Глава 14 (1/1)
Кардия провела в постели несколько дней, то вырываясь из плена лихорадочного сна, то снова погружаясь в тягучую темноту. В недолгие минуты бодрствования, когда сознание было едва затуманенным, она видела перед собой морщинистое, искаженное беспокойством лицо верной Юноны, самостоятельно отпаивающей ее горькими травами, запах которых пропитал небольшую комнатку. Он въедался в волосы и одежду девушки, стены и простыни, куда более грубые, чем те, к которым она уже успела привыкнуть. Иногда она видела Рина, заботливо отирающего ее лицо влажной, холодной тряпицей, перебирающего волосы в попытке хоть немного распутать свалявшиеся пряди. Пару раз Кардии казалось, что она видела перед собой бледное, потемневшее от злобы лицо Князя, от вида которого сердце сжималось странным чувством безысходности и одиночества. К исходу третьего дня Кардия окончательно пришла в себя, тяжело приоткрыв глаза, те тут же заболели от тусклого света свечей. Дышать здесь было тяжело из-за закрытого окна небольшого размера, еще и зашторенного тяжелым отрезом серой ткани. Одежда на ней была не первой свежести и неприятно липла ко все еще пылающему телу, как и волосы, упавшие на впалые щеки. С большим трудом Кардия уселась на постели, откидывая к ногам старое одеяло, сгорбилась, словно старуха, обратив взгляд на собственные ступни, выглядывающие из-под простенькой рубашки, лишенной даже намека на кружево или вышивку. Все это доказывало, что вся ее жизнь снова перевернулась, вернулась к статусу обычной замарашки, которая даже не сможет использовать свою магию. Странный ошейник все еще оплетал ее шею, не нагреваясь даже под горячими пальцами, которыми она обвела тонкую полоску металла. Это самое настоящее проклятье. Выждав несколько минут, чтобы убедиться, что она не свалиться с первым же шагом, Кардия несмело поднялась на ноги, чуть пошатнувшись, и маленькими шажками двинулась в сторону окна. Дышать тяжелым воздухом не было больше возможности, поэтому, практически сорвав ткань с него, девушка нетерпеливо распахнула створки, наполняя легкие прохладным весенним воздухом, уже лишенным примеси талого снега и размытой почвы. Здесь пахло водой, которая очистилась благодаря сошедшему снегу и сейчас не источала запах застоявшегося болота. Он забирал следы болезни из комнаты и остужал кожу, принося облегчение. За спиной отворилась дверь, и Кардия с глупой надеждой обернулась, желая увидеть там Фобоса, но вместо Князя перед ней стоял обрадованный и немного смущенный Рин, а за ним в комнату вбежала Леди, издающая звуки, напоминающая писклявый лай. Волчонок весело подбежал к Кардии, приподнялся на задние лапы, а передние обрушил на колени пошатнувшейся хозяйки, успевшей ухватиться за узкий подоконник. — Спокойнее, Леди, — голос звучал хрипло, и Кардия поспешно откашлялась, понимая, что долгое молчание и болезнь не пошли ему на пользу. Леди же, словно поняв ее, чуть склонила мордочку на бок, позволяя девушке коснуться влажного и холодного носа. — Как ты себя чувствуешь? — подал голос Рин, смотрящий на нее из-под опущенных ресниц. Видимо, все еще чувствует свою вину, в чем Кардии не хотелось его пока переубеждать. Нет, она понимала, что прошедшего уже нельзя было вернуть, да и она все равно последовала бы за братом, даже если бы знала последствия своего решения, но полностью простить ему его глупость пока не могла. — Не отказалась бы от ванны. И, возможно, от чашки горячего чая. Кардия стояла перед высоким зеркалом, чуть пошатываясь, но стараясь держаться прямо, расправив плечи. Тугой кожаный корсет плотно облегал ребра, сминал спрятанную под ним рубашку, неприятными складками прилипшую к коже. Ткань была непривычно грубой, неприятной, без нижних юбок плотнее прилегала к ногам и чуть раздражала кожу. На ногах были пусть и домашние мягкие туфли, но стоять в них было некомфортно из-за деревянных подошв. Она подняла руку и распустила волосы, рассыпавшиеся по плечам длинными волнами. Они выглядели слишком ухоженно для подобной одежды, а длинна теперь считалась едва ли допустимой. Служанки не имели таких волос. Она с сожалением расчесала пальцами пружинистые локоны, небрежно собрала их в хвост и взяла лежащий на столе нож. Рука чуть подрагивала, когда она подносила его ближе, а глаза уцепились за ее собственное отражение. Слишком бледная кожа с яркими