День 62 1 Ноября (1/1)

Я лежал на кровати лицом в подушку. Наволочка безвозвратно испорчена – я не удосужился смыть грим. На фоне играл дэт-метал, который наверняка сотрясал стены дома, но никто из семьи меня не потревожил, чтобы попросить сделать музыку тише. Я бы тоже не рискнул на их месте. Когда родители меня встретили на входе, я шатался как пьяный, даже если я и был почти пьян. Но они поняли, что дело не только в алкоголе. Меня все еще колотило после пережитого, и я не мог ни заснуть, ни даже заставить себя пошевелиться. Понятия не имею, сколько времени прошло с тех пор, как Боб закинул нас с Майки домой и сколько я так трупом валялся на кровати, отходя от ощущений. Эти сутки были настолько полны эмоций и нервов, что мой крошечный сломанный беличий мозг это не мог переварить. Я реально был в полном оцепенении. Как будто я замерз и перестал что-то чувствовать. Мне нужен был отдых, но я был до сих пор так напряжен, что не мог ни расслабиться, ни подумать о том, как это сделать. Я словно на сломанной пластинке снова и снова переживал паническую атаку в туалете, утренние репетиции и моменты выступлений. Боже правый, как хреново быть параноиком. Я не мог отвлечься от заполоняющих мой разум навязчивых мыслей и всепоглощающего чувства тревоги. Оно меня пропитало и не отпускало с тех самых пор, как я протрезвел, и теперь противно ныли виски и затылок. Сейчас бы надраться снова, лишь бы это кончилось. Вероятно, я действительно пережил выступление лишь потому, что был под алкоголем. Я даже не знаю, как передать словами мое состояние сейчас. Я понимал, что все уже позади, что все кончилось, но не осознавал. Как будто сейчас меня кто-то в любой момент грубо стащит с кровати и вытолкнет за дверь, где спрятан Dingbatz, и я снова окажусь под светом прожекторов. Я не заметил, как провалился в некое подобие сна. Я помнил из моей детской энциклопедии, что такое состояние зовется смешным словом ?гипнагогия?. И мне казалось, что я слышу оглушительные рифы нашей песни, которые бьют меня в спину и в самое сердце, я чувствовал, как под ногами трясется сцена, но в то же время я ощущал подушку, в которую был впечатан лицом. Мое тело становилось легче, пока я не поднялся к потолку. Перед закрытыми глазами мелькали цветные пятна, которые я связывал с мерцающими прожекторами, и мне казалось, что я сейчас в клубе. Который почему-то в моей комнате. Где-то там прыгал Фрэнк, потому что я слышал его удаляющуюся и приближающуюся гитару. Но это, черт возьми, не был он. Потому что мне бы не было сейчас так страшно! Когда он рядом, мне не может быть страшно. Может, это какой-то его двойник? Настоящий Фрэнк никогда бы меня не выпнул на сцену, чтобы заставить пережить этот ад. Или… или мог бы? Из этого странного оцепенения меня вырвал звук сообщения. Я дернулся, как это обычно бывает, когда тебя вырывает из сна, и приподнял голову, с усилием потирая лицо рукой. Кажется, на щеке остались эти противные отпечатки от складок с наволочки. Странно. С чего бы кому-то присылать мне сообщение среди ночи? Никакие уведомления об акциях в сетевых маркетах не приходят раньше девяти утра. А больше мне никто и не пишет. Я едва заставил себя встать, упал на стол, вырубая музыку с ноутбука, и лениво потянулся за телефоном, который никак не мог схватить из-за нарушения координации. Окей, отлично. С первым пунктом ?To-do? листа я справился и опять завалился на кровать, щурясь от света и снимая блок с телефона. Сообщение пришло с незнакомого номера, и, только открыв его, я понял, кто это написал: ?Похмелье жуткая штука. Приходится закидываться бэйби-M чтобы не сдохнуть. Ты никогда не замечал, что под экстази блевать приятно? Извини напомни кст как тебя зовут а то у меня последнее время память отшибает? На моих губах невольно появилась усмешка. Да этот парень реально двинутый. Вот прямо на всю голову. ?Джерард. И отвечая на твой вопрос – нет. Как-то не приходилось баловаться мдма? Ответ не заставил себя ждать: ?Окей Джер тогда я угощаю. Кто их не пробовал тот не жил? ?Погоди-ка, то есть ты сейчас с похмельем сидишь перед унитазом, кайфуешь от таблетки и пишешь мне?? ?Ну да все так? Блять, больной ты ублюдок, Берт. Но что-то в тебе, блять, есть. ?А если бы я спал и не ответил, то что бы ты делал?? ?Не знаю. Доебался бы до кого-то еще. Или разбудил бы тебя звонком. Или поиграл в SubSurf. Или пошел гулять в парк и болтать с бездомными. Не знаю. Типа я понятия не имею, что буду делать даже в следующую минуту? И сразу новое сообщение: ?Но ты же не спишь? И еще одно: ?Кстати в subsurf хэллоуинское обновление? ?и знаешь что? у меня блять никогда не хватает терпения накопить на спэшл-скин? ?блять? ?ненавижу эту игру? Я невольно рассмеялся, зажимая рот рукой. ?никогда в нее не играл? – ответил я. ?ну ты немного потерял. На самом деле она довольно бесячая и я ненавижу этого толстого усатого хера какая ему блять разница что там пишут эти фрики на вагонах? ?действительно, лучше бы усы сбрил? – поддержал я. ?в точку. Или похудел, может тогда бы догнал героя? ?странно что от версии к версии этот хер не становится худее а он много бегает? – написал я.?жрет наверное еще больше. Хэй кстати про еду не хочешь завтра прийти к нам в турбас на пиццу?? ?у вас есть автобус?? – не поверил я. ?ну да, мы же как бы в неком подобии тура? Да я не мог упустить шанс побывать в настоящем турбасе! Так что для меня ответ был очевиден: ?черт конечно, во сколько?? ?хуй знает, как проснусь. Но условно давай в пять потому что утро у меня начинается не раньше трех? ?хотел бы я так долго спать вместо колледжа? ?ты ходишь в колледж??? Серьезно, чувак???????? ?и что в этом такого?? – не понял я.?забей блять там из тебя выпьют всю кровь вместе с мозгами и сделают из тебя среднестатистического идиота и это будет огромная потеря для мира музыки? Оу, так Берт считает, что мой уход был бы потерей для музыки? Совру, если скажу, что это мне не польстило. Вообще-то я даже заметил, что для меня его слова были авторитетными.?и что же мне тогда сделать? Бросить колледж? :0? Он молчал минуты три-четыре. Наверное, строчил целое полотно.?знаешь Джер, чтобы заниматься музыкой тебе ничто и никто не должен мешать. я серьезно. а никакие родители или учителя не примут всерьез твои намерения. они попробуют найти тупые компромиссы типа давай мы найдем тебе препода по вокалу но не бросай колледж вдруг у тебя не получится сынуля-лапуля, нужны пути к отступлению мы вовсе не отговариваем тебя с папочкой но бла-бла-бла и навешают тебе лапши на уши. но так музыка в тебе будет загублена на корню. К'мон знаешь эту присказку что творец должен быть свободен? чтобы мне никто не мешал я сбежал из дома в твоём возрасте. прикинь какой я был белой вороной у себя в Юте с этой их тупой мормонтской хуйней? если бы остался дома то сейчас был бы офисным планктоном, который стыдливо бряцает на гитаре втайне от всех за закрытой дверью как будто это какой-то грязный секрет а к сорока от такой жизни бы застрелился оставив паршивый дом двум тупым спиногрызам и толстой жене, которая бы притворялась что любит меня а сама бы трахалась с соседом? Ничего себе, да у него вполне конкретные страхи. Но даже я не думал о своей жизни настолько далеко. Я вообще-то даже не был уверен, что со мной случится в следующем году. Но с появлением Фрэнка я хотя бы пятьдесят на пятьдесят представлял, что буду петь.?ничего себе история, а ты подробно распланировал будущее? – ответил я.?я просто знаю, к чему бы это привело. а сколько тебе кстати лет?? – вдруг спросил он. Черт, мне не очень-то хотелось называть свой возраст, потому что я как минимум был на пять лет его младше – Берт покупал алкоголь в баре, а значит ему было не меньше двадцати одного, и вряд ли, узнав насколько у нас большая разница, он стал бы относиться ко мне так же. Поэтому я написал:?а это имеет какое-то значение???да честно говоря мне похуй. а что боишься что буду считать тебя пиздюком???а ты не будешь???да даже если б ты ходил в детсад мне было бы так же похуй, лишь бы не отказывался со мной глушить виски??торжественно клянусь, что отказываться не буду??тогда ты в сэйв-зоне. хотел спросить про разогрев: у вас есть ещё песни, которые вы вместе классно играете??Черт, неловко будет признаться, что то, что они слышали, наша единственная.?есть, но не наши??о, ну ладно. послезавтра покажете нам перед концертом??Конечно, блять, он был разочарован.?да, ты ничего не имеешь против placebo???