Немощь (1/1)

— Можешь еще раз описать мне, как все началось? — повторил Рафир, заново нащупывая пульс служанки. Как и в предыдущий раз, тот оказался куда медленней, чем должен был. — Да так же, как у других, — вяло отозвалась женщина, потирая лоб. — Прошлым утром я проснулась такой уставшей, будто не спала вовсе. В руках слабость, в голове пусто. Но, работа не стоит, поэтому, я отправилась вычищать мостовую у главных ворот — ты же знаешь, как наши господа-волшебники любят чистоту и требуют, чтоб их дворец сверкал не только внутри, но и снаружи… — Угу, — промычал Рафир, изучая кожу на ее руках, затем реакцию зрачков на освещение. — …Следом я, как обычно, отправилась набрать ведро воды из родника в садах, так и не сумев его донести. На половине пути оно просто вывалилось из рук, и больше поднять его я была не в силах. Все конечности сковала слабость, да так, что хотелось взять и лечь прямо там, больше не двигаясь. — И с тех пор эта слабость не проходит? — Нет, все как у остальных, — устало пожала плечами служанка. — Туман в голове мешает думать… Что не возьму в руки, все валится, не хватает сил удержать. Постоянно хочется спать, но ни сон, ни отдых не приносят… Э-э…Она растерянно запнулась, потеряв ход мысли. Рафир с трудом подавил вздох. Это была уже четвертая пациентка за день, и все неизменно повторялось по кругу: жалоба на слабость, плохой сон, речь с задержкой, рассеянность и путанные мысли. У всех пульс бился медленней, чем обычно, но в остальном — никаких признаков болезни. Если бы эта странная немощь не стала распространяться вдоль слуг подобно чуме, он бы ни за что не принял ее за недуг. Однако… — Значит, жара нет? Лихорадки? Боли? — уточнил он, внимательно оглядывая служанку в поисках малейшей подсказки к ее загадочной болезни. — Нет, ничего такого… Мне просто хочется… спать. Нет сил что-либо делать. — Понятно.Рафир поднялся, отложил журнал с записями и задумчиво прошелся вдоль узкого клочка, отгороженного деревянными ширмами от остальных в зале осмотра больных. Остановившись напротив окна, по привычке выглянул наружу, глядя на позолоченные солнцем пески, но не видя их, ибо мысли его были заняты другим. Вот уже половину луны как Рафир стал неофитом и получил доступ ко дворцу, однако за прошедшее время он так и не смог разузнать ни о Катории, ни о Врамур. Что-то здесь определенно произошло, но что именно — не знал никто. Маги тщательно следили за тем, чтоб их дрязги оставались вне досягаемости слуг и академии. Как он не старался выудить хоть что-то полезное, его везде ждала неудача. Поначалу все свободное время занимало обучение врачеванию: занятий оказалось больше, чем нужно, а пропускать их он пока не решался — попасть сюда было нелегко, и второго шанса не будет. Но даже когда Рафир более-менее освоился во дворце и начал узнавать о происходящем, среди слуг грянула эта новая, неизведанная болезнь. Нехватка рабочих рук достаточно быстро дала о себе знать: волшебники не привыкли, чтоб их завтрак задерживался, покои оставались неубранными, а еда прибывала холодной или недосоленной. Маги были недовольны, и вся ответственность за разрешение проблемы пала на плечи будущих лекарей академии. С каждым днем болезнь заражала не меньше десятка слуг, и к работе привлекли всех неофитов врачевания до единого, в том числе и Рафира. Тот факт, что вместо поисков Катории ему приходится допрашивать ослабевшую прислугу, нервировал. Некромант чувствовал, что время на исходе. Неопределенность происходящего настораживала, а неизведанность судьбы Катории пугала. Иногда ему казалось, что прикинуться одним из неофитов было плохой затеей. Не стоило слушать Норнес — так он лишь потерял драгоценное время. — Что со мной будет? — спросила служанка, прервав его размышления и малость удивив: обычно пациенты либо засыпали на ходу, либо отстраненно сидели, погруженные в собственное бессилие. Рафир ответил не сразу. Обернувшись, он впервые взглянул на нее как на человека, а не