Глава 2. Увиденное не развидеть (1/1)

Уже сидя в чужой машине, довольно дорогой иномарке, я принялся анализировать ситуацию в целом. Я еду домой к Этану Торкьо с человеком, с которым знаком полчаса и чувствую себя прекрасно, ибо каким-то чудом мне удалось избежать дождя на улице. В этом была логика, но здравый смысл подсказывал, что не стоило садиться в машину, водитель которой ещё десять минут назад был тебе не знаком, и может при желании увезти тебя на окраину Рима и убить с особой жестокостью. А я чувствую, в какой момент такие люди, как Томас, на это способны. Единственное, что придавало уверенности?— этот момент точно не сейчас.Со мной что-то не так. С чего я вообще решил, что проблемы Торкьо меня касаются? Зачем я заговорил с Викторией де Анджелис, главной чудачкой факультета? В конце-концов, почему вообще решил зайти в аудиторию? Вопросы меня не оставляют.Мы едем, за окном медленно сменяются скупые на живописность городские пейзажи, украшенные лишь блестящим золотистым светом фонарей. Я думал, что за странность?— Томас, чью фамилию я так и не знаю, оказывается, разъезжает на дорогих тачках, чуть ли не S-класса, а одевается как хиппи, Виктория зачем-то, вместо того, чтобы привычно закрыться и поддержать имидж волчицы-одиночки, решила поговорить со мной о Торкьо. Странные люди, друзья Этана.Молчание меня угнетало, поэтому я решился спросить первое, что пришло в голову.?— Как давно ты на гитаре играешь?Томас помолчал немного, а потом замычал, завздыхал, будто смакуя вкус моего вопроса. Это после я понял, что он не слышал вопрос, пропуская всё мимо. Для него многое теряет значение, даже реальность, когда он погружается в собственный мир. Хотя, возможно, он просто являет собой добросовестного водителя.?— С детства. Я никогда не думал над тем, когда мне привили любовь к игре, возможно, потому, что она заложена в глубине,?— его взгляд снова облегчился от мыслей, через губы вытекающих наружу. Точно. Он очень любит говорить, подметил я про себя. —?А ты тоже интересуешься музыкой? ?— Нет,?— выпалил я, в сотый раз жалея, что вообще завёл разговор об этом. —?То есть, мне нравится музыка, но я не умею играть на инструментах.Я врал, и от этого на душе снова стало как-то хреново.Мать часто смотрела на меня немного разочарованно. Этого только не хватало! Я многое могу стерпеть и пропустить через себя: крики учителей, недовольство воспитателей. Но не такой взгляд матери. Я-то знаю уже, к пятнадцати годам, что задеваю её гнилую гордость, получая выговоры от учителей и неуды по математике. Я знаю, что она в курсе про сигареты, самые дорогие в том круглосуточном за углом, пачку которых мы раскуриваем, будто незаметно друг для друга. Я знаю, что она напредставляла себе своё радужное будущее, где я?— успешный банкир или топ-мэнеджер в Unipol Gruppo(1*), мою прекрасную жену, наших двоих детей, с которыми она будет нянчиться и роскошный дом в пригороде Рима с маленьким садиком на заднем дворе. И чтобы у нас была собака.В этом мире не будет места тем вещам, которые я шью и песням, которые сочиняю втайне от всех. Ни музыке, ни фильмам, ни любимым книгам, ни разговорам посреди ночи о неразделённой любви с человеком, которому я когда-то доверял.Дождь закончился. На улице было сыро и промозгло, сильно клонило в сон. Томас припарковался на краю тёмной улицы, увенчанной старыми миниатюрными домиками. Мы подошли к одному из них. Низкий забор, состоящий из небольших кирпичных башенок и железных прутьев, местами заржавевших, зарос плющом и кое-где лозами винограда. Томас достал из кармана джинс какие-то ключи и, поковырявшись в замке, отворил калитку, распространяя скрипучий звук на весь белый свет. Таким пронзительным казался мне этот звук. Тишина, что царила в этом районе, пугала до чёртиков, сводила с ума, заставляла тосковать и мечтать о сне. Звук меня отрезвлял, даже эти противные телефонные гудки и их бесконечность не раздражали больше. Через некоторое время щёлкнул замок двери, и в проёме появилась женщина лет тридцати. В ней угадывались некоторые общие черты Торкьо: чёрные густые волосы, тёмные глаза-омуты и до безобразия серьёзное выражение лица. Прямое, как рельса, подытожил я. Она вдруг ласково улыбнулась стоящему впереди Томасу, принимая сумку из его рук. ?— Хочешь зайти? —?тихо спросила она, обращаясь к Томасу, который при этом в момент преобразился: из равнодушного говнюка превратился в обычного паренька, который бы смеялся над шутками красивой женщины и глупо улыбался, получив комплимент. На её вопрос он кивнул. Он позвал меня за собой, и я благополучно оказался в старинном доме.