Глава 21 (1/1)

Приняв душ, Юри оделся в теплую пижаму?— синюю с черными чибиками-корейцами. Это был подарок Саши Погодина. Еще во время работы Кацуки в кофейне подарил. Теперь вот Юри вспомнил о пижаме, когда раскладывал еще не до конца распакованные вещи. К тому же этот подарок был в квартире на Заневском, так и валялся там, пока Кацуки не переехал. А вот остальные вещи по-прежнему оставались в Репино.Просушив волосы полотенцем, Юри повесил его на шею и принялся разбирать покупки. Это был костюм на Хеллоуин и небольшой подарок для Отабека. Ну, как небольшой. Дорогой?— несомненно. Юри не скупился. Однако все еще не решался в полной мере пользоваться средствами со своего счета?— только сугубо для подарка. Так вот подарком была кожаная куртка известного итальянского бренда Aeronautica Militare. Коричневая ?косуха? в стиле ?американский летчик военных времен? с отложным воротником из натурального светлого меха?— замечательная вещь, качественная и мягкая. Юри вполне представлял Алтына в этой куртке, такая модель очень подходила ему, особенно если учесть, что парень частенько носил очки-авиаторы. Довольный своим подарком, Кацуки с равнодушием оглядел черное одеяние ниндзя, которым уговорил его нарядиться Плисецкий, потому что сам собрался быть просто черным котом, таким образом они хорошо смотрелись вместе. Юри конечно понимал, что ниндзя ему подойдет, поскольку маскировочный костюм воина был удобным и состоял он из следующего: куртка из тонкой ткани с широкими рукавами, поверх которых повязывались ленты; ручные накладки-перчатки и пояс на талию; специальные брюки?— у щиколоток узкие и широкие в бедрах; маска, скрывающая нижнюю часть лица, на голову?— капюшон; мягкие сапоги-носки на тонкой подошве. Вдобавок еще шла верхняя черная куртка, но не в том виде, к которому привык современный человек. Это была накидка, но Кацуки сразу решил, что не станет ее надевать?— слишком мешковато. Да и от бутафорской катаны тоже отказался. Не хватало ему, как дурачку, с игрушечным оружием рассекать. Плисецкий еще пообещал выделить раскосые глаза японца макияжем, уверял, это будет эффектно смотреться в сочетании с маской. Кацуки и сам знал, поскольку привык выступать накрашеным. В общем, копошась в вещах, Юри вдруг вздрогнул от звонка в дверь. Быстро сложил костюм обратно в пакет, бросил под кровать и вышел из спальни. Парень поглядел на себя в прихожей в зеркало, поправил очки, которые надел после душа, и хотел было отпереть дверь, но вовремя вспомнил про глазок. Осторожно прислонился к нему и изумленно выдохнул, прижал ладонь к губам, лихорадочно соображая, что делать, и снова подпрыгнул, когда позвонили еще раз. Сглотнув, Кацуки щелкнул замком и распахнул дверь, но с порога не сошел. Снова поправил на носу очки и уставился на Отабека, игнорируя стоявшего справа от него Никифорова. Искристые бирюзовые глаза скользнули взглядом по фигурке японца и вернулись к лицу. Парень слегка разрумянился и так забавно избегал смотреть на Виктора, что тот, не давая ему опомниться, отодвинул Алтына и сам шагнул навстречу. Кацуки машинально отшатнулся и попятился в квартиру. Встал у комода, пропуская незваных гостей, затем, очнувшись, захлопнул дверь и повернулся к ним с вопросительным выражением лица. Такое уже бывало в жизни Юри, он помнил. Тогда Никифоров заявился на Заневский и тоже вломился в его квартиру. В молчании мужчина снял обувь, оглянулся на Отабека и, скидывая с плеч пальто, сказал:—?Поезжай, я останусь здесь. Увидимся завтра.У Кацуки глаза на лоб полезли от такой наглости. Виктор ведь прекрасно знал, что Юри терпеть не может неожиданные визиты и то, как вторгаются в его личное пространство. Это был его собственный мир, квартирка, где он мог побыть в одиночестве. Он отдыхал таким образом от социума, в котором пребывать было все сложнее. И вот заявляется это платиновое чудо со своей грубой напористостью и сообщает, что остается. Надо же, какой деловой.Юри, насупившись, молча пошел на кухню?