Глава 5. Не делай человеку добра (1/1)

С самого начала Аллен Уолкер понимал, что идея приютить такого человека, как Тики Микк не может оказаться удачной, ибо мужчина ещё в камере начал показывать свой крутой нрав. И всё же, была призрачная, но надежда на то, что вдохновленный спасением, португалец изменит своё мнение о религии. Юноша не был уверен в том, что он имеет право приютить по сути бродягу, но ведь настоятеля нет и потому за храм отвечал семинарист. Тем более монахини и старик Коллинз не были против, если Микк окажет посильную помощь.Аллен отвёл мужчину в свой дом, который он делил с настоятелем. Дом этот представлял собой аккуратный, чистый двухэтажный коттедж, в котором располагались священнослужители. На первом этаже была кухня, гостиная и столовая, на втором этаже две обширные спальни, а также кабинет Отца Мариана. Отварив дверь своей комнаты, всегда чистой и аккуратной, Уолкер предложил мужчине спать на его кровати, а сам решил отдохнуть в гостиной, на первом этаже. Будь бы Тики человеком скромным, он бы, конечно, отказался и сам бы теснился на неуютном диване, но природная наглость не позволила мужчине принять решение, ухудшающее его положение, а потому смиренно принял в качестве пристанища комнату монаха.Комната семинариста состояла из небольшой кровати, шкафа, стола, нескольких этажерок и распятия, висевшего над кроватью. Распятие было небольшим, но Микка передёрнуло при мысли, что ему придётся спать под крестом, как будто он какой-то покойник. На полках стояли книги, а больше в комнате нельзя было отыскать ни одной безделушки или украшения?— во всём была выраженная аскетическая строгость. Да, номера в дешевых гостиницах выглядели лучше. Комната священника была чем-то между тюремной камерой и дешевой комнатой в захолустьях Парижа, где португальцу случалось побывать во время своих странствий.—?Прошу, располагайтесь,?— произнёс Аллен, без сожалений отдавая свою комнату мужчине. Побритый и чистый, он производил совсем иное впечатление, нежели тогда. Загорелое лицо португальца была на удивление приятным, а медовые глаза искрились чем-то задорным, что удивляло и приводило Уолкера в смятение. Чёрные кудри, отросшие, но помытые, вились, как волосы у девиц, а родинка у глаза придавала лицу какое-то хитрое, лисье выражение. И все же, это было очень приятное лицо.Тики поставил у ножки кровати свой небольшой рюкзак и повернулся к хозяину комнаты, как бы ожидая дальнейших указаний.—?Через час мы будем ужинать, Вы верно голодны,?— мягко заметил Аллен.—?Голоден,?— кивнул Микк. —?Но сестра Агата угощала меня сегодня бобами и сыром. А ещё чаем.Аллен ласково улыбнулся, радуясь тому, что несчастному оказали достойный приём, но тут же принял серьезное выражение лица, какое и подобает человеку его профессии. Тем более, он хотел выяснить одну очень важную вещь, касаемую Тики.—?Вы собираетесь искать работу, верно?Микк кивнул, ожидая дальнейшего развития диалога.—?Где же Вы хотите работать?—?Не знаю,?— сев на кровать, ответил португалец. —?Думаю, податься на шахты в другом городе, но на зиму подыскать что-то приличнее. Тяжелая эта работа, мой маленький монах.Лицо Аллена почти посерело. Ну почему этот несносный человек не может выказывать ему хотя бы каплю приличия. Ведь называл же он сестру Агату ?леди? и обращался к старику?— ?сэр?, а его, своего спасителя, почитает не иначе, как какого-то мальчишку. А ведь ему почти восемнадцать лет!—?Быть может, Вам не стоит работать на шахтах? Ведь есть много других достойных работ.—?Таких, куда безоговорочно примут даго? —?с кривой усмешкой заметил Тики.—?Даго? —?повторил Аллен, верно не понимая значения этого слова.—?