Глава 4. Благие намерения (1/1)

Переговорив с адвокатом и пообещав тому большую часть своих личных денег, Аллен со спокойной совестью вернулся в обидеть, где был встречен стариком Коллинзом, служившему в приходе сторожем. Приход церкви святой Агнессы был невелик, но хлопот, связанных с его содержанием, доставлял великое множество. Приходская церковь находилась за городской чертой, на территории бывших садов одного знатного рода, павшему под ударами судьбы и завещавшему свои земли католической церкви, пытаясь тем самым купить себе место в раю. Церковь была небольшой, но обсаженной красивым садом и её серые стены оживлялись каждую весну, когда всё вокруг цвело и благоухало. Служителей и работников здесь было немного?— настоятель, он же Отец Мариан, его ученик?— Аллен, сторож, он же звонарь, две монахини, полных и рослых, что, видимо уберегло их от любовных похождений настоятеля, кот, у которого не было определенного имени, ибо все звали его по-своему, а также старый кабель, глухой, как филин, и слепой, как крот. В дни богослужений нанимались певчие?— городские старушки, а также местные музыканты, знавшие все церковные гимны.Почти вся работа в церкви ложилась на плечи Аллена, сестры Агаты и Миры, а также на дядюшку Коллинза. Жили они небогато, на пожертвования, а также кое-какие проценты с богослужений. Большая часть денег, присылаемая на нужды храма, а также идущая в оплату должности настоятеля, оседала в карманах Отца Мариана и не желала покидать их, а потому, следуя старой, как мир, истине, больше всех ел тот, кто меньше всех работал, ибо с появлением Уолкера настоятель всё чаще стал перекладывать свою работу на него.—?Ну что, господин Аллен,?— добродушно спросил старик, улыбаясь, отчего морщинки на его старческих щеках сложились в четкую линию, огибающую белые усы,?— отпустили грехи своему заключенному?Мужчина невысокого роста, щуплый, с белыми усами и бородкой, с плешью на лбу, прикрытой фуражкой, стоял у вишневого дерева, отпиливая засохший сук. Его скромная одежда состояла из заплатанных темно-синих штанов, длинной коричневой рубашке и потертому черному жилету.—?Почти,?— приветливо улыбнулся юноша, проходя мимо вишни. —?Но, думаю, Господь не позволит этой душе пропасть.Старик кивнул, приступая к работе. Близилось лето, скоро деревья должны заплодоносить вовсю и тогда Агата и Мира напекут пирогов с вишней и яблоками, часть из которых они будут продавать на благо церкви. Сестра Агата пекла чудные пироги, кладя вместо сахара мёд. Мёд им жертвовал один пасечник, бывавший два раза в месяц на воскресных богослужениях. Большую часть пожертвований церковь получала не деньгами, а продуктами, а так как очень часто нужны были не свежие яйца, грибы или мясо, а именно банкноты, монахиням приходилось устраивать благотворительные обеды.Мысли Аллена были далеки от обедов. Едкий заключенный, не боящийся верно ни Бога, ни Дьявола всё не выходил из его седой головы. Странный то был человек, но что-то в нём невольно притягивало, интересовало. В его злых словах чувствовался какой-то непонятный смысл и юноше хотелось до него докопаться.Юноша вспоминал грязное лицо, свисающие, запутанные волосы и всё в этом облике отталкивало его, как если бы грязь физическая говорила о грязи нравственной. Впрочем, и этого в заключенном, как оказалось, хватало. Больше всего юношу возмущала развратность этого человека, ибо именно она привела его в такое плачевное положение. Сам Аллена особенно ненавидел развратность, ибо за всю свою короткую жизнь лишь несколько раз ощущал постыдный зов плоти, но зов этот был таким абстрактным и бесформенным, что юноша не особо понял к чему это было и что же его тело хочет от него.