одного из больных. Среднего возраста, крепкого телосложения. Смуглая, как и многие в этом крае. Темные волосы перевязаны лентой — все здешние служанки так делали. Глаза были серыми, а затаившаяся в них растерянность заставила Рафира дважды подумать над своими словами. Он не любил давать пустых обещаний, в особенности когда дело касалось чужой жизни, однако пугать почем зря тоже не стоило. Горькая правда заключалась в том, что… он попросту не знал, что ответить. Никто не понимал, что за болезнь разразилась в стенах дворца, и почему в первую очередь от нее пострадала прислуга. — Пока что я не могу сказать с точностью, чем именно ты заразилась, но мы постараемся выяснить это как можно скорей, — честно ответил Рафир.Служанка покорно кивнула и неспешно поднялась. Прежде, чем она скрылась за ширмами, он бросил вдогонку: — Как думаешь, кто мог заразить тебя? Есть подозрения?Женщина задумалась. Загорелый лоб прорезала россыпь морщинок, а пелена усталости, все это время застилавшая глаза, на миг развеялась. Наконец она ответила: — Не знаю, правда… Я общалась с Мирк и с Тези, но ты же понимаешь, как тут заведено: все крутятся друг подле друга, вместе вы едите, работаете и спите. — Понимаю… Благодарю за ответ. Когда она ушла, к нему заглянула Шотт — еще одна ученица под опекой Назира. В отличии от Рафира, она была неофитом целых три зимы. Ее рыжие косы и молочно-белая кожа особенно сильно выделялись на фоне загорелых обитателей дворца. — Магистр Назир хочет видеть тебя у ?алтаря?, — бодро сообщила Шотт. — Говорит, дело неотложное. ?Алтарем? неофиты врачевания звали просторный кабинет, где хранились записи, трактаты и фолианты, посвященные лекарству, заспиртованные внутренности, и где стоял широкий стол для вскрытия — чтоб юные неофиты могли наглядно изучить строение человеческого тела, а иногда, в очень редких случаях, попытаться прооперировать пациента. Все верно, ключевое слово здесь — ?попытаться?. Когда за столом находился магистр, разделывая труп, а неофиты молча внимали, делая записи и пометки, это напоминало своеобразный ритуал с жертвоприношением у алтаря — отсюда и название. — О, и не забудь журнал! — напомнила Шотт. — Магистр очень щепетильно относится к записям. Ну, знаешь: вдруг, один из нас впишет туда что-то такое, что прольет свет на всю эту загадочную хворь. — Да, конечно. Спасибо, Шотт. Ступая вдоль зала, заполненного рядами из одинаковых деревянных ширм для осмотра больных, Рафир с беспокойством думал о том, зачем Назир его вызвал. В иерархии учащихся он находился на самой низкой ступени, не проучившись в академии и одной зимы. Зачем он мог понадобиться магистру? Может, у Назира было для него поручение??Еще одно занятие, задерживающее меня на пути к Катории? — угрюмо подумал Рафир, но тут же себя одернул: — ?Нельзя поддаваться отчаянию. Возможно, это мой шанс узнать что-то новое. Все лучше, чем днями напролет осматривать слуг, жалующихся на одно и то же…?Войдя в ?алтарную?, он застал Назира у стойки с книгами. Первое, что бросалось в глаза, это напряженная поза магистра. Когда тот обернулся, Рафир отметил, как сильно состарилось его лицо в течении последних дней. И без того седые волосы поблекли, вокруг рта собрались усталые морщины. Но что удивило Рафира куда больше, так это взгляд магистра: обычно Назир был очень мягким человеком, что отражалось в его теплом голосе и честных глазах. Однако сегодня взгляд этот ожесточился, словно магистр был чем-то недоволен. Это застало Рафира врасплох. — Вы звали меня? — осторожно спросил он, покорно замерев у алтаря.