Презрительная кличка для таких как я, прибывших с Юга,?— объяснил Микк, пораженный как в столь юном возрасте этот человек оказался настолько оторванным от реального мира.—?Я не знал,?— честно признался Уолкер. —?Люди вечно находят себе врагов в тех, кого они не знают и не желают знать.Лицо юноши приобрело лёгкую печаль, но печаль эта не была тоской или горестью. Такую печаль можно было увидеть на лице старика, когда он качал головой, смотря как молодёжь творит глупости, но видеть такое лицо у юноши… на какое-то мгновение Микк подумал, что его новый друг блаженный, но вспомнив тот неподдельный гнев, что едва сдерживался в столь хрупком теле, португалец пришёл к выводу, что молодой монах всего лишь со странностями.—?Пока что я не знаю, что мне делать, но нужно раздобыть немного денег на дорогу, а там?— будь что будет.Аллен нерешительно помялся. Ему тоже пришла идея, которую уже высказывала сестра Агата, но в отличие от неё, он прекрасно понимал, что бывший заключенный человек совсем иного сорта и храмовая жизнь придётся ему не по душе, но быть может, пару дней он не откажется поработать и сможет заработать на хлеб, а быть может и на дорогу. Уолкер не знал сколько нужно денег на дрогу и сколько вообще людям должно платить, нанимая их на работу, но он искренне верил, в то, что его святой долг помочь этому человеку и наставить его на путь истинный, а потому Аллен не пожалел бы денег.—?Быть может, пока Вы поработаете здесь? Сестру Миру и сестру Агату нужно возить в город, а в саду полным-полно дел. Да и знаете, может в округе кому-то нужен здоровый работник. Жить пока Вы могли бы тут.Микк вновь задумался. Деньги ему были нужны и добыть он их мог либо работой, либо воровством, но красть, только покинув стены тюрьмы?— было слишком глупо и неосмотрительно. А потому ему оставалась работа. Но что-то в его душе претило работе в церкви, быть может, это был отпечаток тех трудов и лишений, перенесенных в детстве по вине такого же богоугодного учреждения.—?Что ж, это хорошее предложение,?— нехотя признал португалец. —?Но какое же мне полагается жалование?Аллен задумался. Действительно, какое жалование он мог назначить, да и мог ли? Такими делами ведал настоятель и, очевидно, только настоятель мог распоряжаться деньгами и решать вопросы о найме работников. Всё, что юноша мог предложить?— еду и свою комнату.—?Я не могу предложить жалования. Но я поспрашиваю в округе, кому нужен работник. А если Вы будете помогать здесь и работать у кого-то, то сможете жить в этой комнате и есть с нами.Микк чуть было не поморщился. Небогат был стол помощников настоятеля, невелика и перспектива, но, как говорится, на безрыбье… Подумав и всё взвесив, Тики согласился, справедливо решив, что помогая старику, он сможет бесплатно жить и есть в обители, а всё, что он заработает, нанявшись работником, пойдет ему на дорогу. А там уж он снова сбежит в жизнь, наполненную весельем кабаков, шелестом женских юбок и вкусом пива.—?Я согласен,?— наконец произнёс Тики и Аллен взглянул на него с такой радостью в глазах, что мужчине стало неловко. Он не знал какие грандиозные планы молодой священник строит по спасению его души, а потому приписал эту перемену радости на что-то своё.Мужчина расположился в комнате монаха, после чего сошёл вниз, в столовую. На обед приходили все служители небольшой церкви, усаживаясь в небольшой столовой. Сестра Мира и Сестра Агата сели по правую и левую сторону от Тики, рядом с Мирой сел Аллен, а рядом с Агатой старик Коллинз. Микку было неловко в этом тесном кругу, он смиренно воздавал молитвы Богу за ниспосланный обед, как это делали все остальные, думая о том, что обычно Бог ничего не посылает и о том, чтобы не умереть от голода каждому приходится думать самостоятельно и только этим блаженным, что говорят речисто и чисто, люди легковерные и добрые приносят в дар пищу и деньги и для них всё это как будто в самом деле?