Глава 13. Раскрой глаза, птенец (1/1)

Тики вновь был вынужден пойти на воскресную службу, убеждаемый тем, что долг каждого добропорядочного христианина соблюдать Воскресенье, как праздник, очищая свою душу. Вновь было слышно пение монашек, мальчишеский хор; голова кружилась от запаха ладана и свечи ярко плясали у икон. Микк приличия ради даже пытался слушать, но ровным счётом не понимал ничего. Хоть служба велась на английском, а не на латыни?— на древнем языке читались только молитвы, португалец ощущал себя не в своей чашке чая, как говорят англичане. К чему ему всё это? Мысли о Боге были слишком далеко для него, а навязанная в детстве вера, носила языческий характер. Несмотря на то, что Аллен говорил ему, для Тики не могли существовать законы христианские, он верил лишь в законы природы, в её силу?— в право сильнейшего, в зов плоти, в буйстве острых чувств. Будучи совершенным неучем, Микк постигал жизнь не умом, а натурой, он остро чувствовал проявления тех или иных качеств и чувств, поддавался им. Он допускал, что в той старой книге, которой постоянно его попрекал молодой монах, всё было правдой, ибо он не знал кто и как писал её, но его учили по ней в приюте, а потому она была неоспорима. Но в тоже время, он считал, что то, что там написано не имеет никакого смысла в жизни. Он считал, что если Бог создал его, то создал таким, каким нужно. Что если человек чувствует потребность пить, есть, заниматься любовью?— то эту потребность вложил в него Бог и потому в ней нет ничего дурного, а те кто говорят иначе?— идиоты, которые ничего не смыслят в жизни.Тики слушал слова Аллена о милосердии и думал, как эти красивые слова не похожу на ту жизнь, которой он жил и в которую скоро вернётся. Если бы этот юноша хоть пару недель пожил той жизнь, то снял бы с себя монашеские одежды и сжег свою любимую книгу с крестом на обложке, - в этом португалец был уверен. И всё же, несмотря на то, что Микк хотел открыть глаза священнику, он не решался на это. Его правило не искушать невиновных было продиктовано не столько благородством души, которое в какой-то мере было ему свойственно, сколько боязнью последствий. Здесь же он чувствовал, что подобная перемена полностью сломит молодого монаха и чувствовал себя от этого прескверно. Ему было жаль портить жизнь Аллена, ведь в конечном счёте, каждый выбирает дорогу сам и если этот птенец выбрал такую клетку, что ж, пусть так.Микк прикрыл глаза, чувствуя, как что-то внутри него негодует от подобного заявления. Ему все равно хотелось забрать парня с собой в свою жизнь?— жизнь траура, праздника, приключений и пороков, но чем больше он думал об Уолкере в таком ключе, тем меньше был способен вообразить его на таком месте. Нет, пожалуй, всем лучше оставаться на своих местах, по крайней мере, каждый знает, что ему делать.Подождав конца службы, он хотел незаметно прошмыгнуть с толпой, но Аллен попросил его подождать. Тики пожал плечами и встав у стены церкви, стал смотреть по сторонам, запоминая людей. Почти все они, одетые в лучшие свои наряды, выглядели бедно. Белые платья женщин уже давно посерели, розовый лен был заплатан, желтый хлопок казался грязным, а красные платки давно выцвели. Одежды мужчин тоже износились, впитали грязь и сало, порыжели. От многих здесь исходил запах бедности?— лука и чеснока, немытого тела, пота и деревни. Лишь стойкий, кружащий голову запах ладана перебивал вонь от столпотворения человеческих тел. Но были и люди среднего достатка. Женщины в красивом муслине, чистые и аккуратные, как куклы, пахнущие духами, держащие в обтянутых белыми перчатками руках веера, симпатичные и не очень. Они сидели в первых рядах на своих огороженных от прочих людей местах и с каким-то странным сосредоточением слушали Аллена. Тики видел, что некоторых девиц очень интересовал молодой священник, но интересовал не как мужчина, в этом южанин был уверен, а как редкий зверёк, показавшийся удивленной публике. Эти взгляды отчего-то раздражали мужчину.