классные ребята? Больше Берт ничего не писал, и я был расстроен. Скорее всего, он понял, насколько наша группа всё ещё школьники. Я не мог знать этого наверняка, но мне казалось, что он так подумал. Петь каверы в самом деле довольно сомнительное занятие. Безусловно, все с этого начинают, но нам уже стоит двигаться дальше. Хотя должен ли я быть настолько пристыжен? Фрэнк бы сказал ?да пошел ты к черту, Маккрэкен, со своим осуждением, сам позже группу создал и написал только один альбом?. Попробую так и думать. Я загуглил The Used. Оу. Так они не записывают альбом, а уже давно его завершили. Черт. В общем, утро пятницы. Очень мятое и пасмурное утро пятницы, потому что на улице противно мелко моросило, как будто бог решил попшикать Бельвиль из пульверизатора. Я не против плохой погоды. Она мне даже нравится, потому что не приходится выходить на солнце и щуриться от света, а я это ненавидел, у меня начинали из-за этого болеть мышцы вокруг глаз. Но от дождя, с другой стороны, мокнут и вьются волосы, от чего я выглядел лохматым и сырым, как выползшая из канализации крыса. И ещё потому, что мокла сигарета. Родители предложили отвезти меня к колледжу, но я отказался. Ни за что не сел бы в их автомобиль, потому что тогда вся поездка превратилась бы в неловкое семейное молчание, и я просто залипал бы в телефон, слушая грузное дыхание отца, который никогда не включал радио. Лучше немного помокнуть и хотя бы покурить, потому что по утрам я не чувствовал себя живым без двух вещей: сигареты и чашки крепкого кофе. Когда ты идёшь под дождем и являешься при этом Джерардом Уэем, это ощущается заметно хуже, чем быть кем-то ещё. Плохая погода в моем мозгу способствует тревожности и галлюцинациям. В мутноватом от мороси воздухе им спрятаться легче. Они топятся в лужах, скапливаются в стекающих каплях и в словах, в которые вплетаются черные от влаги ветки. Чтобы не видеть несуществующих людей можно закрыть глаза, но даже так ты все равно будешь знать, что они там стоят и наблюдают за каждым шагом и каждой мыслью. Я никогда не один в своей голове. Впрочем, пары в колледже не были бы такими гадкими, если бы я не оказался почему-то сегодня более заметным, чем всегда. Я такие вещи чувствовал. Я видел их на периферии зрения. Может, это просто потому, что я был единственным человеком, который пришел мокрый с головы до ног. Это привлекло ко мне лишнее внимание, и на меня смотрели. Но я не уверен. Впрочем, как и всегда. На ланч в кафетерий я пришел с самой конкретной на свете целью – увидеться с Фрэнком. Я взял себе сразу стаканчик этой кислой кофейной жижи в автомате в надежде взбодрится. Может даже ее тонизирующий эффект заключался в том, что она была слишком гадкой, чтобы не проснуться. Я отправил Фрэнку сообщение и стал ждать. Долгое время я дежурил у окна в углу зала, вглядываясь в лица студентов, чтобы увидеть кого-то из группы. Вдруг из толпы отделился Томас, словно отбившийся от стаи гусь, и направился в мою сторону. Не уверен, что он шел именно ко мне. Вероятно, к мусорке, возле которой я стоял. Я по привычке уткнул взгляд в кофе, потому что я сейчас меньше всего хотел видеть этого долговязого прилипалу Томаса Хайзелкофа. Настоящая заноза в заднице, он был известен в колледже за своеобразную любознательность. Том никогда не был причиной слухов, но разносил их, как чумная крыса заразу.– Дж-джерард Уэй! – попытался он привлечь мое внимание издалека, натужно широко улыбаясь и махая рукой. Я перевел глаза в окно, делая вид, что мне безумно интересно наблюдать как голубь проводит время в луже. Может Томас уйдет, если его игнорировать. Жаль, что с моими проблемами это никогда не работало.– Эй, Джерард! – он всё-таки подобрался ко мне, и его голос звучал так, словно мы закадычные друзья с детства, а не два автомобиля на встречных полосах. – Я видел запись с Dingbatz'a. Не знал, что ты в группе Фрэнка Айеро! Я всё ещё не смотрел на прыщавый нос Томаса. Теперь меня крайне заинтриговало меню над выдачей.– Я только хотел сказать, что вы классно звучите вместе, в смысле, Фрэнк же всегда был фронтменом Ghost Sity. Не думал, что он захочет кого-то ещё взять на это место! – он рассмеялся, как будто это была наша общая старая шутка. Я больше не мог игнорировать этого придурка. Я, блять, готов поставить всю свою коллекцию галстуков на то, что он просто хочет притереться к "крутой компашке", которая прославилась на Хэллоуине, (хотя ровно до этого момента я не знал, что мы действительно прославились, и, видимо, в этом была настоящая причина того, почему на меня пялились) а так как ни Боб, ни Рэй ни тем более Фрэнк-мать-его-Айеро не стали бы даже дышать в его сторону, то он подумал, что криповый тихоня Джерард не сможет его отшить. Вот тут ты, дорогуша, ошибаешься. Я неторопливо перевел на него полный скепсиса взгляд и сказал:– У тебя что-то в зубах застряло.А потом, не разрывая неловкого зрительного контакта, я мучительно медленно и шумно стал глотать свой кофе. С лица Хайзелкофа исчезла улыбка и он смущённо собрал рот в куриный анус, проводя языком под сомкнутыми губами.– Упс, теперь все в порядке? – криво улыбнулся он.– Нет, – я продолжил пить, неотрывно глядя прямо на прыщ в центре его лба. Он некомфортно отвернулся, снова облизнул зубы и достал телефон, пользуясь черным экраном, как зеркалом, и разглядывая рот.– А, ну вот теперь все хорошо! В общем, не знаешь, будет ли Фрэнк?..– Том, – прервал я его понимающим тоном и сочувственно покачал головой, – можешь не продолжать. Я понял, что ты дрочешь, выкрикивая "Айеро" на всю комнату. Я не стал ждать, пока до него дойдет смысл моих слов, закинул стаканчик в урну и съебался за двери столовой. Подожду снаружи. Или еще лучше – подожду совсем снаружи, подальше от всех. На улице. Я вышел на крыльцо под козырек, поджигая сигарету и всматриваясь в разбивающиеся об асфальт капли усилившегося дождя. Из-за его шелеста все казалось непривычно тихим. Как будто в ушах вата или весь мир вокруг – это старый телевизор с плохим сигналом. Только когда за воротами проезжали автомобили по наводненным дорогам, фонтаны из-под колес взметались так громко, что я слышал их даже здесь. Холодало. В окне соседнего кампуса замаячила миссис Пауэлл, которая при виде сигареты в моей руке начала что-то кричать в форточку и сделала такое лицо, словно я на крыльце резал младенца. Я лениво закатил глаза, затушив сигарету об облицованную серой плиткой колонну и выкинул бычок в урну, выставив ей пустые ладони. Преподавательница возмущенно скрылась за жалюзи. Как бы она меня ни ненавидела, она уже не может навредить мне или моей репутации перед родителями. Нельзя навредить тому, чего нет. Я вернулся в фойе. До сих пор Фрэнка нигде не видно. Я зашел в Фэйсбук. Не был онлайн с семи часов утра. Вдруг я почувствовал, как кто-то осторожно тронул меня за плечо. Я резко развернулся. Блять. Нет. Это всего лишь Майли, или как там ее зовут. Идеально-восхитительная девушка бесподобного-Джея-капитана-команды. Парочка десять из десяти. Икона. Я вскинул бровь, ожидая от нее хоть каких-то слов.– Ой, извини, ты Джерри, верно? – я даже не стал поправлять ее. – Я хотела спросить кое-что, – она мило улыбнулась, как умеют это делать только чирлидерши, – Я просто подумала, не сможешь ли ты передать Фрэнку приглашение на нашу вечеринку в воскресенье в честь дня рождения Джея? Ради всего святого, что за хрень?! Я даже не сразу нашелся, что сказать.– Я вам, блять, не посыльный! – злобно процедил я. – Почему бы вам, черт подери, просто не передать ему самому?! Она обескуражено отступила. И правда, если б я был одним из обычных нормальных социально-адаптированных парней нашего института, никогда бы не посмел на нее наорать, а Майли была хорошей девочкой, которую родители учили, что никто не имеет права повышать на тебя голос. Что ж, мама и папа Майли, я только что повысил голос на вашу дочь.– Не хотела тревожить, просто у меня нет его номера телефона, а в Фэйсбуке он редко отвечает… – уже менее уверенно попыталась она что-то сказать, и все время хмурилась, смотря мне не в глаза, а куда-то на скулу, очевидно, решая для себя, нужно ли продолжать диалог после того, как тебе очевидно нагрубили.– Тогда тебе, блять, следовало бы подумать, почему он не давал вам свой номер! – Прорычал я, глядя, как она отворачивается и быстро уходит, держа ровную осанку. Убеждай себя, что я козел, а ты победительница, а потом на следующей перемене нажалуйся своему парню. Черт, я вовсе не просил, чтобы это со мной происходило! Если теперь все в курсе, что я играю в ?My Chemical Romance? aka ex-?Ghost Sity? aka ?