— подарок Бога.Обед не был роскошным?— варенные клубни картофеля, приправленные зеленью, морковь и немного зеленого гороха, вместо пива или вина?— чай. Единственное, что было роскошным на столе?— серебряные приборы и фарфоровые чашки без рисунков?— чисто белые и простые, но с изящными ручками. Стол даже не был застлан скатертью, а ведь она была даже в самых дешевых трактирах, правда те скатерти были изъедены жирными пятнами и имели такой вид, что быть может без них было бы лучше.Покончив с обедом и помолившись в очередной раз, Тики поднялся наверх, решив отдохнуть. Аллен же сходил за подушкой и одеялом, положив их на жесткий диван. Поднявшись в свою комнату, он забрал несколько богословных книг. Микк лежал на его удобной кровати, заложив одну руку за голову и закинув одну ногу на колено другой и, о Господи Боже, да он курил!Юноша побелел, как мел, уставившись на это безобразие. Все мысли его остановились и он впал в некий ступор. Возмущение, гнев, обида и разочарование мгновенно пронеслись в душе молодого монаха и он, выпрямившись, сверкнув серыми глазами, встал у изголовья кровати.—?Здесь нельзя курить, сэр,?— строго произнёс Аллен, готовый взорваться от возмущения.—?Не стоит волноваться,?— легко произнёс гость, выдыхая струю дыма,?— я ещё ни разу в жизни не устраивал пожар.—?Дело не в пожаре! —?почти взвизгнул монах. —?Здесь распятие! И моя комната!Тики поднял взгляд вверх, где над его головой действительно висело распятие, после чего нагло ухмыльнулся и посмотрев в глаза Уолкеру, произнёс:—?Не думаю, что Господь Наш на меня обидится. В любом случае, он не был против, когда я начал,?— весело ответил португалец.На щеках Уолкера выступили алые пятна. Он был взбешён, как индюк и готов был выклевать глаза этому наглому, несносному, отвратительному человеку!—?У лика Господа нельзя курить! —?категорично заявил Аллен.—?В таком случае,?— заметил мужчина, предвкушая реакцию юноши,?— не дымите бедному Богу в лицо ладаном. Ему это тоже вряд ли нравится.Руки Уолкера дрогнули и всего на мгновение им двоим показалось, что он сейчас набросится на гостя и вышвырнет его отсюда вон. Оба?— юноша и мужчина посмотрели друг на друга с тревожным ожиданием, но минута прошла и поднявшаяся было буря, улеглась.—?Да и кстати,?— заметил мужчина, встав с кровати и, подойдя к окну, выкинул сигарету,?— я нашёл эту пачку в столовой. Так что, мой маленький монах, не я один нарушаю запрет, да?Португалец лукаво подмигнул и от взгляда, который будто бы уличает в преступлении, Аллену захотелось провалиться от стыда сквозь землю. Конечно, это были сигареты настоятеля и битву против курения и дурных не менее вредных порочных привычек, выиграть так и не удалось. Отец Мариан курил дорогие сигареты, пил вино и кое-что покрепче, а ещё уезжал чуть ли не в другое графство, где его никто не знал, чтобы повеселиться с женщинами. Вот и сейчас, находясь на материке, настоятель верно грешил так, что стены Храма Господня тряслись от ужаса и алели от стыда.—?Это не моё,?— холодно сказал Уолкер и лицо его приняло такое строгое и такое не преступное выражение, что Микк с кислой миной оставил эту тему в качестве поводов для шуток.—?Что же ещё нельзя делать перед ликом господним? —?