пятнами синяков под глазами, бледные, потрескавшиеся губы. Пальцы разжались, и нож упал к ногам, подпрыгнул и замер на холодном каменном полу. — Вот и все. Признаться, она не сильно удивилась, когда узнала, что ее определили в прачечную. Она располагалась далеко от главных залов, на заднем дворе, где кроме слуг не бывал никто из знати. Также, в прачечную не было другого входа, кроме как через черные коридоры, а, следовательно, не было никакого шанса сбежать. Но это было даже смешно, поскольку даже понижение, вернее самое настоящее падение не смогло заставить ее покинуть дворец. Только не сейчас. Уйти сразу же после того, как ее отправили в самый низ было бы еще одним ударом, ударом, который она нанесла бы себе уже сама. Но больше она не намерена мешать себя с грязью. Она смогла подняться до воспитанницы Князя, будучи попрошайкой, трудно представить, чего она сможет достичь, если начнет путь от служанки? Девушка отпихнула ногой от себя нож и принялась ловко плести косу, после чего скрутила ее и спрятала под накрахмаленный чепец. — Хватит бояться, Леди, — тихо, но уверенно произнесла она, оборачиваясь к поднявшей мордочку верной спутнице. — С меня хватит. ***Ночь была тихой и спокойной, по-настоящему темной, поскольку в этот раз тучи сумели загородить собой сразу три великие луны. Поэтому стражникам приходилось зажигать огни через каждый метр, чтобы обеспечить себе видимость и не пырнуть в темноте своего же товарища. Подобные случаи бывали, что нередко выводило из себя командира стражи вынужденного отчитываться обо всех происшествиях перед Лордом Седриком лично. Простым солдатам же везло намного больше, поскольку вероятность встретить на своих стенах змеюку была минимальной. Это не караулить покои каких-нибудь знатных особ, где легко могли четвертовать за случайно подслушанный разговор или косой взгляд в сторону царственной особы. По замку и не такие слухи бродили про правящую верхушку, представляющуюся многим кровавым чудовищем. Наверное, поэтому Грэм больше любил свою спокойную службу, когда раз в три дня ему приходилось патрулировать свою часть стены. Здесь им был изучен каждый камень, каждая трещина в дорожке и каждая вмятина на подставке для пламени. К тому же и вечный его спутник в ночных дежурствах был уже привычен настолько, что мог даже считаться другом. Да и виделись они часто не только на стенах замка, но и в трактирах, нередко выпивая темный эль в обществе пышногрудых девушек, прислуживающих им. Грэм сейчас отдал бы многое, лишь бы очутиться в тепле трактира и пропустить стаканчик чего-нибудь горячего или горячительного, уж как пойдет! — Чего замечтался? — послышался хрипловатый голос второго стражника, посильнее укутавшегося в свой плащ, накинутый поверх кожаных доспехов. — Думаешь о милой Рози? — по губам Сета скользнула хитрая ухмылка, которую он даже не попытался спрятать от своего друга, лишь слегка усмехнувшегося в ответ. Рози была самой известной шлюхой в городе, привлекая внимание мужчин своими великолепными формами, заразительным смехом и огненными вихрами волос. Она всегда была веселой, готовой поддержать любую пирушку, от чего пользовалась особой любовью у солдат. Но стоило кому-то из перепивших посетителей таверны распустить руки, так она могла не только крепким словцом, но силой дать отпор. В общем, чудо, а не женщина! Намного лучше всех этих жеманных и холодных, словно ледышки, родовитых барышень, что ходили по замку с такими лицами, словно целыми днями только и едят, что кислые ягоды! Да и тощие они все в большинстве своем, что даже ухватить было не за что! Хотя, некоторые стражники, которые должны были охранять покои господ, нередко хвастались, что бывали на господском ложе с этими самыми чинными дамами, которые по их словам были невероятно любвеобильны, словно кошки. Но в это мало верилось, по крайней мере, Грэму. Тяжелая дверь, ведущая на стену, отворилась, пропуская вперед Рейтора и следующего за ним мужчину, оглядывающегося так, словно он искал пути отступления. Глаза его бегали сначала по стенам, а после и по стражникам, оценивая облачение и оружие. — Можете расслабиться, — обратился Рейтор к солдатам, перебивая их готовность поприветствовать его. Обычно он не отказывался от подобных формальностей, но прямо сейчас ему хотелось разделаться со всей работой, отчитаться перед Лордом Седриком