Крысиное королевство (1/2)

Из-за затянутых серыми тучами небес ночью было особенно темно и страшно: казалось, что обступающая со всех сторон тьма не имеет границ, а в ней скрывается нечто злое и голодное, тянущее свои когтистые лапы, скользкие щупальца и клыкастые пасти к незадачливой жертве, потерявшей бдительность хоть на миг. Вопреки тому, что писали в учебниках, воздух на поверхности оказался сухим, как и голая растрескавшаяся равнина, через которую пролегал старый тракт, проложенный ещё в довоенные времена, но до сих пор служащий потомкам своих трудолюбивых строителей.

«Знали бы они, в кого превратятся их потомки, стали бы так стараться?» — глупый вопрос, не имеющий никакого смысла, как появился в гудящей от голода голове, так и исчез, не получив никакого ответа.

Зефир — розовая пегаска с белыми гривой и хвостом, прижалась лбом к металлическим прутьям клетки, при помощи прохлады стараясь успокоить мигрень. Иронично, но если днём клетка внушала уныние и страх, то ночью она превращалась в единственную защиту от темноты и тех тварей, которые могут там водиться (она до дрожи в коленках боялась темноты, так что в стойле даже спала только с включённым ночником… из-за чего над ней издевались задиры).

— Всё будет холошо, сестлёнка, я тебя защищу, — стараясь говорить убедительно, заявил маленький белый единорожек с жёлтыми гривой и хвостом, к своим четырём годам так и не научившийся выговаривать букву «Р».

— Знаю, Арми, — улыбнулась шестнадцатилетняя кобылка, укрывая братика крылом. — Ты у меня самый смелый…

— Не соклащай моё имя, — надулся и засопел жеребчик, вызвав у родственницы улыбку.

Армор — младший брат Зефир, родившийся у их мамы, никогда не состоявшей с кем-либо из жеребцов в длительных отношениях. Впрочем, ни пегаску, ни единорожика подобное не волновало, так как друг для друга они были настоящей семьёй, всегда поддерживая и защищая друг друга, когда это было нужно. И пожалуй… если бы малыша сейчас не было рядом, то летунья наверняка сошла бы с ума.

Три дня уже прошло с тех пор как рейдеры захватили их стойло, перебили взрослых жеребцов, замучили кобыл до такого состояния, что те не отличали вымысел от реальности, ну а всех молодых пленников распихали по клеткам. С тех пор они едут на рабский рынок, чтобы стать собственностью «Добрых Господ» (как их со смехом называли насильники и убийцы), и во всём этом была только одна относительно положительная сторона: «товар» запрещено было портить, а потому рейдеры не насиловали и не издевались над невольниками… разве что унижали морально, рассказывая о грядущих перспективах, либо о том, как и с кем развлекались в стойле.

«Дура-дура-дура… А я ещё мечтала, что когда-нибудь выйду на поверхность, увижу солнце и небо, полетаю не в атриуме… Не плакать… Только не плакать. Я должна быть сильн-ой!» — мысли в голове замерли и Зефир задержала дыхание, глядя в темноту перед собой, откуда на неё смотрели два красных уголька.

Дыхание спёрло, мышцы закаменели, а затем всё её тело начала бить крупная дрожь. Она хотела бы закричать, но крик ужаса застрял в горле, а о том чтобы пошевелиться, и вовсе не стоило даже мечтать. Лишь маленькая слезинка скопилась в уголке левого глаза, когда немигающие красные глаза приблизились к прутьям, заставляя осознать, что их владелец легко протиснется внутрь.

— Кш-ш-ш! — зашипел маленький единорожек, засветив своим рогом (единственное заклинание, которое он изучил, но по просьбе сестры — никому не показывал с момента пленения (она боялась, что братику сломают рог или сделают ещё какую-нибудь гадость, чтобы он не колдовал). — Уходи, уходи отсюда! Не тлогай сестлёнку!

