Глава 3. Справедливость земная и справедливость Небесная (1/1)

Ангелы ответы нести устали,В тишине ночной их шаги слышны.Канцлер Ги. Чезаре БорджиаЕщё в далёкий дохристианский мир Сократ?— великий мудрец древности, заточённый на первом кругу Ада*, говорил, что Справедливость у каждого своя и что даже между языческими Богами нет единого взгляда на справедливость. То, что справедливо одному Богу, было не справедливо другому, а потому Боги те воевали и люди тоже. Аллен же, будучи христианином, знал, что справедливость есть только одна?— и это справедливость небесная. Он знал, что неверные греки и римляне, что не верили в Бога-отца, были наказаны за это и заточены в Ад, но самые достойные из них получили свободу, когда Иисус, жертвуя собой во имя всего человечества, спустился в Преисподнюю и освободил души чистые, что пребывали в вечной печали Лимба.Уолкер не сомневался в существовании Бога и его Справедливости, но не мог не признать, что Справедливость эта была своеобразной и далекой от понятия человека. К сожалению, когда у него возникали вопросы, его вера не могла дать на них чёткий ответ, она говорила?— ?надейся на Бога, а сам не плошай?. А означало это вот что: видя, что человек знатный и богатый, ведёт себя к погибели и совершает нечестивые вещи, христианин должен верить в то, что в другом мире этому человек воздастся, но священник же должен ещё и постараться убедить этого человека спастись от гнева Господа и внушить мысль о Милосердии. И всё же, как не старался Аллен исходить из понятия?— за гранью все равны, а Богу всё видно, ему было тяжело смотреть как иные несли тяжелый крест, а другие, не лучше и не хуже, шли легко. Его не устраивало объяснение?— на то воля Бога, так надо, таково Провидение Господне. Это было удобное положение, но что-то в душе Аллена не могло примирится с ним.Быть может, он обладал недостаточно крепкой верой для монаха, тут уж он не мог ничего поделать, но вопрос веры не решал проблему несчастья. Каждый раз, когда его мысли попадали в плоскость справедливости Небесной, которая начинала противоречить земной, Уолкер переставал об этом думать, ощущая, как черви сомнения точат его душу. Он убеждал себя, что на фоне замыслов Бога, жизнь любого человека так мала и ничтожна, а звёзды так велики, что глупо искать в этой жизни что-то иное, кроме судьбы. Ведь что такое человек на фоне Бога? Он что твоя трава, покрывающая землю, созданная для того, чтобы другие жили благодаря её силе. И замыслы Господни живут за счёт души человека. А что до людских законов, на то они и людские. Так Уолкер и стоял на своём. Но столкнувшись с тем заключенным, узнав, насколько закон человеческий может сопротивляться закону Божьему, ему стало страшно. Аллен не знал, что ему делать. Нельзя вмешиваться в Проведение, ибо у каждого своя судьба, но могла ли быть судьба этого человека?— провидением? Мог ли суд земной осудить невиновного? Ему хотелось сказать нет, но разве он может так лгать? Ведь даже святая Агнесса, апостолы и тысячи мучеников столкнулись с несправедливостью земных законов. Их мучили, рвали, кололи, резали и конечно, Великий и Добрый Бог не мог смотреть свысока на это без слёз, но и не мог вмешаться, ибо он, после того, как Великий Потоп уничтожил человечество, отрекся от права судить на земле, решив судить только на Небе. А раз так, то не мог ли этот человек, Тики Микк быть жертвой не провидения, а закона? Или же такова была его судьба и вмешавшись, Аллен переступит закон Бога?Всю ночь молодой священник, а было ему всего семнадцать лет, промучился, думая о том, что же должен он сделать и каково отношения Господа к вопросу земных судей. Он молился, просил знака, просил совета, но небо молчало, как будто не слышало его. Аллен дрожал перед этим молчанием, Небо ждало его решение и он боялся ошибиться. Если Богу угодно наказать этого человека?