группа-Фрэнка?, это, блять, не значит, что я его ебучая тень! Оставьте мня в покое! Я был так зол, и не понимал, куда эту злость направить. Мог ли я подумать, что как только кто-то узнает, что я теперь выступаю с Айеро, то мне придется мириться со статусом его прислуги. Конечно, мать его, нет! Мне пришло сообщение, и я взглянул на телефон. Это ответил Фрэнк. Как вовремя.?Оглянись? Я развернулся. У дверей холла стоял вымокший насквозь Айеро с гитарным чехлом за спиной. Я был его так рад видеть, но, как всегда – это колледж. Поцелуи здесь недоступная функция.– Фрэнк, – почти подбежал я к нему, оглядывая его с ног до головы, – Ты чего такой мокрый?– Могу ошибаться, но мне кажется, что это потому, что на улице дождь. Или просто это потому, что я увидел тебя? – он вдруг меня обнял, и это было слишком долго для просто дружбы. Да, я не мог наслаждаться моментом, пока знал, что нас могут спалить и черт возьми, почему мне не было все равно? Но сам его запах, ощущение его рук на моем теле… Просто стаи мурашек поднимаются по позвоночнику.– Хэй, тише там, сейчас мне весь пиджак намочишь, – усмехнулся я. Айеро отстранился, убирая с лица сырые пряди и улыбаясь.– Ты только сейчас что ли на пары пришел? – спросил я.– А что в этом такого? Как будто я никогда раньше не опаздывал, – он фыркнул.– Тебе надо посушиться, – я сделал жест, чтобы он следовал за мной. В пахнущем хлоркой и освежителем ?Морской бриз? туалете в это время обычно не так много людей, большинство собирается в начале перерыва, чтобы обменять свою дурь на чужую, но я все равно наткнулся на Марка, который сидел на батарее возле окна и предложил мне пакетик спидов в замен на алимемазин. Я отказался, сказав, что я его даже не брал с собой, на самом же деле я просто теперь принимаю его, и вежливо предложил Марку съебаться. Парень подозрительно посмотрел на нас с Айеро, но ничего не ответил и ушел. Я вытянул побольше бумажных полотенец, накрывая ими голову Фрэнка и вытирая его волосы. Легкая вспышка осветила кафель под нашими ногами, а затем на улице громыхнуло. В приоткрытое окно от ветра влетали капли.– А дождь разыгрался, – посмотрел Айеро на темно-серое небо в окне.– Не шурши, – я выкинул испорченные полотенца и достал новые. Фрэнк остановил меня и припал к моим губам. Я выронил всю бумагу под ноги, вцепляясь в парня и жадно прижимая его к себе. Господи. Мой рай зовут Фрэнк.– Я очень соскучился, – шепнул он. За окном снова громыхнуло, в этот раз продолжительно, с таким звуком, как будто где-то далеко раскалывалась земля. Скрипнула створка окна, впуская влажную прохладу и шелест ливня. И мы просто целовались посреди туалета, слушая отдаленные раскаты грома, и вспышки молний освещали наши лица. А потом, чувствуя горячее дыхание Айеро, я положил голову на его плечо, пока он покрывал нежными поцелуями мою шею. Это не продлилось особо долго – кто-то открыл дверь. Мы вовремя отстранились, я сразу стал поднимать с пола накиданную мной бумагу. Вошел незнакомый мне парень, который во что-то играл на телефоне. Он махнул нам рукой, заходя в кабинку. Не знаю, знал ли он Фрэнка, но он точно не был из моей нарко-тусовки. Когда мы возвращались на лестницу, я остановил Айеро и предложил:– Знаешь, а давай напишем еще одну песню? Парень тут же оживился.– У тебя есть какие-то наработки? Я поджал губы. Вчера я после разговора с Бертом засел за блокнот, и кое-что у меня получилось, но я совершенно не представлял, какая должна быть музыка. Так что я просто вытащил спрятанный во внутреннем кармане пиджака листок и протянул гитаристу.– ?И мы сможем сбежать с фона всех этих механизмов и скальпелей, каждый час ?тик-так? отсчитывают мониторы, смотря на нас. Когда мы встретились на койках в отделении скорой помощи, я слышал, как ты дышишь через холодную машину. Час за часом они переливали твою кровь?, – прочитал Фрэнк и взглянул на меня. – Ты в своем уме? Это жуть, – улыбнулся он, возвращая бумажку. – Мне нравится.– У меня есть еще куча мыслей, что нужно дальше, но я не определился с тем, как это должно звучать. Ты мне поможешь?– Разумеется, в чем вопрос, – он пожал плечами.– Тогда давай уйдем с пар и придумаем мелодию?– То есть, теперь ты меня крадешь? – он оперся о перила, хитро глядя на меня.– А можно?– А похитители спрашивают разрешение?– Насколько мне известно, нет.– Тогда пойдем, – он поправил гитару за спиной и усмехнулся, – Зря ты меня сушил. Мы вышли под козырек на улицу. Весь асфальт был покрыт лужами, едва ли можно было куда-то наступить, не намочив ноги, в таком дожде даже ливневки не справлялись. Но довольный Фрэнк тут же выскочил под хлещущие струи, подставляя лицо и снова позволяя волосам намокнуть. Я не очень-то хотел возвращаться в эту сырость, но Айеро меня выдернул из-под навеса, и на меня словно вылили стакан воды, я провел пальцами по глазам, стряхивая влагу.– Отличная погода! – улыбался Фрэнк так широко, что от его улыбки ослепнуть можно. Он стал крутиться, широко расставив руки, и полы его анорака раздувались, как паруса. Айеро понесся к воротам колледжа сквозь лужи, и даже с гитарой за спиной он все равно бегал быстрее меня. Я погнался за ним, пытаясь застегнуть на ходу плащ. Первые метров сто я пытался не наступать в воду, а потом понял, что для этого мне пришлось бы научиться летать. В кеды натекло воды, и носки противно захлюпали в обуви.– Эй, Фрэнк, а куда мы бежим? – крикнул я.– Не знаю, а куда ты хочешь? Это же ты меня похитил! – рассмеялся он и дернул ветку над ним, и двойная доза дождя полилась на нас с листьев, я едва успел укрыться рукой. – Дерьмовый из тебя похититель!– Ну пойдем ко мне! А хотя…– Что? – он затормозил.– У меня даже нет усилителя. У тебя есть?– Есть, – нахмурился он. – Но домой сейчас нельзя. – Потом его лицо просияло, – Пойдем ко мне на работу?– Окей, – ответил я, ладонью загораживая лицо от дождя.– Ты чего так боишься воды? – он хихикнул, отдергивая мою руку вниз, – Это же не лава! – Он стал прыгать, разбрызгивая фонтаны вокруг себя в радиусе ближайших трех футов. Я почти в ужасе отскочил, в надежде сохранить свои штаны, но было поздно.– Фрэнк, блять! – прикрикнул я.– И что ты мне сделаешь? – издевательски спросил он, его джинсы уже все были сырыми до самых колен, а он смеялся, как ребенок, а потом дернул меня за руку, и мы побежали к остановке наперегонки. Естественно, я проиграл. Но к тому моменту намок до нитки, поэтому мне было все равно. Спасать, так сказать, нечего. Я даже не забирался под крышу остановки. Мы стояли, как два идиота, с широко раскрытыми ртами, ловя языками капли. Потом подъехал автобус, и мы забрались в салон, Айеро отряхнулся, как пес, обдавая пассажиров вокруг водой, и мне досталось больше всех. Тогда я выжал полу плаща прямо на голову Фрэнка. Пожилой мужчина из первого ряда возмущенно попросил ?не шалить?. Мы постарались успокоиться, но я в итоге все равно собирал влагу с волос на ладони и брызгал на лицо парня. Ветер снаружи усиливался, а грохало теперь ровно над нами – весь основной ливень перебрался на Бельвиль. Приблизительно в квартале от нашей остановки был музыкальный магазин, где работал Фрэнк.– Здравствуй Энди, дорогуша! – влетел он в двери Giovine Store, отсалютовав рыжебородому высокому рокеру с барашком на затылке и выдающимися скулами. Тот усмехнулся в усы, откладывая комикс и опираясь татуированными жилистыми руками на стойку.– Ты что здесь забыл, Фрэнки? Сегодня не твоя смена, – прищурился мужчина.– А я не могу навестить работу? – Айеро точно намеревался выиграть в гляделки.– У тебя пары, укурок! Я твое расписание лучше тебя знаю, – он вышел из-за кассы, становясь перед нами. – А это что за приятель? Я всегда себя неловко чувствовал рядом с такими высокими людьми, это как будто ты стоишь рядом с монументом или старшим, а самому тебе лет шесть. Фрэнк был немного ниже меня, но я бы не сказал, что ему было некомфортно: он отбил кулак коллеге и по-приятельски его приобнял.– Это Джерард, он теперь с нами в группе, – представил Айеро меня, – Джи, этот классный чувак – Энди. Его можно не бояться, – усмехнулся он, проходя вглубь магазина. – Энди, мы одолжим пока кубрик. Фрэнк по-хозяйски кинул чехол с гитарой на стулья и расстегнул его. Я снял плащ, осторожно свертывая его в руках, с меня текло в три ручья, и казалось, что каждый мой шаг сопровождался новой лужей на линолеуме, словно я был слизняком, оставляющим за собой влажную дорожку. Мужчина за стойкой поцокал языком.– Не забудь потом все вытереть, Фрэнки! – крикнул он.– Ничего не знаю, не моя смена! – ответил Айеро.– Ты все равно не клиент!