День 56 26 Октября: День (1/1)

Проснулся я таким измотанным, словно и не спал. Судя по тонкой полоске света из-за плотно завешанных штор, было поздно. Уже после полудня. Сразу же в голову больно ударили воспоминания. Он не пришел. Он не пришел! Я тут же нашарил телефон. Пропущенных вызовов не было. Я судорожно зашел в Фейсбук. У меня сообщение. Господи, я едва не задохнулся. Это было сообщение от Фрэнка. Он отправил его два часа назад и больше не заходил. Я кликнул по нему и… И это было всего одно слово: ?Извини? Извини? Извини?! Мать твою! Я был зол, я был подавлен, я был уничтожен, словно меня разорвали и обрывки втоптали в грязь, а потом проехались катком. Я просто не понимал, что произошло, чем я это заслужил. Почему? Серьезно, Фрэнк, почему?! Я молча пялился в потолок, поджав губы и едва сдерживая гнев и бессильные спазмы, блуждающие по грудной клетке. Я поднес телефон к глазам и напечатал: ?Фрэнк, что случилось? Ты в порядке? Я переживаю. Это из-за меня?? Я сполз с постели на пол, чувствуя щекой колючий пыльный ворс ковролина. Я пялился вглубь розетки под столом на том конце комнаты. Мне было так… неправильно. Просто все чувствовалось не на своем месте. Мне даже двигаться не хотелось. Все казалось бессмысленным. Я едва нашел силы выбраться из своей мрачной конуры, максимально медленно принял душ, пошел на кухню и начал делать сэндвичи. Я забывался, даже не мог вытащить из мозга, где именно здесь лежит хлеб, как будто это был чужой дом. Поэтому я наугад открывал все полки и шкафчики, пока не находил, что искал. Потом я сделал себе кофе. Я сидел на кухне и пялился в стену, пока кто-то стоял с самых краев моих глаз. В гостиной за стеной Майки играл в приставку, судя по звукам, там же была и мать, а отец скорее всего опять уехал куда-то по делам или в бильярд. Сегодня же суббота. Я опять не мог ни на чем сконцентрироваться. Мысли бросало от вчерашних пар, которые я пытался вспомнить и не мог, до селфхарма, от которого мне становилось противно и пропадал аппетит. Я жевал свои бутерброды, и они не имели вкуса, словно были сделаны из резины. Глоталось очень плохо, как будто еда была жутко сухой и просто не лезла в горло. Босые ноги как будто что-то щекотало. Но скорее всего ничего. Это было бы физически невозможно. Я смотрел на мелкие щербинки на столешнице и ковырял их ногтем. Это были следы от ножа. Братец плохо справлялся с готовкой, и часто, когда он что-то резал, лезвие соскальзывало с доски и попадало по дереву. Отец иногда ворчал по этому поводу. Пара крошек упали в мой кофе, и я смотрел, как они там кружились, не пересекаясь. Пар поднимался от поверхности темного напитка, и я смотрел, как он закручивался в воздухе, как сигаретный дым. Потом складывался в мелкие белые окружности. Точно, надо принять мои нейролептики. А где они лежат? Скорее всего в комнате. Я пошел в комнату, и когда я обнаружил себя, бессмысленно стоящим в центре, я лишь с огромным усилием воли вспомнил, зачем я сюда пришел. Я вытряхнул таблетки из маленькой оранжевой баночки на ладонь и закинул в рот. Надо их чем-то запить. Я вернулся на кухню, гоняя языком во рту пилюли, и они стучались о зубы. Я попытался запить кофе. Вместо этого он обжег мне язык, и лекарства стали растворяться, отчего сразу же весь рот онемел, и стало горчить. Я включил воду в раковине и запил. Потом прополоскал рот, пока снова не смог нормально шевелить языком. Сел обратно за стол. Я чувствовал себя призраком в аквариуме. Я попытался доесть свой завтрак, но он показался мне противным, так что я выбросил остатки сэндвичей, забрал кофе и пошел наверх в свою темную конуру. Я упал на кровать, таращась в завешанную плакатами стену. Лучшие выходные каким-то образом превращались в худшие. Я закрыл лицо ладонями. Мне было плохо. По позвоночнику под мышцами словно водили ледяной металлической лопатой. Фрэнк, что случилось? Я снова достал телефон, зашел в Фэйсбук, тупо смотря на фото профиля Айеро. Он сидел на колонке, держа в руках белую электрогитару, дневной свет падал откуда-то сверху слева за камерой, скорее всего он был в гараже у кого-то из друзей – вдоль бетонных стен привинчены полки со всяким хламом: банками из-под краски, ремонтные наборы, стройматериалы. Фрэнк улыбался, его взгляд был прикован к человеку за рамками фотографии справа. Рукава джинсовой куртки закатаны, кисти рук закрывали его любимые перчатки без пальцев, на воротнике приколоты значки ?Misfits? и ?Sum 41?. Через дыру на грязных джинсах торчало острое колено с огромным фиолетовым синяком. Я не сразу заметил зеленый кружочек, появившийся рядом с его именем. В глазах потемнело, я рывком сел на постели, сразу же открыл диалог, и мои глаза приковались к серым буквам ?