— то разве должен он, слуга Бога, мешать справедливости? Но, а если не угодно?— и сей человек станет очередным несчастным, попавшим на виселицу из-за того, что сердце судей глухо к Гласу Бога? Уолкер не знал, чье это было испытание?— его, этого человека, судей, справедливости или же всего мира, но для него решение этого вопроса означало спасение или гибель.Так и не придя ни к какому решению, Аллен попытался уснуть. Утром он поговорит с заключенным, выслушает его слова, а после поговорит с полицейским и тогда, Уолкер был уверен в этом, правосудие земное не допустит ошибок. Ночь юноша провёл у небольшой семьи лавочников, что торговали домашней утварью. Хозяин лавочки?— старичок лет шестидесяти с квадратным подбородком, жидкой бородой, острым носом и узким лбом, под которыми, как дыры, сияли впалые глаза, был человеком в меру добродушным и в меру верующим, а потому впустил юношу, узнав в нём помощника настоятеля его прихода. Старик жил с дочерью и внучкой. Дочь его?— взрослая, дородная женщина лет тридцати пяти с усталым, морщинистым лицом, слегка поседевшими темными волосами, чинила одежду, чем и зарабатывала на хлеб, а её ребёнок?— девочка лет семи, чумазая и неопрятная, помогала деду в лавке.Молодого священника они впустили с гостеприимством самарянина, но упросили за это помолиться за здоровье старика и процветание торговли. В последнем Аллен видел много греха, но памятуя о том, что эти добрые люди пустили его под свой кров и накормили со своего стола, смиренно воздал молитву Господу Богу, искренне надеясь, что эти люди будут находиться в здравии и процветании.Утром Аллен покинул унылый дом торговца и двинулся в ещё более мрачное и унылое место, имя которому была тюрьма. Сколько несчастных, голодных, обездоленных и жалких людей попадали в эти холодные, неприступные стены? Столько стонов боли и криков о помощи слышали они и какая страшная кара преследовала обитателей этого дома на заднем дворе, где одиноко покачивался крепкая петля на длинном столбе, как застывшая цапля. От подобных мест у молодого священника кровь стыла в жилах, но по своему долгу отныне он часто должен буде бывать здесь, ибо отказать, пусть даже самому жалкому, презренному и порочному человеку в помощи он не мог.Проходя по узким улочкам небольшого городка, юноша ловил взгляды прохожих, что с искренней любовью к развлечениям, разглядывали его. Аллен уже привык быть причиной всеобщего внимания и даже перестал немного горько улыбаться. Трагедия его детства?— страшный пожар, унёсший всю его прошлую жизнь, оставил многочисленные следы на его теле. Навеки обожженная рука, страшная и уродливая, которая почти не могла двигаться, шрам на лице, красный, как бычья кровь, побелевшие волосы. Всё это составляло его тело, его душу, его существо. Женщины из приличного общества открещивались от него, когда он, находясь на службах в храме при семинарии, стоял позади певчих, вознося молитву Господу. Тяжелый серебряный крест, большой и аккуратный, свисал с его шеи на серебряной цепочки, украшая чёрную монашескую одежду. Одеяние его было скромно, в отличие от настоятеля, носившего золотые кресты и украшения.Подойдя к воротам тюрьмы, юноша остановился. Зданию тюрьмы было уже две сотни лет, выстроено оно было из кирпича и камня, в форме прямоугольника. В тюрьме было три этажа, нижний ярус наполовину уходил в землю и зимой был самым холодным, тёмным и сырым, там держали наиболее опасных преступников, там же был и арестант Тики Микк. Второй и третий ярус предназначался для воров и мошенников всех мастей, какие только существовали в Англии и за её пределами. Все окна тюрьмы выходили во внутренний дворик, а потому арестанты редко наслаждались солнечным светом вне её стен, но, как говорили бывалые рецидивисты, здесь не дуло. На каждом углу здания была смотровая вышка, где часовые наблюдали за заключенными, выпущенными на прогулку по двору, держа наготове ружья. У западной стены располагалась псарня, где держали озлобленных, полуголодных бестий, готовых разорвать на куски. А за северной стеной огромное кладбище, где как палки, из земли торчали обломки крестов.