– Откуда ты знаешь? Мы выиграли почти две тысячи долларов, – с театральной гордостью заявил парень, разматывая шнур, подключая Marshall к розетке и втыкая штекер в гнездо гитары с голографическими наклейками ?Pansy? на корпусе.– Серьезно что ли? – скептически изогнул красные брови Энди, – Джерард, скажи мне честно, он поехал?– Ну, что он поехавший отрицать не могу, – усмехнулся я, – Но остальное правда.– Да ла-а-адно, – недоверчиво протянул мужчина. – В этот раз ты меня сделал. Он с напускной обидой расправил комикс, утыкая нос в журнал.– Итак, Джи, напой мне свою песню, – Фрэнк сыграл пару простых аккордов и подкрутил колки. Я достал отсыревший лист, убрал прилипшие волосы с глаз и прочистил горло. Через пару часов оформилась основная мелодия, а я дописал припев на салфетках. Так начала рождаться наша ?This is The Best Day Ever?. Дождь начал стихать к этому времени, и Энди принес всем кофе, оставляя Фрэнка за главного. Раза четыре заходили посетители, но, очевидно, сегодня был один из ?мертвых? дней. Коллега Айеро оказался вообще-то довольно милым парнем, и не вмешивался в написание песни. Даже надел наушники, чтобы я не смущался. ?Я чувствовал, что не смогу вынести ни дня больше в этом месте. Мы никогда не проснемся от молчаливых снов. И в клятве, что мы друг другу дадим, в глазах без звезд, ради бога, но я все равно услышал “ты мне нравишься, мы можем выбраться отсюда. Мы не должны оставаться в этом месте”?. – О черт, который час? – вдруг спросил я.– Часов пять? Да, без пятнадцати, – взглянул Айеро на часы на руке.– Что? Вот дерьмо! – я порывисто достал телефон, вскакивая с места. Сообщение от Берта: ?Джер ты собираешься или нет? Мы стоим в Авондэил на Парк Авеню возле Монсайнор Оуэнс если хочешь – присоединяйся?. Блять.– Что случилось? – обеспокоенно спросил Фрэнк. Мне было неловко признаваться, что я собирался его покинуть, и особенно ради Берта. Так что у меня в голове было два Джерарда. Первый говорил – соври, Фрэнку не понравится правда. Второй, наверное, более честный, но менее приятный и менее эгоистичный считал, что стоит сказать правду. Так как я долго решал, что ответить, то просто выдавил мучительное скрипучее ?мхе-е-е?.– Ты в порядке? – Фрэнк нервно нахмурился, касаясь моей руки. Ну, я вообще-то могу совместить двух Джерардов:– В полном. Просто знаешь, меня… меня Берт пригласил сегодня в их турбас… – я взглянул на Айеро, его лицо сразу изменилось, и не нужно быть гением, чтобы понять, что ему эта идея ужасно не нравилась. Он почти боялся. – Я и сам не хочу идти, но ведь через The Used мы сможем познакомиться с их менеджером, набраться опыта и все такое. Я уверен, что Рэй бы это одобрил, – пояснил я. Черт, как неловко. Обманывать кого-то дорого тебе таким абсолютно наглым способом. Но Фрэнк сам меня однажды научил врать, смешивая правду и ложь. И, кажется, он мне поверил. А с другой стороны, поверил скорее всего потому, что не ожидал от меня никогда лжи.– Джи, ты не должен идти, если не хочешь! – он встал, чтобы видеть мои глаза. – И будет лучше, если ты откажешься. Поверь, Маккрэкен совсем не тот человек, с которым стоит проводить время, – он силился подобрать верные слова, – На репетициях или концертах это здорово. Но не в такой неформальной обстановке… Понимаешь? – он обеспокоенно прикусил губу, нервно сжимая гриф гитары. Казалось, он сейчас раскрошит его.– Я не думаю, что все будет так плохо, – постарался я звучать как можно более беспечно, – Я обговорю, как мы завтра встретимся, как отрепетируем песни, и что будем делать в клубе, окей? Ничего не произойдет, я обещаю, – я мягко улыбнулся, касаясь его сжатых вокруг струн пальцев, а потом, быстро оглянувшись на Энди, который поправлял диски на витрине, быстро поцеловал Фрэнка в губы. Он рвано выдохнул, прикрыв глаза от наслаждения. А потом окинул меня встревоженным взглядом.– Знаешь, если ты действительно уверен в своем решении, то я тебя поддержу. Но можно я попрошу тебя кое о чем? – шепнул он, хватая меня за руку.– Разумеется.– Ничего там не принимай, ладно? – черт, он выглядел как человек, который на сто процентов знает, о чем говорит. Мне даже на секунду стало не по себе.– Хорошо, – я отстранился, забирая свой плащ со спинки стула и стараясь не врезаться в ударные. – Скоро увидимся.– Джи, – остановил он меня. – Напиши, если что-то… что-то пойдет не так, ладно?– Конечно. Я попрощался с Энди, и дальше в пяти минутах на пересечении с Сэнтрал стрит поймал автобус №13. Какое совпадение. Ну уж нет, жизнь, ты меня не напугаешь. Я написал Берту ?Уже еду?, и он немногословно ответил ?;)?. Монсайнор Оуэнс Парк был довольно близко от Giovine Store. Моя остановка была на Центральной Станции на Вашингтон Авеню. Это что, шутка? Сразу полезли в голову воспоминания, как мы с Фрэнком ехали отсюда в Нью-Йорк, и черт возьми, как некстати это было. Как будто Айеро на меня смотрел отсюда сквозь воспоминания. Я досадливо пнул вечереющее розовое небо в луже. Меньше всего сейчас я хотел думать о каких-то моральных выборах. Фрэнк же наверняка не просто так остерегает меня от того парня. Но Берт… Берт классный талантливый вокалист. Он профессионал, и сам тот факт, что такой человек обратил на меня внимание, мне, честно говоря, льстил. В колледже эти придурки заметили меня потому, что я знаком с Фрэнком, а Маккрэкену я интересен потому, что я просто Джерард. Такой, какой есть. Который поет. Который музыкант и сочиняет песни. И я даже не знаю, знает ли он Фрэнка в лицо. Так что проводить время мне хотелось с тем, кто не считает меня тенью Айеро. Стоянка у Парк Авеню была только одна и пройти ее было сложно. Так что найти автобус стало вопросом пары минут. Ну, это был не совсем автобус, скорее что-то похожее на грузовик с белым вагончиком на месте кузова. И был он очевидно старый и потрепанный, времен минивэна Боба, но я был в ебаном восторге. Это же, блять, настоящая группа в туре, у которой есть свой дом на колесах! Я подбежал к парковочному месту, рассматривая со всех сторон рифленые облупленные стенки, крохотные завешанные изнутри окошечки, огромные колеса, ржавчину на хромированных клепках. Изнутри доносилась музыка и звуки игровых выстрелов. Я сглотнул и постучался в дверь. Ничего. Я не был уверен, что меня услышали, и постучал еще раз. Вот теперь раздался скрип и стук приближающихся шагов. Я отошел, и тяжелая дверь отъехала с пути. На пороге стоял всклокоченный крашенный блондин в белой майке по фигуре, с бутылкой пива и с довольно приятными чертами лица, он был слегка небрит – тогда на сцене это вовсе не бросалось в глаза, а здесь в вечернем желтоватом свете стали заметны все несовершенства. Я помнил с конкурса, что это их гитарист.– Берт, это к тебе, – крикнул парень, и его голос звучал как-то странно, он хихикнул и скрылся в трейлере. Уже отсюда я почувствовал запах, который ни с чем нельзя спутать, если ты с ним знаком. Сладковато-кислый запах каннабиса. Я осторожно поднялся внутрь, закрывая за собой створку. Весь салон был как в тумане от курева. И сразу я как будто оказался в хаотичном забитом приватном мире, полнящимся запахов и слабых источников света, разных поверхностей и текстур. Я не знаю, как объяснить. Это как будто пнули по животу каждое из твоих чувств. Это ощущалось перегружено. Я чувствовал запахи марихуаны, одеколона, резины, машинного масла, пиццы, солода, пота, влаги, сигарет, чипсов, старой обуви, бензина, пыльного паласа, спирта. Я слышал стрельбу и саундтреки игры из PlayStation, слышал Limp Bizkit из колонок, слышал гудение холодильника, голоса, потрескивание люминисцента над моей головой, дыхание, жужжание микроволновки, металлическое бряцанье гитарных струн в руках у Куинна. Мерцали разными цветами диодные ленты вдоль коек, мельтешили изображения на экране, светилась микроволновая печь, горела ароматическая свечка на столе, сверкала куча разноцветных маленьких лампочек, раскиданных по всему автобусу. Это был сенсорный оверлоад. Я чуть не задохнулся от стольких раздражителей. Брэнден Стэйнкерт, который сейчас был уже без ирокеза, а просто с расчесанными и собранными в хвост красными волосами, сидел по-турецки на подушке на полу и играл в консоль, другой парень – гитарист, которого, кажется, звали Куинн Оллман, сидел в лаунж-зоне за столом у окна с пивом и гитарой, на которой что-то наигрывал. Несколько коек дальше по коридору автобуса были завешаны, очевидно потому, что там кто-то спал. Не знаю, смог ли бы я жить в таком шуме и при таком беспорядке. Хотя наверняка эти люди бывали и в условиях похуже. На диване расслабленно полулежал Берт с закинутыми на подлокотник ногами и выпускал из кальяна кольца дыма. Он был одет в черную футболку и болотного цвета рваные джинсы, а его волосы сегодня казались еще более запутанными.