Ловушка (1/1)

— То, что мы делаем, весьма безрассудно. С каких пор ты сломя голову бросаешься навстречу опасности, не оценив прежде того, с чем придется столкнуться? Это на тебя не слишком похоже… — Если ты отправился со мной только затем, чтобы досаждать своими нелепыми замечаниями, то можешь прямо сейчас возвращаться обратно, Рафир. Тишина для меня была предпочтительней. — Я просто пытаюсь помочь, бестолковое ты привидение, — проворчал он.Вопреки ожиданиям, грубое обращение не возымело эффекта на Каторию — она даже не обернулась. Стиснув зубы, он поспешил за ней, на ходу пытаясь понять две вещи: почему ему не безразлично грубое поведение подруги, и что можно сделать, чтобы хоть как-то повлиять на ее скверный характер?Рафир перебирал свои воспоминания подобно ребенку, что роется в шкатулке с драгоценностями, пытаясь отыскать в их прошлом то, что могло успокоить Каторию. Нечто в подруге помалу пробуждало его, не позволяя наслаждаться покоем, что даровала Смерть. Ее присутствие заставляло вспоминать то, кем он был однажды, вытаскивая из закромов души обрывки эмоций, блеклых и слабых, но достаточных для того, чтобы не давать ему покоя. Это было похоже на пробуждение от глубокого сна, в котором Рафир пребывал с момента воскрешения.И потому теперь, пытаясь поспеть за призраком, летящим к чернеющим обломкам Урргоса, он хмурился, перебирая одно воспоминание за другим, пытаясь отыскать в них подсказку. Собственное прошлое выглядело так, словно и вовсе к нему не относилось: будто это происходило с кем-то другим, и теперь Рафир был лишь сторонним наблюдателем. Однако с каждым днем воспоминания крепчали, все больше приближая его к тому, что происходило однажды. Он все еще был наблюдателем, но с каждым разом становился на шаг ближе к событиям из жизни Рафира Гилро — бывшего адепта Культа Смерти и ученика Кезара Силлора.Прежде, чем он успел определиться с тем, какой из своих старых приемов применить на Катории, подруга резко остановилась у разбитых вдребезги ворот. Маги даже не потрудились убрать останки мертвецов, пауков и скелетов, что пали, защищая некрополис. Повинуясь взгляду Катории, бледные призраки, следовавшие за ними все это время, просочились сквозь стены, проникая на территорию, где раньше обитали послушники и слуги некромантов.Катория напряженно глядела им вслед, и на краткий миг Рафир обрадовался, что рассудительность не покинула ее окончательно, раз она ждет, пока новые подчиненные не разведают обстановку. В небесах проскрипел чей-то отвратительный рев. Подняв глаза, он узнал серые очертания костяного дракона: хоть Эреб не одобряла спешки Катории, без присмотра она их не оставила. Жаль лишь, что в некрополисе от этого кадавра не будет никакого толку.Его ворону дракон был не по душе. Каждый раз, когда высший кадавр ревел или находился поблизости, костяной ворон щелкал клювом и беспокойно ворочался на плече, оставляя царапины на одежде. На этот раз Рафир оставил поведение своего подопечного без внимания, потому как неотрывно глядел на мерцающий профиль Катории.За прошедшее время он успел подметить, что чем более встревоженной она была, тем чаще искажались ее черты, балансируя между ликом юности, старости и смерти. Сейчас подруга была напряжена, и ее гладкое лицо то и дело покрывалось глубокими морщинами, а девичьи черты могли в мгновение ока провалиться вовнутрь, уступая мертвенной худобе. Лишь глаза оставались прежними — они упрямо взирали вперед, будто Катория пыталась разглядеть то, что оставалось вне пределов видения самого Рафира. — Что, если маги не покинули Урргос, и все еще скрываются внутри? — спросил он, наблюдая за ней. — На это вся надежда, — оскалилась она в ответ, вмиг обретя облик кровожадного призрака. — А если среди них еще и окажется Галрос… что ж, тогда я перестану пренебрегать молитвами к Госпоже, зная, что некоторые из них она великодушно исполняет. — Да что ты так вцепилась в этого мага… — процедил Рафир, не сумев скрыть ни то досады, ни то ревности в голосе. — Галрос, да Галрос! Можно подумать, только он и воевал против нас! Ответственность лежит на всех волшебниках, Катория — на каждом из их проклятой Девятки. Зачем так зацикливаться на ком-то одном?