Глава 12. Неясный огонь (1/1)

Следующие три дня были тяжелыми для Тикки. Аллен постоянно вился возле него, что-то спрашивал, интересовался мнением, а Микк все чаще вспоминал свои фантазии и мрачнел, думая о том, что терпеть присутствие монаха становилось невыносимым. Ему приходилось испытывать острое желание плоти, сидя в тюрьме, но тогда, играя в карты с соседями, пуская пошлые шутки, онанируя в конце-концов, он был слишком далек от женщин, о которых вспоминал. Тут же всё было иначе. Ему хотелось юношу, хотелось не столько физически, сколько морально. Он чувствовал себя псом, которому вместо сочной баранины дали обглоданную кость. Аллен же ничего этого не видел. Он находил особое удовольствие в разговорах с мужчиной, особенно сейчас, когда стало ясно, что их пути скоро разойдутся. Уолкеру было обидно терять португальца, ведь он так привязался к своему грешнику. Юноша продолжал интересоваться его жизнью, открывая для себя новые миры приключений, в которые постоянно влипал южанин. Конечно, священнослужитель часто пытался сделать из такого рассказа тему для проповеди, но Тики пообещал, что если Аллен не перестанет сыпать его своими проповедями на тему - "так нельзя", то он вообще перестанет с ним разговаривать и молодой священник отчаянно молчал, боясь обидеть мужчину. С прихода Тики минуло почти три недели. Аллен с надеждой думал о том, что его послушник встал на путь исправление, ведь за последнюю неделю тот не разу не пошутил на плотскую тему. Микк действительно не шутил, так как боялся выдать себя перед юношей. Ему было тяжело и легко одновременно проводить время с молодым монахом. Тот с таким детским любопытством слушал его, что Тики хотелось говорить без конца и в тоже время, наблюдая за ним, думая о своем. К концу недели плоть мужчины вновь взбунтовалось. Он не знал, что с собой сделать и куда себя деть, ведь для похода к О'Мелли ему немного не хватало. Часть денег он откладывал на дорогу и знал, что если сейчас возьмет из своей копилки на развлечения, то в один день потратит их на пиво и девушку. Такое с ним уже бывало и он стоически терпел, отчаянно противостоя искушению. Лежа в кровати ночью, он вспоминал ирландку и пытался возбудить себя, сжимая горячую плоть руками. Он не смотрел вверх, где распятый Иисус, застыл в страдании и боли. Тики не верил, что кресты и иконы могут проклясть его, ведь бог всевидящий, а потому и без куска дерева с ликом святого увидел бы, чем мужчина тут занимается. Если боятся, что Бог смотрит, то можно сойти с ума. Единственное, на что мог надеяться португалец, что у Бога сейчас есть другие дела, чем наблюдение за тем, как он мастурбирует. Тики гладил себя, вспоминая как Джинджер качала бедрами, как была мягка её грудь, как его член входил в гладкое, красное лоно и как она сжимала его внутри себя. Но возбуждение было не таким сильным. Возбудив себя мыслями о женщине, он теперь не мог довести себя до оргазма, чувствуя с каждой минутой нарастающее напряжение. Ему хотелось кусаться или выть. Микк начала вспоминать других проституток, но ничего не выходило, член вяло подрагивал, но мошонка не сжималась, а смазка сочилась слишком скупо. Наконец, сдавшись, он попытался представить Аллена и тут дело пошло на лад. Плоть его встала, а рука заскользила легче. Тики слабо постанывал, думая о том, как раздвигает бедра юноши и резко входит в него, держа за таз. Он слышал, как наяву, как монах кричит от боли и наслаждения и представлял как упругие мышцы ануса сожмут его разгоряченный член. Он представлял, как укусил Уолкера внизу лопатки, положив большую, загорелую руку тому на загривок. Ощутив что вот-вот кончит, мужчина тихо простонал, сжимая зубы, представляя, как Аллен почти кричит под ним, выгибая шею. Что-то внизу живота его напряглось и сжалось до размера точки, пальцы на ногах поджались, сжалась мошонка и в один момент всё тело вытянулось, а струя горячей спермы обдала руку. Микк тяжело дышал, чувствуя, как горит его кожа. Подождав, когда сердцебиение уляжется, мужчина выдохнул, поднимаясь с кровати. В комнате стоял терпкий запах спермы, пришлось