Аллен оглянулся, вчера вечером он почти не видел этого места, после чего двинулся к охраннику, которому объяснил кто он и по какому поводу пришёл. Узнав в юноше священника, охранник почтительно склонил голову, пропуская Уолкера вперёд. Другой охранник вновь провёл его по затхлым, дурно пахнущим коридорам по одной стороне которого располагались тяжелые решетки. Длинный коридор наполняли не только ужасный запах, но и стенания больных и голодных, а также тех, кому оставалось жить считанные секунды.Охранник привёл Аллена к камере, где сидел вчерашний мужчина. При свете солнца, а не свечи, он показался ещё более страшным и унылым, чем прежде. Уолкер с трепетом смотрел на этого грешника, ибо он был первым заключенным, виденным им в жизни, и это мрачное, заросшее жесткой щетиной лицо, волосы, похожие на обтертые канаты, грязные руки и босые ноги, грязная серая роба ещё сильнее потрясли воображение юноши. Арестант же рассматривал молодого священника с ещё большим любопытством ибо он сам тоже никогда не видел настолько молодого монаха. Тики посмотрел на белый подбородок и бледно-розовые губы, усмехнувшись. Да ведь у этого церковного щенка не было даже пушка на лице! Он ведь совсем юн.Охранник, приведя священнослужителя, покинул их, помня о тайне исповеди, а Аллен остался один, ощущающая ужасную неловкость. Микк, заметив эту неловкость, растянул потрескавшиеся губы в улыбке.—?Всё ещё желаешь вывернуть мою душу наизнанку, маленький монах? —?усмехнулся он.—?Я не желаю выворачивать ничью душу,?— серьёзно, но мягко произнёс Аллен,?— но я был бы рад, чтобы Вы исповедовались мне, облегчив свою душу.—?Ваш брат охотится за чужими душами не менее ревностно, чем иной раз Дьявол,?— произнёс мужчина, смотря в глаза священнику. Лицо Уолкера осталось неизменным, но слова эти задели юношу.—?Всё, чего хочет религия?— всеобщего счастья,?— ласково произнёс Аллен.—?Если бы это было так, мой маленький монах, то не было бы войн во имя Христа, не было бы нищеты и многого другого. Но ты, маленький монах, пришёл ко мне не рассуждать о религии, ведь так? Иначе я предпочту чтобы меня вздёрнули прямо сейчас, на этом самом месте.Аллен терпеливо снёс это замечание и обращение, сложив руки в молитвенном жесте. Руки мужчины были закованы в кандалы, но двигать ими он мог без особых проблем, разве что высоко поднять их ему было бы трудно.—?Прошу Вас, сэр,?— произнёс юноша и его серые глаза, казавшиеся таким глубокими, были наполнены усталостью и печалью,?— я пришёл сюда, чтобы слушать Вас.Микк с сомнением посмотрел на священнослужителя, но кажется, его гость начал веселить его, а потому, распрямив спину, затекшую от неудобной позы, он вытянул ноги, после чего сказал:—?Ну так слушай меня, маленький монах. Или же мне называть тебя отец? —?произнеся ?отец? он так мерзко улыбнулся, что Аллена едва не перекосило.—?Отец?— было бы правильнее, но если Вам угодно, называйте меня ?сэр?, как положено одному благовоспитанному человеку называть другого.—?Как хорошо, что я совершенно не благовоспитан,?— хрипло засмеялся Тики и сказал,?— тогда маленький монах так и останется маленьким монахом. Ты ведь совсем мал, да? Готов поспорить, что я выше твоей седой головы на целую голову, а то и две.Замечание о росте показалось Аллену обидным, ещё более обидным было данное узником прозвище, но он постарался взять себя в руки и не обращать внимание на слова португальца.—?Тебе только суть или с самого начала? —?