Вопреки его ожиданиям, баньши всерьез задумалась над этим вопросом. Некоторое время она молчала, уставившись перед собой. Когда же наконец ответила, ее слова сумели удивить: — Просто мне необходим кто-то, на ком можно сконцентрировать всю свою злость. Девять магов, две сотни или тысяча — это слишком много, чтобы ненавидеть. Необходимо одно лицо: образ, который соберет в себе их всех. Выбор пал на Галроса потому, что его считают негласным предводителем союза и инициатором войны между магами и Культом Смерти. Поэтому он должен умереть.Спокойствие и рассудительность, с которой она говорила, были в точности такими же, какие присутствовали в речи прежней Катории. От осознания этого у Рафира едва не перехватило дыхание — значит, где-то там все еще осталась та, кем он так дорожил при жизни. И, кажется, все еще дорожит после смерти. От непривычного волнения он не сразу нашелся, как ответить, и эту возможность у него украл один из призраков, вернувшихся из города. То была бледно-голубая сгорбленная старуха, сквозь лохмотья которой просвечивали выпирающие кости. Прежде, чем заговорить, она причудливо поклонилась, сверкнув выступающим позвоночником. — Мы исследовали город, сестра, — произнес дух скрипящим голосом. — Ни одной живой души поблизости не оказалось, повсюду грязь от маны и разрушений. Проникнуть внутрь не удалось, путь в некрополис нам заказан… — Благодарю, — бесстрастно отозвалась Катория. — Оставайтесь поблизости и дайте мне знать, если что-то изменится.Призрак не ответил, ограничившись еще одним неуклюжим поклоном. Глядя на безобразное старческое лицо и редкие волосы, свисающие отдельными прядями, Рафир впервые задумался о том, почему духи стали выказывать столь раболепное почтение к Катории. Неужели им оно совсем не претит? Прежде, чем он успел поинтересоваться мнением подруги, та устремилась вперед, решительно миновав разрушенные стены Урргоса.Не успела она пролететь и пары улиц, как обреченно замерла, с тоской оглядывая то, что оставили после себя волшебники Девяти Звезд. Пройдя следом, Рафир мысленно с ней согласился. После битвы за Мор-Анросс осталось множество трупов, обломков големов и разрушенных пристроек, однако же в Урргосе произошла самая настоящая резня. Вряд ли здесь побывали каменные гиганты магов, но оставленная разруха явно указывала на то, что Урргосу недоставало защитников. Тела послушников и некромантов беспорядочно валялись, погребенные под серыми обломками зданий и домов. От представшего вида сердце Рафира болезненно сжалось.Хоть многие считали некрополисы зловещим местом, где царствует смерть, детям, что провели здесь все детство, так отнюдь не казалось. На улицах, петляющих между аккуратных графитовых зданий, ухоженных могильников, склепов и лабораторий, всегда было чисто. Каждый камень мостовой был опрятен, а послушники сами — по собственной воле — поддерживали каждый закоулок некрополиса в чистоте. Никакого запаха разложения или трупов, белеющих черепов и гнилого мяса, как ходило в молве, здесь не было и в помине. Сложно было найти более опрятных последователей, чем те, что служили Госпоже. Покой, чистота, мир и безопасность — вот чем были улицы Урргоса для Рафира и каждого из учеников, что росли здесь, проказничали и обучались. Теперь же от былого спокойствия не осталось и следа.Тут и там в земле чернели ямы от взрывов, обугленные обломки домов походили на останки разлагающегося титана, а трупы послушников не оставляли сомнений: маги были куда изобретательней по части смерти, чем сами некроманты. Одни тела были изъедены до костей, у других взорваны головы или отсутствовали конечности. Остальные трупы, которым посчастливилось погибнуть не от изощренных заклинаний, а от летящих ото всюду осколков и обрушенных зданий, раздулись до неузнаваемости. Рафир впервые порадовался тому, что смерть забрала у него способность чувствовать вкус и запах: хотя мухи с насекомыми не могли добраться до разлагающихся тел из-за наложенных некромантами заклятий, вонь здесь должна стоять просто невыносимая. — Столько жестокости — чего