— конечно, ставить чайник. Обида обидой, а гостеприимства никто японца не лишал. Пока он орудовал на кухне, накрывая на стол, Никифоров тихо переговаривался с Алтыном, потом хлопнула дверь, и парень сглотнул, буквально каждым волоском на затылке ощутив присутствие Виктора. Он даже не обернулся, просто сказал, нарезая мягкий бисквитный рулет:—?Зачем ты приехал?—?За спокойствием,?— ответил Никифоров с явной улыбкой в голосе.Юри опустил нож в мойку, взял блюдце с десертом и подошел к столу. Мужчине было плевать на то, как Кацуки обхаживал его сейчас, он, подперев рукой подбородок, просто пялился на японца, а тот краснел все выразительнее. Однако как только вознамерился отойти от стола, блондин схватил его за запястье и мягко потянул к себе.—?Сядь,?— ласково, но очень настойчиво сказал он и сам же принудил парня присесть к нему на колени.Кацуки от волнения не знал, куда спрятаться. Было так неловко, будто они только что познакомились.Виктор погладил японца по спине и, уткнувшись носом в его шею, пробормотал весьма странным тоном:—?Ты такой родной, Юри.У Кацуки даже комок к горлу подкатил. Сердце отчего-то болезненно сжалось. Он хотел обнять мужчину и прижать его голову к себе, но не мог пошевелиться. Мысленно кричал себе, что надо его простить, Виктор не повторит свою ошибку, никогда больше не сделает ничего подобного, а все равно недоверие разъедало душу парня. Он натянуто сидел на коленях и слушал его дыхание. Сильные руки держали за талию, и от этого Юри было комфортно и тепло. Однако сам он не реагировал. Сидели так довольно долго. Кацуки, казалось, даже почувствовал, как мышцы Виктора понемногу расслабились, и возникло странное ощущение, что сегодня он столкнулся с чем-то неприятным. Поэтому Юри спросил:—?Ты расстроен?Блондин отодвинулся, чтобы посмотреть Кацуки в лицо, и тот взглянул в ответ. Виктор нахмурился и, подняв руку, снял очки Юри.—?Ужасно в них выглядишь,?— изрек Никифоров и вздохнул. —?Что ж, давай выпьем чаю, лапочка,?— и отпустил Юри.Парень немедленно встал, пересел на стул и украдкой поглядел на Виктора, который снял пиджак и немного подтянул рукава водолазки. Он улыбался, но все равно казался напряженным, каким-то даже мрачным. Юри сглотнул от неприятного сосущего чувства под ложечкой. В конце концов, наблюдая, как мужчина размешивает в чашке сахар и поглощает бисквит с видом голодного зверя, Юри не удержался и поинтересовался с абсолютным прямодушием:—?Ты таким образом извиняешься?Никифоров на мгновение перестал жевать и вообще шевелиться. Он уставился на Кацуки, а тот аж шею втянул. Это конечно не ускользнуло от Виктора. Он ожил, пристроил ложечку на блюдце и, взяв чашку, спокойно продолжил пить. Вот только теперь сверлил Кацуки пронзительным взглядом с искрами веселья. Ну нравилось ему смущать парня, тот, как правило, не знал, куда спрятаться от этого взгляда, начинал краснеть и искал глазами спасение. Никифоров умилялся и продолжал отмалчиваться. В итоге Кацуки уткнулся в свою чашку, и дрожащая рука выдала его с головой?— волновался. Виктор позволил себе наглость прикинуть в уме, есть ли что-то под этим нелепым костюмом, и сразу понял, что напрасно прикидывал. Стоило лишь подумать о Юри в таком ключе, как в памяти всплыли картины из клуба. Никифоров сделал большой глоток почти остывшего чая, хрястнул чашкой по столу, и Юри удивленно вскинул глаза. Это выражение лица он знал, потому-то и смутился еще больше, сразу надулся, всем видом показывая, что не подпустит Никифорова к себе. Тот и не намеревался переходить границы, однако высокомерие Юри спровоцировало его, как призыв к действию. Он откинулся на спинку стула, взял ложку и принялся ее покручивать в пальцах.—?Тебе так нужны мои извинения?—?Ты серьезно? —?изумился японец.—?Да, Юри, я серьезно,?— качнул головой Виктор, сел, оставляя посуду в покое, и сцепил пальцы в замок. —?