Глава 17. Неприятности (1/1)

Аллен уныло брёл в сторону станции, решив, что пойдет пешком, следуя рельсам. Он знал, где находится церковь, а потому не боялся заблудиться. Юноша привык совершать длинные пешие прогулки и хоть эта обещала стать самой длинной, ему было всё равно. В голове семинариста обитал хаос.Устав рыдать, он поднялся и решил, что должен что-то сделать. Решимость его горела, как костер, но быстро погасла под натиском непонимания сути вещей. Он всё ещё верил в Бога, в Бога-создателя, потому что он не знал ничего больше, он всё ещё испытывал трепет перед иконами и тишиной монастырей, но что-то в его душе померкло. Он не отрекался от Бога, потому что любил того, кто создал мир вокруг него и его самого, но он отрекался от общества, от жестокости и безумия человеческих страстей.В какой-то момент Аллен вдруг со всей ясностью и болью осознал, что мир вокруг него не такой, каким он себе представлял его. В голове стали всплывать вечные споры с португальцем. Уолкер впервые ясно осознал, что именно лежало между ними. Нет, Аллен всё ещё не одобрял поведение мужчины, одна горькая истина не способная очистить запятнанную душу, но она способна дать ключ к пониманию.Дорога под ногами была неровной и монах то и дело спотыкался, выплывая из своих мыслей. Он видел не всё, но то, что он видел настолько потрясло его, что видеть остальное не было сил. Оправившись от первого шока, юноша нашёл успокоение, нашёл оправдание, ведь ему так важно было оправдать свои чистые идеалы, отбелить их, защитить.Аллен злился на себя за слабость и за свои слёзы. Он усомнился, он допустил ужасную мысль и теперь корил себя за это. Но что-то надёжно поселилось в его душе, впилось клыками в саму сущность юноши. Уолкер мучительно пытался отбелить то, что видел, но глубоко в душе понимал, даже если он найдет оправдание, то, что ему довелось видеть в рабочем квартале, никуда не денется.До церкви Аллен добирался почти два дня. Несколько раз его подвозили добрые крестьяне, восстанавливая пошатнувшуюся веру в человечество, но этого явно было недостаточно, чтобы залатать огромную дыру, возникшую в сердце Уолкера. Он любезно беседовал с добрыми людьми, но каждое слово давило на него, как камень.Отец Мариан встретил блудного сына с молчанием. Внимательно оглядев подопечного, тот кивнул как будто самому себе и исчез. Аллен устало поплёлся в свою комнату и, упав на кровать, уснул, не раздеваясь и не молясь. На душе было тяжело и противно.Кросс осторожно заглянул в комнату юноши и заметив, что тот свалился без сил, вышел. Мариан понимал, что это значит. Все, кто выбрал путь Бога, однажды проходят через это. Кто-то проходит легко, наивно полагая, что Богу виднее и если не задавать вопросы, то можно сделать вид, как будто ничего нет. Другие полностью теряются и уходят другими дорогами, а есть и те, кто умеет балансировать на тонких гранях вопросах религии и жизни, Мариант Кросс как раз был тем, кто умел.Мариан знал, что из Аллена мог бы получиться прекрасный священник. Природная доброта этого человека был действительно даром божьим, но вместе с тем, Кросс видел, что в юноше слишком много жизни, слишком большая жажда сражения, но главное?— всепоглощающее чувство справедливости. Это было бы хорошо, если бы тонкие материи не были столь запутаны и справедливость Бога вершилась не только на Небесах, но и на Земле. А потому, когда-нибудь это чувство должно было захватить юношу и захватило.Кросс с тревогой поглядывал на пустой бокал из-под вина, совсем не кагора, но кому какое дело? Мариан умел грешить правильно, он знаем много истин и много потайных троп, которыми мало кому были известны. Впервые за долгое время мужчину затопило ощущение тревоги. Да будь он проклят, если привязался к этому мальчишке! Но ведь привязался… привязался ведь.