и отправиться спать. Он был на ногах уже несколько суток, занимаясь то мятежниками, то поисками Красавчика, скрывшегося так надежно, что ни один его отряд не смог обнаружить беглеца. Даже Миранда со своим звериным чутьем была бессильна здесь. Он остановился на расстоянии метра и поджал губы, пытаясь сдержать зевок. Двое стражников внимательно посмотрели на него, выжидая и показывая, что готовы выслушать и исполнить приказ. — Этого парня зовут Дин, — он указал себе за спину, даже не оглядываясь, точно зная, что Дин смотрит прямо на стражников. Одет он, к слову, был также, как и они, даром что оружия пока никакого не было. — Теперь он будет стоять с тобой в паре, Сет. А ты, — Рейтор на секунду задумался, пытаясь вспомнить имя второго солдата, но в мыслях, как назло, было пусто, — ты пойдешь со мной. Тебя перевели. Грэм и Сет переглянулись, но спорить не стали, и, когда Дин подошел к более молодому стражнику и перенял у него пику, Грэм смиренно направился за Рейтором. В голове его крутились мысли о возможном проступке, по причине которого его могли снять с весьма выгодного поста. Быть стражником на стене было не так уж и сложно, поскольку не было ответственности за покои каких-нибудь важных господ, где при малейшей возможности узнать чьи-то секреты, могли и убрать не только из дворца, но из жизни. А на стене всегда было спокойно, пусть и немного прохладно в зимние ночи. — Капитан, Куда меня могут перевести? — нетерпеливо спросил Грэм, когда они миновали проход, ведущий к выходу из замка, а наоборот начали углубляться в самое его сердце. Там располагались покои важных вельмож. — Это ты спросишь у Лорда Седрика. Дальнейший путь они проделали в тишине. Рейтор едва ли был настроен говорить с солдатом по душам, будучи сильно уставшим, а Грэм не решился бы настаивать. Уж слишком он опасался не угодить вышестоящему или, не дай Тей, нажить себе врага в его лице. Но, нужно было признать то, что вели его именно к Седрику ему было совсем не по душе. С самим змеем он виделся вскользь и никогда не общался напрямую, поскольку имел слишком низкий статус и не отличался никакими особыми заслугами. Генералу было просто незачем даже обращать на него внимания, и в какой-то степени мужчина гордился своей невидимостью при дворе. И он был бы не против, чтобы так оставалось и до нынешнего времени. Разница между нижними коридорами и теми, где располагались покои господ была большой и сразу же заметной. Стены были покрыты вычищенными гобеленами, изредка стояли подставки с цветами в широких вазах, многие колоны овивали вездесущие розы, а звук шагов заглушали длинные, тяжелые дорожки винного цвета. Двери здесь были широкими, крепкими, из добротного дерева, с украшенными резьбой или металлами ручками. Это была королевская роскошь, ну или, по крайней мере, аристократическая. Еще не дойдя до места, Грэм сразу же узнал дверь, в которую им необходимо будет войти. Она не была украшена изображением змей, наоборот, она была излишне проста на первый взгляд, но куда более крепка. Лишь на замочной скважине, если приглядеться, можно было увидеть изображение распахнутой змеиной пасти. Остановившись, Рейтор пару раз постучал и, не дожидаясь ответа и точно зная, что его ожидают, отворил дверь. Их встретил сначала узкий коридор, а после и сам кабинет, представляющий собой просторную комнату, утонувшую в полумраке. Единственным источником света была пара свечей, стоявших на столе. Даже камин был потухшим, поэтому с точностью разглядеть интерьер кабинета правой руки принца была практически невозможно. Если бы Грэмма спросили, он смог бы ответить лишь пару вещей: мебели было немного, света и того меньше, окна закрывали плотные шторы, а на стене позади Седрика висела толи огромная картина, толи карта, точно было не разобрать. Когда они вошли, Седрик заполнял какие-то важные документы. О том, что они именно важные, оба вошедших поняли по нахмуренным бровям и внимательному взгляду, цепляющемуся за каждое слово. Лишь спустя минуту Седрик смял один лист и кинул его в потухший камин, а на другом оставил довольно таки размашистую подпись. Лишь после этого змей обратил все свое внимание на гостей, положив подбородок на ладони. — Итак, ты решил привести ко мне именно его? — протянул наг, пару раз моргнув, как-то по животному, словно с трудом, специально, чтобы запугать. И, кажется, у