Фрэнк печатает…??Фрэнк печатает…??Фрэнк печатает…??Фрэнк печатает…??Фрэнк печатает…? ?Джи прости меня пожалуйста. Правда я очень хотел вчера прийти. Я не смог?Я так сжал зубы, что десны начали ныть.?Почему???Фрэнк печатает…??Фрэнк печатает…??Давай встретимся??Фрэнк печатает…??Пожалуйста? Я был зол, я был расстроен. Ну с другой стороны у Айеро должна была быть причина. Должна же быть причина??Блять конечно Где? – отправил я.?Давай в Belleville Park на пересечении с Колумбус Авеню у заправки??В этот раз уж потрудись прийти??Я приду? Фрэнк тут же пропал из онлайна. Я, как ошпаренный, вскочил и принялся копаться в шкафу, запивая свою злость кофе. Шмотки выпадали на пол, я ругался, цепляясь за них ногами, пинал. В итоге я нашел свои брюки даже не в шкафу, а под кроватью. А рядом моя испорченная рубашка с почерневшим рукавом. Надо ее выкинуть. Я вчера даже не позаботился о том, куда что положить. Я потерял концентрацию. Я был рассеянным. Я не мог выстроить порядок действий. Я вначале вспомнил о жакете, а только потом о рубашке, и когда нашел ремень, не сразу вспомнил, что он мне нужен для штанов. Мысли рассыпались как песок сквозь сито. Я так злился на себя за это. Мне все время казалось, что я что-то забыл. Почистил ли я зубы? Надо пойти почистить. Я зашел в ванную. Но моя щетка мокрая. Значит, я чистил. Ладно, можно еще раз. А я надел носки? Я посмотрел на ноги. Только один. Я смотрел на свое отражение, которое казалось таким неправильным, словно это лицо не принадлежало мне. Оно казалось странно черно-белым, резким. Кожа вся покрыта пятнами. Я даже не понимал, нервные они или из-за постакне. Надо замазать их. Я не хочу перед Фрэнком выглядеть плохо. Я вернулся в комнату. Так, надо переодеться. Я стянул с себя домашний костюм. Вообще-то он был таким закрытым, что мне в нем все время было жарко. Я задел молнией внутреннюю поверхность предплечья. Черт! Лопнула корочка, и снова потекла кровь. Резко подступила тошнота. Я едва сдержал рвотный позыв, шумно втянув воздух через зубы. Я с закрытыми глазами нашарил выдвижной ящик с аптечкой и достал оттуда бинты. Руки дрожали. Только после того, как я намотал первые два слоя, и рану не стало видно, я открыл глаза. Я в самом деле не выносил крови, не выносил любых телесных повреждений. И именно поэтому я так любил их рисовать. Это было как исследование границ собственного восприятия. Как раздразнивание инстинктов. То же, для чего люди смотрят фильмы ужасов. Я их любил, если не обожал. Я мог смотреть их все выходные, закидываясь стимуляторами и выпивая литры энергетиков, чтобы еще и вымотать себя физически. Стоп! Что я вообще-то делаю? Мне нужно одеться. Я посмотрел на свою руку, словно видел ее впервые. Я перерезал бинт, затянул узел, помогая себе зубами. Это не очень удобно, я, наверное, немного переусердствовал. Ну и ладно. Надо сегодня надеть черную рубашку. Мало ли кровь проступит. Я постоянно повторял про себя ?С ног до головы?, чтобы не упустить никакого элемента одежды. Потом я запер дверь и насыпал на экран телефона белый порошок. Ого, так быстро, я уже почти треть израсходовал. Я сформировал тонкую дорожку пластиковой картой и, приставив к ноздре соломинку и зажав другую пальцем, я резко втянул воздух вместе с наркотиком. Вот так лучше. Блэр меня убьет, когда увидит результаты моих анализов. Я замел следы преступления, спрятал зип-лок в задний карман и спустился вниз. Из гостиной все еще слышались звуки Counter-Strike, на кухне я увидел мать со спины, которая говорила по стационарному телефону. Я взял свой плащ и выбежал на улицу. Куда-то к Бельвильскому парку. Я снова открыл Фэйсбук, сверяясь с сообщением. Минут за двадцать я буду там. Ужасно хотелось курить, но сигарет у меня не было. Я пошарил в карманах в поисках наушников. Блять, так и знал, что что-то забуду. Возвращаться мне не хотелось. Тем