Нет, молодой священник вовсе не был невеждой. Кое-что он знал, благодаря настоятелю, что порой, напившись, разбалтывал Аллену о своих похождениях, но то, что он знал, было так мерзко и греховно, что едва могла заинтересовать такого человека, как Аллен. Никогда не было ему понятно, что люди находят во влечении плоти такого сильного и важного, что готовы загубить свою бессмертную душу ради удовлетворения этого постыдного зова. Даже в рукоблудии Уолкер видел такой страшный и ужасный грех, что как барышня, готов был потерять если не сознание, то всякое терпение, ибо в его понимании, подобное было мерзко, ещё более мерзко, чем зов плоти к женщине, так как видел в слиянии женского и мужского необходимость для продления рода.И теперь со своей наивностью, с ощущением стыда и отвращения, он должен был спасать от несправедливости человека, погрязшего в пороке. И пусть в этом не было ничего странного, первое соприкосновение души чистой с душой порочной не могло не оставить и не взволновать.Аллен неистово молился за Тики Микка, прося у Господа прощения за его пороки, обещая наставить на пусть истинный, если Господу угодно сделать так, чтобы справедливость земная и справедливость Небесная сошлись и не дали этой паршивой овце погибнуть. Огонь, подобный тому, что горит в сердцах Миссионеров, отправляющихся в далекие края, проповедовать Слово Божье, зажегся и в его сердце и Аллен, смотря на золоченое распятие серыми, уверенными глазами, обещал сам себе, что сделает всё, что только может, ибо таков его долг.За оставшиеся два дня адвокат?— мужчина лет сорока пяти, слегка поседевший, что придавало ему ещё большую статность, сумел раздобыть нужных очевидцев и даже умудрился напоить предполагаемого свидетеля, выяснив кое-что важное от его пьяных уст. Адвокат этот был?— мистер Морис собственной персоны. Мистер Морис был человек твёрдой закалки, суровый и сильный духом и телом. Отец его был человеком богатым, но разорился, вступив в опасное предприятие, что и побудило его сына пойти в законники. Больше всего Морис люто ненавидел полицию, что часто занималась только тем, что плодила бесконечную бюрократию. Что же до прокурора, тот тут адвокат был иного мнения, ибо воспринимал его как своего вечного, но достойного соперника. Так уж вышло, что на момент обращения в контору Аллена, фирма пережевала не лучшие свои дни?— сын мистера Мориса проиграл два очень серьезных дела, а потому отцу пришлось брать всё в свои руки. Когда же юный священник изложил свою просьбу и поведал о заключенном португальце, глаза мужчины загорелись, как два факела. Дело Тики Микка сулило ему не столько прибыль, сколько возможность восстановить своё доброе, адвокатское имя и вернуть былое величие его конторе.Мистер Морис носился по всему городу, писал письма и разводил бурную деятельность, решив во чтобы то ни стало, свергнуть полицию с башни её величия, а алчное желание будущей наживы лишь сильнее подгоняло его вперед. Аллен же, не звавший и не понимавший в том деле ничего, упорно молился и просил Бога помочь. Уолкер так верил в силу Божьей руки, что скажи ему кто-нибудь, что это не молитвы, а беготня адвоката помогли заключенному избежать петли, он бы, наверное, не поверил.В день суда над Тики Микком, человека, по слухам, убившем свою любовницу, изрезав её в клочья, в здании суда собралось много народа. Всем было интересно поглядеть в глаза этому негодяю и освистать его. Среди присутствующих особенно часто появлялись замужние женщины, охочие до интриг и кровавых тайн. Аллену же не полагалось присутствовать на суде, а потому он с нервным, болезненным волнением ожидал новости. Новости оказались обнадеживающие. Разбирательство было перенесено, а нового подозреваемого в убийстве поселили в тюрьму. Микка правда тоже не выпустили, но у португальца появилась надежда и можно сказать благодарность к маленькому священнику.