него это получилось. Грэм тяжело сглотнул и постарался заставить себя дышать ровнее. — Хорошо, ты можешь идти, Рейтор. Но не забудь, что я жду к утру отчеты. — Как пожелаете, Лорд Седрик. Когда, поклонившись, Рейтор покинул кабинет, Седрик обратил все свое внимание на оставшегося гостя. Он внимательно оглядел его жилистое тело, которое было скорее ловким, нежели сильным, изворотливым. Из него получился бы неплохой лазутчик, особенно, если он умеет терпеть боль и ценит преданность больше, чем собственную жизнь. — Сядь! Грэм тут же подчинился. Он даже не подумал сопротивляться, когда змей сначала выпрямился, а после расслабленно откинулся на спинку своего кресла. — Значит, ты у нас Грэм, сын дубильщика Тьера. Скажи, почему ты выбрал путь стражника, а не продолжил дело отца? — Я третий сын в семье, Лорд Седрик, — голос его, несмотря на напряжение, звучал ровно и вполне себе уверенно, что понравилось Седрику куда больше, чем страх, который он почувствовал в самом начале. — У меня не было особого выбора касательно своей судьбы. А жизнь стражника не так уж и плоха. — Намного лучше, чем мелкого мастерового под руководством старшего брата, правда? Грэм промолчал. Говорить о том, что ему не хотелось подчиняться старшему брату, совершенно не хотелось. Но, кажется, ответа и не требовалось. Седрик кивнул своим мыслям, с хлопком опустил ладони на отполированную поверхность стола, а после хлопнул еще раз, словно таким образом пытался настроить себя на нужный рабочий лад. Он также, как и Рейтор, не спал уже довольно давно. — Отлично. У тебя не было никаких проблем ни во время обучения военному делу, ни после, во время службы. Хотя, никаких особых заслуг у тебя тоже нет. Безликость. — Грэму, возможно, следовало бы оскорбиться от этих слов, но, как не странно, его не задели подобные слова. Ему нравилась его, так называемая, безликость, о которой сказал Лорд Седрик. — И для данного дела это подходит. Ни у кого не возникнет вопросов, почему солдата со стены перевели на нижние этажи для прислуги. — Простите? — Грэм нахмурился. Ему не хотелось охранять помещения для слуг, поскольку с этого обычно начинали стражники из самых низов, ну или ссылались те, кто получил сильную провинность, за которую, все же, мало было вышвырнуть из дворца. Но, ведь, он ничего не совершал, это отметил сам Седрик. И, даже если его бы понизили, то для чего именно Лорду пришлось говорить ему об этом? — Тебе не будет урезано жалование, наоборот, его немного повысят, при условии, что ты будешь молчать и хорошо выполнять свою работу. — Какую именно? Седрик стал серьезнее, чуть нахмурился, снова вцепившись взглядом в лицо солдата. Он словно разбирал его по кусочкам, проверяет, можно ли ему верить, но Рейтор лично выбрал его, а, значит, он должен подойти. — Тебе нужно будет приглядывать за одной из служанок… ***Весна вступала все в большие права, земля прогревалась и подсыхала, а недовольство лордов, заключенных в замке, все больше нарастало. То, что начиналось с роптаний и робких шепотков, постепенно переросло в самые настоящие недовольства, выливающиеся в кучи прошений, атакующих королевский кабинет и кабинет Седрика. Фобос откладывал бумаги, игнорировал наставления совета, пресекая все вспышками неконтролируемого гнева. Казалось, что постепенно в этом месте стал накаляться сам воздух. Слуги старались быть тише, чтобы не вызывать гнева господ, хотя и сами уже были не совсем довольны невольническим положением. Многие из них имели свои семьи за стенами дворцовых стен, скучали по женам, мужьям, детям, от которых они были оторваны уже слишком большое количество времени. Спустя месяц терпению самого Фобоса подошел конец. Получив очередную жалобу на беспричинную задержку, Князь отшвырнул его в сторону, испепелив пергамент до того, как он успел коснуться каменного пола. Ему хватало забот и без кучки недовольных жизнью Лордов, которым следовало бы быть куда тише, ведь сейчас поднимался вопрос о их возможном причастии к мятежу, который мог стоить ему жизни. Его ждали куда более важные дела, как, например, те, что были напрямую связаны с ошейником, все еще носимым его бывшей воспитанницей. Рейтор преследовал человека, который пытался схватить Кардию, но тот сумел сбежать и скрываться до сих пор, словно исчезнув под землей. Все поиски были тщетными, как и попытки