Крупная чёрная крыса, размерами едва ли меньше средней кошки (каких показывали в старых фильмах), отшатнулась назад, молча развернулась и, вильнув длинным лысым хвостом, скрылась во тьме. Со стороны, где находился костёр рейдеров, прозвучал пьяный голос одного из жеребцов:

— Заткни пасть, мелкий у**ок! Пока я её тебе не заткнул своим…

Пересиливая страх, Зефир схватила Армора передними ногами, прижимая к груди и укрывая крыльями, а сама постаралась забиться в дальний угол, отчаянно надеясь на то, что пьяному охраннику будет лень идти к их клетке… и он не забудет о том, что уже завтра караван прибывает в город, где требуется сдать здоровый «товар». Сердце билось об рёбра в панике от пережитого страха, который перебивался осознанием того, что из-за её трусости может пострадать братишка.

— Всё холошо, сестлёнка, я тебя защищу, — заверил единорожек, тепло улыбаясь старшей пони, светя своим рогом под крыльями, скрывающими его с головой от посторонних взглядов. — Клыса больше не велнётся.

— Ты у меня самый смелый, Арми, — шмыгнув носом, через силу улыбнулась Зефир, в то время как жеребчик обиженно насупился, за что получил поцелуй в нос, от чего одновременно покраснел и надулся, будто хомячок.

Произошедшее даже позволило забыть о том, что желудок пустой уже вторые сутки (рейдерам не хотелось убирать в клетках, как и тащить за собой вонючие телеги… так как про выносные лотки они, видимо, не знали), но сейчас живот снова напомнил о себе, выдавая звучную трель. Оставалось жевать перо, вырванное из собственного крыла, чтобы хоть как-то притупить это чувство.

Пригревшийся на груди у сестры единорожек, тоже мучающийся от голода и жажды, вскоре задремал, а вслед за ним и пегаска начала клевать носом. Однако же уснуть в эту ночь ей было не дано: серия взрывов, сливающихся в один, заставила вздрогнуть и подскочить на месте, лихорадочно оглядываясь и прижимая к себе завозившегося жеребёнка, а затем по ушам ударил многоголосый оглушительный писк, от которого сердце едва не упало в задние копытца (было бы чем обкакаться…).

Повсюду, где раньше стояли палатки и фургончики рейдеров, расцвели яркие бутоны взрывов, разбрасывающие в стороны скарб, тела и осколки; в языках пламени отчётливо виднелись перекошенные от удивления и ужаса морды охранников, оказавшихся вне зоны поражения, а также рабов, находящихся в других клетках, либо спящих, забившись под телеги, чтобы утром снова тащить их вперёд. А следом за этим из темноты высыпали десятки… сотни… тысячи (хотя тут Зефир была не уверена, так как страх слишком застилал глаза) мелких чёрных силуэтов с длинными хвостами и алыми маленькими глазами, которые навалились на дезориентированных рейдеров, впиваясь в их тела клыками и когтями.

«Мы будем следующими», — забилась в мозгу паническая мысль, подкреплённая осознанием, что прутья клетки их не защитят.

Писк продолжал звучать, затрагивая какие-то первобытные нотки души, требующие бежать как можно дальше и так быстро, как это только возможно. Только вот дверь была заперта…

«Я… Я не отдам им Армора!» — стиснув зубы, пегаска решительно усадила жеребёнка себе на спину, где тот вцепился в неё всеми ногами, мелко дрожа от страха, затем развернулась крупом к замку и со всей силы ударила копытцами.

Удар… Ещё удар… Ещё-ещё-ещё… Мышцы сводило от боли, но кобылка не останавливалась, в собственном страхе черпая силы. И вот, когда казалось бы, запал иссяк, дверь распахнулась а на землю упало нечто металлическое.

Зефир развернулась на месте, чувствуя новый прилив сил от вспыхнувшей в груди надежды (ведь крылья ей не обрезали), но вместо пути к спасению в проходе она увидела огромную серую крысу, размерами не меньше взрослого земнопони. Монстр смотрел на неё немигающим взглядом, будто бы изучая или… испытывая? — а в его передней лапе находился небольшой пистолет грифоньей конструкции.

— С-с-смелая, — прошепелявило существо, нажимая на спусковой крючок, а затем, когда маленький дротик впился в шею летуньи, готовой броситься в копытопашную, чтобы прорваться на оперативный простор, прозвучали другие слова: — Клуни любит таких.