Узнав, что разбирательства по делу были перенесены, Аллен вознёс молитву Богу и заплатил процент адвокату. Мистер Морис с удовольствием жал монаху руку, серые глаза его искрились от удовольствия и в том, что португальца оправдают сомневаться не приходилось.Судебное разбирательство дважды переносилось, но в конце-концов риторика адвоката убедила господ присяжных заседателей, что ?сей субъект, несомненно безнравственный, но никак не убийца? не виноват в преступлении. Тики Микку вынесли оправдательный приговор и отпустили на свободу, вручив документы о том, что с него сняты все подозрения.Вольноотпущенный и счастливый, Тики сразу же ринулся в кабак, где отпраздновал своё освобождение, на те деньги, что ему вручили в следствие несправедливого обвинения. Прогуляв почти два дня и промотав всё своё небольшое состояние, Микк вернулся на шахты, где к своему ужасу узнал, что место его занято и податься ему некуда. Имя его было известно, а потому заработать деньги тайно не выходило и мужчина в отчаяние, пошёл в кабак, где едва смог наскрести себе денег на ужин.Долгожданная свобода внезапно стала оборачиваться своей нелицеприятной стороной и теперь Тики нужно было решить что же делать и куда себя деть. На севере и западе Англии были и другие промышленные города, где добывали уголь, он мог бы попробовать свои силы там, но до тех городов нужно ещё добраться, а с худым карманом это сделать нелегко. Денег взять было неоткуда и единственное, что ему оставалось?— пытаться заработать случайно или же картами, что было опасно, ибо мошенничество в картах каралось законом не меньше, чем в иных случаях.Радовало, что на дворе было лето и можно было податься на сезонные работы. Денег на ночлег не было, поэтому мужчина решил переночевать в поле на территории чьей-то фермы, завалившись в стог сена. Сено было мягким и приятно пахло, а самое главное?— во всем стоге не было ни одного клопа.Сначала Микк решил попытать счастья на ферме, встретив утром хозяина с собакой, что едва не вцепилась в него, и попросил работы. Но хозяин оказался небогатым агрономом и не мог предложить Микку ничего путного. Вот был бы он тут в начале посадки урожая, тогда бы?— да. А собирать пока тоже нечего, пшеница не доспела, до жатвы был почти месяц.Расспросив у фермера, где можно попытать счастья, он удалился, так ничего и не узнав. Несколько часов португалец, похожий на бродягу, плутал по городу, пока наконец не решил, что дело здесь кончено и нужно искать другого места. Всё ещё думая о том, где бы раздобыть денег или поесть в дорогу, он вспомнил про маленького монаха. Решение созрело сразу?— ведь это трудами юного священнослужителя он оказался здесь, а потому было бы справедливо пойти к тому за ломтем хлеба, тем более Микк так и не получил его тогда.Один бродяга, грязный и небритый, как и сам Тики, указал ему дорогу в сторону церкви Святой Агнессы и португалец пустился в путь, надеясь, что ему не откажут. А если и откажут, он хоть подразнит того монаха, а это, что духовная пища.На дворе стоял конец июня и жаркое солнце начинало легко припекать темноволосую голову португальца. Тики шёл по извилистым городским дорогам, которые становились всё хуже, а дома всё реже, пока и вовсе его нога не ступила на мягкую траву вместо каменных плит дороги. На деревьях уже виднелись зеленые плоды, вишни начали краснеть, как девицы от пошлостей, воздух был свеж и приятен. Дыша полной грудью, Микк шёл, заложив руки за голову, щурясь хитрыми, медовыми глазами на небо, сладко вдыхая чистый, свежий воздух, от которого он почти отвык в тюрьме. На душе было так легко и беззаботно, что Тики почти забыл зачем, а главное куда он шёл.Лишь злое урчание в желудке напомнило ему, что он беден, как церковная мышь, голодный, как собака и грязный, как свинья. Последнее его почти не заботило, а вот бедность и голод представляли существенные трудности.