– Привет, Джер, – его глаза были полуприкрыты, говорил он медленно и тем странным глубоким голосом, которым обычно говорят люди под дурью, правда, я не мог пока определиться, под какой именно дурью был он. Маккрэкен похлопал рукой по месту рядом с собой.– Я уже думал, ты не придешь. Я послушно сел рядом, все еще диковато озираясь, и пока чувствовал себя ужасно некомфортно. – Куинн, дай пожалуйста пива, – попросил он блондина. Тот лениво, почти не отрывая от пола кроссовок, прошаркал к холодильнику, не расставаясь с инструментом, и с показным недовольством протянул Берту холодную бутылку. Маккрэкен кивнул и, блять, он просто зубами открыл крышку, как будто это так же просто, как открыть пачку чипсов. Из горлышка с шипением поднялась и тут же развеялась прозрачная струйка водяного пара, и парень протянул напиток мне.– С-спасибо... Ты как это, блять, сделал?! – взвизгнул я.– Что? – он перевел на меня свой змеиный взгляд, не поворачивая головы и закусывая трубку кальяна.– Открыл зубами ебаную бутылку! Он затянулся, и выпустил носом две струи дыма, опуская голову на спинку дивана.– Практика, – он растянул губы в тонкой улыбке. Я глотнул алкоголя. Это было гораздо вкуснее Хайнекена или даже Stella Artois. Я посмотрел на этикетку – Budweiser. Не пробовал его раньше. Что-то в духе скорее Саманты Брайар, чем Айеро.– Хочешь? – предложил мне кальян Берт.– Это просто табак? – спросил я, мне не очень-то хотелось какие-то вещества. Он пожал плечами и мягко протянул мне трубку, и я заметил, что у него на руке связка браслетов, пара резиновых, обернутые вокруг запястья четки, цепочки и даже фенечки. Черный лак с нашей последней встречи облупился еще больше. Я принял трубку из его рук, и глубоко затянулся густым ароматным дымом. Изо рта потек целый водопад белесого тумана с прохладным вкусом пряностей, ментола и яблок. Никотина там было, наверное, раз в десять больше, чем в моих сигаретах, и я сразу ощутил слабость во всем теле, которая приятно расползлась по мышцам и добралась до мозга, притупляя чувства. Стало не так жутко находится в этом полном сенсорных раздражителей месте. Я откашлянул последний клубок дыма в кулак, прикрывая глаза и проваливаясь в этот ядовитый никотиновый рай. Голова слегка кружилась, но это было здорово, как кататься на медленной детской карусели.– Ну как? – спросил Берт.– Охуенно, – я посмотрел на него, и мы друг другу улыбнулись. Маккрэкен придвинул носком кальян ко мне и отдал трубку, а сам встал, по-кошачьи потягиваясь, и ушел куда-то в другую часть турбаса. Я пару раз еще затянулся и отпил алкоголя, наблюдая за игрой Брэндена в PlayStation. Пятый GTA. Вернулся Берт уже с электро-гитарой и крохотным зип-локом с травкой. Он отдал инструмент мне, а сам опустился на пол перед кальяном и принялся забивать его измельченным каннабисом и доливать воды. Но я заметил, что в сравнении с табаком травы он клал в десятки раз меньше. Я вообще-то не был специалистом в кальянах, но это выглядело интересно. Просто с точки зрения наблюдения.– Кстати, мы начали писать новую песню, – сказал я, чтобы просто что-то сказать. Вокалист поднял на меня глаза, но я не мог определить, был ли он заинтересован, скорее, ждал.– Назвали ее ?The Best Day Ever?, – продолжил я.– Сыграешь? – он взглядом указал на гитару в моих руках. Что? Не-ет! Черт. Нет-нет-нет! Я видел сотни раз, как играет Фрэнк, как это делает Рэй, и даже видел, как это делает Майки. Но сам я никогда не умел. Даже не пытался. Я запомнил некоторые аккорды, но просто потому, что они были у меня перед глазами, не более того, даже названий их не знал. Строго говоря, я даже не знал, какие струны наощупь и какого веса гитара. Тяжелее на деле, чем на вид.– Эм-м, знаешь, я вообще-то в этом не специалист. У нас есть два гитариста, так что я там ни к чему, как третья нога, – смущенно усмехнулся я, пряча взгляд. Маккрэкен иронично вскинул бровь.– Так ты не умеешь.– В двух словах… да, – признался я, отворачиваясь и неловко прикусывая губу. Он закрутил кальян, раскуривая его и опираясь подбородком на кулак.– Хочешь, научу? – спросил он.– Ну еще бы! Берт выдохнул мне в лицо кольцо марихуанового дыма.– Ты говорил, ты знаешь песни Placebo, – я не понял, спросил он это или подтвердил. Берт склонил голову, и его длинные спутанные волосы упали с плеча на грудь. Он приблизился к дивану и теперь сидел напротив моих коленей на полу. Это ощущалось слишком близко, но по какой-то причине мне не хотелось его отталкивать. Я все еще не знал на все сто процентов что я к нему чувствовал, но это не было простое желание дружить. Я им восхищался, и это сильно все усложняло. То есть, ты никогда не можешь быть просто собой рядом с человеком, к которому испытываешь что-то похожее. Ты непременно будешь пытаться быть лучшей версией себя. А я даже не знал, есть ли у меня лучшая версия. Пожалуйста, кто-то, подгрузите обновление. Поэтому я просто пока вел себя тихо и старался не быть занозой в заднице. Маккрэкен дал мне медиатор и сам поставил мои пальцы на грифе в нужную позицию. Ого. Это было забавно. В смысле, у него были совсем другие прикосновения, не похожие на Фрэнка. Я не чувствовал какого-то тока или типа того, как это бывало от каждого касания Айеро, от которых я с ума сходил. Но это было больше похоже на холодные иголки под кожей, от которых даже было горячо. Это было неожиданно. Его пальцы были крупнее и сильнее, чем у Фрэнка, но не такие жесткие. Вероятно, меня поразил просто сам факт того, что прикосновения бывают разными. Фрэнк был первым, кто вошел со мной в физический контакт за долгие годы. Теперь в этот список из одного имени добавилось второе.– Тут все максимально просто, – тихим хриплым голосом сказал Берт, и он, очевидно, так все это хорошо знал, что звучал почти рассеянно. – Это аккорд Em. Всего две струны. Подожми мизинец, – и он сам загнул мой палец, убирая его под гриф. – Это самая-самая простая песня из всех, которые ты только можешь выучить, – он посмотрел на меня своим отстраненно-сосредоточенным взглядом, который и давал ему сходство с рептилиями. – Дальше аккорд G, – он сопровождал это пояснениями. – C, Am и снова Em. Бой только вниз, быстро-быстро. Я попробовал сделать, как он мне сказал. Сам Берт отклонился назад, опираясь на локоть и наблюдая за моими попытками из-под полуприкрытых век и пуская струи пряного мятного дыма. Я все время сбивался и пробовал снова и снова. Я неплохо запомнил сами аккорды, но пальцы с непривычки сбивались с позиций. А потом меня осенило:– Да это же Meds! Маккрэкен улыбнулся краешком рта. Я стал играть уже более уверенно. Ну, как играть. Делать попытки. По сравнению с Фрэнком я был таким невероятным неудачником. Даже по сравнению с Куинном, который сейчас сидел в подключенных к крохотному кубрику наушниках, полоская рот пивом и играл как чертов бог в своем накуренном состоянии. Как если бы трехлетку и нобелевского лауреата попросили решить приблизительно одинаковые примеры. И все же я был так невероятно рад, как будто мне открылся новый вид магии. Я, блять, сейчас просто в эссенции музыкального мира за его кулисами. Берт нерасторопно встал и пошел за виски, который достал из верхнего ящика над микроволновкой. Я заметил, что у него там вся полка мерцала цветным стеклом, как драгоценный ящик с сокровищами. Он налил себе доверху бумажный стаканчик медового Джека, отхлебнул и вернулся на место возле кальяна. Его глаза уже потихоньку краснели, как у любого, кто только что курил каннабис. Но что-то мне подсказывает, он вряд ли так уж редко его принимал, потому что его поведение почти никак не поменялось. Мы еще минут десять-пятнадцать так спокойно сидели друг напротив друга. Брэнден тоже на пути к туалету взял у Берта трубку, пару раз втянув дым.– Если что, парень, под травой снятся очень яркие сны, – хихикнул мне Стейнекерт. Маккрэкен не обратил внимание на барабанщика. Вряд ли даже заметил, что тот у него брал кальян. Берт задумчиво и даже уж слишком сосредоточенно смотрел на мои пальцы, которые я переставлял на грифе.– Ставь фаланги более перпендикулярно. Если подушечками, то будешь глушить другие струны, – спокойно сказал он. И это, черт возьми, оказался дельный совет. Только у меня уже сейчас пальцы начали болеть от трения. Не понимаю, как можно играть по несколько часов к ряду, как это делает Фрэнк. Это же больно. Хотя может все дело в натертых мозолях, и огрубевающей коже, и потому он так это не чувствует. Но ведь прежде нужно было пережить все то, что сейчас ощущаю я.