более, что я рискну наткнуться на кого-то из семьи. Окей, я шел по полуденному Джерси. Было пасмурно, контрастные сине-серые облака быстро бежали над головой, иногда белые холодные лучи прорезались сквозь них. Шумно облетали темные кроны. Казалось, должен начаться дождь. Я хмуро запахнул плащ, пытаясь скрыться от ветра, который кидал мне в лицо волосы, и они липли к губам. Интересно, придет ли Фрэнк. Он должен. На душе было гадко, прошло двадцать девять часов с тех пор, как мы должны были встретиться. Мы меньше времени провели в Нью-Йорке. Но это ощущалось так диспропорционально, словно день в Манхеттене стал целой отдельной жизнью, а не парой десятков часов. А и правда, сколько мы там провели? Где-то в час после полудня Айеро меня утащил с пар, и вернулись мы в девятом часу утра следующего дня. Двадцать один час? Считая дороги, так и выходит. Черт, не знаю, правильно ли я посчитал. Простейшие математические действия мне сейчас не давались. За спиной и справа чуть поодаль шаги. И шуршание. Те, что за спиной, сместились. Они ближе, и меня обогнал мужчина с бумажным пакетом. Эти шаги принадлежали реальному человеку. А те, что справа, видимо, нет. Я оглянулся. Так и есть. Там никого нет. Зато они теперь слева. Я пошел быстрее, надеясь, что они отстанут. Чем быстрее шел я, тем быстрее шли они. Словно отстающее эхо моих собственных. Ветви высыхающих деревьев казались слишком черными на слишком светлом небе. ?Ты не увидишь Айеро? – тянулись они ко мне и складывались в слова. Шуршание опадающих листьев и их хруст под ногами шептали: ?Ты ему не нужен, он просто причинит тебе боль. Не потому, что он плохой, не потому что он правда к тебе ничего не чувствует, а просто потому, что у него есть дела поважнее. Ты не номер один в его списке приоритетов. Рано или поздно ты упадешь в конец, и вот тогда тебе станет больно. Тогда ты будешь привязан к нему еще больше. А у него появится кто-то получше тебя. Ты не сможешь вечно скрываться. Он поймет, что ты не тот, кем пытаешься казаться. Он не будет тебя за это винить, скорее всего, он даже поймет тебя и примет, но со временем все меньше и меньше будет с тобой встречаться. Потому что он искал в тебе что-то особенное, чем ты не являешься. Ты обманщик. Ты сделал плохо и ему, и себе. Фрэнк будет разочарован. Он искренне любил то, что ты из себя строил?. Этот шепот, которому вторило шуршание шин проезжающих автомобилей, детские голоса с площадок, крики птиц, все они сливались в его имя. И в осуждающие обезнадеживающие слова. Чтобы не нарастала паника и ощущение, что за мной следят птицы и тени людей, я концентрировался на своих шагах. Я смотрел под ноги, на неровности на асфальте и все эти мелкие вкрапления в тротуаре. Вот и голубой стенд заправки Gulf с оранжевым кружочком. Под ним четыре экрана с сегодняшними ценами на бензин и дизель, у колонок ждут две черных машины. И на той стороне дороги под знаком ?Drug free school zone? у парка стоял Айеро. Фрэнк пинал с газона в водосточный слив камешки, одна рука была опущена в карман, а второй он придерживал сигарету, пуская в кроны деревьев тонкую струйку дыма. Я не видел его лица – оно было скрыто капюшоном. Горло сдавило, словно я поперхнулся, и не смог сделать ни глотка воздуха. Шаг невольно замедлился. Меня слегка шатало, это была скорее всего ошибка вестибулярного аппарата, который часто барахлил. Я, не моргая, перешел дорогу в неположенном месте и ступил на парковый газон. Айеро вздрогнул и повернул голову, заслышав шуршание травы под моими кедами. Сразу на его лице появилась неловкая усталая улыбка. Он выглядел каким-то измученным, под глазами пролегли синяки, а черты словно заострились. Фрэнк выкинул бычок в сток и развернулся ко мне, неуверенно приближаясь и вглядываясь в мое бледное лицо.– Привет, Tatty Vampire, – он двигался осторожно, как-то деревянно, словно несмазанный автоматон.– Привет, – я поравнялся с ним и остановился на расстоянии двух шагов. Это было мое безопасное расстояние. И я не хотел его нарушать.