Послушай, мне требовалось много времени, чтобы переварить случившееся. Ты прекрасно знаешь, я никогда себе не позволил бы обидеть тебя. Но каждый раз ты, Юри, дрожал передо мной, как осиновый лист на ветру. Это выводило меня из себя. Неужто за столько времени ты все еще не смог понять, я никогда не причинил бы тебе вреда?—?Тогда, что это было? Не причинение вреда? —?спросил Юри безэмоционально.На лице Виктора заходили желваки, но он мгновенно взял себя в руки.—?Именно это и было. Ты хочешь слышать что-то вроде ?мне жаль, Юри, я поступил неправильно?, так? —?легкая надменность все же проскользнула в словах Никифорова. Он хмыкнул, но Юри не позволил себе обидеться на него. Уже проходили, подобные колкости лучше спустить, иначе себе дороже. Виктор так защищался, и Кацуки это прекрасно понимал. —?Тебе, разумеется, известно, что я сотню раз пожалел о том вечере. В данной ситуации не ты меня нервируешь, даже не этот таец. Я зол на себя. Это значит, я оступился на ровном месте. И вот результат. —?Никифоров взглянул в окно, и Юри залюбовался его точеным профилем. А мужчина подумал немного, постукивая пальцами по столу, и выдал совершенно бесцеремонно:?— Я не отпускаю тебя, Юри. Поступай с этим как знаешь,?— встал и, пряча руки в карманах брюк, медленно пошел к двери:?— Ну-ка, лапочка, покажи мне квартиру.Кацуки сидел и не мигая смотрел в одну точку. Эта манера поведения Виктора просто ошарашивала его. Прийти и сообщить, так сказать, по факту, что в покое он его не оставит. Ну замечательно, а что.—?Ю-ю-ри,?— смеясь, позвал Виктор, все это время стоя в дверях и глядя на Кацуки,?— ты настолько счастлив, что не можешь прийти в себя? Идем. Хочу увидеть, где ты спишь. Миленькая пижамка, кстати,?— добавил мужчина, когда японец обошел его, и тут же, поймав парня со спины, Никифоров прижал его к себе и пробормотал:?— Ты же понимаешь, как дорог мне?И опять Кацуки напрягся, потом прикрыл глаза, обмяк и опустил голову, тихо отвечая:—?Я должен подумать.Конечно эти слова уязвили Никифорова, но даже если так, то виду он не подал. Согласно буркнул свое ?угу? и коротко поцеловал парня в шею, от чего тот поежился и медленно поплелся в комнату.***Виктор спал в гостиной. Странно конечно, если учесть то, как он обычно не уступает ни в чем. А тут вот взял и смиренно принял постельное белье, чтобы лечь спать не с Юри, не в его комнате, не в его постели. Кацуки оценил эту жертвенность, что для Вити, конечно же, именно жертвенностью и являлось. Он вздыхал, ворочаясь на не разложенном диване, цокал, но терпел. А парень, не до конца закрыв дверь спальни, прекрасно все слышал. Лежал и сдавленно смеялся, прикусывая уголок одеяла. Было очень забавно. Потом, когда на город опустилась глубокая ночь, а Юри все не мог уснуть, он прислушался, привстав, и прокрался к двери. Тихонько ее толкнул и снова затаился. Никифоров дышал глубоко, размеренно, даже посапывал, так что Кацуки продвинулся дальше, приблизился к дивану и сел на пол, уставившись в темноте на Виктора. В общем-то, и не в такой уж темноте?— шторы Витя не задернул. Судя по позе?— одеяло между колен, одна рука под головой, вторая свисала с края?— мужчина очень устал и теперь просто вырубился, распластавшись на диване. Юри скрестил ноги по-турецки, подпер подбородок и задумался, может ли он вернуться к Виктору.Сразу трогательное щемящее чувство сдавило грудь. Никифоров выглядел слишком милым, беззащитным в таком положении, каким-то ангельски-трепетным. Его губы слегка подрагивали, словно он шептал во сне, а платиновая челка упала на глаза. Так хотелось погладить, прижаться и поцеловать. Сказать, что все у них будет хорошо, просто они не совсем совместимы, просто один?— гордый, а второй?— упертый. Просто надо действительно принять это. Повзрослеть. Причем обоим. Каждый из них, как потерявшийся ребенок. Виктор, который вырос в детдоме, не зная родительской ласки. Юри, утративший эту любовь в нежном возрасте, когда едва-едва начинает формироваться личность. Они потерянные, совершенно не нужные этому миру, только друг другу. Они просто обязаны поддерживать один другого.