Глава 6 (1/1)

Малибу, КалифорнияНастоящее время, конец ноября, 1962 г.—?…Сегодня на центральном пляже города развернулась спасательная операция. Четыре единицы техники и пятнадцать спасателей несколько часов подряд искали утонувшего молодого человека, чья личность до сих пор остается неизвестной. Свидетели утверждают, что он отправился купаться в состоянии алкогольного опьянения и пропал. Полиция разыскивает мужчину, который привел его на пляж и скрылся с места происшествия, когда туда прибыли органы правопорядка…Выключатель звука щелкнул, заглушая голос диктора, и Чарльз хмуро обернулся, тут же присасываясь к бутылочке с водой. Он лежал, растянувшись животом на кровати, и пялился в телевизор.—?Ты вообще понимаешь значение слов ?не светиться?, Ксавье? —?Эрик смотрел на него без всякой надежды встретить понимание.Чарльз развел руками, задрав брови вверх:—?Это не я не смог объяснить какой-то истеричке, что не утонул!—?Ты не мог спросить у них, кого они ищут?—?Они мне сказали! Ну, я ж не думал, что это я ?нырнул и не вынырнул?. Я вообще-то далеко уплыл и пропустил начало. Ты не представляешь, какая там помойка на дне у берега! Просто нечем дышать. Я надеялся, что на глубине будет получше, но вся вода у побережья пропитана бензином и маслами, какими-то химикатами и плавающим или придонным мусором. Я не знаю, как тут еще водятся рыбы… —?он допил остатки воды из бутылку и отшвырнул ее на пол. —?Дай еще, хочу пить.—?Встань и возьми сам! —?Эрик рухнул в постель, зло пялясь в потолок и поджимая ногу: оковы горели приказом, он сопротивлялся.Чарльз положил голову на вытянутую руку, внимательно следя за его усилиями по преодолению прямого приказа. Приказ жег под веками, Эрик стиснул зубы и пальцы, сопротивляясь.—?Ты не сможешь его не выполнить, к чему это пыхтение? —?голос джинна звучал без злости или насмешки, скорее немного устало.Эрик повернул голову в сторону соседней кровати.—?А ты не сопротивлялся, когда тебя сделали джинном?Лицо Чарльза нахмурилось, он поскреб одеяло ногтем, будто там было что-то очень интересное. Эрик терпеливо ждал, прижимая голенью щиколотку другой ноги к кровати, словно это могло уменьшить жжение приказа: его рука уже непроизвольно тянулась к тумбочке, на которой стояла бутылка.—?Я… На любое сопротивление всегда найдется управа. Я получил урок и усвоил его: лучшая тактика?— это не открытая борьба, а хитрость и изворотливость.—?И как можно схитрить с бутылкой воды? —?Эрик не рассчитывал на ответ.—?Подать ее мне со словами ?это для вас, мой господин?.—?В чем тут хитрость? —?рука Эрика дернулась к бутылке, но он сдержался:?— Если бы я мог при этом пырнуть тебя ножом, в этом был бы смысл.—?Все не может быть так просто, но в целом, ты уловил суть. Теперь дай мне эту бутылку воды.Со вторым приказом сопротивление оказалось невозможным. Пришлось подходить к соседней кровати и протягивать воду перевернувшемуся на спину Чарльзу. Джинн смотрел с хитрой усмешкой. Эрик возвышался над ним, а этот гад усмехался, потому что знал: Леншерр ничего не может ему сделать.—?Держите, ваше водейшество.—?Премного благодарен,?— Чарльз буквально вырвал у него из руки бутылку и тут же выхлебал половину.За окном начался дождь.***Инбу-Хедж, КеметОколо 2700 лет до н. э.Эрик обнаружил себя в огромной светлой комнате, обставленной куда богаче, чем спальня в хлипкой хибаре семьи Азизи в Гьяси. Здесь был чистый пол, мощеный камнем, расписанная мебель из массивного дерева: сундуки, полки, заполненные документами и какими-то сосудами, письменный стол, огромная застеленная кровать. На широких окнах колыхались полупрозрачные занавески. В дальнем углу на подстилке из соломы лежал Азизи. От его щиколотки тянулась тонкая цепь. Она извивалась на каменном полу, гремучей змеей, тянулась через всю комнату и скрывалась в небольшом кувшине, закрытом деревянной пробкой. Джинн свернулся клубком, прижимая худые грязные колени к тощей груди, и смотрел невидящим взглядом в пустоту комнаты.