Глава 3. Любовь (1/1)

Виктория снова сидела на подоконнике у окна и курила весь перерыв. Задумчиво обводила глазами коридор, рассматривала людей, писала что-то в толстой тетради. Как я успел заметить, она почти ни с кем не разговаривает и не улыбается, только ухмыляется, хотя лицо у неё обычно каменное и бледное, как мрамор.В последние дни мы начали как-то коммуницировать. Видел бы меня я сам прошлогодней версии… перекрестился и сказал бы, что факультет моды развращает личность. Виктория никогда не вписывалась в рамки: не ходила на вечеринки, не училась толком, каждого встречного посылала вслух на хер, а что она думала про себя… даже думать не хочется. Едкая девушка в миниюбке и электронной сигаретой в руках. И я с ней иногда даже разговариваю. Странные дела творятся, очень странные.На одной из пар ко мне пристал мой знакомый?— Николас. ?— Я слышал, ты тусуешься с де Анджелис,?— сказал он шепотом. —?Да, тусуюсь, а что такого? —?ответил я в полголоса, стараясь не показывать раздражение. Самое время обсуждать Викторию во время занятий, да ещё и рядом с Торкьо! ?— Она странная,?— Николас завёл свою привычную шарманку. Он не сильно выделяется умственными способностями, поэтому старается унизить других, при этом привлекая внимание к своей персоне. Двух зайцев одним выстрелом, что сказать,?— Говорят, она…—?Потише,?— отрезал вдруг Этан. Я вновь продемонстрировал миру самую выразительную мимику, на которую только способен. Я Этана иногда не понимаю: то он тише воды, ниже травы, то проявляет небывалую твёрдость. Даже я бы так вежливо не смог сказать ?заткнись, подонок, или я разобью тебе нос?, да и ещё таким спокойным тоном! Я ненароком проникся гордостью за своего соседа. Что бы там про Викторию не говорили, это её личная проблема. Даже у меня есть базовое понятие такта. И этот факт тоже пробуждал внутри какое-то жадное удовлетворение.Но в этот момент вылезла другая, плохая сторона: я хотел разбить нос Николасу, если он вдруг скажет что-нибудь непотребное про Викторию. И это меня, если честно, не обрадовало.С мрачными мыслями я отправился в студию в гордом одиночестве (Николас отвалился, пошёл на баскетбол). ?Студия??— маленькая каморка в актовом зале с кучкой инструментов, сваленных друг на друга горкой. Там было всегда пыльно и грязно, бегали пауки и тараканы, но никогда ещё уборщица туда не заглядывала. Функции уборщиков выполняли студенты?— по негласному правилу каждый, кто пользовался каморкой, должен был протереть все инструменты. Все называют её студией, потому что нет слов, чтобы выразить вселенское значение этого места для нашего учебного заведения. По слухам там раньше проходили встречи местных маргиналов: наркоманы очень любили это место, иногда здесь находили избитых парней и девушек. Чего только не было. Но сейчас это место находится под строгим присмотром завхоза. Ключи выдавали по расписанию тем, кто занимает актовый зал для различных репетиций. Я присоединяюсь к театральному кружку, чья работа начинается после четвёртой пары, чтобы поиграть на гитаре.Я начал играть сразу же, как узнал об этом месте, в первые месяцы учёбы здесь. Тогда я ещё думал насчёт дизайна одежды, но в последнее время всё больше склоняюсь к музыке. Получить образование не помешает, думал я, с ненавистью повторяя слова матери. Несмотря на то, что я старательно отрицал её власть, воспитан я был именно так: ты, конечно, молодец, но желательно, чтобы были планы B, C и D. И, сам того не осознавая, упорно следовал её заветам. Хотя и не в той области, где мать хотела меня видеть. Возможно, именно потому что мы так похожи, мы так и не нашли общий язык. Оба бараны.—?Послушай, Дамьяно,?— тихо повторила мать, садясь рядом со мной за стол. Я страдал над математикой уже какой час, не переставая плакать. Я знаю, что плакать?