– Черт, я так виноват, – прошипел он. – Я правда не хотел. И я прошу у тебя прощения, правда, извини меня… Он снял капюшон, чтобы лучше меня видеть и продолжал что-то говорить, скованно жестикулируя, но… Но я заметил кое-что. Это были синяки на шее. Почти там же где и скорпион. И еще дальше, почти ошейником пролегали пятна. Я прищурился, чтобы лучше разглядеть. Это… это засосы?! Я не был уверен, я их видел в жизни от силы единожды, но в меня словно всадили нож и провернули пару раз. Я не мог сдвинуться, не мог моргнуть, не мог ничего слышать сквозь тиннитус. Фрэнк осекся и проследил за моим взглядом, его рука потянулась к ключицам, и он приподнял капюшон, закрывая поврежденную кожу.– Джи? Я поднял на него глаза.– Фрэнк, что это? – шепнул я.– Оу, – поник он, опуская взгляд в жухлую траву. – Синяки. Это та причина, по которой я не пришел.– Что случилось? – на одной интонации как-то механически спросил я, делая шаг назад.– Черт, – он потер глаза пальцами, – Та женщина из отеля… Блять-блять-блять! Проклятая сука!.. Она позвонила в полицию. При регистрации мне пришлось оставить паспортные данные, и все те номера… Я же их придумал, – немного истерично хихикнул он, – ни по одному номеру ответа она не получила. Так что этим утром полицейские приехали к нам домой. Мой отец был в полном бешенстве, господи… Тут у меня в голове наконец-то начала складываться полная картина. Вот почему Фрэнк не бывает дома, вот почему он ненавидит своих родителей, вот почему он постоянно сбегает, вот почему он не терпит, когда к нему приходят домой. Неблагополучная семья. Я слишком живо представил, как чьи-то огромные руки крепко хватают его за шею, как сжимают до хруста, как Айеро задыхается, как на его глазах выступают слезы, лицо краснеет, и он едва может шепнуть ?Отпусти?. Я ненавидел свое воображение, потому что это было слишком. Я в ужасе смотрел на Айеро, словно он вот-вот исчезнет, рассыпется в пепел, а он просто жалко улыбался, словно извиняясь за то, что с ним произошло. – Боже мой, Фрэнк… – мои глаза бегали по его лицу, пытаясь уловить хоть что-то. – Что произошло? Расскажи, я должен знать. Ты в порядке?! Я вцепился в его плечи, вглядываясь в самые глубины его темных чайных глаз.– Не о чем беспокоиться, Джи, я в порядке, – отмахнулся он, но все его скованные движения говорили о том, что ему больно даже сейчас, но он пытается это скрыть, чтобы не расстраивать меня.– Не ври мне, – медленно произнес я.– Окей-окей, – шумно вздохнул он, – Тебе не понравится то, что ты сейчас услышишь. И поверь, я сам не хочу это говорить, – а дальше он просто выпалил на одном дыхании: – Мой отец наркоман-уебок, который меня вчера избил сразу, как только полиция закрыла за собой дверь, он отнял мой телефон, а потом заперся в комнате. Доволен? – мрачно посмотрел он на меня из-под бровей, и его взгляд был абсолютно непроницаемым. Такой взгляд бывает у людей, которые не хотят осознавать то, что только что сказали. И это было так неправильно. Я даже не мог представить, какого это – оказаться на его месте, когда ты едва в силах защитить себя, когда на тебя нападает человек в два раза больше тебя самого. Когда все твое тело покрыто подтеками и синяками, и ты не можешь вдохнуть, потому что саднят ребра. Когда тебя пытались задушить. Когда это пытался сделать собственный отец.– Фрэнк, – сдавленно сказал я, приближаясь к нему и поднимая руки для объятий, но я не смог, я боялся, что сделаю ему больно, и просто так и застыл, держа ладони в паре сантиметров над его телом. – Ты уверен, что тебе не нужно в больницу?– Все в порядке, Джи, – он вытащил из кармана пачку и, вытянув зубами сигарету, поджег ее. Не с первого раза, потому что дрожащие пальцы не сразу попадали по колесику. – Хочешь? – предложил он, протягивая мне.– Да, давай, – я закурил, пока Айеро держал передо мной зажигалку. Мне было так стыдно. Все, что я вчера думал, что я думал сегодня… Я просто ущербный жалкий эгоист, который просто не мог представить реальных исходов, даже не пытался. Я был погружен в себя. Я предполагал, что с Айеро могло произойти что-то плохое, но в то же время я был так зол, словно я центр вселенной. А мне следовало просто заботиться о моем друге больше. Если бы я только мог предположить, что все так плохо. Мои проблемы казались мне такими ничтожными по сравнению с Фрэнком. Хотя я помню, как Блэр говорил, что физические и ментальные увечья равноценны, просто эта идея нечасто озвучивается. Выходило, что мы с Айеро просто по разные стороны одного спектра боли. Я посмотрел на Фрэнка. Его ресницы дрожали, брови были нахмурены, он просто молча курил, дым обтекал его лицо, впитываясь в волосы и поднимаясь наверх, словно его голова тлела. Я опустил взгляд ниже, на скорпиона, проследил за краями багровых синяков. Теперь я еще четче представил, как тяжелые большие ладони вжимали Фрэнка в стену, пока он яростно хрипел, пытаясь вырваться из хватки. По телу пробежала холодная волна страха. Наверняка его отец был зол еще и за пирсинг, и за побег, а не только за обман администратора отеля. Я был в ступоре. Мне так не хотелось, чтобы это все продолжалось, зачем ему это терпеть?