поинтересовался мужчина, почесав губу.—?Как угодно, но лучше с самого начала,?— ответил юноша.—?Хорошо,?— кивнул Микк, добавив,?— эх, Дьявол, как же курить хочется!—?Не упоминайте имя нечистого,?— строго сказал Уолкер.—?Не бойся, маленький монах,?— хохотнул узник,?— я не отдам тебя этой козьей морде, больно ты забавный.Аллен покраснел от злости, но сдержался. Глубоко вздохнув, он постарался выровнять дыхание, напоминая себе, что он должен быть терпеливым и милосердным ко всякой твари земной, в особенности той, что носит имя человека. В особенности этого человека.—?Ну слушай. Родился я в Португалии, да в такой дыре, что хуже и найти сложно. Отца у меня не было, мать умерла и её я совсем не помню. Почти всё своё детство я провёл в приюте при монастыре, где духовной пищей нас кормили с куда большим рвением, чем телесной.Уолкер удивленно распахнул глаза, не заметив явной иронии. Как же так? Да ведь возможно, чтобы этот человек в самом деле вырос на заповедях Господних и попал сюда? О нет, здесь явно ошибка! Быть может, потому Господь послал его сюда?—?От такой жизни половина моих товарищей умерла не дожив до десяти лет, я же, дожив до тринадцати, сбежал, связавшись с шайкой бродяг. Они научили меня всему, что я знаю?— играм в карты, умением пить, любовью к женщинам и иным, как вы говорите, порокам? —?мужчина снова усмехнулся.Аллен поджал губы. Вот уж скверная дорожка. Да, такая дорога должна была привести мужчину сюда раньше.—?Жил я небогато, можно сказать в нищете, но был удачлив, как чёрт.—?Сэр! —?криком напомнил священник о просьбе не называть этого имени.—?Ну как кто-то другой,?— улыбнулся Микк,?— один чёр… удачлив, в общем. Очень рано я понял, что жизни в Португалии нет, а потому решил странствовать по свету, зарабатывая чем придется. Не лукавя, скажу что сидел в тюрьме за карточные игры, дважды.Светлые брови юноши поднялись вверх. Португалец произнёс это таким тоном, как будто тюрьма в его глазах была каким-то почётным местом и ему невероятно повезло попасть туда дважды.—?Я проделал немалый путь и отсидев во Франции, о, не смотри на меня так, маленький монах, тюрьмы во Франции?— премерзкое место. Так вот, там я научился хорошо орудовать киркой и лопатой и мой товарищ?— вот же шельма, посоветовал приехать сюда, дабы честным путем зарабатывать на труд. Ну и я решил, а что бы и не пойти? Силы у меня много, в голове, сказать честно, ветер как на море, но много ли ума надо, чтобы махать киркой?Аллен кивал, успокоенный тем, что его заключенный решил вести честную, пусть и не праведную жизнь.—?Ну так вот. Устроился я здесь неплохо. Работа сложная, но платят не такие гроши, как на моей родине. Здесь я могу позволить себе публичную девушку, три кружки пива и ужин в трактире, а там только пиво и ужин.—?Большой грех?— быть мужем не своей жены,?— строго сказал Уолкер, нахмурив брови. О настоятеле он предпочитал не думать.—?Да разве же монахи разбираются в этом грехе? Или мой маленький монах знает об этом куда больше, чем ему полагается, а? —?глаза южанина заблестели от радости. Было видно, что ему доставляет огромное наслаждение цеплять Аллена.—?Я не понимаю, о чём Вы говорите,?— с волнением от смущения, произнёс священнослужитель.—?Как же так? —?воскликнул португалец. —?О, нет, мой маленький монах. Тебе срочно нужно всё наверстать. Как же можно стать мужчиной, если ни разу не заглянуть под юбку девушке? Правда, иные заглядывают в брюки к мужчинам, но это вряд ли более благопристойно.Аллен покраснел. Его руки задрожали от возмущения. Больше всего ему сейчас хотелось уйти отсюда, оставив этого ужасного, мерзкого человека наедине с его судьбой, но мысль о том, что быть может Бог послал этого несчастного ему в качестве испытания, успокоила Уолкера и он снова взял себя в руки.—?