– Есть еще такая вещь, как баррэ, – медленно продолжил Берт, – Это когда ты зажимаешь все струны пальцем. Если указательным – это большое баррэ. Он замолк и выжидающе посмотрел на меня. Я не сразу сообразил, что он хотел, чтобы я это сделал.– Плотнее, – нахмурился он. Я попробовал сильнее прижать палец.– Сыграй, – это звучало, как приказ. Он поморщился, вслушиваясь в дребезжание струн.– Еще натренируешься, – задумчиво произнес он. – А малое баррэ, это когда зажимаешь не все. Ну, ты понял. Он перешел с пола на диван, снова усаживаясь возле меня и делая глоток виски. Брэнден ушел спать, так что остались только мы, Оллман и Limp Bizkit. Маккрэкен вытянул у меня гитару и стал сам что-то играть. Это был сингл ?The Taste of Ink? их сочинения. И это было очень классно просто слышать, как он тихо поет своим потрясающим хриплым голосом под аккомпанемент вхолостую играющей гитары. Это не было похоже на то, как он поет на сцене. Это было что-то более личное, осторожное. И его голос звучал мягко, но в таком смысле, как мягким бывает ковер с длинным ворсом, соленая вода или что-то такое, во что ты можешь провалится и остаться там, но там не было нежности, скорее отстраненность. Я тем временем прикончил свое пиво, и начало слегка шуметь в голове. Я спросил, могу ли я курить в трейлере. Берт медленно утвердительно моргнул своими длинными глазами. Ну да, чего я вообще спрашиваю. Этот трейлер прокурен больше, чем кабинет Черчилля в его худшие годы. Я поджег Мальборо и стряхивал пепел в пустую бутылку. Маккрэкен отложил гитару, снова подбирая трубку кальяна и выпуская густую струю дыма, плотную, как осязаемая вуаль. – Иди возьми еще пива в холодильнике, – расслабленно выдохнул он, откидываясь на спинку.– Может, тебе тоже принести? – спросил я, поднимаясь с места, и меня немного шатнуло от никотина и алкоголя, и это состояние было довольно кайфовым, я невольно улыбнулся, затягиваясь сигаретой глубже. Берт приподнял свой стаканчик с виски, я понимающе усмехнулся, выпуская дым сквозь приоткрытые губы, и пошел к холодильнику. Скрипнула дверца. Ого. В смысле – ого! Все полки занимали ящики RedBull’а и пива. Только где-то в самом углу ютились протеиновые батончики и молоко из кешью. На что вообще должна была быть похожа жизнь в туре? Я вытащил холодную бутылку, осматривая вокруг крошечные столы на предмет открывалки. Маккрэкен лениво указал трубкой кальяна на место возле телевизора. Я кивнул, подбирая сделанную в виде черепа открывашку. Пшикнула крышечка, и я отпил приятно холодящего горло пива. Вокалист несколько секунд полежал с закрытыми глазами, а потом склонился и открыл ящик под диваном, доставая оттуда какую-то коробку. Обычная обувная коробка из-под Converse. Он там медленно покопался, доставая и складывая возле себя чистые пары носков, какие-то блокноты, CD-диски и прочую ерунду. А потом у него в руках оказалась крохотная жестяная коробочка из-под мятных леденцов, и он высыпал на ладонь пару цветных таблеток. Пастельно-голубая не то кошачья лапка, не то кастет, и розовая граната. Они были совсем маленькие, и я с каким-то испугом и одновременно неудержимым желанием разглядывал эти две притягательно убийственные дозы, стараясь не выдавать своего интереса. Но это совсем как краем глаза видеть какие-то странные пугающие фотографии, и очень хотеть их рассмотреть, но, с другой стороны, ты понимаешь, что это ненормально. Все мы когда-то испытывали интерес к чему-то социально-неодобряемому.– Я обещал тебя угостить, – сказал Маккрэкен, и это звучало как что-то вроде ?я обещал тебе показать фото с отпуска? или ?я обещал поделиться аккаунтом на Netflix?, а не ?я обещал дать тебе наркоты?. Я опасливо подошел, и он положил мне на ладонь розовую гранату, убирая голубую кошачью лапку назад в бонбоньерку, и так же неторопливо складывая все шмотки в обувную коробку, а затем в ящик под диваном. Я поставил пиво на стол, осторожно дотронулся пальцем до таблетки, как будто она могла меня укусить или если бы была радиоактивной.– Это MDMA? – недоверчиво спросил я.– Нет, просто сахарная конфетка, – усмехнулся он. – И чего ты ждешь? Черт. Я очень хотел это попробовать. Может, просто все дело было в шумящем в голове алкоголе. Но я знал, что это такое, и какую эйфорию оно может принести. То, чего ты еще никогда прежде не испытывал. Что-то абсолютно неземное. Кто-то сравнивал этот вид наркотика с поцелуем ангела. От никогда прежде не испытанного блаженства меня отделяло всего одно движение руки. И вот прямо сейчас и здесь мне дали то, что я никогда не смог бы достать сам, что-то настолько запретное, что его хотелось еще сильнее. Да и это один из тех наркотиков, от которых получить физическую зависимость почти невозможно. В этой плоскости сигареты опаснее. Маккрэкен сидел с трубкой в зубах, глядя на меня с неким научным интересом, или мне просто так показалось. Он молча ждал, пока я приму решение, не уговаривал и не отговаривал. Просто пускал кольца дыма. Куинн за моей спиной сменил кончившийся диск Limp Bizkit на IAMX, и теперь дальше сидел с гитарой, настраивая звучание. Как нарочно, блять, IAMX, которые только о наркоте и поют. Значит, мы сами творим чудо? Окей, погнали. Я опрокинул таблетку в рот, сразу запивая ее пивом.– Сколько времени это займет? – спросил я, сглатывая горечь. Парень на меня сощурился, постукивая черными ногтями по подлокотнику.– Не больше часа. Я сел рядом с ним, пытаясь понять, совершил я ошибку или нет. Но прямо сейчас мне было так комфортно, такая приятная слабость возникла во всем теле от алкоголя. Только было жарко, так что я снял плащ с пиджаком и кинул их на спинку дивана.– Мы завтра во сколько должны собраться? – перевел я тему.– Около четырех. Разогрев, потом саунд-чек, – тихо пояснил он, и его голос от дыма и крепкого алкоголя казался еще более глубоким и хриплым. Он снова положил к себе на колени гитару, и предложил учиться дальше прежде, чем все это начнет иметь действие. Так что он просто пел и играл, сопровождая это пояснениями, иногда передавая инструмент мне. Ты не сразу понимаешь, что тебя начинает крыть. Это не было яростной захлестывающей волной амфетамина, который бьет тебя по голове и выкидывает в словно бы заострившийся мир. Это было плавным приливом из теплой пены, который минута за минутой окунал тебя в более светлое, более чувственное, более привлекательное место твоего сознания. Цвета становились яркими, но не неоновыми, а такими, какими ты бы хотел их видеть в телевизоре хорошего качества в фильме от хорошего режиссера, такими, какими ты бы их нарисовал. Звуки начинали тобой завладевать, как если бы все, что ты слышал, имело смысл: каждый шорох и каждая нота вызывала интерес, ты хотел слушать и слышать. Ты испытывал восторг просто от того, что ты жив сейчас, что ты можешь видеть и чувствовать. Музыка становилась такой прекрасной, словно ты просто на небе слушаешь ангельский хор. Ты различаешь каждую звуковую дорожку, ты утопаешь в этом, ты думаешь, да неужели может человек написать и исполнить что-то подобное? А голос Берта стал даже лучше, чем я его помнил, хотя он мне всегда казался приятным. В смысле, я слышал каждое потрескивание, каждый оттенок тембра, как он переливался под стрекот струн и сочетался с мелодией. Я проваливался в звучание и наслаждался этим, как если бы меня засасывало в трясину наслаждения от одной мелодии. И когда я думал, что вся фишка будет заканчиваться на визуально-слуховом экстазе, то, боже правый, как глубоко я заблуждался. Тактильные ощущения. Это было невероятно. Я, как полный идиот, просто гладил стекло уже теплой пустой бутылки в моей руке, и оно было таким твердым, таким гладким. Есть ли что-то еще более восхитительное, чем трогать стекло? Оно казалось совершенством. Ощущать вес бутылки в руке было классно, оно было плотным. Оно не сгибалось. Оно хранило форму. А потом я дотронулся до шенилловой обивки дивана. Вау. Это прямая противоположность. Я провел ногтем по переплетению толстых нитей, и из-под него вышел звук, подобный тому, когда застегиваешь молнию. Я пришел от этого в восторг, и мне так хотелось поделиться этим с кем-то. Я посмотрел на Берта, и, наверное, мои глаза были такими широкими от восторга, что он снисходительно, но понимающе улыбнулся. Сам он наверняка с этими чувствами знаком, как со своими пятью пальцами, и теперь он просто смотрел на мои расширенные зрачки, оценивая то, насколько сильный был эффект.