритовых вкраплений, имеющих золотые, серебряные переливы, если рассматривать тот с разных сторон. Может только теперь перед ней открылся весь Мир? Жерар последовал вслед за Хейли, к выходу. Не посмел бы позволить ей обратиться в горстку пепла с первыми солнечными лучами. Этим поступком продемонстрировал свою благосклонность?

В любом случае у нее все же будет хоть какой — то выбор.

Бумага горит при температуре 451 градус по Фаренгейту.

Прислонилась головой к одному из каменных склепов. Откинулась назад и оперлась на руки, о холодную, сырую землю, это свидетельствует, о том, что она анализирует ситуацию.

Так важно сохранять спокойствие.

Куда бежать? Кому кричать?

У этой юной ведьмы была одна мечта — счастливая жизнь.

У этой юной ведьмы был один страх — смерть.

Подавить и контролировать себя, постараться не проливать попусту слезы, которые все же появились на ее лице. Браслет отбросила в сторону.

Многие люди пребывают в уверенности, что лазурит не просто так создан природой, что у него небесное происхождение. По крайней мере ведьмы использовали его только для обрядов белой магии. Свято верили, что именно камень избавляет от отрицательных мыслей, ночных кошмаров, душевных терзаний, тяжёлых воспоминаний, обид, а для вампиров шанс разгуливать в лучах солнца.

Ночь мрачна, величественна, притягательна, как и тьма. Ночь является порой снов, мечтаний, любви.

Небо — такое величественное и всегда притягивающее взгляды. Такое неизведанное, бескрайнее.

Поднимает голову вверх, желает посмотреть на небо усыпанное звездами, которые впервые казались ей такими мертвыми и холодными, как она сама.

Я все так же хочу тебя обнять

До самого хруста</p>

Алана не помнит, как умерла, но помнит все пережитое за последние несколько месяцев: хорошее и плохое. Не помнит все ночи алкоголь, смех, дорогой парфюм.

Клаус боялся не ее силы или власти дарованной семи ковенами избранному регенту, упреков или возмущений, даже ее смерти. Боялся самой величайшей слабости — любви. Боялся влюбиться, дать надежду, а потом отнять эту самую надежду, добавить ее в свою особую коллекцию тех женщин, которые были несчастны по его вине.

Помнит праздники и траурные процессии, равнодушия, страсть и то, как впервые проснулась с ним в одной постели.Зря думала, что тот уйдет до ее пробуждения, а нежности и кофе в постель это не про него.

Солнечный свет освещает ее обнажённое тело. В этот раз она не удивляется, что проснулась на его плече, без одежды, ее любимая пижама аккуратно сложена в шкафу, в комнате Ребекки. Вчерашние вещи валяются по комнате, замечает свое платье на коричневом кожаном кресле — уже хороший знак. Зря вчера дала повод и позволила случиться неизбежному. Оборона рухнула, а ведь хорошо играла свою роль, тот притворялся, что ему плевать, а сам забрал ее сердце.Клаус открыв глаза видит лавандовые локоны, что на его груди, испытывает голод, не отказался бы от теплой крови, у которой привкус соли и металла. Еще желает не отпускать ее из своей постели, ближайшие пару часов, ему точно спешить некуда.

Алана раньше не видела его татуировку, собственно и без одежды или разгуливающим по дому в одном полотенце после принятие душа, как в глупых подростковых историях.

Так хочется крепко обнять его, но вместо этого руки где - то в районе его татуировки — перо и вылетающие из него птицы. Именно эта татуировка символизирует веру во внутреннюю силу, бессмертие, жизненную мудрость, легкостью сознания и души. Алана где — то читала, что в древности наносить подобные тату разрешалось исключительно вождям, шаманам и воинам, проявившим свою доблесть в бою.

— Если посмеешь влюбиться в меня вся эта атмосфера просто исчезнет, станет скучно, — тянет Майклсон, между пальцев пряди ее волос.

— Да, ты именно тот самый плохой мальчик, который не нравится мамочке, в которого нельзя влюбляться, — оставляет легкий поцелуй в месте тату, смотрит прямо в глаза. — Тем более мне пора, а о прошлой ночи никто не узнает. Сошлемся на то, что я не контролировала себя, при этом была не пьяна.

Потягивается, встает с постели.

Лицемерие и отрицание того, что прошлая ночь имеет значение, но глаза никогда не врут.