ради? — донесся до него пораженный шепот Катории. — Они могли принести им быструю смерть или не убивать вовсе, ведь послушники — это всего лишь мирные жители, безобидные и возжелавшие жить в поклонении Госпоже. За что маги так жестоко с ними обошлись?.. — Вероятно, так выглядит война, — вздохнул Рафир, целиком разделяя ее скорбь. — В ней нет дела до мирных жителей или всех, кто волей случая оказался не в том месте, не в то время. Я рад, что до сих пор некроманты хранили нейтралитет и не участвовали в войнах. После увиденного мне было бы стыдно примыкать к кому-либо, хоть как-то причастному к подобным зверствам. — Ну ничего… — мстительно произнесла баньши, заставив одежду и волосы дрожать от гнева. — Однажды я отплачу им, привнеся не меньше страданий в их обожаемые города, разбросанные по пустыне. Маги на собственной шкуре познают боль, через которую заставили пройти нас… — Я вовсе не это имел в виду! — поспешно произнес Рафир, обеспокоенный ее словами.Но Катория уже не слушала, вновь устремившись вперед. Подавив раздраженный вздох, он побежал вслед за ней, стараясь не думать о том, какие муки пережили послушники прежде, чем Госпожа подарила им долгожданный покой.Преодолев сотни ступеней и оказавшись на пороге самого зиккурата, они замедлились. Треугольные врата были вырваны из петель, а их обломки темнели где-то внутри. Невозможно предугадать, что именно ожидало их по ту сторону, ведь стены некрополиса были закляты таким образом, чтобы низшие кадавры не могли проникать внутрь по собственной воле. Это было своеобразной мерой предосторожности. В те давние времена, когда некроманты заклинали стены возводимых зиккуратов, никто и подумать не мог, что однажды им придется разведывать обстановку в собственном доме. Нерушимый статус ?мира? всегда даровал Культу неприкосновенность в междоусобицах Дауэрта, но он же по итогу стал их роковой слабостью.Вместе они ступили во мрак родного некрополиса, плечом к плечу шагая вдоль безмолвных коридоров, сопровождаемые гнусным завыванием сквозняков. Молча оглядываясь, Рафир с удивлением вспомнил, как сильно не любил в детстве этот извечный вой. Кажется, он даже боялся его, но тогда в стенах Урргоса ?кипела жизнь?, и сотни шагов, тихих переговоров и звуков вытесняли леденящие душу стенания ветра.Медленно ступая вдоль знакомых помещений, Рафир норовил заглянуть в каждое из них, желая убедиться, что там все осталось по-прежнему. Однако Катория спешила вперед, ведомая невесть чем. Она лишь на краткий миг останавливала взгляд у закрытых дверей и чернеющих проемов, после чего продолжала лететь вперед. С каждым взмахом ее обеспокоенность нарастала, и Рафир ощущал, как она давит на него, желая пробраться внутрь и пленить его душу. Вероятно, сказывались способности призрака, которые Катория не слишком-то и старалась контролировать. Когда они миновали бывшую комнату Рафира, в которую ему очень хотелось заглянуть, он не вытерпел: — Почему мы все время идем вперед, не осматривая покои? Что, если там обнаружатся маги или еще что-то такое, что они могли после себя оставить? — Там ничего нет, — рассеяно отозвалась подруга. — По крайней мере, ничего живого. — Ты способна чувствовать такое на расстоянии? — Да, но… в некрополисе это стало не так просто. Вероятно, некроманты нарочно сделали так, чтобы притуплять мои чувства: я могу ощутить присутствие живых и возвращенных душ на больших расстояниях, но здесь что-то постоянно глушит мое восприятие, окутывая густой пеленой. Наверное, это сделали затем, чтобы высшая нечисть могла побыть в покое, не обременяясь извечным колебанием жизни вокруг. — Вот как… — То был первый раз, когда Катория заговорила с ним о том, каково ей существовать в новой оболочке. — Получается, ты способна заранее предвидеть, если кто-то будет нас поджидать? — Не совсем, — раздраженно отозвалась баньши. — Я ведь сказала: здесь мои чувства ослаблены. Мне удается определить что-то лишь подойдя к покоям вплотную…Через некоторое время она тихо спросила: — Как считаешь, можем ли мы случайно… наткнуться на тело Кезара?