Бог запрещает такие вещи,?— холодно сказал Аллен.—?В самом деле? —?засмеялся португалец,?— зачем же он тогда создал нас живородящими? Мог бы сделать так, чтобы дети росли, как почки на деревьях и никто бы не грешил. Да уж велик грех! Животным-то можно.—?У животных нет души,?— объяснил Уолкер.—?А может у Бога просто нет женщины?От таких слов юноша задохнулся. Нет! Это было выше его сил, как можно так… так… Нет, это чудовищно! Ему следует немедленно покинуть этого человека. Решив, что столь порочную душу уже не спасти, Уолкер собрался было уйти, но проснувшееся чувство совести не позволило ему этого сделать. Разве же не обещал он помогать всем, кто нуждается в нём? И разве не в том состоит его работа, чтобы забирать из рук порока заблудшие души?—?Я пришёл сюда затем, чтобы слушать Вас, вашу исповедь. Прошу, продолжайте.—?Тогда не читай мне морали, маленький монах,?— посоветовал южанин.Аллен промолчал.—?Ну так вот. Оказался я здесь, и не было мне печалей, пока чёр… пока не решил я, что одна любовница дешевле, чем несколько в месяц. О Жозефине я давно слышал, да что и говорить, эта плутовка была самой резвой француженкой в этом городе, а что вытворяла! Я, признаюсь, и сам кое-чего не знал, но ведь это французы.Слово ?французы? было сказано таким тоном, словно это была какая-то особо известная фирма. Аллен же, мало представлявший чем выделились французы в подобного рода делах, ничего не понял.—?Она мне нравилась. Цену себе знала, но и не надоедала. Жозефина работала на себя, а лакомилась и обновляла гардероб за счёт ухажеров. Нам было хорошо вместе, но потом она забеременела.Лицо монаха стало суровым, а губы сжались. Вот потому-то религия и запрещает подобные порочные связи. Дети?— есть ангелы и не угодно Господу, чтобы ангелы рождались из чрева большего порока, чем тот, который отпущен людям.—?Жениться я не хотел. Да и мало ли чей это ребёнок? Женщина может говорить что угодно, ей выгодно соврать, когда дело касается таких вещей. Почти месяц она пилила меня браком, но я же отказывался, да и друзья мои предупреждали, что за крошкой Жозе ухаживал кое-кто на стороне. Так с чего же мне жениться? Я, мой маленький монах, вечный холостяк.Уолкер покачал головой, но промолчал. Он не хотел нарушать тайну исповеди ещё раз и вступать в жаркий спор о приличиях, но то, что он слышал не нравилось ему. До сих пор он никогда ещё не принимал исповедь от столь распутного человека. Он знал, что такое распутство есть, больно уж Отец Мариан был охотником за женщинами, но настоятель умудрялся скрывать большинство своих прегрешений, а потому за стенами церкви Святой Агнессы, об этом мало кто знал.—?Вот. А тут появился её бывший любовник. Так, ничего особенного, офицер, сколотивший себе кое-какое состояние. Видимо малышка Жозе слишком очаровала его, но не могу его здесь винить. Такую черто…бестию сложно найти в этой унылой стране. А он ещё молодой, её бывший любовник. Уж не знаю, чему ему в голову ударило на ней жениться, может он и не хотел, а только обещался, я думаю, что это более правдиво, но малютка вцепилась в него, как клещ. Долго она его трепала, шла на все уловки, как говорят, а он и согласился. Меня она сразу бросила, но такие вещи не скроешь.Тут Тики ненадолго замолчал, видимо обдумывая, что сказать дальше. Когда он говорил о своей любовнице, называл её малышкой или бестией, его лицо озарялось приятной, игривой улыбкой, по которой становилось понятно (всем, кроме молодого священника), что вспоминает он не столько загубленную женщину, сколько любовные приключения в её объятиях.—?В общем, насторожило его, как она тянет под венец и стал разнюхивать, что и где. Тут и всплыло, что его чуть было не сделали почетным супругом, подарив в качестве брачного подарка увесистые рога и чужого ребёнка. Не знаю, что там произошло, да только он её зарезал, как будто свинью. А после пошёл ко мне и стал публично обвинять в убийстве, после чего знатно поколотил меня, якобы задержав до прихода полиции. А полиция меня и слушать не стала.