Та страшная трагедия была жива в нём до сих пор. Он не слишком был привязан к родителям Аллена, но когда под своды церкви святой Агаты привели мальчика, испуганного и больного, он понял, что не может отказать не только из якобы родственных чувств. Уолкер тяжело принимал религию, с самого начала он отрицал её суть, потому что в его душе было глубокое горе и теперь он вновь столкнулся с чем-то таким, что отворачивает от него Бога.Аллен проспал до вечера, ощущая себя ещё более разбитым и усталым. Сменив одежду и быстро поужинав, юноша, бледный и призрачный, пошёл в церковь. Служба уже окончилась и он, встав на колени перед алтарем, нервно сцепил слишком тонкие пальцы, отчаянно молясь.Юноша молился обо всём?— о тех людях, которых видел, о детях, о том, что слышал от португальца. Он просил Бога сжалиться над миром, просил дать надежду, просил и просил, предлагая взамен всего себя. Он сам был готов быть распятым за чужие грехи, если бы его кровь смогла смыть хоть долю того, что смыла кровь Христа.Аллен молился несколько часов, пока ноги не окаменели, а силы не покинули его. Стоя на коленях, обессиленный, он вскинул руки к Боги и упал, погрузившись в тяжелый сон.Кросс осторожно отворил дверь церкви и покачал головой, после чего затворил её за собой. Если бы за мир было можно заплатить чьей-то кровью, он давно был бы безгрешен. И блаженная душа этого мальчишки была бы спасена.+++Спустя неделю отчаянных молитвы, поста и надежды, Аллен начал приходить в себя. Трещина в его вере сгладилась, но не исчезла, заставляя сердце мучительно саднить. Близилась поездка назад.Аллен чувствовал, что не должен возвращаться назад, в тот квартал, где он побывал, но что-то усиленно тянуло его туда. Он собрал в дорогу много съестного, попросив сестёр напечь печенья бедным детям, взял кое-то их своих собственных скромных вещей и поехал поездом, думая о том, что должен сделать.На станции было слишком людно. Аллен не знал, что произошло, но его поразила недовольная толпа небритых и злых мужчин, грязных и усталых. Они походили на изнуренных работой волов, но никак не на людей, в коих был заложен образ Бога. Мужчины кричали, держа в руках таблички с плакатами, они махали кулаками и их сердитые взгляды были обращены вперёд. Уолкер посмотрел туда. На импровизированной сцене стоял молодой человек лет двадцати пяти. Он резко отличался от всех, кого Аллену приходилось когда-либо видеть.Лицо молодого человека было серьёзным, но в нём чувствовалась невероятная внутренняя сила. Голос его был уверенным, хоть и хриплым, плечи и грудь были под стать хозяину?— сильные и широкие. Сам человек был одет небогато?— рабочая куртка, штаны до щиколоток из-под которых выглядывали красные носки, потертые ботинки. За его спиной развевался желтый желтый шарф, едва прикрывавший шею, но несмотря на некоторую комичность своего вида, этот человек приковывал к себе.Аллен прислушался. Ему стало любопытно, почему все эти люди собрались здесь, что этот человек говорит им? Разобрать слова мужчины было не так легко, гул голосов рабочих мешал, но в какой-то момент, здоровяк, похожий на матроса, раскрыл рот и закричал во все свои стальные связки:—?Заткнитесь, черти! Пусть парень говорит!Аллен поморщился от упоминания чертей, но был благодарен мужчине и потертой куртке коричневого цвета и дранных зеленых штанах в заплатках.—?Кто мы? —?вновь закричал оратор, но крик его был не срывающимся и не визгливым. Он был наполнен силой. —?Разве же мы?— скот? Мы?— рабочие люди, разве мы так плохи? Неужели у нас есть что-то, что мешает нам быть добропорядочными и счастливыми? Неужели мы виноваты в том, что мы родились здесь? Кто они?