Вопрос застал Рафира врасплох, но разом прояснил для него беспокойство подруги. — Я… не знаю, Кат. Не знаю. Может быть, но ты не хуже меня понимаешь, что сделанного не воротишь. Раз Намон сказал, что его проткнули солнечным осколком, значит мы не в силах ничего изменить. Даже если где-то здесь лежит тело нашего наставника, оно — всего лишь бездушная оболочка… Но как бы там ни было, тебе не придется справляться с этим в одиночку, ведь я с то…Он не докончил, потому как Катория внезапно замерла, так что даже ее извечно беспокойные волосы неподвижно застыли в воздухе. Рафир насторожился, внимательно вслушиваясь во тьму некрополиса. Кругом царила мертвенная тишина, когда вдруг… — Я что-то чувствую! — выпалила баньши, устремившись вглубь зиккурата. — Постой! — бросился вдогонку Рафир, пытаясь поспеть за ее светящимся силуэтом.Лишь благодаря безупречной памяти запутанных лабиринтов, раскинувшихся внутри зиккурата, да бирюзовому мерцанию призрака, он сумел не слишком отстать от подруги. Что бы там Катория не обнаружила, она мчала со всего духу, и Рафир опасался, что она бросится прямиком навстречу опасности. Однако опасения оказались преждевременны: прежде, чем он ее нагнал, баньши замерла у дверей, ведущих в зал Плоти — просторное помещение, заставленное учебными столами, вдоль стен которого громоздились стеллажи со множеством заспиртованных пробирок. Именно там проходили уроки мастера-бальзамировщика Намона, обучающего учеников азам анатомии, уходом за мертвецами и врачеванию.Рафир не обладал способностями, о которых упомянула Катория: он не ощущал присутствия жизни на расстоянии, однако нечто, притаившееся за массивными дверями, вызвало в нем тревогу. Он улавливал странное напряжение и колебания в воздухе — в зале Плоти громоздилась какая-то сила.?Магия!? — догадался Рафир. По ту сторону поджидало нечто такое, что сумело пробиться даже до тех, кто отродясь не был восприимчив к мане. Ее огромное накопление не сулило ничего хорошего. — Мы должны предупредить остальных, — одними губами прошептал он, настойчиво заглядывая в глаза Катории. — Нельзя соваться туда без подкрепления. — И, не дожидаясь ответа, пересадил костяного ворона себе на предплечье, второй рукой дотронувшись до гладкой черепушки: — Разыщи Эреб и передай ей послание: ?Зал Плоти пронизан магией. Мы не знаем, что там, но нам потребуется помощь?. Лети, скорей! — и некромант подбросил птицу вверх.Беззвучно каркнув, ворон устремился обратно, проворно скользя вдоль темных коридоров. Когда он скрылся из виду, выпорхнув в ближайшее окно, Рафир снова обратился к Катории: — Скоро придет подмога. Мы должны обождать — нельзя сломя голову бросаться в ловушку.Баньши не ответила, но по ее хмурому виду стало ясно, что она признает его правоту. Они отступили назад. Пока Катория сверлила взглядом дверь, Рафир заготавливал наиболее мощные боевые заклинания. Порча, проклятия, уничтожение плоти, воскрешение мертвых, что могли оказаться в зале — все способы хороши. Пока он пытался вспомнить довольно мудреное заклятие, вынуждающее живые ткани разлагаться, стены некрополиса сотряслись от пронзительного визга. Звук исходил из зала Плоти.Крик быстро оборвался, подарив несколько мгновений тишины. Не успели они переглянуться, как вопль повторился, на сей раз со словами: — Катория-я!!! Катория, спаси меня, спаси-и-и!!! На помощь!!!Голос принадлежал маленькой девочке. Рафир не успел ничего сделать, когда баньши рванулась вперед, пролетев сквозь массивную дверь. Выругавшись сквозь зубы, он кинулся следом, потеряв несколько драгоценных мгновений на то, чтоб отворить дверь. Представшая картина сумела его озадачить.Учебные столы и парты оказались отброшены, а их обломки теперь громоздились у стен, соседствуя с разрушенными стеллажами и разбитыми склянками. Центр зала был расчищен, и несмотря на то, что пол буквально вибрировал от большого количества энергии, вокруг ничего не оказалось, словно здесь и не было никого вовсе. Однако Каторию оказалось не так-то просто одурачить.