Аллен взволнованно посмотрел на мужчину, губы его слегка задрожали. Как же так! Неужели это правда? Если это правда, о, Господи, какая страшная, ужасная история! Убить женщину, пусть она и была грешна, пусть обманула, но убить? Да разве хоть один христианин способен на такие ужасные вещи?—?Поклянитесь, сэр,?— чуть дрожащим голосом произнёс Уолкер,?— поклянитесь, что-то, что Вы сказали?— чистая правда.Уолкер достал карманную библию и протянул её сквозь решетки заключенному, на что тот усмехнулся, но книгу взял. Мужчина открыл белоснежные страницы небольшой книги, обтянутой черной кожей, с выгравированной на ней золотой надписью ?Holly Bible?.—?Повторяйте за мной, сэр,?— обратился монах. —?Положите руку на книгу и от чистого сердца произнесите?— ?Клянусь, что сказанные мной слова?— чистая правда?. Но учтите,?— предупредил юноша,?— за ложные клятвы Вы погубите свою бессмертную душу и обречете её на ужасные пытки.—?Не думаю, что Дьявол придумал что-то хуже клопов,?— пошутил Микк, держа в руках библию.Глаза Аллена расширились, а рот приоткрылся. Тики с удивление посмотрел на него и только через пару секунд понял, что помянул нечистого, держа в руках священную книгу. От нелепости произошедшего он рассмеялся, чем поверг молодого монаха в ещё большее негодование и недоумение.—?Ладно, ладно,?— смеясь, произнёс мужчина,?— не буду говорить о нечистом. Но, не нужно на меня так смотреть, мой маленький монах, земля подо мной пока не собирается расходиться. Да и честно говоря, после того, как я столько проработал под землей, Ад кажется мне не таким уж и плохим местом.—?Не говорите так! —?возмутился Аллен, придя в себя. —?Это страшное преступление в глазах религии.—?Ну, тогда, господин Прокурор с серебряным крестом, Вам придётся решить, Вы меня оправдываете или всё-таки осуждаете.Уолкер замолчал. Ну до чего же несносный человек ему попался. Юноше хотелось взвыть в голос от отчаянья. Неужели он натворил что-то такое, что Господь послал ему в качестве испытания такого человека?—?Прошу, принесите клятву.—?Клянусь,?— легко ответил португалец, как будто клялся не своей бессмертной душой, а лишней пенни.Аллен с сомнением посмотрел на португальца, но клятву принял. Теперь перед ним вставала другая проблема. Зная истину, ведь этот человек поклялся душой в том, что его слова истина, а потому Уолкер обязан в это верить, он не мог сидеть сложа руки и допустить, чтобы заключенного повесели. Законы божьи и законы земные требовали, чтобы виновный был наказан, а с невиновного были сняты все подозрения. А для этого, ему нужно было переговорить со следователем, который вёл дело Тики.—?Теперь,?— начал Аллен, чуть не сказавший по привычке?— ?сын мой?, как требовал обычай,?— верьте Господу нашему, молитесь о спасении своей души, а я буду молиться о спасении Вашего тела и поговорю с начальником тюрьмы и со следователем.—?Бесполезно,?— махнул рукой Микк, протянув библию обратно. —?Им неугодно искать виновного, жаль денег и сил.—?Верьте,?— настойчиво повторил Аллен и Тики пожал плечами.—?Уже уходите? —?неожиданно спросил Микк, чем вызвал удивленный взгляд.—?Разве вы хотите поведать мне что-то ещё? —?растерянно спросил священнослужитель.—?А как же кровь Христа и плоть? Я бы не отказался от вина и хлеба,?— нагло произнёс заключенный.Аллен побелел. Ещё никто и никогда не делал из процедуры причастия бесплатный обед. Да как этот человек смеет всё это говорить? Может Господь потому и привёл португальца сюда? Сколько злого и ужасного тот сказал за всё это время! Может юноша ошибся и не должен помогать ему? Ведь нельзя же так говорить!