– Что, уже началось? – спокойно спросил он. – Быстро тебя взяло.– Это так… так… не знаю, охуенно, – и – о мой бог – я услышал свой голос. И он был… моим. Я даже офигел от такого откровения. У меня есть голос. Он издает звуки, и это так классно! А потом мои глаза наткнулись на пальцы Берта, бегающие по струнам. И мне так чертовски сильно захотелось узнать, какие его руки наощупь. Как будет чувствоваться человек в моем состоянии.– Берт, – неуверенно начал я, и подбирать слова было непривычно, они все звучали так правильно в моей голове, что я не мог выбрать те, которые лучше, – а можно я… Можно я потрогаю твои руки? Он усмехнулся и просто протянул мне свою ладонь, на запястье бряцали браслеты. Я аккуратно, словно это было какое-то чудо, взял его руку в свои и стал проводить пальцами по его косточкам, по костяшкам, по каждой впадинке и каждому изгибу, по ногтям. Господи, я едва мог думать от восхищения. Люди такие классные. Рука Маккрэкена такая теплая, шершавая, на коже есть складки, и это здорово. Их сделало движение. Здорово даже то, какой облупленный у него лак. Расслабленные мышцы мягкие, они довольно податливые, и когда я сгибал и разгибал его пальцы, это ощущалось бесподобно. Я взглянул на лицо Берта. Не знаю, как я выглядел в тот момент, но парень смотрел на меня так, как могут взрослые смотреть на детей – на кого-то, у кого нет опыта. Но это не было так, как будто он считает меня глупым, как обычно делал мой отец, а так, как будто он хотел со мной поделиться чем-то прекрасным, о чем я еще не знаю. И тогда это напомнило мне немного Фрэнка. Фрэнк был таким. Берт переплел свои пальцы с моими, и это было еще лучше, чем когда я сам трогал его руку. И мне так хотелось с ним поделиться своим счастьем. Он почти наверняка меня понимал. Парень отложил гитару и передал мне трубку кальяна.– Только давай немного, – улыбнулся он. Я с радостью принял дозу никотина и каннабиса. Под Молли даже курить было совсем по-другому. Я чувствовал, как дым спускается в мои легкие, как он всасывается в кровь, как возвращается через носоглотку, и как сжимается моя грудь, выталкивая ядовитые клубы. Маккрэкен сразу забрал у меня кальян, сказав, что больше мне пока нельзя, я ему верил и послушно принялся ждать, полулежа с закрытыми глазами на диване. Берт бережно опустил мою голову себе на колени, и я даже не сразу это понял. Я это осознал не потому, что мне об этом сообщил вестибулярный аппарат, а потому, что, когда я открыл глаза, я увидел потолок с разноцветными лампочками. Ого, я у него на коленях, я чувствовал его бедра под своим затылком, чувствовал его тепло и запах. Это не был запах Фрэнка – вот первое, о чем я подумал. Это был его собственный специфический запах. Я все еще не отпускал его руку, которую вертел перед своими глазами, разглядывая татуировку в виде разбитого сердца на пальце. Не прошло и пяти минут, как меня начало крыть еще и с марихуаны. Конечно, я принял совсем немного, так что осознавал, что происходит. Но это было крышесносяще. Такой микс из никотина, алкоголя, таблеток и травы, и это еще не учитывая антидепрессантов. Вот, наверное, что-то такое я и представлял, когда думал, что сдохну от смешения наркотиков. Но прямо сейчас это было так приятно, я чувствовал себя воздушным и невесомым от счастья, мое тело было заполнено ватой. Я был приятно пуст. Пожалуй, самый заметный эффект каннабиса заключался в изменении восприятия времени. Мне это уже было знакомо и по моим расстройствам, но прямо сейчас это было слишком. Очень ощутимо. То есть время, казалось, замедлилось так, как будто его вообще не стало. Между секундами протекали сотни лет.– Берт, – сказал я, и когда я это говорил, мне казалось, что прошли тысячи часов. – Что со временем? – я хихикнул, и мне казалось, я слышал разницу между тем, как я это произнес, и тем, как звуковые волны достигли моих ушей.– Ты привыкнешь, – он по-змеиному улыбнулся и положил ладонь на мой лоб, поглаживая меня по волосам. И это было восхитительно приятно. Я чувствовал себя кошкой, которую гладит хозяин. По телу пробегали целые табуны мурашек, когда он касался моей кожи, и я широко улыбался. Из самого центра тела прокатывались волны наслаждения, и из-под его пальцев они поднимались, как круги на воде.– Дашь мне сигарету? – спросил я. – Просто я не понимаю даже, где мой плащ. Это было абсолютной правдой. Берт протянул мне пачку из своего кармана, и для меня это было как какой-то ебаный подвиг. Как волшебство – он ее как из воздуха достал. Я во все глаза смотрел на эту пачку черных Мальборо.– Красиво, – сказал я, пытаясь дотянуться до зажигалки где-то у себя в джинсах. Я так концентрировался на этих мелких действиях, вроде похлопать себя по карману, чтобы понять, лежит ли она справа или слева. Прямо как будто нет ничего важнее. И все же кое-что важнее было – Берт. Он прямо сейчас мною воспринимался как какой-то всевидящий всезнающий дух или правитель. Хозяин этого автобуса, в котором спрятан целый мир. И его загадочная улыбка была тому подтверждением. Я наконец-то справился с тем, чтобы найти зажигалку. Теперь целым квестом стало поджечь сигарету. Поняв, что я в одиночку в своем состоянии не справлюсь, Маккрэкен сам мне ее поджег и вернул. Он точно герой. Я бы сейчас с этим не справился. Я затянулся. Это казалось так долго, но приятно. Эти сигареты были почти как мои, но восприятие было так сильно искажено, что курить казалось невероятно странно, и гораздо приятнее. Я словно сотню лет тянул одну и ту же сигарету. Да она просто вечная. Этого фильтра касались губы Берта. Точно так же делал и Фрэнк. Он тоже забирал у меня сигарету. Теперь у меня в мозгу два образа смешались в один. Маккрэкен и Айеро. Они оба были особенными талантливыми восхитительными людьми. Они были моими учителями, и я прямо сейчас чувствовал себя в безопасности. Они были похожи. Я вытянул руку, дотрагиваясь до волос Берта. Они были спутанными, волнистыми, немного жесткими, но все равно очень приятными. Вокалист улыбнулся, накрывая своей ладонью мои вплетенные в его пряди пальцы. – Теперь понимаешь, почему я хотел тебя угостить? – спросил Берт, и я только от одного звука его голоса сейчас мог умереть, таким прекрасным он мне казался, и я как будто слышал в нем Фрэнка. Я только удовлетворенно прикрыл глаза, выпуская из груди рваный выдох. Я крепче сжал ладонь Берта. Мне казалось, я почти люблю его. Я мог бы так целую вечность пролежать. И мне и казалось, что проходит вечность, в которой я был абсолютно счастлив.– А где Куинн? – спросил я, вдруг осознав, что не слышу его гитары. Берт все так же мягко гладил меня по волосам.– Пошел спать, – тихо ответил он. – Теперь мы одни. Мы одни. Как странно. Я открыл глаза, и сразу мягкий желтоватый свет ламп упал на глаза. Воздух все еще казался затуманенным. Или это просто дым моей сигареты.– А который час? – вдруг вспомнил я. Маккрэкен ответил не сразу.– Начало одиннадцатого. Ого. Почему так поздно? Сколько я уже здесь нахожусь? Я не смогу прийти домой в таком состоянии.– Можно я останусь на ночь? – мой голос звучал почти мольбой.– Конечно, – Берт ухмыльнулся и шепнул, склоняясь надо мной: – Я и хотел, чтобы ты остался.– Серьезно? – его слова зажгли во мне какие-то огоньки, как маленькие вспышки радости. Он едва заметно кивнул. Сигарета уже кончалась. Я выкинул бычок в пустую бутылку на полу и поднялся. Но держаться ровно все равно не мог, поэтому облокотился о спинку дивана. Слабость растекалась по моему телу. Очень приятная. Теперь моей шее и затылку было немного прохладно после того, как я чувствовал тепло тела Берта. Парень развернулся ко мне, его глаза сейчас казались очень темными. Он взял мою руку, прижимая пальцы к губам. Что… что он делает? По телу прокатилась волна холодных иголок. Это другие прикосновения, не как у Фрэнка. Но они так похожи в своей интимности. Так близко и так приятно. Я не мог сейчас различить, что во мне было наркотиком, а что собственными мыслями. Я этого хотел, или химия во мне? Но я не останавливал Берта. Его губы были горячими, такими осязаемыми. Границы размытыми, нет дозволенного или запрещенного. Это все еще не казалось мне правильным, но сиюминутные желания побеждали здравый рассудок, который был задвинут в самые дальние темные уголки моего мозга. Во мне нарастало предвкушение чего-то большего. Вокалист положил руку на мою шею, мягко притягивая меня к себе. И вот теперь его губы коснулись моих. Теплые мягкие губы. Я мог вырваться. Я мог отказаться. Я мог позвонить Фрэнку. Но я этого не сделал. Я даже не хотел. Общие черты, которые находил мой сломанный разум между этими парнями, сбивали меня с толку. Маккрэкен грубо схватил меня за волосы, плотнее прижимая меня к себе. Его поцелуи были требовательными, почти грубыми, но это заставляло меня чувствовать себя желанным.