— глупо, ведь после плача ничего не меняется. Опять стол, тетради, учебники и крики над головой. —?Постарайся в этот раз, ради меня. Тебе нужны хорошие оценки в этом году, тогда учитель обратит на тебя внимание. Не плачь, малыш… Она обнимала меня, целовала в лоб и шептала на ухо добрые слова, а потом возвращалась в свою комнату и тоже тихо плакала или шла на кухню, где курила сигареты. Мне было даже стыдно. Я сидел пол ночи и перевыполнял план по решению задач по геометрии.Сегодня ребят из театрального тут не было. Обычно стоит шум и гам, но сейчас здесь спокойно. Это могло бы быть хорошей новостью, но это значит, что кто-то уже успел занять моё любимое место в здании, и посидеть в одиночестве не выйдет. Так и оказалось: кто-то очень умело отыгрывал партию на электрогитаре.Внутри была Виктория, увлечённая сама собой. Я немного неловко постучал о косяк дверного проёма, и гитара тут же замолкла. Расслабленное лицо де Анджелис напряглось, и вот она снова слегка хмурится. Действительно, странная, со смешком подумал я. Но больше смешная.—?Я думала, здесь сегодня никого не будет,?— сказала она, мягко изгоняя тишину из комнаты.—?Как показывает практика, ?думать? не надо,?— почему-то эта бесполезная фраза мне очень понравилась: ёмкая, с юмором, но безобидная. Я ухмыльнулся.Де Анджелис закатила глаза и замычала. Похоже, сегодня она особенно колючая.—?Ты-то что здесь делаешь, Давид? —?спросила она, надув губы и сев на пуфик. Помнится, я его притащил сюда полгода назад, поднакопив денег. Как водится, в этом месте правит великий коммунизм, поэтому доказать своё право собственности на пуфик не представлялось возможным. Он стал общим красным бархатным пуфиком.—?Пришёл поиграть на гитаре. Как и ты.Скука на лице Виктории сменилось удивлением. Она распахнула голубые глаза и уставилась на меня, как на экзотическое животное Океании.—?Ты играешь? Ну нифига себе. Не ожидала,?— я постоял у входа ещё несколько секунд, после чего вытащил из-за стеллажа с нотами старенькую акустическую гитару. Виктория как-то коварно усмехнулась, наблюдая за мной. Я сразу почуял неладное,?— Сможешь сыграть Black Black heart?—?Дэвида Ашера? —?с вызовом бросил я, в глубине души понимая, что уже проваливаюсь по всем фронтам. Но утереть нос самой Виктории де Анджелис, мисс невозмутимости?— это стоит риска. И да, я согласился.С самого начала игра её не впечатлила, да и меня не обрадовала: я всё никак не мог подобрать нужную мелодию, потом путал аккорды, а слова первого куплета внезапно вылетели из головы. Только с третьей попытки я почувствовал, что делаю успехи и более менее свободно играю. Виктория молчала и, подперев ладонью подбородок, внимательно следила за мной.—?Black black heart why would you offer moreWhy would you make it easier on me to satisfyI'm on fire I'm rotting to the coreI'm eating all your kings and queensAll your sex and your diamonds… —?я чудом припомнил слова припева и попытался подпевать. Приходилось иногда останавливаться, чтобы согласовать песню и игру. Меня увлекала музыка, и я ненадолго выпадал из реальности, когда брал в руки гитару. Вот и сейчас выпал: не видел ничего вокруг и толком ничего не слышал. Но различить мелодичный тягучий голос Виктории был в состоянии. Мы пели то, что помнили и даже то, чего не помнили. Кажется, будто эта песня, будучи погребённой в глубине сознания, всегда была рядом с нами. Когда-то Usher был популярен, когда я и сам не помню, и вряд ли мог бы вспомнить. А сейчас он просто стал одной из старых историй, пылящихся в шкафу, записанных на DVD.—?У тебя охрененный голос! —?воскликнула Виктория, стоило струнам издать последний звук. Я впервые за это время взглянул на неё. Лицо девушки снова меня поразило, никогда прежде я не видел такого искреннего восхищения. Я даже слегка растерялся. —?