—?Мой маленький священник уже сдался? —?со смешком поинтересовался Тики.—?Вы ужасны, сэр,?— устало пробормотал Аллен.—?Ну, не спорю, сейчас я не красавец, но до заключения выглядел намного лучше,?— сказав это, мужчина игриво подвигнул, пытаясь окончательно добить монаха.Тики не верил в то, что этот юнец с крестом на шее и головой, набитой заповедями, сможет что-то сделать для него. Португалец решительно попрощался с жизнью и потому, на её исходе с особым удовольствием третировал несчастного монаха. Микк знал, что Бог не всегда милосерден к тем, кто этого заслуживает, можно сказать, он особенно не милосерден к тем, кто особенно заслужил его любви, а потому заключенный со спокойной совестью изводил религию шутками, вёл беспорядочную жизнь и считал, что куда бы эта дорога не привела его, она приведёт его туда, где ему место.Аллен же устало смотрел на веселье заключенного и решил, что пусть этот человек ужасен, пусть он распутен и порочен, Уолкер сделает всё, что может и если этого окажется недостаточно, то не будет горевать по утрате, ибо таково Провидение.Распрощавшись с заключенным, Аллен, как и обещал, поговорил и с начальником тюрьмы, и с следователем, и даже с государственным адвокатом. Все они были решительно настроены против португальца, а сторож даже позволил себе немыслимую вольность, сказав, что ?виновен он или нет, да только этих даго, что твоих евреев, только голод и нищету плодят?. Священника отказывались слушать, а следователь посоветовал ему проповедовать тем, кто ещё не попал сюда, а не тем, по ком плачет виселица. Отчаянный, усталый, измотанный, Уолкер решительно не знал, что делать.Молясь Богу, прося заступиться за португальца, Аллен с отчаяньем думал, что мир не желает слушать его. Пусть бы мужчину осудили, но пусть сделают это по закону и справедливости, а не так. Ведь никто даже слушать не желаете о том, что поведал ему заключенный, считая это заведомо ложь, а ведь он поклялся на библии! От отчаянья юноше хотелось плакать.Усталый и разбитый, он побрел в сторону своего прихода, как вдруг озарение снизошло до него. Проходя по улице мимо районов, населенных бедными и голодными, ему случайно попался рекламный листок, которых много летало по улице, оторванных ветром. Листок этот был от адвокатской конторы ?Морис и Сын?, в котором говорилось, что мистер Морис?— адвокат по уголовным и гражданским делам, за умеренную плату, выиграет любое, даже самое сложное и запутанное дело.Подобрав листок и прочитав его, Аллен в нерешительности замер. У него было немного денег, но хватит ли этого? И должен ли он обращаться в контору? В священных текстах ничего не говорилось об адвокатах, только о вере и молитвах, но молитвы не могли бы разжалобить судей, как не смогли заставить слушать адвоката, надзирателя и следователя. Велит ли Бог в таких случаях поступать так?Попав в церковь ещё ребенком, Уолкер имел весьма смутные представления о мире и жизни за стенами своей обители. Всё, чему его учили, основывалось на вере в Бога, на проповедях и псалмах. Иногда его душу развращали дурные наклонности Дяди, но добрые люди, жившие при Церкви объяснили ему, что хоть Отец Мариан и священник, а некоторые его поступки совсем не святы и нечего Аллену брать с них пример. Кросс же, научив мальчика молиться, велел тому каждый вечер приносить Богу молитвы за искупление его грехов. Семинария тоже не давала никаких знаний о жизни настоящей, а потому, столкнувшись с необходимостью что-то делать, Аллен не знал, как ему дальше быть.Наконец, решив, что в том, что именно этот листок упал ему под ноги, есть отпечаток руки Бога, Уолкер решил, что должен попробовать и этот способ. Услуги адвоката грозили выйти ему намного дороже, чем он думал, но памятуя о правом деле, юноша согласился, твёрдо веря, что Бог его не оставит.