Почему Эрик был здесь? Он засыпал не в чайнике…Из города, расположенного у подножья известняковых гор, служивших стенами храма Хут-ка-Птаха, доносился привычный гомон. Инбу-Хедж жил своей привычной жизнью: люди работали, молились; кричали и плакали дети; корабли прибывали к причалу, чтобы загрузить или выгрузить товар или людей. В огромных покоях Эн Сабах Нура было прохладно. Волшебные амулеты, подвешенные у двери и над окнами, задерживал ночной холодный воздух в комнате, не давая палящим солнечным лучам нагреть его.Раньше Азизи был бы рад этому. Когда так жарко, что кожа все время потная и к ней прилипает песок, хочется оказаться в таком помещении. Теперь его трясло от холода: солома грела один бок, а другой замерз.—?Скоро это пройдет. С каждым днем твое тело будет все больше меняться, и тебя уже не будут беспокоить холод или жара, гнус не будет кусать тебя, ты перестанешь потеть и покрываться мурашками, тебе не нужно будет испражняться, тебя никогда не будет рвать, потому что ты не сможешь ничем отравиться. Некоторые люди позавидовали бы тебе.Азизи ничего не мог ответить на это. Все его тело скрутило от боли, он застыл в нелепой, выгнутой позе, без особого толка открывая и закрывая рот, пытаясь захватить как можно больше воздуха. Он не задыхался, не тонул и не терял кровь, но чувствовал, как умирает его тело. Оно билось в агонии, заставляя его делать судорожные вдохи, не давало закрыть глаза, пыталось сбросить с себя невидимые путы смерти, но тщетно. Он не мог удержать чувство жизни, утекающее из него в руки Эн Сабах Нура.—?Я предлагал тебе выбор, маленький глупец. Ты решил быть упрямым, решил, что понимаешь меня и мои замыслы. Мальчишка, не видевший жизни за пределами своего жалкого поселения. Ты должен был родиться и умереть в поле, там, где начинались и заканчивались твои планы и мечты. Что может знать о великих и всемогущих человек, который умеет только сеять зерно и вырывать сорняки из земли? Я был добр к тебе и отпустил бы тебя, но ты выбрал вечный плен.Из глаз катились горячие слезы, но Азизи едва ли ощущал их в тот момент. Может, с ними тоже выходили остатки его жизненной силы. Он видел лежащую в другом конце зала мертвую Табию. Она была его сокамерницей… Он убил ее сам.Когда Азизи попал в камеру, она уже была пленницей многие дни. Истощенная, избитая, она готова была сломаться. Ее поцеловал Бог Огня, даруя возможность управлять пламенем: разжигать, распалять и гасить. И маленькие язычки, обжегшие кожу Азизи, но не трогавшие их хозяйку, плясали вокруг ее кисти. Она умоляла убить ее, но не дать Эн Сабах Нуру забрать ее дар. Вместе они продержались еще три недели, пока верховный жрец не сообщил, что время вышло, и завтра он проведет ритуал.Табия считала, что Азизи проявляет к ней милость, что его поступок?— самый добрый, который только может быть. Она обнимала его ноги и целовала колени, роняя слезы счастья, когда он согласился помочь ей закончить страдания. После трех недель мучений и голода, дурманящих разум и пленяющих дар лекарств, согласиться было не так уж трудно. Азизи никогда не думал, что, убивая кого-то, будет ощущать себя спасающим. Табия умерла с кривой болезненной улыбкой на губах. Она просила прощения за то, что не сможет помочь Азизи отправиться следом.Когда солнце встало и в помещение храма, где их заперли на ночь, вошел Эн Сабах Нур, он был в глухой ярости. Азизи знал?