разобраться в строении артефакта, напоминающего голодное нечто, высасывающее и накапливающее в себе магический потенциал своего носителя. Но он не являлся его вместилищем слишком долго, а поглощал магию за считанные дни, словно ее и не существовало. Вот это и было странным. Магия не могла исчезнуть просто так, она должна была куда-то уходить, израсходоваться на что-то, иначе это противоречило всем законам, которые были известны. А незнание было самым большим наказанием. Возможно, он смог бы получить больше ответов, если бы лично занимался Кардей, а не доверил ее в руки придворных магов и непосредственно Седрика, но принц не был уверен, что смог бы находиться в ее присутствии достаточно долго. В последнее время его раздражительность достигла крайней точки. Он мог срываться на новых служанок, приставленных к нему, кричать, едва ли не срывая голос, и выгонять глупых, трусливых девиц вон, не желая видеть трясущихся рук и испуганных глаз, смотрящих так, словно он пытается их съесть. Некоторые раздражали его просто своим присутствием, молчанием или излишней невозмутимостью, делающей их похожими на куски камня. Когда он просил их что-то исполнить, они смотрели на него глупыми глазами, бормотали что-то о своей неспособности и убегали из покоев быстрее, чем он мог сконцентрировать внутри себя нити заклинания. Это походило на помешательство. Пару раз он обращался к лекарям, прося успокаивающие снадобья по настоянию Юноны, но травы помогали мало, навевая лишь сонливость и усталость. А ему не хотелось спать. Он мог проводить сутки в своем кабинете, смотря на огонь и размышляя о причинах, возможностях, исходах. Его сознание работало, искало всевозможные варианты, пока пальцы с силой стискивали подлокотники, когда он желал обернуться и посмотреть на диван у стены. Многое требовало решений, а он пока терялся в догадках. Принцу казалось, что он упускал что-то очень важное, но едва заметное. И, когда казалось, что он почти подходил к разгадке тайны, все развеивалось, как утренний сон. Фобос пытался найти ответы в библиотеке, но не находил ни одного напоминания о чем-то похожем на это странное изобретение. Пока оно было единственным в своем роде, и Фобос искренне надеялся на это, поскольку трудно даже было представить, что могло произойти, попади этот ошейник не в те руки. Он был слишком опасным оружием, которое могло сделать любого мага беспомощным. И эта возможная беспомощность выводила из себя. Дверь тихо скрипнула, чуть отошла в сторону, пропуская приземистую, полную фигуру в простом коричневом платье и накрахмаленном чепце, скрывающем седые волосы. От вошедшей пахло свежим хлебом и молоком, сушеными травами и медом. Фобос даже не пошевелился, когда Юнона прошла вперед и встала справа от него подобно доброму духу. — Вам следует поспать, Ваше высочество, — чуть скрипуче проговорила женщина. После откашлялась и приложила одну руку к груди, чуть сжимая ткань. В последнее время ее кашель стал сильнее. — Мне нужно еще много о чем подумать, — спокойно произнес он и махнул рукой, призывая женщину опуститься в крело. Юнона тут же подчинилась, желая дать немного отдыха ногам, сгорбилась и сложила руки торчащих коленях. Фобос бросил беглый взгляд на знакомые с детства руки, замечая множество морщин и мелких пятен, говоривших о старости. — Уже слишком поздно. — Водянистые глаза посмотрели в огонь, чуть блеснув отблеском алого. — Даже слуги уже разошлись. — Я не устал, — несмотря на слова, голос его прозвучал чуть устало, когда он повернул к ней лицо, позволяя женщине протянуть к нему руку и коснуться узловатыми, грубыми пальцами его ладони. Прикосновение все еще было нежным, но крепким, внушающим поддержку и силу, которая ему сейчас требовалось. — Не хорошо врать ати*, — улыбнулась она, похлопывая его по руке. – Я знаю, что ты не спишь уже несколько ночей, а снадобья не дают никакого результата. — Если бы мне говорил это кто-то другой…— Хорошо, что я не кто-то дугой, — строго и авторитетно проговорила Юнона, вздернув подбородок. Иногда она могла себе позволить быть чуточку строже к нему, вести себя куда вольнее, как в то время, когда Фобос был младенцем, которого она покачивала на руках, вскармливала, растила. Королева Вейра была прекрасной матерью своему сыну и была бы прекрасной матерью для дочери. Она старалась уделять Фобосу больше