открыть окно, впуская комаров. На улице было темно, луна тускло светила где-то вдали и свет её падал на поля. Дома было тихо. Прохладный ветер приподнял занавески и пахнул в лицо свежестью, касаясь покрасневших щёк португальца. Тики закурил. Сигаретный дым медленно наполнял комнату, клубясь в воздухе, успокаивая его своим запахом. Так не могло продолжаться вечно и Тики понимал это всё более ясно. Ему нужно было убираться отсюда, где привычная, полная порока жизнь, вновь накроет его своими яркими красками и он забудет о том, что здесь происходило, забудет Аллена Уолкера. И всё же, стоя у открытого окна и потягивая сигарету, он ощущал смутное беспокойство. Что-то внутри него тихо поднимало голову и качало ей. Это что-то не хотело уезжать. Но Микк махнул рукой, ему просто было удобно, но не более. Думать об Аллене, его добрых, доверчивых, как у собаки, глазах он не хотел и не мог, всё же представлять его было несколько совестно. Обернувшись к кровати, взгляд его упал на распятие, почти не видное в темноте комнаты. Но Микк знал, что оно здесь и потому стало пробормотал, не рассчитывая на ответ:- Ну и что мне теперь делать? Тики не любил подобные потрясения и старался никогда не заострять своё внимание на проблемах и драмах, но полностью игнорировать сложившуюся ситуацию не получалось. Проблема была в том, что он привязался к мальчишке. Это была не любовь, о таком и думать смешно, но юноша был ему действительно как-то по-особому дорог. Тишина комнаты была ответом на вопрос и Микк, затушив сигарету, лёг спать, сложив одеяло вдвое. Встав утром, он скомкал простынь, бросив его на кровать, после чего отправился на работу, стараясь придать своим мыслям беззаботность. Аллен утра был вынужден уехать, чтобы облегчить душу умирающей старухи. Причастие было самой сложной частью его работы. Люди, что доверяли ему свои последние секреты прожили разную жизнь, вспоминали о разных вещах, но в их последнем мгновении, что часто проходил мучительно, Уолкер редко видел облегчение и надежду. Он видел страх и болезненный отрыв от жизни, люди не хотели умирать, особенно молодые, лежащие в больницах, где юноша бывал слишком часто. Лица стариков чаще принимали улыбку, они верили своим слабым стариковским умом, каялись и ждали, когда милосердный Бог укроет их своим светом и даст душе не блаженство, в блаженство они не верили, но вечное успокоение. Тяжело было проводить душу за ворота реального мира, указав ей путь наверх, к свету, вечному и ласковому свету Господа. И хоть Аллен часто представлял этот свет, сердце его всегда щемило от невыразимой боли, стоило глазам умирающего застыть. Бабка умирала мучительно долго, а у монаха от этих мучений наворачивались слезы. Она звала Бога, свою давно умершую мать, молилась и плакала, а он молился, сам едва не плача, прося Бога чтобы она скорее ушла. Ушла старуха только к закату. Измученное лицо её исказилось в последний раз и мутные глаза стали остекленело-серыми. Смерть успокоила старуху и Аллен, разбитый и усталый, едва помня себя, поплёлся обратно в обитель. Он не мог плакать, молиться и чувствовать что-то, эта проигранное сражение за жизнь уничтожило его. Он шёл не помня себя и глаза его были темно-серыми, как зимнее небо, затянутое снежными тучами. Вернувшись, Аллен помолился и поставил свечу за упокой души женщины, что так отчаянно пыталась жить. Ему казалось, что не она умерла в муках, лежа в старом доме бедная и несчастная, а он сам. Уолкер ходил по церкви и глаза его были беспокойными и болезненными, он смотрел на иконы и не знал что ему просить. Сестры пытались поговорить с ним, но он не желал разговаривать, уйдя молиться. Через пару часов вернулся Тики. Мужчина был устал и рассеян, но в целом чувствовал себя неплохо. Узнав от сестры Миры, что у монаха случилась какая-то беда, он, пошатавшись, решил отправиться за ним в церковь. Аллен сидел на одной из лавочек, сложа руки в молитвенном жесте и смотрел куда-то вперед пустым взглядом. Микк, видевший такие взгляды на лицах многих несчастных в тюрьме, вздрогнул и быстрым шагом перешагнул разделяющее их расстояние, после чего молча сел рядом. Он не знал что говорить, да и не хотел ничего говорить. Уолкер вздрогнул. Заметив Тики он лишь открыл рот, но не найдя слов, замолчал. Напряженная тишина разлилась над их головами, но напряженность быстро начала сходить и вот уже они оба просто молчали. - Спасибо, - тихо сказал Аллен, слабо улыбнувшись.