Назир молча кивнул, еще больше обеспокоив: подобная сдержанность была ему несвойственна. Некоторое время они глядели друг на друга, магистр — испытующе, Рафир — вопросительно. Наконец наставник заговорил: — Что ты можешь сказать об этой новой болезни, неофит? У тебя есть полезные наблюдения или, быть может, догадки?.. — Боюсь, что нет, магистр, — учтиво отозвался тот, стараясь не думать о сухом тоне Назира. — За сегодня я осмотрел четверо пострадавших, и ни один не сообщил мне того, о чем бы мы не знали. Все жалуются на слабость, постоянную усталость. Все рассеянны и будто пребывают во сне. Прежде мне не доводилось встречать подобного. — Как и мне, — вздохнул Назир, опустив глаза к раскрытому фолианту, что все это время держал в руках. — Эта хворь не похожа ни на что из виданного мною ранее, и это настораживает. У больных нет ни лихорадки, ни пятен на коже, ни бубонов, ни язв… Их дыхание спокойное, сердцебиение не ускоренное. С ними не происходит ничего, за исключением этой непонятной никому слабости. — А как себя чувствуют те, кто был в числе первых зараженных? Им стало лучше?Прежде, чем ответить, Назир наградил Рафира долгим взглядом. Нефит так и не смог понять его значения. — С течением времени болезнь ослабевает, однако недостаточно для того, чтобы слуги могли вернуться к своим повседневным обязанностям, — магистр шумно захлопнул книгу. — Вместе с помощниками я пересмотрел все медицинские трактаты, все лекарские дневники и записи, что находились в нашем распоряжении — и знаешь, что я нашел?Рафир отрицательно покачал головой. — Ничего. Совершенно ничего. Это натолкнуло меня к определенному выводу, неофит…Назир положил пухлый фолиант на алтарь и сгорбился от какой-то невидимой ноши. После его плечи выровнялись, а взгляд неотвратимо уткнулся в Рафира, заставив чувствовать себя еще неуютней. — К чему же вы пришли, магистр?.. — К тому, что мы имеем дело не с обычной болезнью. Чем бы она ни была, ее исток не лежит там, где начинаются известные нам хвори. — Полагаете, тут замешана магия? — Будь дело в ней, волшебники уже давно бы во всем разобрались. Нет, это нечто куда более редкое. Незримое для магов и необъяснимое для простых людей. Мне на ум приходит лишь одно колдовство, способное сотворить такое.Назир сделал короткую паузу. Бледно-голубые глаза холодно сверкнули, когда он продолжил: — Когда я принял тебя в ряды своих неофитов, то верил, что поступаю правильно. Я не мог знать, что именно понадобилось некроманту в нашем дворце, да еще и в самый разгар войны, но твой отчаянный взгляд, твой ум и честный, пускай и размытый ответ, убедили меня дать тебе шанс — какие бы цели ты здесь не преследовал. — Так вы знали все это время? — пораженно переспросил Рафир. — А каков из меня лекарь, если я не могу отличить живого человека от живого мертвеца? — горько хмыкнул магистр. — Мое ремесло требует подмечать любые мелочи, даже самые незначительные: оттенок кожи, скорость сужения зрачков, реакция тела на окружение и, раз уж на то пошло, движения. Ты двигаешься не так, как жильцы, неофит. Твои мышцы сокращаются слишком… Как бы это сказать?.. Механично? Тебе не хватает плавности, но при этом твои рефлексы намного острей, чем у большинства живых. Это немного напоминает то, как движутся големы наших магов. Кроме того, я ни разу не видел, чтобы ты скривился от боли — даже когда ненароком оступился на лестнице, подвернув ногу. Завидев испуг в глазах Рафира, Назир позволил себе слабую улыбку: — Не думаю, что твой секрет известен кому-либо кроме меня. Как я уже говорил, подобные детали незаметны для того, кто их не ищет. — Он немного помолчал, погрузившись в мысли. — Да, я дал тебе шанс, но теперь опасаюсь, что это было ошибкой…Он снова поднял глаза, твердо глядя на Рафира: — Ответь мне честно: эта болезнь — твоих рук дело? — Нет! Конечно же нет! Признаю, я поступил сюда не с целью обучаться лекарству, однако у меня и в мыслях не было никому вредить! — Тогда зачем ты здесь? Зачем тебе понадобилось поступать в академию? — Я… мне… Рафир глубоко вдохнул, приводя мысли в порядок. Происходящее слишком стремительно вышло из-под контроля. Оказывается, все это время Назир знал о его истинной природе — знал, но все равно сделал его неофитом. И теперь его подозревают в том, что он создал этот новый недуг, распространившийся среди дворцовых слуг! Магистр был прав: он мало чем походил на естественные болезни. Ничего странного, что подозрение пало на некроманта. Однако Рафир никак не был причастен к происходящему — но как доказать это Назиру? Стоит ли говорить правду? Он никогда не был силен во вранье, предпочитая быть честным даже в тех делах, где напортачил. Когда Рафир доверился магистру в день поступления, это сыграло ему на руку. Если бы Назир хотел покончить с ним, он бы уже давно доложил о некроманте в стенах академии. Значило ли это, что ему можно доверять?..?