внимания, участвовать в его детских играх, но государственные дела отнимали у нее самое важное, что могло быть у женщины – моменты взросления ее детей. Поэтому юному принцу приходилось искать компанию в обществе Юноны и других слуг, которые были готовы исполнить любую прихоть королевского наследника. Они могли вырядиться в нелепые костюмы и шкуры, запастись столовым серебром и устроить охоту или самое настоящее сражение, охватывающее весь замок. Могли проводить спокойные вечера в библиотеке, где Фобос разучивал свои уроки, а иногда, в самые холодные зимние вечера, читал Юноне в слух истории о своих предках или сказочных героях, повергая необразованную женщину в чувство самого настоящего восторга. — Да, ты можешь пользоваться определенными привилегиями, и не упускаешь этой возможности. — У меня есть все права на это, поскольку я заслужила это многолетней службой, добротой и терпением, которого у меня больше не осталось.Они оба улыбнулись, позволяя тишине опуститься между ними, постепенно сгущаясь. Нельзя было сказать, что это молчание было тяжелым, но Фобос чувствовал, что она не просто пришла к нему. — Моешь сказать, зачем именно ты пришла. Я же знаю, что ты не просто так решила покинуть свою обитель. Женщина фыркнула, но не стала отрицать. Ее взгляд был устремлен к пламени какое-то время, а после она заглянула в его глаза, словно подготавливая к непростому диалогу. — Ты зря наказал девочку, — начала она и Фобос торопливо выдернул свою ладонь из-под ее руки, отворачиваясь. — Она не виновата, а ты… — Я не хочу продолжать этот разговор. Это пустой и совершенно не беспокоящий меня вопрос. Оставь. — Ты злишься, и я понимаю, что тебе не всегда просто принять что-то. Но это не значит, что ты должен вести себя подобно… — под грозным взглядом она не вздрогнула, но поджала губы, решив смягчить формулировку, — подобно мальчишке. — Она провинилась и получила наказание. Здесь нет никакой несправедливости. Возможно, я даже был излишне милосерден. — Ты злишься, не спишь и срываешься на прислуге… — Это глупые клуши, которые никак не могут сделать то, что от них требуется! — … Не высыпаешься и изводишь себя, — невозмутимо продолжила женщина, для пущей убедительности расправив плечи. Она могла бы даже подняться и упереть руки в бока, чтобы казаться более грозной, но перед ней сидел уже давно не ребенок, которого можно было урезонить одним лишь взглядом. Теперь это был мужчина, взрослый, обычно рассудительный, но все ж упрямый и непреклонный мужчина, редко решающий признать себя неправым. — Тебе ничего не будет стоить вернуть ее назад. — Нет! – Фобос поднялся на ноги и сложил руки на спиной, крепко стискивая левое запястье. Его раздражало любое упоминание Кардии, не относящееся к делу об артефакте, а подобные разговоры о том, что именно непохожесть других служанок на нее его и раздражало, выводило из себя не меньше. — Я не намерен больше ничего слышать о Кардии, если ты не хочешь, чтобы ее вышвырнули из дворца. Я позволил ей остаться во дворце, пусть довольствуется этим. Оставь. Юнона поднялась следом за ним, сверля взглядом прямую спину. Фобос был намного выше ее, но от этого никогда не казался ей грозным. — Как пожелаете, — она кивнула, резко, отрывисто, как это обычно делал он, тем самым выдавая то, откуда им была позаимствованная эта привычка. — Но прежде, чем уйду, я все же скажу, что ваши попытки показаться беспристрастным кажутся глупостью на фоне ваших настоящих действий. Не стоит приставлять к ней стражу. После этих слов, Юнона поклонилась все еще стоящему к ней спиной Фобосу, хотя могла этого не делать, и решительной походкой направилась в сторону кухни. Принц же не решался обернуться до тех пор, как за его кормилицей не захлопнулась дверь, оставившая его наедине с тишиной и собственными мыслями. В них снова проскользнул образ тонкой, светлокожей девушки с бардовыми волосами, напоминающими осеннюю листву. Снова перед ним возникли ее глаза, а присутствие показалось осязаемым, словно прямо сейчас она могла выйти из-за огромных стеллажей с книгой в руках, робко улыбнуться, лишь слегка приподнимая уголки губ и, сбросив обувь, забраться в кресло, которое стояло рядом с его собственным. Но этого не произошло, в библиотеке он был совершенно один. И это одиночество, ставшее непривычным с недавнего времени, медленно поглощало его целиком…