— наши господа? Боги? Разве они не родились также, как и мы, только если наши матери были небогаты и едва имели два платья, то их матери обладали сокровищами! Разве я не прав?—?Да! —?грянул нестройный ряд голосов, почти оглушая Аллена.—?Разве мы хуже от природы? Мы больны телом и духом? Разве мы сделали что-то такое, чтобы прозябать всю жизнь внизу, как черви?—?Нет! —?ещё сильнее завопили мужчины.—?Тогда почему мы, те, кто строит дороги, дома, кто держит город в чистоте, кто производит товар?— стоим меньше, чем те, кто родился от графа или лорда? Что делают они, капиталисты?— наши властители? Они ведут войны, они душат нас, они говорят нам, как жить! Они платят церкви, чтобы та уговаривала нас терпеть, платят газетам, чтобы осквернять тех, кто восстал против. Они…Неожиданно за спиной Аллена раздался какой-то шум и тот здоровяк, что призывал всех к тишине, крикнул?— ?Полиция?. Оратор, стоявший до этого на сцене, навострил уши и махнув толпе, скрылся прочь.—?Что здесь было? —?грубо спросил чей-то голос и Уолкер, обернувшись, заметил человека в синей форме. Человек этот смотрел прямо на Аллена и глаза его были нехорошо сужены.—?Я не знаю, сэр,?— честно ответил юноша, замечая, как собрание быстро растворяется. —?Какой-то мужчина говорил речь и я остановился послушать.—?Послушать, значит,?— хмыкнул констебль и резко схватил Уолкера за рукав,?— разберитесь с этим! —?крикнул он своим помощникам и потащил Аллена за угол.—?Что Вы делаете, сэр! —?возмущенно крикнул юноша.—?Задерживаю Вас за участие в митинге! —?рявкнул мужчина.Аллен уставился на полицейского. Это был высокий молодой человек с соломенного цвета волосами, хмурыми бровями и двумя родинками на лбу. Лицо его было жестким и холодным, а руки вцепились в плечо мертвой хваткой.—?Я не участвовал ни в каком митинге, сэр! —?заволновался Аллен. —?Отпустите меня! Мне нужно успеть на поезд!—?Поезд, значит,?— криво ухмыльнулся инспектор. —?Ничего, Ваш поезд подождет.Полицейский резко развернул Уолкера и на его руках защелкнулись тяжелые наручники. Аллена запаниковал. Это какая-то ошибка! Он просто шёл мимо! Юноша начал быстро и отчаянно говорить, но его никто не слушал. Инспектор запихнул священника в полицейскую повозку, после чего закрыл её, оставив Уолкера одного в темноте.Через полчаса в повозку к нему запихали ещё четверых мужчин весьма подозрительного вида. Аллену стало страшно и неуютно. Закрыв глаза, юноша стал тихонько молиться. Ещё через двадцать минут к ним присоединились ещё двое мужчин и повозка дернулась, отчего Уолкер ударился лбом о плечо сидевшего рядом. Ближний обругал юношу последними словами и Аллен, стараясь держаться подальше от этих людей, с тоской подумал, что заслужил что-то подобное.Задержанных на месте митинга выводили по одному. Аллен впервые перешагнул порог тюрьмы, пойманный, как преступник, коим он не был. В голове возник образ португальца?— измученного, грязного и уставшего, от чего сердце священнослужителя болезненно сжалось.Юношу и остальных разместили в тесной камере. Аллен отчаянно мучился от такого соседства, стараясь не попадаться остальным на глаза. Некоторые задержанные успели неплохо сладить и, кажется, шутили друг с другом.Наконец дверь отворилась и двое мужчин, схватив Аллена под руки, потащили его в кабинет инспектора. Перед кабинетом они остановились и постучали, за это время юноша успел прочитать имя на табличке ?Инспектор Говард Линк?.—?Заводите,?— послышался голос инспектора Линка и Аллена грубо ткнули в спину, садя на стул, возле стола.—?Это какая-то ошибка,?— пробормотал Уолкер м мужчина, подняв суровый взгляд на него, тихо прошипел:—?Молчать. Я задаю вопросы?— ты отвечаешь, ясно?Аллен неуверенно кивнул.—?