Будь что будет?. — Я прибыл сюда чтобы разыскать свою знакомую — еще одного некроманта. Маги похитили ее после битвы при Мор-Анросс и перенесли в Небесную Бухту вместе с младшей ученицей. Мне было поручено вернуть их домой. — Еще один некромант? — поднял кустистые брови магистр. — Значит, слухи были правдивы: во дворце и впрямь пребывал слуга Смерти... Говоришь, с ней была ученица? — Да. Ее зовут Врамур. — А похищенный некромант был наставником? — Не совсем. Формально Врамур являлась подопечной Эреб, одной из наших старейшин. Волшебники использовали девочку, чтобы похитить Каторию — того самого некроманта. Некоторое время Назир раздумывал над его словами, потирая ладонью сухой подбородок. Следом задумчиво произнес: — Ты мог бы описать мне, как выглядела ученица? — Восьми зим отроду, примерно такого роста, — Рафир указал ладонью чуть выше пояса. — Темная кожа, густые кудряшки… А почему вы спрашиваете? Вы видели ее?! — Возможно, — повел плечами магистр. — Возможно видел… Я не знаю, где она сейчас, но могу показать, в каком месте мы с ней разминулись. Однако прежде, чем сделаю это, мне придется попросить об услуге. Я наслышан о том, как велики познания некромантов во всем, что касается человеческого тела и жизни. Твои ответы во время испытания подтвердили мою догадку: ты знал куда больше, чем остальные учащиеся при поступлении. Ты видел, в каком отчаянном положении мы находимся: каждый день все больше слуг становятся жертвами этой хвори, а мы — лекари академии — даже не знаем, с какой стороны к ним подступиться. Не зная истоков болезни, нельзя ее исцелить. Посему я обращаюсь к тебе за помощью, Рафир. Не как к неофиту, но как к некроманту: помоги мне определить, с чем мы имеем дело.Рафир ответил не сразу, обдумывая его слова. Назир истолковал это по-своему, торопливо добавив: — Я понимаю, насколько дурно это звучит: торговать благополучием вашей ученицы в обмен на спасение слуг, но боюсь, у меня нет выхода. Временами ремесло лекаря требует принимать сложные решения. — Дело не в этом. Чтобы я мог изучить больных с помощью некромантии, понадобится в некотором роде уединение — вряд ли остальные неофиты обрадуются, завидев мое колдовство. Оно не настолько незаметно, как хотелось бы. — Разумеется, — серьезно кивнул Назир. — Я распоряжусь, чтобы к нам привели одного из больных. Можешь осмотреть его прямо здесь, вдали от чужих глаз.Рафир согласно взмахнул рукой. Магистр сразу же подошел к двери, подозвав дежурившую неподалеку Шотт, коротко ей приказав: — Приведи ко мне одного из первых заболевших. — Да, магистр!Когда она юркнула прочь, Назир прикрыл дверь, снова приблизившись к Рафиру. — Есть ли что-то, что может понадобиться во время… осмотра? — Тишина и спокойствие. — Я хотел бы находиться в этот момент неподалеку — чтобы следить за пациентом. Ты понимаешь… — Конечно. Без проблем.Они немного помолчали. — Могу ли я тебя спросить, — неуверенно начал магистр. — Всю жизнь мне не давал покоя один вопрос... — О том, куда мы попадаем после смерти? — криво усмехнулся Рафир. — Нет. О том, как ты умер и… что в этот момент чувствовал? Прости, если это слишком личный вопрос, но мне нужно знать. — Если я правильно помню, мою шею перекусила здоровенная многоножка, — задумался некромант, тут же оттянув высокий ворот и продемонстрировав четыре ровных шрама вдоль шеи, по два с каждой стороны. — Как можно догадаться, с тех пор я не очень люблю насекомых. — На что это было похоже? — Было так больно, как никогда в жизни, но смерть принесла избавление. Однако будь у меня возможность, я бы с радостью пережил подобное еще раз, если бы это могло сделать меня живым. Смерть приносит избавление, но не стоит торопиться к ней навстречу: жизнь, со всеми ее невзгодами и страданиями, куда интересней вечного покоя.