Пришлось подождать, пока своды церкви опустеют. Уолкер освободился и жестом указал Микку следовать за ним. Они пошли в сторону сада, наполненного жужжанием пчёл, вдыхая свежий воздух.—?Вам понравилась служба? —?вежливо спросил Аллен, неспешно идя рядом с Тики.—?Не скажу что многое понял,?— осторожно произнёс Микк,?— но мне кажется, всё это несколько далеко от жизни.—?Почему же? —?слегка нахмурившись, спросил Уолкер.—?Сложно сказать. Нужно видеть мир с его самых неприятных сторон, чтобы понять это.—?Я видел,?— попытался вставить монах, но португалец перебил его.—?Нет, ты не видел. Знаешь… побывай на забастовках рабочих. Посмотри как люди живут в столице, какие это люди, что они делают и сколько зарабатывают. Посмотри и после читай мне проповеди о том, что я неправ, а пока я оставлю право считать свои слова истиной за собой.Аллен хотел было возразить, но так и не придумал достойные аргументы. Он и правда не знал жизнь в тех красках, в которых она представлялась южанину, но Уолкер не хотел знать её такой. И всё же, слова мужчины больно кольнули его, попав в цель. Все же молодой монах бывал в деревне и знал как живет простой рабочий люд, знал несколько весьма драматических историй, но все эти истории для него были единичными, а потому их не хватало, чтобы полностью открыть ему глаза на мир.—?Я хотел узнать,?— перевёл тему священнослужитель,?— когда Вы собираетесь нас покинуть?—?Что, уже ждете не дождетесь, когда я исчезну? —?грубовато, но без злости или обиды, спросил мужчина.—?Нет, сэр,?— посмотрев на гостя с упрёком, ответил юноша.—?Где-то через неделю,?— сказал Микк. —?Я ещё точно не знаю в какую сторону направиться. Вряд ли в другом месте мне повстречаются столь же милые молодые священники,?— Тики весело подмигнул Аллену, отчего тот растерялся и даже слегка покраснел, удивленный и смущенный неожиданным комплиментом.—?Вам так нравится работать на шахте? —?с лёгкой грустью поинтересовался Аллен, всё ещё желавший, чтобы его неожиданно обретенный друг оставался рядом.—?Да тебе, мой дорогой, напекло уже?! —?воскликнул португалец и приложил руку ко лбу юноши. Жест этот мог бы показаться вульгарным, но Уолкер был слишком удивлен, чтобы думать о великосветских приличиях.—?Да в Аду не так плохо, как там! —?крикнул Тики.—?Я не думаю,?— начал было Уолкер, чьей слух, верно оскорбило данное сравнение, но мужчина не дал ему продолжить.—?Верно. Тут ты не думаешь и вообще не можешь иметь никаких представлений о том, что эта за работа. Ты,?— от нахлынувшего раздражения Микк даже перестал дразнить Аллена,?— думаешь, я там, как крот, целый день копаю. Да?Мужчина выжидающе посмотрел на юношу и тот слабо кивнул, пораженный вспышкой гнева. Он ещё никогда не видел своего гостя таким раздраженным. Аллену казалось, что Тики может только сквернословить, да шутить, но промелькнувшая вспышка света уже превращалась в стращающую грозу.—?А я там в темноте, да пыли, от которой нельзя откашляться, даже с маской, работаю киркой и лопатой, видя только тусклый свет масляной лампы. Там жарко, как в Аду, а от неосторожного жеста какого-нибудь недотепы, можно превратиться в груду фарша и умереть, засыпанным камнями. Я выхожу на свежий воздух еле живой, ноги и руки ломят от боли, а голова разрывается. И мне хочется только спать и пить, чтобы лучше уснуть. А потом, когда я отдыхаю, первый день почти нельзя встать с кровати от усталости, так лошади не пашут, как мы, шахтеры! От долгой работы в шахтах мы умираем с забитыми пылью легкими, с несгибающейся спиной и дрожащими руками. Вот какая это работа?