— Куда в этот раз? Городская экскурсия? Дома бывших работорговцев? Бары? Скука…

— Тур по болотам с аллигаторами. Эксклюзивное, опасное развлечение. Туристам нравится. Мне нужно собрать растения произрастающие на болотах, вот и напросилась сегодня.

— Лучше бы осталась в этой теплой постели, рядом со мной.

— Интересно, аллигаторы питаются такими мерзавцами, как ты? Стоит попробовать.

— Вряд ли, любовь моя, а вот я питаюсь ими, по вкусу курица с привкусом рыбы.

— Зато их мясо считается диетическим, весьма полезным.

— Как и ты, когда голая, в моей постели.

Им же все можно, обязательств нет. Есть только крепкие напитки, страсть и инстинкты.

Одно единственное правило: «С телом делай что пожелаешь — тихие стоны, рык, царапины вдоль лопаток. Душу не трогай, не смей туда лезть.»

Мои мозги ещё не смогли

Одолеть Марселя Пруста</p>

Оказалось ему не так сложно привыкнуть к запаху жасмина и этому ужасному чаю, который она пьет каждый вечер, а иногда сидя в гостиной, с книгой на коленях, смотрит на пламя в камине. Его удивляет, почему из всех книг она выбирает очередную копию Шекспира «Ромео и Джульетта», неужели не читала в школе, эту глупую, сопливую драму для детей, а прогуливала занятия. После вообще выбирает Марселя Пруста. Как еще до Омара Хайяма не опускалась и греческих философов.

Оказалось слишком сложно привыкнуть к крови, к игре саксофониста за углом, девушкам под внушением, своеобразной охране, виски бжигающему горло, его разногласием с семьей, зато любовь к дочери доказывать каждому не приходится, готовность сражаться за этот город.

Оказалось, Алана не ела бенье, с момента отъезда, в Шевейцарию, улыбается, словно ребенок, пробуя на вкус такую знакомую сладость.

Оказалась он не такой уж невыносимый безумец, как многие считали, главное найти подход и не выводить его из себя, в редких случаях проявляет заботу.

Оказалась она не лезет с тупыми вопросами, не закатывает истерики, как его любимая сестра или подобно Хейли предъявляет претензии, ненавидит за все поступки, рвется в бой, без всякой причины.

Иногда понятия не имела куда тот ушел, чем занимается. Лишает жизни очередного несчастного, выигрывает войну, заставляя врагов опуститься на колени, подавляет бунт, сотрудничает с Марселем во имя мира и покоя в городе, разговаривает по телефону с дочерью, опустошает очередную бутылку в баре. Зато Клаус знает о ее каждом шаге.

Одной ночью замечает, как тот рисует, при лунном свете, сидя на диване, в гостиной. Этот бледный свет, звуки карандаша, скользящего по бумаге даруют ему покой. Ожидала, что Клаус спит в своей комнате, или охотится, а не проводит бессонную ночь. Видимо в этом и есть минус вечности — слишком много времени. Поднимает голову, прислушивается к бьющемуся сердцу, что слишком близко, а та сев рядом, крепко прижалась к нему. Их отношения становятся теплее или ей так только кажется, а вечные льды Арктики невозможно растопить.

Не будет же он делить ее на две разные части? Она осталась одним целым — собой.

Метал правится при различной температуре, даже при температуре человеческого тела.

Согласно Библии температура в Аду температура 718 градусов по Цельсию.

За эти несколько часов ей нужно было переосмыслить свою смерть и то, что для нее истинное счастье. Вампиры убивают, жажда рано или поздно возвращается.

Невозможно избавится от душевной боли не пропустив все через себя, а после отпустив на волю. Обида легко может перерасти в ненависть, разочарование в недоверие и мнимость. Кто желал бы пережить кошмар, что пережила Алана? Кто желает страдась? Кто желает терзать свои душевные раны, день за днем протыкать сердце ножом, пока оно не прекратит кровоточить? Возвращение к нормальности, желание избавиться от негатива — естественны. Вот только понятие нормы довольно относительно, а особенно в случае новообращенного вампира. Должна адаптироваться к тем условиям, в которых вынуждена пребывать оставшееся время.

Чувство горечи сдало в тиски грудную клетку, то сдавливало с невероятной силой, то ослабевая цепкую хватку, позволяя вздохнуть.

Первые солнечные лучи освещают величественные склепы, где обрели вечный приют усопшие. Нужно же место, где можно поговорить самим с собой.