поинтересовался южанин, неожиданно найдя новую тему для издевок. Ну не мог он удержаться и не трогать этого мальца, не мог. Будучи человеком весьма далёким от каких-нибудь понятий нравственного и религиозного, он легко нарушал запреты, не ощущая чувства стыда или сожаления. Для неба все естественное не было безобразным, как и не было стыдным. Разве что, некоторые моменты, он пока ещё не достиг того состояния, коим славился Диоген из Бочки, что мог справлять нужду посреди улицы и публично совокупляться. Но тут говорил скорее не столько стыд, сколько некоторая брезгливость, свойственная людям, когда дело касалось столь острых тем.—?Богохульствовать, ругаться, вести себя не почтенно, пить вино, грешить.—?Наверное трудно жить в такой комнате, мой маленький монах? —?поинтересовался Микк. —?С такими правилами здесь и нельзя жить.—?Ничего подобного,?— строго произнёс Аллен.—?Вот как? —?удивленно произнёс мужчина. —?И уж конечно, моему маленькому монаху не приходилось здесь грешить?—?Нет,?— тем же тоном ответил Уолкер.—?Ты евнух? —?неожиданно поинтересовался португалец и Аллен растерянно посмотрел на него, покраснев от стыда и досады. Ну что же это такое? Господи, неужели этот человек не может думать ни о чём другом?—?Нет,?— немного насупившись, ответил Уолкер.—?Слава Богу! —?с облегчением заметил Тики,?— тогда у тебя ещё есть шанс насладиться грехом.—?Я питаю искренне отвращение ко всем таким делам и клянусь, что когда выучусь, дам обет безбрачия.Голос юноши звучал, как железо, но, казалось, гость вовсе не замечает того, что ходит по очень тонкому и опасному льду. Тики не верил в то, что молодой священник действительно может что-то сделать ему, а потому не видел смысла сворачивать свои шутки. Аллен же был настолько раскален, что едва мог сдерживать свой гнев. Все молитвы разом вылетели из его седой головы, руки его тряслись, но он отчаянно выпрямлял спину.—?Ну, обед безбрачия?— дело хорошее,?— заметил Тики, улыбнувшись,?— я и сам дал своего рода обет безбрачия. Не позволю ни одной женщине затянуть на моей шее петлю барка.—?Обет безбрачия?— строго, ледяным тоном отозвался монах,?— это клятва, которую приносит священнослужитель, обещая усмирять свою плоть, дабы войти в Царствие Господа Бога, не запятнав себя грязью.—?Да у Вас юноша, рука устанет, всю жизнь усмирять,?— хохотнул южанин и в этот момент, сердца Аллена не выдержало и он, не помня себя от злости, залепил португальцу звонкую пощёчину.Медовые глаза мужчины удивленно расширились, он моргнул и взглянул на распаленное, красное от стыда, досады и злости лицо молодого монаха, ощутил как покалывает горящая щека и, отойдя на шаг, тряхнул головой. Уолкер же, у которого будто пелена легла перед глазами, с ужасом посмотрел на свою всё ещё вытянутую руку. Тело его затряслось и ощущение слабости накрыло с головой. Он только что ударил человека. Он ударил человека!С ужасом юноша вскинул испуганный, затравленный взгляд на распятие и лицо Иисуса, искаженное печалью, показалось ему таким осуждающим, что Аллен выбежал из собственной комнаты испуганный, как птица. Тики же остался стоять на месте, удивленный произошедшим ничуть не меньше, чем сам Уолкер. Однако эта вспышка гнева вселила в него некую надежду. Этот юноша нравился ему, нравился по совершенно непонятным ему самому причинам и Микк хотел бы забрать этого мальчишку из стен церкви, где он, очевидно, растёт блаженным. Мужчина знал, что среди церковных крыс попадаются люди, для которых религия?— это вечный Свет, но такие люди были совсем иного склада и приходили к этому свету они через страшные, тяжелые страдания, поставив себе целью жизни?— искупление грехов. Этот юноша не был тем, для кого жизнь?— это Искупление, Тики чувствовал это. Ему казалось, что мальчик не выбирал свою дорогу, она сама выбрала его, не дав ему права голоса. И хоть он действительно был необычайно добрым человеком, что-то в нём было совсем не церковное.