Назир кивнул, принимая его слова. Дверь в ?алтарную? отворилась, на пороге стояла Шотт, держа под руку пожилого мужчину. Когда магистр приглашающе взмахнул рукой, она провела его внутрь. Завидев монолитный стол посредине, в глазах слуги проскользнул страх, но тут же был вытеснен прежней усталостью и безразличием. — Благодарю, Шотт. Проследи, чтобы нас никто не беспокоил, хорошо? Теперь можешь идти.Поклонившись, девушка стремительно удалилась, оставив их наедине. Не говоря ни слова, Назир помог пожилому слуге взобраться на алтарь, заботливо положив под голову сверток мягкой ткани. Любого другого это должно было насторожить, но обессиленный старик лишь облегченно вздохнул, прикрыв глаза. Рафир обменялся тяжелым взглядом с магистром. Вначале он заново осмотрел больного, но, как и в предыдущие разы, ничего не нашел: ни подозрительного пятна, ни раны, ни воспаления. Человек перед ним был здоровым, но смертельно уставшим. Что бы его не терзало, Рафир хотел выяснить причину не меньше, чем Назир. Вытянув руки над стариком, он медленно выдохнул, призывая магию Госпожи. Назир затаил дыхание, завидев синюю дымку, возникшую между ладонями некроманта и телом больного.Забыв об остальном мире, Рафир погрузился в пульсацию жизни перед собой. Его мысли шли в резонансе с неспешным сердцебиением, вместе с кровью он странствовал по всем закоулкам тела. Не зная, что именно ищешь, было сложно определить источник хвори, подтачивающей силы больного, но Рафир не сдавался, терпеливо осматривая тело частичка за частичкой… Находясь на уровне сердца и внимательно следя за кровотоком, он смог уловить едва заметное присутствие инородной силы. Тут же устремившись за ней и попытавшись поймать, Рафир сумел ухватить лишь самый краешек: тонкие нити одиночества, пустая тоска. У нее был соленый запах Восточного моря, омывающего стены Нёва-аб. Она была прохладна как закутки Урргоса и припорошена пылью со страниц толстых фолиантов. Бледная как китовая кость. Холодная как бирюза. Невозмутимая как сама смерть.?Катория?..?Подавшись навстречу слабым отголоскам, Рафир попытался схватить один из них, чтоб изучить детальней, но раз за разом они ускользали, пока он окончательно не упустил их из виду. Назир оказался прав — это действительно было проклятие некроманта. Очень искусное и незаметное, почти что неуловимое. Оно было сплетено первоклассно, впрочем, не удивительно: Катория никогда не делала что-то спустя рукава. Теперь Рафир знал, что должен искать. Когда тебе известна природа болезни, отыскать ее источник становится проще. Каждое проклятие содержало в себе частичку творца, и так уж сложилось, что Рафир знал его создательницу как никто другой. Должно быть, точно так же, как это делала она, едва почувствовав неладное, оно поспешило затаиться в наиболее темных закоулках. Найти его удалось далеко не сразу, пришлось действовать медленно и неспешно — так, словно выманиваешь дикого зверя. Когда же наконец проклятие оказалось в его твердой хватке, Рафир смог вдоволь его изучить. Чем дольше он всматривался в хитросплетения энергии, наговоров и некромантского колдовства, тем больше поражался терпению и старательности подруги. На создание чего-то такого должно было уйти множество дней. Творение Катории не было похоже на обыкновенные проклятия. Оно неспроста походило на болезнь — вероятно, ими она и вдохновлялась при создании. Проклятие долго ждало мгновения, когда к нему прикоснется первая жертва — так все и началось. Одно касание к заклятым сигиллам, и первый человек пал жертвой проклятия. Следом, стоило ему прикоснуться к кому-то другому, как оно сразу же перешло дальше, к новому носителю. Изучая