Каждый Божий день солнце поднимается над горизонтом, даря первые лучи, многие жители Планеты просыпаются открывают глаза.

В городе или деревне начинается обыденная суета: на дрогах появляются автомобили, собираются на работу люди, дети спешат на школьный автобус.

Алана обожала просыпаться по утрам в Женеве, чистая вода из фонтана, многочисленная реклама часов, высокие цены, привычный городской шум, завораживающий вид из окна, не против была проснуться и в сельской местности, где альпийские луга, чистый воздух, ухоженные животные, в магазинах бесплатный сыр на пробу, этой уловкой пользовалась группа студентов во время провождения практики.

Не так легко бороться друг за друга целую вечность.

На небе осталась последняя звезда.

Не день, но и не темная ночь.

Улицы Нового Орлеана с самого утра заполнены людьми.В кафе плетутся сонные горожане желая взбодриться выпив чашку кофе.

Солнечные лучи освещающие ее бледную кожу не кажутся ей теплыми, согревающими. Они обжигают оставляя красные пятна и даруют невыносимую боль. Огонь очищает тело и душу, неуправляемым.

Все, что любят Майклсоны обращается в серый пепел, что разнесет порыв ветра. Только Алана не желает становиться бесполезной и безнадобной горстью пепла.

Стиснув зубы, вытягивая руку сжимается, в ладони, браслет — единственное спасение от губительно, яркого, ослепляющего, сжигающего солнца.

Почему находясь на гране смерти, человек начинает ценить жизнь? Ей ведь не хотелось умирать, вот так глупо сгорев в солнечных луча. Огонь не знает пощады, пожирает, медленно прожигает кожу оставляя нечто черное, обугленное, подобное углю.

А кто сказал, что будя ночным хищником не может жить привычкой жизнью?

Быть с матерью, общаться с ковенами, которые ещё вчера подчинялись ей, встречаться за чашечкой кофе с подругами, ходить с ними по торговым центрам, обсуждать последние сплетни, работать на любимой работе, развивать бизнес. Может, притом ближайшие лет десять — пятнадцать. Понимает, что нужно наслаждаться жизнью, ценить то, что у нее уже есть, приумножать это. Просто то, что она все еще жива, что работают конечности, живы друзья и любящая мать, есть особенный мужчина рядом, проще говоря люди, которые любят и поддержат — величайшее счастье. Музыка, искусство, есть возможность этим наслаждаться каждый день живя в Новом Орлеане. Раньше она ожиданиями событий, но наступает этот долгожданный момент, после которого начинаются новые проблемы. Так проходит вся жизнь. Все проходит слишком быстро. Теперь попытается больше удовольствия получать от обыденных вещей: хорошей погоды, кофе, любимой песни, приятного общества, поцелуя с возлюбленным.

Не дожила до завтра.

Распахнула глаза, дышит слишком часто, защелкнула браслет на запястье правой руки, все еще лежит на земле.

Встав поправляет куртку, осматривается не желая быть замеченный случайным прохожим, не хочет быть на виду, в таком состоянии, но точно знает, куда следует идти.

Я говорю косноязычно

Когда тебя вижу</p>

Этой ночью в особняке семьи Майклсонов не гаснут свечи, воск медленно плавится, до самых первых солнечных лучей.

Остыть может не только человеческое тело, но и чувства.

В руках Клауса растворитель и зажигалка. Видя в каком состоянии ее отец Хоуп лучше не доставать его расспросами, не сомкула глаз всю ночь. Пришлось отложить очередной отъезд на неопределенное время, после кошмарных новостей вернулась в особняк семьи.

В это время у Майклсона, очередной раз обостряется чувство одиночества, никчемности, неприкаянности, точно бы не вынес увидя, именно сегодня, счастливую влюблённую пару или семью, обратил бы их в фарш, не знает куда деваться от безысходности.Заперся в своей мастерской. Страдания это привычка? Страдания для Клауса стали зависимостью, кожей ощущает потребность в боли. И подсознательно ищет, не осознает вспх своих действий и обящательно находит, придумывает, раздувает огромную проблему из мелочи. Превидет ли осознование своей зависимости его к свободе? Сознательно порождает боль, поддерживать состояния страдания. Хорошо это или плохо? Благо или вред? В конечном итоге мы сами выбирает.

Даже если все мысли о том, что Алана завершит свой жизненный путь, как несчастная Камилла — доставляют ему неимоверную боль, он должен пройти через это совершенно один.