– Фрэнк? – позвал я.– Что?– Давай я с тобой схожу в полицию? Вместе мы сможем достучаться до органов опеки…– Джерард, не лезь, пожалуйста, куда не просят! – прорычал он, – Я не хочу в детский дом, – он посмотрел на меня просто уничижительным взглядом, что мне показалось, это была какая-то другая часть его натуры, совсем другой Фрэнк. – Я люблю свой колледж, я люблю своих друзей и свой образ жизни! Мне осталось перетерпеть буквально пару лет, и я буду свободен. Я уже сейчас сам себя обеспечиваю, я сам работаю, а в восемнадцать я знаю, где буду снимать квартиру. А что будет с этим ублюдком потом, мне так, блять, похуй! Надеюсь только, что он умрет очень болезненной смертью… – Айеро выдохнул, тряхнул головой, сгоняя неприятные мысли. – Извини, извини меня, Джи, просто…– Да, я понимаю, – мне было так неловко, так больно, я не знал, что стоит говорить в эти моменты. Я тупо не понимал, зачем и как? Каким надо быть уебком, чтобы ударить собственного сына? Особенно если твой сын – это буквально лучший человек из всех, ходивших по этой земле. Чертов Иисус двадцать первого века. Я так хотел его пожалеть, обнять, предложить всю свою заботу, но это же Фрэнк. Ему не нужна ни жалость, ни помощь. Поэтому все идеи, которые приходили мне в голову, казались мне ничтожными. В самом деле, что я мог ему предложить? Проводить домой, дать плед и налить горячий суп? Я просто беспомощный бесполезный кусок дерьма. Наверное, лучшее, что я смогу сделать, это просто не возникать.– Чем займемся? – спросил я.– Погуляем, – пожал он плечами. – У меня еще полно времени до того, как этот отброс отойдет от трипа и спохватится проверить мою комнату.– Ты сбежал? – не понял я.– Уж за три года наловчился открывать замок на окне, – закатил он глаза.– То есть, ты еще и через окно вылезаешь? – хотя чему я вообще удивляюсь, господи.– Через парадную опасно, он может заметить, – безразлично пожал плечами Айеро, который так просто говорил о таких жутких вещах. На что же должна быть похожа его жизнь.– Черт, мне так жаль…– Tatty Vampire, пожалуйста, прекрати, – внезапно мягко улыбнулся он, разворачивая к себе мое лицо. – Это мелочи, и тебе не стоит забивать ими голову, – он легонько поцеловал меня в лоб. Это было подобно волшебному исцелению, я словно забыл все проблемы, которые у меня когда-то были, все перестало иметь значение кроме того, что Фрэнк сейчас здесь со мной, что мы живы, и мы вместе.– Знаешь, чего я хочу? – вдруг спросил он, лукаво сощурившись. Как будто у него где-то в голове был переключатель, позволивший ему просто абстрагироваться от всего пережитого дерьма.– Чего? Томно прикрыв глаза, он высунул язык и медленно, с характерным шипением, затушил об него сигарету. Что это еще за фокусы?! Я смотрел на него, как на чокнутого, и Айеро это определенно нравилось. Он щелчком пальцев выкинул бычок на проезжую часть и, даже когда я еще не отошел от его выходки, впился в меня жадным страстным поцелуем. Я почувствовал привкус пепла, но это не портило впечатления, это добавляло еще больше сумасшествия, смешиваясь со сладким оттенком зубной пасты на его языке и тем влажным вкусом Фрэнка, который я обожал. Айеро блуждал пальцами по моей шее и по волосам, слегка оттягивая их назад и наматывая пряди между костяшек, он просто наслаждался. И так же счастлив был я. Нам просигналила проехавшая мимо машина. Да идите вы к черту! Я вцепился руками в лацканы джинсовой куртки Фрэнка и жадно прижался к нему, будто его у меня могут отнять. Я никогда, никогда больше не позволю этому произойти! Он дышал в мой рот, а я заталкивал свой язык все глубже, это было так грязно, так восхитительно, так пошло, так безумно. Прямо здесь, на газоне Бельвильского парка, в центральном районе нашего городка, где кто угодно мог нас увидеть. Мне уже не хватало дыхания. Я был в том взбудораженном возбужденном состоянии, когда мог согласиться на любую глупость. И Айеро разорвал поцелуй, эту самую глупость предлагая:– Я хочу, чтобы ты пел в моей группе.