Я ему верю (1/1)

?Всё в порядке, Моб? – раз за разом повторял он.?Нет ничего, с чем Рейген Аратака не справился бы?, – упрямо и уверенно твердил он.И я верил.До тех пор, пока однажды он не появился на пороге моей квартиры в разодранных на коленках брюках, с порванным галстуком, стискивающим одно запястье до нарушения кровотока, в пыльном пиджаке, прячущем гематомы, усеявшие его шею, лопатки, руки, поясницу и бёдра – всё его тело без исключений. Он был усыпан отметинами чужих грубых пальцев и зубов. Его взгляд, полностью опустошённым, слепо уставился на меня.Он пришёл ко мне, а не в больницу, потому что – я знаю – я всегда был и буду единственным, перед кем он готов показаться разбитым.?Хэй, Моб, – прохрипел он тогда, вымученно улыбаясь, и я застыл на месте, не в силах пошевелиться, прекрасно понимая: боль, исказившее его лицо, самое страшное из того, что я когда-либо ещё увижу. – Твой учитель такой неудачник, ты знал??И он рухнул мне в руки, когда его ноги подкосились, не выдержав лишней секунды стояния.Было страшно. И баланс, который я воспитывал в себе десятилетие, если не больше, едва не полетел к чертям, содрогнувшись вместе с телом Аратаки, когда я дотронулся до синяка на его плече.Мне откровенно хотелось убить их всех.И я–Лампы под потолком всполохнули.Он не одобрит, если узнает, но я сделал то, что должен был....Я боюсь к нему прикасаться. Я хочу защитить его, хочу заслонить собой и выказать ему поддержку так же, как он когда-то поддерживал меня, – через касания, объятия и короткие прикосновения губ к макушке в особенно эмоциональные моменты. Я хочу дотронуться до него, показать, что всё в порядке, что моё отношение к нему нисколько не поменялось, но он кажется столь хрупким, что я боюсь его разбить – нечаянно, словно любимый мамин сервиз, привезённый из Китая, пострадавший от моих необдуманных действий.Если бы я мог, я бы заставил его забыть о том, что произошло.– Шишо, – я всё ещё не решаюсь звать его по имени: надеюсь сохранить дистанцию, не вторгаться в личное, столь оберегаемое пространство, хочу показать, что он всё так же, как и раньше, является для меня авторитетом, что он неизменно значим для меня.Его большие глаза в домашних очках кажутся бесконечно забавными. Он смотрит на меня исподлобья, поверх стёкол, как бы вопрошая: ?Что такое, Моб??, и я благодарю богов за то, что в последнее время по ночам он спит крепче даже без снотворного и окантовка иссиня-фиолетовых оттенков постепенно сходит на нет. Его чистые открытые руки в закатанных до локтей рукавах пижамы сжимают края свежей, недавно принесённой мною газеты.Я готов каждый день целовать его запястья, шепча благодарности, просто за то, что он вновь жив и здоров.– Ваш чай, – мягко улыбаясь, ставлю перед ним на стол кружку, пар валит с побеспокоенной глади напитка. Даю себе не дольше двух секунд на прикосновение ладони к плечу – боюсь, что задержка его смутит. Разрешённые места – голова, плечи, ладони; намеренные прикосновения без вынужденной причины ко всему остальному – табу.Если я заставлю его чувствовать себя вне безопасности, я себя не прощу. Если я перекрою ему кислород, я сам себя сживу со свету.Его палец цепляет край моей футболки и не даёт двинуться с места. Я не дышу.– Моб, всё действительно хорошо, – он улыбается уверенно и тепло, как и раньше. И мне даже хочется зажмуриться: ноющая боль, разрастающаяся в грудине, даёт понять, как на самом деле я успел соскучиться по свету, который способен излучать учитель. Он протягивает ко мне руки и с не сходящей с лица улыбкой произносит: – Иди сюда.И его тело на ощупь оказывается куда прочнее, чем мне казалось со стороны. Я выше его на полголовы, но почему-то именно я прижимаюсь виском к его размеренно вздымающейся груди, и ноги в этот раз подкашиваются только у меня. И я чувствую себя чертовски маленьким, глупым ребёнком, каким всегда казался самому себе рядом с ним.– Всё в порядке, Моб, – его шёпот щекочет мне лоб, тревожа дыханием чёлку. – Я тебе доверяю.Я, может быть, плачу, но Аратака не лучше – по зажившим губам, расплывшимся в смеющейся улыбке, стекают капли слёз, и я бы сам себе не простил, если бы не сцеловал их все до единой, сжимая его в объятиях.Я ему верю.