Добравшись до указателя, ведущего в направлении церкви Святой Агнессы, Тики, поправив свой дорожный рюкзак, перекинутый через плечо, где ничего кроме карт, рубашки и деревянной кружки и миски не было. Лопату присвоил кто-то из шахтеров, полагая, что песенка его спета, а имущества Микк почти не имел, чтобы обладать возможностью в любой момент сняться с места и как цыган, покинуть обжитое место, устремившись в новые края. Сейчас он и был похож на цыгана, да и часто так выглядел. Говорят, что цыгане произошли от испанцев, что же, он был португалец и понимал их бродяжнический образ жизни.Добравшись до церкви Святой Агнессы, Тики хотел было двинуться вперёд, но старик Коллинз, приняв его за цыгана, попытался прогнать, побаиваясь за церковное серебро. Понять добродушного старика было не сложно. Микк выглядел так ужасно, что пожалуй, он бы и сам прогнал себя.—?Кыш, отсюда, цыганское отродье! —?зашипел старик, взяв в руки метлу для пущей убедительности.—?Я?— католик, сэр! —?с возмущением ответил южанин, смерив старика гневным взглядом. —?И никакое я не отродье. Я пришёл к своему старому знакомцу.—?Откуда у такого как ты, тут могут быть знакомцы,?— недовольно проворчал сторож, опустив метлу.—?Маленький монах с белыми волосами мой знакомец,?— гордо ответил Микк, наблюдая за реакцией сторожа.—?Как? Сэр Аллен?! —?удивлённо воскликнул Коллинз, но удивление его быстро сменилось пониманием. —?Ааа,?— протянул он, почесав седые клочки волос, что росли только вокруг макушки,?— Вы тот самый господин, которого едва не повесели?—?Он самый,?— гордо ответил Микк, пропуская мимо ушей иронию в голосе сторожа.—?Ну тогда, прошу.Старичок отошёл с дороги, но долго смотрел в след Тики, не доверяя ему внешнему виду, уж больно тот походил на вора. Не доверяя новому прихожанину, старик попросил сестру Агату посмотреть за этим подозрительным субъектом, дабы тот не натворил дел. Сестра Агата?— полная женщина лет тридцати двух, укутанная в черные монашеские одежды с покрытой черной шалью головой, заохала, сетуя на то, что кого только не принимает их приход, но просьбу Коллинза выполнила.Подойдя к португальцу, сестра Агата безапелляционно заявила, что господин Аллен прибудет к вечеру, а ему, сэру бродяге, нужно умыться и привести себя в порядок, ведь он не где-нибудь, а в храме господа Бога. Попавшись в руки этой женщины, что обладала не только мужским ростом, но и бычьей силой, Микк был вынужден помыться в лохани для стирки белья, где была холодная мыльная вода и переодеться. Одежду ему нашли из той, какую монашки разносят для бедных, но так как португалец был рослым и крепким мужчиной, штаны и рубашка были ему малы, а потому казалось, будто Тики?— мальчишка переросток, которому курточка и штанишки стали неожиданно малы после стирки.Убедившись, что Тики вымыт и не разит ароматом тюрьмы на целую округу, сестра Агата достала кусок сыра, ломоть хлеба и бобы, предложив их в качестве скромного угощения. Микк, для которого столь ?щедрое? угощение после трех дней гуляний показалось не больше тюремной порции, все же безропотно проглотил предложенное, запив индийским чаем. Дородная монахиня с радостью угощала путника, убедившись, наконец, что он не вор и не цыган, хоть и очень загорелый.—?Вы говорят к нашему семинаристу пожаловали,?— произнесла женщина, съедаемая любопытством. Ещё никогда она не слышала, чтобы у Аллена были друзья или знакомые за стенами обители.—?Да,?— кивнул португалец, обворожительно улыбнувшись,?— он вытащил меня из петли.—?Боже мой! —?воскликнула почетная женщина, вскинув руки,?— Вас хотели казнить?—?Да, леди,?— почтительно ответил Микк, не зная, как обращаться к монахине, но памятуя о том, что он здесь гость.—?Ну что Вы! —?зарделась польщенная сестра Агата, которую в жизни никто не называл ?