— Почему ты уверен в том, что история повторится. Думаешь, что Алана возненавидит тебя? Отречется? Вернется ради мести?

— Историям свойственно повторяться, но глупцы не в силах усвоить нужный урок. Я оказался глупцом. Как писал Шекспир «Довольно слез, подумаем о мести!». Видимо твой дядя Элайджа прав, а я ужасный ученик. Почему ты все еще здесь?

— Еще он писал «С твоей любовью, с памятью о ней.Всех королей на свете я сильней». Ты мой отец, я всегда буду любить тебя, именно к тебе обращусь за советом. Сейчас я нужна тебе и буду рядом, вопреки твоим возмущением, что я стою над душой. Сперва я планировала просто свернуть тебе шею, увезти в твой обожаемый Рим, но на тайном семейном собрании мое предложение не восприняли всерьез, а я была против их идей.

— Ты точно моя дочь.

Клаус замер у холста, на котором изображена девушка с волосами лавандового цвета, на голове выделятся корона выполненная исключительно из камней черного цвета, восседает на троне обшитым алым бархатом.

— Я верю, что маленькой частью своего эгоистичного сердца ты смог полюбить ее, — пальцем указывает на портрет Аланы. — Это же было в день чествование ведьм города? Крутой праздник. Я была так рада помогать тети Ребекки и Фреи. Эту корону подарил ей ты?

— Согласно традиции, каждый обязан преподнести дар ведьме в тот день.

— Да — да, я очень хорошо осведомлена. Из плюсов ваших страстных отношений то, что твоя новая девушка сменила те ужасные шторы в гостиной. Признай, это кто — то должен был сделать.В твоей жизни было достаточно запутанных отношений с женщинами, но эти не самые катастрофичные.

— В ее юном, наивном возрасте Алана была умна не по годам, здраво рассуждала, читала, этим она привлекла меня, затронула душу, что я больше всего ненавижу, как и любовь.Подобных ей женщин, я очень редко встречал на своем долгом пути.

— Прекрати говорить о ней в прошедшем времени. Она все еще жива, просто обратилась в вампира, по твоей вине.

— Она мертва! Не каждый может принять своеобразную загробную жизнь в качестве вампира. Я знал и это было моим планом, не оставить ей выбора, на случай неизбежного.

Нет никого дальше тебя

И никого ближе</p>

Благодаря вампирскому слуху Клаус слышит чьи — то шаги, кто — то поднимается по лестнице, скрип входной деревянной двери. Ожидал ее появления. Хоуп желала не вмешиваться, только Алана выглядит не очень хорошо: испачкана землей, усталый вид, губы все такие же сухие, сглатывает очередной подступивший ком.

Желает отомстить?

Наклоняет голову, рассматривает стоявшей за его спиной мольберт, с ее испорченный портретом, от пролитого растворителя краска растеклась небрежными пятнами, хотя именно так себя и ощущала Алана — безнадёжно испорченной. В очередном порыве гнева тот вылил растворитель на холст.От неожиданности Майклсон выронил пластиковую баночку, остатки растворителя пролились на выцветший деревянный пол. Готов защитить дочь, если понадобиться прикрыть собой, принять весь удар на себя, а в его мастерской достаточно деревянных элементов и кистей.

Молча берет зажигалку из его рук, поджигает полотно, терпеливо дожидается, пока яркое оранжевое пламя разгорится, начнет осуществлять свою прямую обязанность — уничтожать.

Желает его обнять, крепко, до хруста костей, который она сейчас может слышать и оттого на лице проскальзывает улыбка. Не верила, когда читала о подробных глупостях и силе великой любви.

Любить его хотелось больше, чем прикончить.

— Я не злюсь, а понимаю.

Не нужно было врать, о том, что Клаус не желал идти к ней, что убил бы ее при необходимости деревянной кисточкой для рисования, если бы та посмела угрожать его семье, что не хотел поцеловать ее. Обнял в ответ, расслабленные руки сомкнулись на ее талии, в серые глаза Аланы спокойно смотрит.

Сильная любовь, доставляет огромный внутренний непорядок. Самое главное держаться до конца. Просто эти двое получив сперва тела друг друга, стали близки душами.

Все же оказалось так просто — быть рядом, любить сейчас, завтра, пока не стало слишком поздно.

Люби меня сейчас, пока не поздно.</p>