Кацуки вздохнул и опустил голову. Никифоров пошевелился, и мурашки пробежали по спине парня, когда он услышал бархатистый баритон:—?Знаешь, лапочка, я человек нервный, привык спать как на иголках, так что твой сверлящий взгляд?— для меня бомба замедленного действия.Юри поднял взгляд и встретился с темными глазами Виктора. Он улыбнулся и протянул руку. Кацуки повиновался. Подвинулся ближе и уткнулся лбом в мужское плечо. Виктор осторожно провел пальцами по густым волосам японца, приподнялся и поцеловал его в макушку.—?Иди спать, Юри, я уеду рано.Кацуки кивнул, отодвинувшись, и решительно чмокнул Витю в обнаженное плечо.—?Добрых снов,?— сказал он и встал, но, потоптавшись на месте, решил добавить:?— Вить, я готов… Кажется, я готов быть с тобой.Виктор помолчал, прежде чем спокойно ответить:—??Кажется, готов?, Юри? Я к словам не цепляюсь, но тебе по-прежнему ?кажется?. Давай, лапушка, ты еще разок все хорошенько обдумаешь. Уж поверь, ты меня немало осчастливил сейчас, но как-то привкус у этого счастья такой себе. Хочу прямой ответ на мой прямой вопрос: ты будешь со мной, как говорится, и в радости, и в горе, или мне выметаться отсюда с разбитым сердцем? Вот сможешь ответить на это, тогда и поговорим. Добрых снов,?душа моя,?— ответил Никифоров, и Юри растерянно кивнул, а затем тихо удалился.Виктор лежал, глядя в размыто-желтое небо ночного города, потом опустил руку на лицо так, что теперь она закрывала глаза.Так сложно друг с другом им давненько не было. Даже Никифоров, который любые неприятности воспринимал сквозь призму собственных принципов, мол, не нервничать, не злиться, не унижаться, теперь и нервничал, и злился, и даже готов был попросить Кацуки остаться. Однако упрямство оставалось при нем, и мужчина ничего из выше перечисленного не сделал. Он все равно преподнес информацию так, что Юри был будто даже немного виноват. Это понимали оба, но Кацуки уже решил не обращать внимания на горделивые выходки Вити. Уж лучше так, чем вечные скандалы.***Юра был дома один. Лежа в ванне с пузырьками, кайфовал, так сказать. Даже покурил, и вот когда докуривал вторую за этот час, его телефон зазвонил. Парень протянул мокрую руку, забрызгал экран, к счастью, водонепроницаемого телефона и нажал на ?зеленую трубку?.—?Бек? Ты чего? Вечером увидимся ведь,?— сказал Плисецкий.—?Ну да, вот только я стою внизу, в холле. Ваша горничная меня впустила. Мне самому подойти? —?преспокойно поинтересовался Алтын.Юрка сразу же подпрыгнул, засуетился, едва не шлепнулся в воду с головой, поскольку торопился встать. Однако остался на месте и проговорил:—?Я… Я сейчас приду.—?Ну давай. Я всего-то хочу договориться насчет вечера. Если тебе удобнее созвониться, то…—?Нет! —?рявкнул Юрио и встал, наконец. —?Уже иду.Парень опустил телефон на кафель, выскользнул из ванны и подбежал к зеркалу. Поскольку то запотело, он принялся протирать его руками, а потом схватил полотенце, еще разок провел по гладкой поверхности и уставился на себя в отражении. Нос раскраснелся, как и скулы. Светлые волосы сейчас казались русыми и влажными прядями прикрывали шею. Юра причесал их пальцами, откидывая назад, вдруг сверкнул глазами и схватил махровое полотенце. Обмотав его вокруг бедер, парень брызнул на себя одеколоном, улыбнулся и, как был в одном полотенце, так и направился на первый этаж. Решил, как говорится, брать быка за рога.Отабек судя по всему был в гостиной, поскольку именно оттуда доносился его голос. Плисецкий решил, что парень говорит по телефону, и решил буквально ошарашить его?— ничего не подозревающего. Юрио тихо откашлялся, остановился у подножия лестницы, вдохнул поглубже, выдохнул и походкой от бедра?— если это можно было так назвать?— направился прямиком в сторону гостиной.—?Горяченькое заказывали? —?выдал Плисецкий, положив руку на дверной косяк, а вторую?— себе на бедро, и остолбенел.Три пары глаз?— Фельцман, Алексей, Отабек?