Имя? —?спросил полицейский, достав из ящика стола чистый листок бумаги и подвинув чернильницу с подставкой для пера.—?Аллен Уолкер, сэр,?— пробормотал юноша.—?Возраст?—?Восемнадцать лет, сэр.—?Род занятий?—?Студент. Учусь в духовной семинарии N, города N.Инспектор нахмурился. Подняв карие глаза он внимательно вгляделся в лицо юноши и что-то пробурчал себе под нос.—?Место жительства?—?Церковь Святой Агаты в г. N. Графство Кент.Мужчина вновь поднял взгляд на Аллена и на этот раз вглядывался куда дольше. После чего хмыкнул.—?Священник, значит? —?поинтересовался он.—?Да, сэр. В этом году заканчиваю семинарию,?— произнёс Аллен и робко улыбнулся.—?Ну, это вряд ли,?— ухмыльнулся страж закона. —?За подобные штуки легко выкидывают.—?За какие штуки, сэр? —?непонимающе спросил Уолкер.—?За участие в антиправительственных митингах,?— ответил инспектор Линк.—?Но я не участвовал ни в каких митингах! —?воскликнул Аллен. —?Я шел мимо и увидел столпотворение. Я не знал, что это митинг!—?Все вы так говорите,?— справедливо заметил мужчина.—?Но это правда, сэр! Я могу поклясться на библии!—?На библии социалистов? —?поинтересовался Линк.—?Что? —?ошарашенно спросил юноша.—?Только не нужно делать вид, что ты не знаешь, кто такие социалисты,?— презрительно произнёс полицейский.—?Но я не знаю, сэр! —?отчаянно протестовал молодой священник. —?Я студент семинарии и приехал домой на Рождество! А сегодня с должен уехать со станции обратно на учебу. Я не знал, что там митинг!Инспектор напрягся. Позвав коллегу из коридора, он поднялся со своего места и удалился. Через несколько минут он вернулся с мужчиной, вид которого заставил Аллена напрячься. Этот человек был плотным, жестким, с суровым лицом и злыми, мелкими глазами. Всё в нем говорило о потенциальной опасности и жестокости. Инспектор Линк представил его как сержанта Рувилье.Рувилье оказался очень дотошным человеком. Он допрашивал Аллена несколько часов, но смог добиться не больше, чем его подчиненный. Уолкер ощущал себя измотанным и глубоко несчастным. Отпустить его не решались, а Аллен, не знакомый с правилами делопроизводства не настаивал на беззаконности действий полиции. Но к вечеру, исчерпав все свои силы, инспектор оставил юношу в покое, вернув вещи.Уолкер совершенно разбитый и опустошенный двинулся в сторону станции, думая о том, как скверно поступили эти люди в форме. И сколько таких бедолаг они схватили и запихали в камеры? После того, как Аллен едва сам не попал в тюрьму, он уже менее скептично относился к расскажу Тики Микка. Оказывается, подобные ошибки действительно имеют место быть.Вспомнив португальца, Аллен погрустнел. Ему не хватало этого мужчины как никогда. Только он мог бы сейчас понять его и сказать что-то глупое, отвратительное с точки зрения морали и нравственности, но действенное и успокоительное.Вернувшись в тот злополучный квартал, Аллен подумал, что так и не раздал печенье, а оно раскрошилось от поездки и, что самое возмутительное, кто-то в участке явно помог ему исчезнуть. Деньги, правда, остались. Уолкер решил, что может остаться на ночь в гостинице, а утром уехать в семинарию другим поездом. Придется объяснять своё опоздание, но что делать.Свернув на одну из улиц, он остановился у небольшого двухэтажного дома с надписью ?гостиница?. Деньги у него были, а потому номер достался ему без особых хлопот. На первом этаже гостиницы был бар, поэтому юноша решил немного перекусить?— всё же в участке никто не предложил ему поесть.Сев в угол, он поставил на стол чашку горячего супа, хлеб и чай, не смотря по сторонам. Ему не нравилось это место из-за обилия непонятных людей вокруг. Но уединенность была нарушена. Рядом с ним сел тот самый человек, который выступал с трибуны.