Будь у меня такой голос!..Она надула губки и сложила руки на груди. Как мило, подумал я.—?Конечно, твоя игра на гитаре оставляет желать лучшего,?— после некого наваждения к ней снова вернулся её мрачный скептицизм,?— Самоучка, да?Я ничего не ответил. —?Хочешь, я что-нибудь сыграю, а ты споёшь? —?на секунду мне показалось, что Виктория улыбнулась. Со стороны?— снисходительно, но если поискать в её взгляде что-то ещё, то обязательно можно найти какую-то странную заботу. Что-то похожее я испытывал, когда отец, которого я еле помню, учил меня кататься на велосипеде. Воспоминания были очень обрывочные, но яркие. Мне запомнились его глаза?— немного грустные и полные любви. От этого чувства неприятно защипало в глазах. Виктория действительно очень похожа на отца.—?Я бы хотела, чтобы ты ещё раз спел эту песню. —?Она тебе так нравится? —?спросил я, настраиваясь на игру и ища нужные струны. —?Бабушка очень любила Ашера,?— молвила Виктория, задумчиво обводя взглядом стеллажи, забитые всякой ерундой,?— Странный выбор, правда? В свои-то годы ей следовало слушать Адриано Челентано или Матьё… Ей было уже шестьдесят, когда Moist были популярны. Помню, как она рассказывала о том времени, что она провела в Гренландии. Они с братом ездили в Канаду на несколько дней, и ей даже удалось попасть на концерт! —?в её обычно холодных глазах заиграла улыбка, нежная, как сливочный крем. Видимо, она с теплом вспоминала свою бабушку. Я улыбнулся: как хорошо, когда есть такие истории. Как бы я хотел, чтобы я когда-то стал частью подобной милой семейной истории. —?Но она очень не любила эту песню,?— Виктория прикрыла глаза и печально улыбнулась, отбросив привычную маску невозмутимости. —?Да? И почему же?Взгляд Виктории слегка потяжелел, лицо опустело, будто не в силах выдавить ни одну лишнюю эмоцию.—?Она говорила, что она слишком похожа на исповедь…Они сидели под деревом. Виктория читала книгу и напевала про себя какую-то мелодию. В центре Италии в это время года очень жарко, поэтому прятаться в тени было одним из немногих способов сбежать от солнца и жары. Госпожа Клэр, леди преклонных лет, включила старенький магнитофон, который прокручивал диск. Когда бабушка со своим магнитофоном рядом, де Анджелис никогда не одиноко. Вокруг всегда чьи-то голоса, поющие о любви на чужом языке. Они далеко, и одновременно так близко. ?Просто чудо!??— думала Виктория, переворачивая очередную страницу книги.Родители-виноделы в конце лета всегда привозили её на виноградные посадки, где собирали урожай. Там она жила с бабушкой несколько месяцев, полных счастья, историй, которые она привозила из разных стран и времён. Там была разная музыка, без которой было тяжело дышать.Но всё когда-нибудь кончается: летние посиделки под деревом, записи на DVD и беззаботное детство.Я не уловил момент, не понял, когда именно она заплакала. Я просто сидел, распахнув от удивления глаза и уставившись на бледное фарфоровое лицо напротив. И даже тогда я подмечал детали: взгляд её был бездвижен, лишь веки иногда опускались, и ресницы смахивали с глаз крупные слёзы. Её плечи опустились, и вся она будто поникла.—?Не знаю, что на меня нашло… —?сказала девушка, утирая с глаз слёзы и размазывая тушь. Кажется, она очень сильно хотела уйти. Я её понимаю, ведь иногда так не хочется, чтобы кто-то видел. Но я знаю, что на душе в десять раз паршивее, когда плачешь в одиночестве.—?Если тебе плохо, останься. Не ходи никуда одна,?— сказал я, положив ей руку на плечо. Она не отмахнулась, не оскалилась, как это бывало обычно?— лишь слабо улыбнулась и, подогнув под себя ноги, уткнулась лицом в колени. Ладно, подумал я, если так легче?— то можешь скрыться от моих глаз.