— уставились на него в абсолютно ошеломлении. Юра на секундочку решил, что хочет немедленно провалиться в преисподнюю, прям туда, где районами заправляет Никифоров. Пусть уж лучше этот платиновый черт надерет ему зад, а не вот это вот все. Бр-р. Плисецкого перетрясло. Стоя перед родным дядей, отцом и любимым парнем, Юрио натянул на лицо жутковатую гнетущую улыбку ?а-ля Джокер? и, выставив вперед указательные пальцы, воскликнул странным, ему несвойственным фальцетом:—?Ага, попались! Круто я прикололся? Ахах, какие же у вас были лица, вы не представляете!—?Да,?— сглотнув, заговорил Алексей, не сводя глаз с сына, с головы до ног покрывшегося алыми пятнами,?— не представляем. Зато хорошо разглядели, какое лицо было у тебя. Может, оденешься?—?А что там насчет горяченького? —?переспросил Яков басистым голосом и искренне непонимающе уставился на Плисецкого-старшего. —?Подадут обед?Отабек не мог более держать себя в руках. Он, громко кашляя впремешку со смехом, уткнулся в кулак, а после с трудом выдавил:—?Я отведу Юру наверх. Он, кажется, пришел немного не туда.—?Да… —?рассеянно ответил Алексей, но спустя секунду, за которую успел переварить информацию, внезапно прогремел на весь дом:?— Погодите-ка! Какого хрена это сейчас было? А-ну, щенок, поди сюда! Ты что это, мужиков своих в мой дом приводишь?!Отабек упрямо тащил еле передвигавшего ноги Юру, и тот все никак не мог принять случившееся. Надо ж было так опозориться перед отцом. Да еще и дядя…—?Леш, ты чего? —?проговорил Яков Фельцман и перевел тревожный взгляд на племянника. —?Юрочка?—?Да что Юрочка? —?продолжал орать старший Плисецкий. —?Что Юрочка? Этот болван… он… —?Алексей побагровел от гнева и вновь повернулся к двери, где притормозили Юра и Отабек. Причем Бек успел накинуть парню на плечи свою куртку. —?Сюда подошел и отчитался, кого ждал? Для кого тут устроил…Юрка в злости сжал кулаки, развернулся и, насупившись, собрался было ответить, но неожиданно спокойный низкий голос Алтына прервал всех.—?Для меня.Юра поднял на казаха взгляд, полный изумления и даже некоторого благоговения. Алтын и бровью не повел. Он как смотрел на Алексея прямым взглядом, так и остался в том же уверенном положении. Зато теперь Алексей страшно стушевался, смутился и потер ладонью тыльную сторону шеи. Яков вообще не понимал, как себя вести. Тихо кашлянул и проговорил с натянутой улыбкой:—?Ну, парни, давайте займемся каждый своим делом. Некогда тут разбираться в личных отношениях.Алексей и Отабек продолжали буравить друг друга внимательными взглядами, пока отец Юры не сказал примирительно:—?Раз уж слухи оказались правдой, то пусть все так и будет. Куда лучше, чем твои, Юрочка, ночные похождения в гей-клубы. Ну, идите… идите…Казалось бы, на том и закончили, однако, подтолкнув Юрку в холл, Отабек сделал пару шагов обратно в гостиную и четко, членораздельно произнес:—?Алексей Николаевич, я еще раз повторю и более не стану. Юра?— мой парень. У нас все серьезно. Я не намерен уступать его кому бы то ни было. Примите меня, нравится вам это или нет. А не примете?— дело ваше. От этого мое отношение к Юре не изменится. Я люблю его.Стало так тихо, что застывший у лестницы Юрка не мог дышать?— боялся нарушить эту тишину. Поэтому он вздрогнул, когда теплая ладонь Отабека скользнула под куртку, которая все еще прикрывала обнаженный торс парня, и казах настойчиво повел его наверх.—?Бек… —?осипшим голосом позвал Плисецкий, входя в спальню, и обернулся к Алтыну. Дальше слова испарились.Казах смотрел так, будто только что одержал великую победу. Его темные глаза пылали эмоциями. Он шагнул к Юре, обхватил его лицо ладонями и впился в рот с поцелуем. Плисецкий обмяк, а сердце загрохотало в глотке. Он даже ответить на поцелуй нормально не мог. Сил хватило лишь на то, чтобы поднять руки, обнять Бека за шею и тихо, покорно всхлипнуть. Юрка расплакался. Расплакался из благодарности. Еще никто и никогда не был так решителен, выбирая его. Сердце парня сдалось. Он понял, что никому не отдаст этого угрюмого казаха.