— и это не самая худшая. И знаешь, что монах?Аллен отрицательно покачал головой, пораженный откровениями.—?Другой работы я не найду. Так, чтобы кормила меня круглый год?— не найду. И зарабатываю я всего нечего. Но я - даго, я необразованный даго, я сидевший даго и в этой стране, как и в другой, у меня не будет ничего лучше.Последние слова Тики почти выплюнул в лицо Аллену и развернулся, уходя прочь. Уолер же остался стоять, как вкопанный. Получив столь неожиданную отповедь, молодой монах ощутил себя невероятно слабым и усталым. Его глубоко потрясло то, что он услышал и он не знал как реагировать на это. Он не был готов принять всё сказанное португальцем за абсолютную истину, но тот тон, каким это было сказано, не вызывали сомнений в правдивости слов южанина.Сжав кулаки, Аллен решил, что разузнает как живут рабочие люди, как они работают и могут ли они найти что-то другое. Как только приедет отец Мариан?— он отправится на запад, где добывают уголь и руду, и увидит своими собственными глазами то, о чём слышал.Тики, походив по дорогам к садам, успокоился. Его вспыльчивый характер, как и у многих южан, проявлялся весьма неожиданно и если проявлялся, то ничего не поделать. Его разрывало от негодования, злости, обиды и многих других чувств, а Уолкер случайно предоставил ему повод излить эти чувства. Тики был действительно зол. Да ведь этот святоша, что котенок, ничего не смыслит в подобных вещах, но лезет же…Когда буря миновала, мужчине стало досадно. Он не ощущал вину, но ему не хотелось устраивать скандал на ровном месте. В конце-концов, ну что он мог взять с Аллена? Какие представления о жизни он имел, что знал? Приютский мальчишка знает больше, чем священник.Солнце начинало припекать и Микк повернул на дорогу в город. Нужно и в самом деле узнать куда и на чем ехать. А не хватит на почтовую карету, то пешком пойдет. Дорога до города была не такой уж близкой, но Тики никуда не торопился. Добравшись до постоялого двора, где часто останавливались почтовые кареты, мужчина потолковал с возчиками и грумами, выяснив, что вполне может рассчитывать на работу шахтера в Уэльсе или Йоркшире. Дорога в Йоркшир грозила слишком большими тратами, поэтому Микк решил ехать в Южный Уэльс, выбрав дорогу не на север, а на запад. Почтовая карета стоила слишком дорого и Тики решил, что пойдёт пешком. Конечно, на это у него уйдет недели три, но иначе он не попадет на работу.Грум, с которым разговаривал Тики, человек лет двадцати восьми, высокий, подвижный, с рыжеватой бородой и ячменными волосами, слегка загорелым лицом от чего его синие глаза казались неестественно яркими, сплюнул изжеванную веточку ковыля и поглядев в лицо португальцу, сказал:—?Дрянное это дело, шахты. Там одна рвань, да разбойники, а ты мне кажешься человеком приличным. Даже как будто знакомым.—?Я временно живу в католическом приходе,?— пожал плечами южанин.—?Тогда в самом деле приличный человек,?— уверенно сказал грум,?— нечего тебе на шахту. Ты бы на завод пошёл. Там нужны сильные парни.—?И сколько же платят? —?заинтересовался Тики.Грум назвал цену и Микк нахмурился. Платили намного меньше, а при той жизни, которую он вёл до тюрьмы, заработок шахтера позволял ему более роскошную жизнь. Конечно, в статусе рабочего завода было множество неоспоримых плюсов, но ведь он ничего не умеет и первое время будет получать совсем крохи, а только потом дело пойдёт на лад. Нет, лучше уж добывать каменный уголь, это он умеет. Тики поделился сомнениями и собеседник кивнул, признавая его правоту.