Она устремилась вперед, и пространство перед ней вздрогнуло, начав сползать подобно шелковому покрывалу, обнажая под собой дюжину силуэтов, скрывающихся за темными плащами. По зеленому обрамлению Рафир мгновенно угадал бывшие одеяния послушников, но прежде, чем он дал волю своему возмущению, ударив щедрой порцией порчи, один из силуэтов отбросил полог плаща, демонстрируя дрожащего ребенка. Рафир с ужасом узнал в нем младшую ученицу Врамур.Темный лоб девочки был орошен крупными каплями пота, а опухшее лицо блестело от слез. Она крепко закусила губу, пытаясь быть как можно тише, но громкие всхлипы то и дело сотрясали ее, вырываясь наружу. Полные страха глаза уставились на Каторию. — Одно неосторожное движение, и она расстанется с жизнью — и больше никогда не сумеет вернуться, — произнес женский голос из-под плаща того, кто удерживал Врамур.Словно в подтверждение этих слов, в блеклом освещении сверкнул кривой стилет. Его лезвие окаймлял оранжевый янтарь, упираясь прямиком в горло девочки. Что бы они не предприняли, враг успеет нанести смертельный удар — и тогда душа Врамур уже никогда не сумеет вернуться в мир живых. Рафир сжал кулаки, перебирая в голове планы действий, один за другим. Катория зло оскалилась, занеся смертоносные пальцы к удару, но так и не решаясь сделать первый шаг, что стал бы для Врамур последним. — Простите меня, — всхлипнула ученица. Ее голос срывался от слез. — Они меня вынудили…Вокруг раздалось мерное бормотание. Непонимающе оглянувшись, Рафир обнаружил, что остальные маги принялись зачитывать какое-то заклинание. Это мгновенно подействовало на Каторию, и она тут же ринулась вперед. Прежде, чем баньши успела настичь первого волшебника, стены зазвенели от низкого мужского баса. Один из магов развел руки, и в Каторию устремилась блестящая сеть. Она опутала призрака, и едва странные золотистые узелки коснулись ее тела, как баньши взвыла от боли. Некромант попыталась сбросить с себя злополучную сеть, но в итоге причинила себе еще больше вреда. От мест, где узлы соприкасались с ее оболочкой, начал исходить зловещий дым. — Катория! — отчаянно выкрикнул Рафир, бросаясь ей на помощь, но было слишком поздно.Маг, опутавший ее сетью, сделал странный жест руками, и пойманная баньши оказалась перед ним — в круге, который образовали непрестанно бормочущие волшебники. — Прости, прости, прости… — шептала Врамур, зажмурившись от страха. — Я не хотела, не хотела…Маги воздели руки ввысь, и голубой свет заполнил собой зал Плоти. Вспышка была настолько яркой, что Рафир на пару мгновений ослеп. Желая сделать хоть что-то, он наугад выстрелил порчей. Когда намеревался ударить еще раз, зиккурат загудел от энергии, пока та не взорвалась, отбросив его назад, к разрушенной мебели. Невыносимое жужжание еще некоторое время не стихало, а он не мог ничего сделать, не в силах встретиться лицом к лицу с той силой, что бушевала вокруг.Один миг — и все стихло так внезапно, будто ничего и не произошло вовсе. Рафир настороженно раскрыл глаза, но темные пятна, что плясали перед взором, не позволили оглядеться. Он попытался встать, но и этого ему не удалось. Застонав от усилия, он пошарил руками, пока не наткнулся на что-то острое и липкое, торчащее прямиком из его живота. Оказалось, во время падения он напоролся на ножку одного из перевернутых столов.Зрение медленно возвращалось. Рафир ухватился за острый предмет, скользкий от его собственной крови, и пользуясь им как опорой, подался вперед, медленно высвобождаясь. Под пронзительный скрип древесины, он наконец перестал ощущать инородный предмет в своем теле и, не рассчитав силы, повалился на четвереньки. Холодная кровь сразу хлынула из открытой раны, но Рафир не слишком этим заботился — у него было больше времени, чем у жильцов, чтобы протянуть прежде, чем тело откажется функционировать из-за недостатка крови. Убедившись, что позвоночник цел и он все еще может успешно управлять конечностями, некромант поднялся, неуклюже заковыляв к тому месту, где не так давно находились маги.Теперь от них ничего не осталось, если не считать четверки трупов, что валялись тут и там — волшебников, что полностью осушили себя, не рассчитав силу. Быть может, один из них даже погиб от его порчи.Рафир тяжело прислонился к стене, зажмурившись.Катория с Врамур исчезли без следа.