– Что?! – рассмеялся я ему в губы, – Ты идиот! Но я согласен! Фрэнк коротко благодарно поцеловал меня и отстранился.– Пока я сидел в своей комнате, у меня было время подумать. Ну еще бы, – усмехнулся он. – В общем, знаешь, жизнь такая непредсказуемая штука. Мы можем умереть хоть завтра! И, черт, твой тембр... Я никогда не прощу себе, если не попробую забрать такой редкий алмаз себе!– Я и так принадлежу тебе на все сто процентов, – выдохнул я.– Ну, раз я могу тобой распоряжаться, то потренируйся в вокале, у тебя прирожденный талант! Я так хочу, чтобы все просто получилось. Чтобы мы просто рискнули! Я хочу свою группу, ты хочешь издать свои комиксы. Мы можем это сделать! Ты можешь воплотить свои идеи через песни. Я хочу твои историю и твою эстетику. Я хочу твой голос. Я помню, как ты пел Placebo, там, в Нью-Йорке. И пусть ты пел не стараясь, но в этом было столько искренности. Есть что-то особенное в звучании твоего голоса. Так что давай отбросим все страхи и сделаем это! Ты со мной? – Айеро с горящими глазами протянул мне руку. Как я мог отказать?– Хоть в огонь, – и пожал его теплую ладонь. Не знаю, зачем я это сделал. Я худший из всех возможных вариантов. Я втянул себя в еще одно приключение. Вернее, я позволил себя втянуть. Опять я не думал, что творю. Но когда на тебя вот так вот смотрит Фрэнк – что вообще можно еще сказать. Он буквально светился от переполнившей его решимости, от счастья и прочих эмоций.– Мы должны поймать Рэя! Я хочу ему показать твой голос! И я тебе подыграю на гитаре! Пошли же, Джи! – он потянул меня за руку, и в этот момент его лицо исказилось гримасой терпимой боли, которую он попытался спрятать. Я испуганно выпустил его ладонь. Видимо, у Фрэнка болело плечо или что-то типа того. Он с извиняющейся улыбкой взглянул на меня, а я просто очень хотел ему как-то помочь. Блять, это меня просто убивало. Сколько вынес этот парень за всю жизнь? Почему он чувствует вину за то, что его избили? Это так тупо, это несправедливо. Я хотел орать. Меня по голове колотила мысль: ?Фрэнк в опасности! Он в опасности в своем доме. Ты должен что-то сделать! Иначе однажды может случиться что-то, чего он не переживет!? Я осторожно нащупал его пальцы и медленно подтянул его кисть к себе, оставив лёгкий поцелуй на костяшках.– Пообещай мне, что все будет хорошо, – сказал я. – Что в случае опасности, с которой ты не сможешь справиться, ты просто забьешь на все и спасёшь себя. Пару долгих молчаливых мгновений Айеро смотрел на меня с каким-то нечитаемым отстраненным выражением, а затем сдержанно кивнул:– Хорошо, Джерард, обещаю. Я облегчённо вздохнул. Именно это мне надо было услышать. И тем не менее… Я ужасно боялся за его жизнь. Я никогда раньше не думал, что Фрэнк живёт в таких условиях, что он приходит домой, как в волчье логово, каждый раз рискуя оказаться избитым. И мне нужно было знать больше. Айеро пошел дальше. Я смотрел ему в затылок, думая о том, какого быть им. Я догадывался, что Фрэнк работает. Но, то есть, он уже сам себя содержал. Очевидно, что его семья вряд ли ему стала бы давать денег. Так что он фактически был уже совершенно состоявшимся взрослым человеком. У него есть цели, таланты, хобби, стремления, какая-то должность, учеба. Как он вообще все это умудрялся совмещать, учитывая, что при этом он оставался полон энергии и жажды жизни, и ещё находил время для друзей и для… меня. Это было что-то за пределами моего понимания. Я никогда не смог бы встать на его место. Что он вообще во мне нашел.– Эй, Джерард. Я поднял на него глаза. Фрэнк немного сбавил скорость, чтобы поравняться со мной.– Ты теперь знаешь мою грязную тайну. Теперь я могу узнать твою? Я вначале не понял, о чем он говорил. А потом вспомнил ещё самую первую нашу встречу.?Чем ты болен??– Ты не захочешь это знать, а я не захочу рассказать, – я закрыл глаза, пытаясь найти в себе силы и слова.– Я должен знать, как тебе помочь, – он коснулся моего предплечья.– Тогда вначале я должен знать, как помочь тебе.