-Эх, парень,?— произнёс грум,?— когда тебе трогать-то? Через неделю? Я вот что, в субботу поеду на Восток, могу немного подвезти на задках.Тики согласно кивнул и пожал приобретенному приятелю руку. Да, давненько он не ездил на задках, последний раз ему было лет пятнадцать, когда удалось запрыгнуть на задки кареты, но его быстро согнали оттуда. А все же, это получше будет. Вещей у него почти нет, а лошади лучше, чем свои ноги.Узнав все необходимое, португалец засобирался обратно. Солнце уже перестало печь и лишь сияло на небе, слегка склонившись к западу. Сухой ковыль подметал пыльные дороги по краям, где-то со стороны садов раздавались крики птиц. Было спокойно. Под ногами сбивалась пыль, оседая на джинсовую ткань, популярную в рабочих кругах, но Микк не обращал на это внимание.Вернувшись в обидеть, он первым делом нашёл юношу и ничего не говоря похлопал его по плечу, после чего всё же обронил?— ?я не со зла?. Аллен, ощущавший себя виноватый от того, что расстроил португальца, удивился, но быстро пришёл в себя и приветливо улыбнулся, радуясь тому, что всё разрешилось. Ему было важно, чтобы мужчина не был в обиде на него.Вечером Аллен постучал в комнату, где располагался Тики. Гость пустил его и они вновь проговорили несколько часов. Уолкер спрашивал у мужчине о рабочих, о больших городах и португалец с неохотой отвечал, клятвенно заверив, что будет говорить только правду. Уолкера сильно взволновал рассказ. Он думал о сотнях людей, голодных и несчастных, а ещё он думал о мужчине, что сидел перед ним и представлял как тот тоже был голоден и несчастен. Сердца молодого монаха щемило от бессильной тоски, хоть он и понимал, прошлое?— не перекроить. Аллену было сложно признаться самому себе, но больше всего его впечатлила и задела мысль о том, как жил португалец, а не матроны и деревенские мужчины. Больше всего на свете ему захотелось как-то помочь им, облегчить столь тяжелое положение и он, не найдя ничего лучше, вознёс молитву господу. Тики покачал головой, смотря на его сложенные руки и тихо произнёс:—?Даже тысячи рук, сложенных в молитве не исправят того, что есть. Это могут исправить только люди?— богатые и влиятельные, политики и миллионеры.Аллена задели эти слова, он не верил в то, что молитвы ничем не могу помочь, но где-то в глубине души он понимал, что Микк говорит правду и от того лишь жарче возносил молитву Небу. Однажды оно его услышит, его и многих страждущих, а если не услышит?— быть может тогда людям придётся делать что-то самим.Микк смотрел на юношу и думал, о том, где всё же его место. Ему не должно было быть бы дела, но этот человек слишком глубоко зацепил его и дело было вовсе не в желании. Что-то неправильное было в том, чтобы позволить ему остаться здесь, но казалось, что во всём мире Аллен Уолкер не смог бы найти иного места. Неожиданно, мужчина подошёл к монаху и положив руку на его седые волосы, погладил их, весело улыбнувшись. Он не ответил на вопросительный взгляд Аллена, как не ответил на многие свои вопросы, но ему вдруг так захотелось просто прикоснуться к мальчишке, что он не мог сдержать своего душевного порыва.Закончив с разговорами, Уолкер вышел, думая о том, что же всё это означало. Ему было приятно, хоть и странно, что Тики выражал дружескую поддержку и ласку и юноша, как котёнок, знавший доселе только пинки и крики, но попавший в руки к ласковой девочки, постепенно поддавался на подобные показатели теплых чувств. Лёжа на диване перед сном, Аллен вспомнил, что Микк скоро уедет и на душе его стало тоскливо и как-то пусто. Он не хотел этого, но мог лишь улыбаться и молиться, дабы дорога у португальца была лёгкая и Господь не покидал его.