– По-подожди… – прервал его я. – Я… Мне… Берт молча выжидающе смотрел на меня. Нет, он вовсе не торопился, просто ждал. Только его тяжело вздымающаяся грудь выдавала в нем возбуждение.– Я встречаюсь с кое-кем, – сказал я. – С Фрэнком. С Фрэнком Айеро. Маккрэкен отстранился, расслаблено опираясь на подлокотник. Он не осуждал и не одобрял. Казалось, на него эти слова не произвели абсолютно никакого впечатления.– Ты хочешь, чтобы я остановился? – спросил он, и в его голосе тоже не было никаких эмоций. Я не понимал, что он чувствует. Он недоволен? Он благодарен, что я сказал? Что происходит? Я сдавленно выдохнул. Хотел ли я, чтобы он остановился? Нет, ни капли. Без его прикосновений было невыносимо. Это ощущалось неправильно. Холодно. Он был мне нужен… Мне или наркотикам во мне?– Я хочу, чтобы ты продолжил, – я сдался. Берт еще пару секунд сдержанно меня рассматривал. А потом неторопливо приблизился, видимо, давая мне последние секунды на отказ. Отказ, который я никогда не дам. От его горячего дыхания у меня просто сердце выпрыгивало. Я впился в него. Не было ни стыда, ни стеснения, ни зажатости, как никогда до этого. Меня ничто не беспокоило. Я чувствовал себя свободно, каждая клеточка моего тела дрожала от наслаждения. Маккрэкен закусил мою губу, довольно сильно, но боли я не чувствовал – я же, черт возьми, под кайфом, и это притупляло все негативные ощущения и эмоции. Даже если бы меня сейчас переехал автомобиль, я бы этого не заметил, а скорее всего пошел бы дальше, и только утром понял бы, что у меня сломаны обе ноги. Берт грубо сжимал мои волосы, оттягивая их так, что, казалось, может вырвать, но это меня еще больше раззадоривало. Он ставил на мне такие жадные поцелуи, такие укусы, что я был только рад ему подчиниться, чего бы он от меня не хотел. Ему точно нравилось быть ведущим. Я поддавался, пока он ослаблял мой галстук, когда он забирался теплыми жесткими руками под мою рубашку, и я позволял. Он кусал мою кожу, и я позволял. Он целовал мою грудь, и я позволял. Все то, что раньше принадлежало только Фрэнку. Его засосы на моем теле были подтверждением. Его метками на мне. Но Берт не обращал внимания на эти знаки. Он хотел получить меня. А я хотел близости, потому что сейчас в моем странном туманном состоянии я больше ничего другого не мог желать. Я не мог даже думать. Мне это было нужно. Я бился в его объятиях, как пойманный на свет мотылек. Каждое касание ощущалось так явно, так великолепно. В один момент все поменялось. В тот, как я почувствовал его стояк, как Берт сам положил мою руку на его член, выпирающий горячим холмиком сквозь болотные джинсы. Воздух стал невыносимо плотным, как будто его прорезали сотни лезвий, по которым пустили ток, и приблизительно на те же минуты пришелся пик действия наркотиков. Я мало что понимал, мало что было важно, время то схлопывалось до нескольких часов в секунду, то растягивалось до столетий в минуту. Я не контролировал собственное сознание, мысли меня не слушались, я слышал не ту музыку, которая сейчас играла, я видел не те цвета, не тот свет, и все смазывалось. Мне это продолжало нравится, но я понимал, что что-то не в порядке. Мой трезвый разум бил тревогу откуда-то из самых глубин, где я его запер в химической клетке. Берт вжимал меня в диван, я чувствовал весь вес его тела, я хотел, чтобы это был кто-то другой. И я не понимал, кто сейчас на мне. Я не помнил имен, но кто-то другой – он был чем-то абстрактным и прекрасным, и я хотел, чтобы тот, кто сейчас обнимает меня, был бы этой прекрасной абстракцией. Мне казалось, что мое тело растекается, что пальцы немеют, меня качает на волнах, я тихонько смеюсь. Мне хорошо. Мне правда хорошо. Я почти счастлив. Я не знаю, в какой момент я оказался на полу на коленях, чужие руки сжимали мои плечи, слегка массируя. Мой торс был обнажен, и я понятия не имел, где моя рубашка. Потом ладонь покровительственно легла на мою голову. Я смотрел на смутно знакомое лицо снизу вверх, и не узнавал его, как если бы это был человек из такого далекого прошлого, что я видел его целую жизнь назад. Я не понимал, что я делаю. Однако в какой-то момент я увидел обнаженный эрегированный член, и, в общем-то, страшно мне не было, я не хотел убежать и ничего не мог сказать, но я хотел близости с кем-то, и если такова цена этой близости, то я готов. Я чувствовал характерный запах, но он не был неприятным или типа того, просто странным. Не таким, каким я хотел его чувствовать. Тот запах был у кого-то другого. Это был мой первый раз, я понятия не имел, что делать, скорее что-то бессознательное, что осталось от моих скрытых в глубине мозга воспоминаний, руководствовало мной. Я втягивал щеки, всасывая плоть, пока человек, чья ладонь лежала на моей голове и направляла меня, тихо стонал, шумно втягивая воздух через сжатые зубы. Я просто был рад, что доставляю кому-то удовольствие. Я не знал хорошо ли я справлялся, я не знал, сколько времени это заняло, я просто делал, что считал нужным. Мой язык водил круги по нежной коже, тугое кольцо губ опускалось и поднималось согласно какому-то внутреннему ритму. Это было непривычно, но, кажется, я справлялся. Спустя какое-то неопределенное количество времени, раз уж я все равно не чувствовал его течения, рука меня вдруг резко оттолкнула. На влажном члене, к которому тянулась тонкая ниточка слюны до моих губ, выступила, брызнув, белая жидкость. Я улыбнулся, потому что какая-то часть моего разума помнила, что это означало, что я все сделал правильно. Я посмотрел на лицо человека сверху. Он тяжело дышал, глядя в потолок, его шея и лоб блестели от пота. Потом он медленно перевел на меня змеиные глаза, и тонкая полуулыбка тронула его губы. Он поднял меня, сажая рядом с собой на диван и опуская мою голову ему на плечо.– Ты молодец, – он, не моргая, довольно долго смотрел в мои глаза, а потом заправил выбившиеся черные пряди мне за уши и поцеловал в лоб, отчего тысяча приятных вспышек поднялась под кожей. – Спасибо, Джерард… Он встал, застегивая ширинку, а потом потянул меня за руку, уводя за собой в самый конец автобуса. Я шел неровно, меня все время заваливало в разные стороны. Там за дверью оказалась спрятана узенькая душевая кабинка и умывальник. По крану тянулась полоска ржавчины. Человек дал мне упакованную зубную щетку, и, так как я долго не мог справиться с ней, он сам мне ее открыл, смешливо наблюдая за моими неловкими движениями. Он тут же стоял, пока я умывался и удивленно рассматривал воду, пока я принимал душ, потом он дал мне полотенце. Я спросил у парня, почему он все это время был здесь, потому что что-то мне подсказывало, что так быть не должно. Он сказал, что он просто не хочет, чтобы я себе навредил в таком состоянии. Я спросил его, в каком же я состоянии. Парень рассмеялся и назвал меня придурком. Потом он отвел меня на диван и приказал ждать его здесь и ничего не трогать. Я и не хотел никуда уходить. У меня кружилась голова, и я хотел быть с тем парнем. Я хотел его дождаться, потому что мне было жизненно необходимо чувствовать кого-то рядом. Тот человек казался мне единственным знакомым здесь, за которого цеплялось мое сознание. Я просто чувствовал себя сейчас одиноким. И мне было нужно с ним поговорить. Мой взгляд наткнулся на гитару, и вдруг я вспомнил его имя – того человека – его звали Берт. Он классно пел. Я вспомнил, как сегодня, целую вечность назад, он пел здесь на этом самом месте и играл на этой гитаре. А я ведь тоже петь умею, вспомнил я. Но мне нужно быть тихим и ждать. Это было ужасно долго, но я развлекал себя тем, что рассматривал собственные руки и пустые бутылки из-под пива, на дне которых лежала пара сигаретных бычков. Ощущение времени ко мне возвращалось рывками. Я понял, что ждал я не так-то и много. Я слышал плеск воды в том конце автобуса и на повторе играющий CD. Когда Берт вернулся, он пах тем же гелем для душа, что и я. Он выключил свет в трейлере, и стало очень темно. Парень забрал меня на свою койку, которая была тесной и закрытой, как гроб. Но Маккрэкен меня приобнял, поцеловав в затылок, и все было довольно неплохо. И очень неправильно. Как и сказал Брэнден Стейнекерт, мне и правда снились яркие сны. В моем случае психоделические полукошмары.