– Я думаю, я с этим вполне успешно справляюсь, – напряжённо отозвался Айеро, на его висках надулись жилки, – Я просто свожу к минимуму время пребывания дома.– Если хочешь, мой дом может стать твоим, – вполне серьезно предложил я.– Нет, Джи, твоя семья это не поймет, – покачал он головой. – Как это будет для них выглядеть? Ты притащил какого-то оборванца домой и сказал: ?Знакомьтесь, мама и папа, это мой бойфренд, он из семьи наркоманов, и, так как его могут отпиздить, он будет жить у нас?, – саркастично вскинув бровь, изобразил Фрэнк.– А кто сказал, что они будут в курсе? – улыбнулся я краешком рта. – В конце концов, что, если всего на время? Пусть, скажем, хотя бы три-четыре ночи на неделе? Все выходные и пара рабочих дней? – не унимался я. – Давай… давай сегодня? Просто, – осекся я, – я не хочу, чтобы ты возвращался туда, где с тобой происходит все это дерьмо.– Джи, мать твою, почему ты такой очаровательный? – пихнул он меня локтем, о чем тут же пожалел, потому что засаднила рука. – Клянешься, что это не прибавит тебе проблем?– О каких проблемах может идти речь, если я так ревностно охраняю свою территорию, что даже Майки ко мне боится заходить, не то что отец? – ухмыльнулся я.– Окей, но только при условии, что с меня еда и бухло. И что при малейшей вероятности обнаружения ты дашь мне уйти.– По рукам, – удовлетворённо кивнул я, хотя, конечно, никуда я бы ему не дал уйти. И вообще, всегда можно спрятать его в завалах в шкафу или под кровать. Но сама перспектива того, что я снова проведу с ним ночь, поднимала в груди и в мозгу щемящее приятное чувство. Я снова буду его обнимать. Я буду чувствовать его запах. Буду слышать его сердце. Лучший звук на свете.– Так что, ты расскажешь мне теперь, что с тобой? Блять. Я так не хотел этого вопроса. Я бы предпочел, чтобы Фрэнк просто забыл об этой теме и никогда к ней не возвращался. Я потер плечо рукой, словно мне было холодно. В каком-то смысле и правда было, я чувствовал бегущие от затылка к пояснице мурашки, и как они растекались по всему телу, достигая подушечек пальцев, растапливая колени и вновь сковывая их льдом, отчего я едва не споткнулся. В глазах на долю секунды потемнело от нервов. Так всегда было, когда меня спрашивали о моих расстройствах, будь то новый психотерапевт или мать. Я ненавидел говорить об этом.– Это сложно, Фрэнк, – я уткнул глаза в проплывающий мимо меня куст, а затем в подгоняемый ветром по тротуару пакет от чипсов. Айеро слушал. Может, он и правда заслужил знать.– В общем, это шизоидное расстройство. Мой доктор не хочет мне пока его официально ставить, потому что это может сказаться в моем будущем при приеме на работу, так что просто прописывает нужные лекарства, поставив по документам шизотипию. И ещё диссоциация, пограничное расстройство и депрессивный эпизод, – неловко, почти истерически хихикнул я и не сразу смог взглянуть на Айеро. Я ждал увидеть там непонимание, отвращение или безразличие. Но он правда просто ждал продолжения, никак не меняясь в лице. Словно эти слова вообще никак не повлияли на его отношение ко мне. По крайней мере, в худшую сторону. Я не мог сказать, что было на тот момент в его голове. Это вообще некая специфическая черта моего сознания, один из симптомов, что я не могу чутко различать или показывать правильные эмоции, реагируя на собственные чувства. Но тем не менее, это немного компенсирует другой симптом, что мое подсознание отмечает все это и показывает мне через галлюцинации, так что я сам иногда путался, чем из этого был я сам. Мне пришлось отвернуться, чтобы не смотреть на Айеро, потому что иначе у меня бы не хватило духа обо всем рассказать.– В общем, это очень странно, это как будто ты все время во сне и просто не можешь проснуться, все как будто через воду, все неясно. Я не могу долго держать концентрацию, все ужасно путается и…и…и как будто какие-то шаги или вещи, или птицы, или голоса, или люди, которых нет, все эти силуэты, все эти мелкие несоответствия с реальностью. Эти физические ощущения, вся эта путаница, в которой я теряюсь… – я задыхался, к горлу подступали внезапные слезы, которых я не хотел. Я не испытывал грусти, но они были здесь, – Это как будто ты все время без стержня, ты деформирован. Твое сознание не имеет формы. Оно перетекает, не позволяя тебе осознать. Ты