Леди?. Собственно, она ей и не была, ибо монахиня?— это монахиня, а Леди?— это леди, но как же приятно было слышать такие слова!—?И надолго Вы к нам? —?воодушевленно поинтересовалась сестра Агата.—?Как получится,?— пожал плечами Микк, едва сдержав?— ?чёрт знает?. Да, здесь, в стенах храма Господа ему придётся последить за своим языком. —?Но не думаю, что надолго,?— отозвался Тики.—?Как жаль! —?с искренним сожалением произнесла монахиня. —?Вы спешите?—?Да, Леди,?— ответил португалец,?— я спешу найти работу, дабы не остаться без хлеба. Ибо едва не лишившись жизни и честного имени, я всё же остался без работы.Женщина покачала головой, явно сетуя на то, что такое приятный человек вынужден скитаться по стране в поисках работы. Отмытый от грязи и даже расчёсанный, Тики оказался весьма приятным мужчиной. Бороду он тоже сбрил ножом, который ему одолжил старик Коллинз, а потому казался привлекательным. Сестра Агата, которой воспитание в строгих стенах монастыря никогда не предоставляла случая поговорить с привлекательным молодым мужчиной, если не считать отца Мариана, была крайне взволнована этим знакомством.—?А знаете,?— с воодушевлением произнесла она, вспомнив что-то,?— наш охранник, звонарь и садовник?— мистер Коллинз, всё чаще мучается ревматизмом. Быть может, вы хотите остаться у нас и помогать ему?Поступившее предложение оказалось слишком неожиданным и Тики опешил, не зная, что делать. Жить, как церковная мышь он не хотел, да и что за жизнь с монахами? Ни одной приличной женщины, с которой можно порезвиться, одни матроны, да старухи, да монахи. Нет, такая жизнь была ему не по душе. Ему бы что-то такое, чтобы вместо воскресных проповеди отплясывать с француженками и итальянками, запивая всё пивом, а после играть в карты. А тут? Чёрта с два он полезет в это!—?Не думаю, что смогу прижиться у Вас,?— почти скромно сказал мужчина. —?Я человек другого склада ума, не такой набожный и вряд ли смогу постичь всё это,?— он неопределенно махнул рукой.—?О, сэр,?— уверенно произнесла Агата,?— попробуйте. Останьтесь у нас хоть на пару дней, отца Мариана не будет несколько недель, он уехал на материк, а господин Аллен не станет возражать против Вас.—?Если только на пару дней,?— протянул Тики, обдумывая слова монахини. Быть может, если он побудет пару дней тут, то сможет уговорить маленького монаха дать ему рекомендации о том, что Микк чудесный работник, а такая рекомендация все одно, что билет в замок. За это, пожалуй, стоит уцепиться.—?Я был бы рад, Леди,?— признательно сказал он,?— но мне не хотелось бы стеснять Вас, да и где же я буду жить?—?О! —?воскликнула сестра Агата и лицо её выразило задумчивость. —?Я упрошу господина Аллена. Он и отец Мариан живут недалеко отсюда и, насколько я знаю, у них достаточно места, чтобы поселить гостя. Господин Аллен такая добрая душа, он ни за что Вам не откажет!Микк усмехнулся про себя, не будучи так уверен в доброте, а главное в терпении молодого монаха, но спорить не стал. Через пару часов, как и было сказано, появился семинарист, всё такой же юный, бледный и седой, каким запомнил его Тикки. Всё тот же уверенный и светлый взгляд, страшный алый шрам на лице и всё та же одежда. Выглядел юноша устало и измученно, долгая дорога пешком утомила его.<Заметив Тики Микка, что добродушно улыбался, стоя у ворот церкви, Аллен обрадовался, но ненадолго. Узнав, что мужчине негде провести ночь и он, как сказала сестра Агата,?— смиренно просит предоставить ему кров, Уолкер помрачнел, но тут же упрекнул себя в черствости. Судьба посылает ему уникальный шанс наставить этого человека на путь истинный и он, как священнослужитель, просто не может этот шанс упустить. Сам Господь привёл эту заблудшую душу в храм и святая обязанность юноши?— спасти эту душу, пусть и пришлось бы спасти её от неё самой.