- Пошли спать, - устало произнёс Тики, вставая с лавочки и разминая затекшую спину. Хруснув шеей, он направился к выходу, остановившись в дверях церкви. Взглянув на священника, он кивнул, после чего вышел. Уолкер последовал за ним. Они оба легли спать без ужина слишком устав морально и физически. Микк сразу собрался подняться в комнату, но был остановлен Уолкером. Юноша взял его за руку и молчал посмотрел в глаза, не решаясь просить. Тики вздохнул. Он понял эту просьбу и сел рядом с диваном в кресло, дожидаясь, когда Аллен ляжет спать. Будь бы это в любой другой день, юноша верно бы провалился под землю или умер со стыда, но сейчас он так устал, что воспринял всё как должное. Он быстро уснул, чувствуя присутствие мужчины и не заметил,как тот, упершись взглядом в пустой камин, думал о чём-то своём. Очнувшись и поняв, что Аллен спит, Тики вернулся к себе в комнату, думая о том, что ему пора уходить отсюда.На следующий день была суббота. Рабочий и священник проспали дольше обычного, но никто не спешил их будить. Аллен проснулся достаточно добрым. Справившись у монахинь о том, как вчера были дела в храме, он вернулся к вечернему происшествию. Ему было стыдно за то, что он показал себя таким слабым, но был невероятно благодарен Тики за то, что тот поддержал его. Ему было так хорошо и спокойно рядом с мужчиной, казалось, они понимают друг друга всего с одного взгляда и это осознание пробудило в юноше странную нежность у португальцу. Уолкеру отчаянно захотелось сделать что-то для южанина. Так уж вышло, что сердца благородные, что расточают свои силы и любовь на других, никогда не заботятся о самих себе и потому, когда находится кто-то, кто заботится о них самих, благодарность таких людей часто не знает пределов. Аллен хотел отблагодарить за эту доброту, а потому он отправился в город, решив, что купит мужчине хороший подарок. Уолкер купил для Тики новый молитвослов в красивой красной обложке, маленький и удобный. Юноша не знал, оценит ли португалец его подарок, но искренне надеялся, что молитвенник ему пригодится. Сначала Аллен хотел подарить мужчине нательный крест, но потом подумал, что тот вряд ли будет его носить. Будучи священником, Уолкер не мог отблагодарить как-то иначе, но надеялся, что и такая благодарность будет принята. Идя в приподнятом настроении обратно, он зашёл на почту, получив долгожданное письмо от отца Мариана. Настоятель обещал вернуться на следующей недели и это накладывало на Аллена определенный обязательства. Настроение немного испортилось, а в душе поселилось беспокойство. Конечно, Кросс не обрадуется тому, что его дом стал приютом, в этом юноша не сомневался, как и не понравится многое другое, но Аллен решил твёрдо защищать своего гостя, ссылаясь на многочисленные примеры из писания и исходя из самого духа их религии. Вернувшись в обитель, Аллен застал Тики за работой, он помогал старику собирать плоды с деревьев, честно поедая половину того, что собирал с веток. Но Коллинз лишь пожурил его за это. Уолкер остановился у входа в сад, наблюдая за работой. Португалец о чём-то говорил со стариком и лицо его было приветливым и красивым. Когда мужчина улыбался, улыбка его казалась солнечной и заразительной, отчего Аллену тоже хотелось улыбаться. Он смотрел как Микк хитрил, как щурил свои хитрые глаза и не мог оторвать глаз. Так редко можно было увидеть в этих стенах человека столь довольного, яркого и земного, таким чужим казался он здесь, но так светились его глаза, что эта чужеродность была приятной. Юноша смотрел и незаметно для самого себя улыбался. Нежность всё ещё распирала его и к ней примешалась странная веселость. Губы его растягивались в улыбке вслед за губами португальца и глаза сияли от странного, непонятного ему самому чувства.