Спустя десять минут блуждания по коридору и скрипучей деревянной лестнице я сделал последовательный вывод: этот дом действительно похож на родовой. Таких в Риме много, но, как показывает практика, в Венеции всё же больше. По крайней мере, я не ожидал увидеть столь старомодно обставленное гнёздышко среди домов моих знакомых. Атмосфера мне нравилась: да, казалось, сейчас на нас обрушится потолок или провалится пол, но была в этом какая-то своя прелесть. Чёрно-белые семейные фотографии на стенах, выжженные и замасленные, но в разномастных рамках, датируемые не позже середины прошлого века. Узнаю дерево, из которых смастерили стулья и столы, настоящее, крепкое, с сошедшим лаком. А как прекрасны тёмно-изумрудные обои! Лестница такая же крутая, как и в старинных неаполитанских дворянских домах. Будто я оказался в девятнадцатом веке, ей богу! Картину рушили лишь неприметные люстры. Если бы вместо электрической лампы на дубовом столе в кабинете стояла маленькая керосиновая, то этот дом выглядел бы ещё более аутентично. Пока я восхищался красотой убранства, Томас быстро прошёл на небольшую кухоньку, где уже разливали чай. Я проследовал за ним, немного неуверенной поступью, ведь Томас?— друг Этана, а я?— какой-то незнакомец. Было неловко. ?— Садись, не бойся,?— улыбнулась женщина, приглашая за стол. Я примостился на табуретке рядом с Томасом, который увлечённо рылся в смартфоне,?— Я Аличе, старшая сестра Этана. Томас сказал, это ты нашёл его сумку. Спасибо!Она обаятельно улыбнулась и тут же сбросила будто лет десять, и я готов был тотчас влюбиться в неё, так она была обворожительна. Но вовремя опомнился: у меня не будет шансов, если эта леди не узнает моё имя. ?— Я Дамьяно. Я сижу с Этаном с начала семестра,?— молвил я, наблюдая, как на стол передо мной опускается кружка чая. Я подумал, как странно?— обычно терпеть не могу чай, отнекиваюсь, будь то дома или в гостях. А сейчас почему-то и чай не такой уж неприятный.?— Аличе,?— лениво подал голос Томас, будто потягиваясь, зевая. —?Ты не знаешь, как часто Этан учёбу прогуливает?Аличе вздохнула с раздражением.?— Ты же знаешь, что я в его дела не лезу. Не знаю. ?— Но он сегодня оставил сумку прямо в кабинете и сбежал с кошельком. Он тебе звонил? —?я ясно ощутил тревогу в голосе Томаса, хотя, казалось, он типичный пофигист.Аличе удивлённо вскинула брови. Похоже, не звонил. ?— Он опять у папы, наверное… он мне никогда не звонит, когда к нему идёт.?— А он разве не здесь живёт? —?резко спросил я, снова громко и, как мне самому показалось, совсем грубо. Но никто не разозлился. Аличе кивнула. ?— Здесь он спит и иногда уроки делает. Он обычно с папой тусуется, они вместе на барабанах играют, это я знаю.Мы разговаривали о разном: о том, как я сидел с Этаном за одной партой больше месяца и ни разу не заговорил, об увлечении барабанами, любви к отцу и презрении к матери. Я сегодня узнал очень многое о том, что мне знать не следовало.Мать била просто так. Этан это понимал уже в пять, а Аличе поняла это много позже. За какие-то пустячные проступки, как воровство шоколада и испорченные простыни, наказывали криками и швырянием в ребёнка предметами. Иногда и Аличе не понимала, за что её бьют?— за плохие оценки, за переписки с мальчиком или розовые волосы. Что уж говорить о пятилетнем Этане. Мама всегда говорила, что желает сыну только добра, что она так жестоко поступает с ним, чтобы он стал сильным. Она плакала и обнимала его, прижимая к груди его голову, поглаживая по волосам. Но стоило допустить хоть одну осечку?— как всё начиналось заново.Этан помнит, как родители, собрав немного денег, с радостью подарили ему барабанную установку в честь тринадцатилетия. Подросток был счастлив, ведь он всю жизнь мечтал играть на инструментах! Ему казалось, мама, наконец, приняла его таким, какой он есть. ?— Но в порыве одной из ссор из-за какой-то ерунды по поводу оценок, мама… сломала её, барабанную установку Этана… —?Аличе прикрыла глаза, сжимая в руках керамическую чашку,?— Это было в этом доме, в кабинете. Всё покрушила. Пришлось выбросить всю основу. От набора остались только палочки. Это был шок для Этана. Он перестал общаться с мамой, а я, тоже расстроенная событиями, подсознательно приняла сторону брата. Папа с мамой всё чаще ссорились, и, в конце концов, развелись. Два года назад мама умерла, оставив в наследство этот фамильный дом. Этан не любит здесь находиться, и я его понимаю… —?она опустила глаза, из которых вот вот потекут горячие слёзы. Голос её дрожал.***Покидал я этот дом с каким-то двояким чувством. Мне вдруг полегчало, потому что всё встало на свои места: Этан привязан к отцу, поэтому так легко пропустил пары ради встречи с ним, но, а сумку можно списать на то, что тот просто очень забывчивый. Всё ещё не понятно, правда, как он потерял эти палочки. Но с другой стороны… печальная история. И я подумал, что боюсь сегодня ложиться спать, потому что, скорее всего, в моих снах этот дом обязательно придёт в образе моей всё ещё живой матери, напоминая о том, почему я ем одни спагетти и одеваюсь в вещи с барахолок.Томас подвёз меня до общежития. ?— Ну ладно, пока,?— сказал я, открывая дверь. ?— Постой! Возьми это,?— он протянул мне визитку, на прощание улыбнувшись. Синим пятном выделялся телефон Этана и его почта. Я кивнул и вышел из машины, изучая визитку. Имя, Фамилия, как обычно. Томас Буджардини (2*)… Буджардини… Наследник Магнети-Морелли?— крупнейшей фирмы, связанной с автозапчастями и сборкой?!А он, оказывается, тот ещё мажор! Я хотел рассмеяться на всю улицу, но ограничился смешком. Посмотрел на время: 1:35. Смертельно захотелось курить, но я пересилил себя и направился прямиком к себе в комнату?— спать и готовиться к следующему дню, наверняка не менее насыщенному, чем прошедший…