Подумав над тем, какое выражение лица было тогда у юноши, он решил, что монаху свойственна некоторая исступленность и что с таким же лицом, он мог идти умирать на войну. Такой человек был готов воевать за любые идеалы, в которые верил, а быть может и в те, которые не верил, если в этом действительно была необходимость. Тики чувствовал несгибаемость характера юноши, его силу и он не понимал, что такой человек, как Аллен Уолкер забыл в монастырских стенах. Такие люди нужны были городам, стране, они могли пробивать дорогу себе и другим, но здесь, нет, пусть в церквях живут плуты и блаженные, а паренька нужно спасать.Пока Микк занимался непривычным для себя делом?— думал о ком-то другом, Аллен не знал куда себя деть от стыда и обиды. Успокоившись, он помолился, попросив Всевышнего о прощении и стал думать над тем, что ему делать с гостем. Ему стоило извиниться, но ведь португалец говорит столько мерзких, греховных, отвратительных вещей и не будь бы Уолкер лицом духовным, то физическому лицу Тики Микка не поздоровилось бы, но его цель, его задача в жизни?— это смирение. И если Господу угодно было послать ему такого человека, то явно не просто так. Впервые в жизни Аллен захотел попросить помощи о Отца Мариана, но его, как назло, не было рядом. Оставшись один на один со своими чувствами и обидой, юноша не знал, что ему делать.—?Почему этот человек такой? —?с досадой и обидой задавал себе вопрос семинарист. —?Почему он говорит только о грехах. Да разве смогу я спасти такую душу?Аллен закусил губу, мрачно думая о том, что такая миссия может оказаться ему не по силам. Однако, что-то глубоко в его душе призвано приказала ему успокоиться и попробовать ещё раз. Уолкер вспомнил, что уныние?— это грех и постарался подумать о том, что обязательно сделает все, чтобы спасти душу португальца. Быть может, этот человек такой, потому что не знает ничего кроме греха? А если же он не знает ничего другого, то о чём же ему говорить, что делать и что думать?Пришедшее озарение сразу же успокоило Аллена и он, помолившись ещё раз, поднялся наверх и постучал в двери своей собственной комнаты. Ему отворили. Тики с интересом поглядел на юношу, пропуская его внутрь. Лицо Уолкера полностью преобразилось и казалось, что не было той бури, не было пощечины, ничего не было и это неприятно удивило мужчину.—?Прошу простите меня,?— ровным, спокойным тоном произнёс Аллен, стоя перед гостем. —?Мне не следовало так вести себя. Я забыл, что Вы человек из совершенно другой среды, какую мы называем гиблой средой. Но я уверен, что в Вас есть семя добра и христианская любовь, счастье духовной жизни, какую Вы найдет здесь, позволит этим семенам взрасти.Тики ничего не сказал, он лишь ещё больше укрепился в своем намерение?— показать мальчику, что та жизнь, которую он ведет?— вовсе не жизнь. Микк не задумывался о том, куда его тропа может привести столь чистого, наивного и не знающего о мире ничего практичного, человека, но ему было неприятно видеть, как религия оплела, будто змея, этого юношу и не пускает его.Мужчина не был противником религии в полном смысле, он верил в Бога, но считал, что-то, о чем ему говорили в детстве?— не более чем сказки. Он не верил в Ад, а если и верил, то относился к этому как-то спокойно, полагая, что жизнь праведников не может быть единственно верной, и что его жизнь бродяги такая же хорошая, как и любого другого человека. У Тики не было единой философской концепции или своей картины мира, он мало что знал, но считал, что жить надо так, чтобы если уж и попасть в Ад, так чтобы не сожалеть об этом. А потому, видя как птица, рожденная свободной, сама заталкивает себя в клетку, ему захотелось показать этой птице мир.