стежок за стежком, Рафир поражался тому, как детально Катория все продумала. Проклятие было незаметным: оно не убивало свою жертву и не причиняло непоправимый вред. Чем крепче был дух человека, тем больше оно его истощало. Далеко не сразу Рафир догадался, зачем это было, а точнее: для кого? Не секрет, что чем сильнее волшебник, тем лучше он понимает мир и чувствует его. Их внутренняя защита становится выносливей, крепче — именно таких людей и искало проклятие Катории. Столкнувшись с обыкновенным человеком, оно не причиняло ему большого вреда, всего лишь оставляя свой отголосок и выжидая следующей жертвы. Лишь в случае, когда носитель прикоснется к одному из волшебников, проклятие разрослось бы в полную силу — оно было подобно незаметному паразиту, что терпеливо выжидал нужную ему жертву.Синяя дымка развеялась. Рафир раскрыл глаза, сосредоточенно глядя перед собой. — Ну что? — нетерпеливо спросил Назир. Легкая дрожь в голосе выдала его волнение. — Вы были правы: это не болезнь, а проклятие. Очень искусное проклятие, созданное некромантом. — Тем самым, которого ты разыскиваешь?Рафир кивнул. — Ты можешь его… убрать?Он ответил не сразу, долго раздумывая. Проклятие Катории имело все шансы добраться до одного из волшебников, а может, даже ослабить их всех — целый дворец мог пасть, если оно действует так, как предполагал Рафир. Война могла быть выиграна благодаря одному-единственному проклятию. Кто он такой, чтобы препятствовать?Магистр не сводил с него сосредоточенного взгляда, негласно напоминая об их уговоре: помощь больным в обмен на информацию о Врамур. На самом деле, обмануть магистра было не так уж сложно. Рафир не сомневался в том, что сможет на время скрыть симптомы и ослабить проклятие, чтоб оно разразилось немного погодя — уже после того, как он узнает о местонахождении ученицы. Таким образом он добьется желаемого, а творение Катории останется во дворце, выжидая удобного часа, чтобы раз и навсегда подорвать силу магов Девяти Звезд. Но в то же время…Рафир мог попытаться самостоятельно изменить природу проклятия, сделав так, чтоб от него не страдали обыкновенные люди, служа переносчиками до тех пор, пока один из них не коснется мага. В таком случае проклятие рано или поздно настигнет конечной цели, и старания подруги не будут напрасны. Это решение казалось самым удобным, однако в нем присутствовала небольшая загвоздка: Рафир никогда не был хорош в плетении проклятий. Конечно, он мог попытаться ?заглянуть? в то, что создала Катория, и попытаться что-то в нем поменять, но его понимание ремесла было далеко от идеала. Ведь не просто так проклятие вызывает немощь у своих жертв. Возможно, ему необходимы их силы, чтобы не угасать. Катория была слишком умна, чтобы допустить оплошность. Раз ее творение ослабляет, значит на то есть причина. Своим вмешательством Рафир может сделать только хуже: ненароком убить всех заболевших или создать новое, неконтролируемое проклятие, передающееся всем и вся. Стоил ли риск того? Определенно нет. — Неофит? Ты можешь снять проклятие или нет? — повторил магистр уже более твердо.Рафир не так уж и долго успел пробыть во дворце, но в одном он не смел сомневаться: Назир был готов на все ради своих пациентов. Подобной самоотдачи некроманту давно не доводилось видеть. Единственным, кто на его памяти готов был так же самоотверженно посвящать себя остальным — его наставник Кезар. Возможно, именно поэтому Рафир довольно быстро пришел к ответу. ?Временами нам приходится принимать сложные решения?. — Я постараюсь сделать все, что в моих силах, — произнес он, снова склоняясь над пациентом. Снять проклятие было возможно. Это будет непросто, но выполнимо. Какие бы цели не преследовала Катория создавая его, что бы о поступке Рафира не подумала Эреб и остальные старейшины Культа, он был как никогда уверен в своем решении. Какой бы ценой не обошлась победа некромантов над союзом магов, Рафир не собирался платить за нее жизнью невиновных.