не можешь почувствовать себя среди шума и шелухи, в которую тебя закапывают расстройства. Силуэты вокруг вторят твоим самым темным мыслям, и ты им это позволяешь. Ты веришь. Ты почти упиваешься собственной болью и слабостью. Ты тонешь и никогда не достигаешь дна, это похоже на тот последний момент, когда уже кончился воздух, и ты вот-вот потеряешь сознание, но ты застрял в этом моменте… У него нет конца. И я прямо сейчас не знаю, что говорить, мысли путаются в один большой комок и…и… я мыслю то, что могу увидеть в этом вихре, те короткие моменты прояснения. Это похоже на апатию, на бессилие, на беспомощность, на отупение, на ночной пот, на жар, на хроническую болезнь, на простуду без симптомов, на середину пробежки, когда ты задыхаешься и чувствуешь слабость в мышцах, которые не хотят двигаться. Бессонница и наркотики это усиливают в разы. Они действуют как увеличительное стекло для каждого из явлений. Тревога, ожидание худшего, нежелание, смирение, горячий шторм в голове, озноб, боль в мозгу, давление. Тебя жмет к земле, словно гравитация стала сильнее. Каждое движение это труд, – было так сложно подбирать слова, что я просто старался не обращать внимания на то, что говорю, лишь бы это скорее закончилось. – Ты постоянно ворошишь кашу в голове, чтобы найти в ней какую-то мысль. Сконцентрироваться на чем-нибудь сложно. Одно постоянно сменяет другое, и по итогу ты не можешь выполнить даже простое задание. Самое лучшее это простые механические действия, которые не требуют концентрации. И тем не менее ты как будто хочешь во всем этом увязнуть. Как будто ты не достоин вылечиться. Ты ненавидишь себя. И эта ненависть уже часть тебя. Оно сидит так глубоко, что ты не хочешь вырвать его. Но хуже всего, Господи, хуже всего галлюцинации... Я не знаю… – вот в этот момент я не смог сдерживать дальше давимых в глотке слез, и они вырвались наружу с неровным рыдающим голосом: – Я помню свою первую, мне едва ли исполнилось четырнадцать. Я просто лежал в комнате, было около четырех часов утра, была жуткая бессонница уже третий день, все болело, казалось, мозг воспален… – мне потребовалось какое-то время, чтобы успокоить спазмы в груди, и Фрэнк осторожно приобнял меня. Но я всё ещё на него не смотрел. – Я всегда держал свет в комнате включенным, так что видел все ясно, как Джерси сейчас. Моя дверь была заперта на щеколду, но она скрипнула и приоткрылась. По полу полз очень тощий полупрозрачный длинный человек, его руки, ноги, туловище, голова… они были не толще швабры, его кожа была черной и влажной. Он двигался так быстро и дергано, что я едва успевал следить за ним, он словно был в жуткой агонии. Он переполз к моей кровати, я только видел из-за края его выгнутые колени и локти… потом он перебрался к углу и заполз по стене на стык потолка за моим затылком… Господи, Фрэнк… Он всё ещё бывает там! Фрэнк положил руку мне на плечо. Я резко остановился. В лёгких не было воздуха, я только сейчас понял, что последние слова я просто сипел. Я дрожал, и не смог бы это почувствовать, если бы не ощущал веса руки Айеро. Он смотрел на меня с таким глубоким сожалением и пониманием. Я этого не знал, но Фрэнк в этот момент думал лишь о том, как я могу жить в этом дерьме 24/7. Что это просто было бы нереально, так постоянно себя ощущать. Видеть все это. В его глазах я уже был героем хотя бы потому, что умудрялся выживать. Что даже продолжал жить: ходить на занятия, рисовать комиксы, слушать музыку, общаться с ним сквозь весь этот перманентный ужас. И Айеро думал, что его проблемы по сравнению с моими сущий пустяк. Но тем не менее он был рад, что я продолжал бороться, был рад, что моя семья была со мной. И он хотел поддержать меня, чтобы я как можно скорее от этого избавился.– Черт… – прошипел Фрэнк. – Джи, у меня просто слов нет… Это вообще реально быть тобой? – в его голосе было такое отчаяние, я даже видел, как его слёзные железы покраснели, а глаза наполнились влагой. – Черт, Джерард, спасибо, что рассказал. Спасибо. Он обвил меня руками, укладывая мою голову себе на плечо.– Я обещаю, что не брошу тебя. Мы вместе выберемся. Мы преодолеем что угодно, – он уткнулся носом мне в волосы и оставил лёгкий поцелуй возле уха. – Мы сильнее, чем нам кажется, мы станем примером для подражания, клянусь.