— больше жрец не совершит такой ошибки, никогда не посадит двух пленников друг с другом в одну камеру, не позволит им общаться и не будет ждать так долго. Его пытки станут изощренней, он оставит кнуты и раскаленные угли… Потому что Эн Сабах Нур умеет учиться на неудачах.—?Я сказал, что все равно получу твой дар, мальчик. И если ты не хочешь передать его мне добровольно, я посажу тебя на цепь. Ты станешь моим волшебным снадобьем, закупоренным в бутылке. Те, кто были до тебя… Слабые. Они не могли выдержать заклятья, но ты силен. Твой дар так огромен, так хаотичен, что даже лекарственные травы и заговоры не могли его сдержать. Инбу-Хедж не устоял бы, не будь он под защитой моих жрецов.Азизи не видел этого. Постоянно запертый в подземельях, мучающийся от боли и жажды или жара, он сопротивлялся до конца, сжимая костяного скарабея на своей шее, вспоминая семью, которая осталась так далеко и которую он, скорее всего, уже никогда не увидит. Но он должен был держаться ради них. Его город… Эн Сабах Нур уничтожил бы его, как и многие другие, чтобы показать свою власть и построить новый Кемет.—?Джинн?— не человек. Разум и сила, запертая в обличье человека. Как вода принимает форму сосуда, в который ее налили, так твой дар будет принимать форму, которая угодна ее хозяину. Мне угодно видеть тебя таким, каким ты лежишь передо мной: худым, израненным, но не сломленным.Как можно было чувствовать чужие слова? Но Азизи чувствовал. Его тело умирало, но разум оставался жив, окруженный плотным коконом силы. Она стремилась наружу, пытаясь разорвать его на части, распылить, уничтожить, но ее будто держали в крепких тисках. Азизи повернул голову, чтобы посмотреть на своего мучителя, и понял, что Эн Сабах Нур не говорит вслух…—?Мы связаны. Хозяин и джинн. Ты будешь знать мои желания, мои указы для тебя, будешь ощущать мой гнев и мою милость. Мой разум дает тебе облик. Моя сила даст тебе возможности. Мой сосуд даст тебе целостность, не позволит превратиться в пар и развеяться по ветру. Ты будешь привязан к нему, как твоя душа была привязана к телу.Цепь протянулась к кувшину в руках Эн Сабах Нура?— ощутимая, но не осязаемая, она связывала его, непонятное существо без тела и души, которого не должно было быть в этом мире, с чем-то реальным.—?Когда ритуал завершиться, я дам тебе новое имя.С тех пор прошло два дня. Кувшин стоял на шкафу, а Азизи лежал в углу на подстилке, чувствуя себя бесконечно могущественным и бесконечно слабым. Он трогал свои руки, живот, ноги?— ему казалось, что на их месте должна быть вода или что-то неосязаемое. Все ощущения подсказывали, что пальцы должны пройти сквозь плоть. Но он был реален. Жизнь не пульсировала в нем, как раньше, но теперь он ощущал как сила, которая раньше была лишь частью его, заполнила его сущность от кончиков волос до кончиков пальцев. Если раньше она была тайной для самого Азизи, как мутные воды Нила во время разлива, сквозь которые не видно дна. Теперь она напоминала прозрачный ручей, текущий в каменном русле, задающем направление. Она была так прочно отделена от окружающего мира, заперта в границах его тела, под кожей, как белок и желток внутри яичной скорлупы.Он мог больше не бояться потерять контроль и случайно призвать дождь или напугать воду своим страхом. Азизи не пробовал пользоваться даром, он просто знал это, как кошка знает, что мышь или птица?— это добыча.И это… успокаивало. Уже два дня он просто лежал на этой подстилке, не желая подниматься и что-то делать, только поворачивался с боку на бок, когда надоедало смотреть на стену или комнату. Никогда он не чувствовал себя настолько умиротворенным, в такой гармонии со своей силой, и он наслаждался этими моментами. Жрец обещал дать ему время, и было ясно: когда оно выйдет, спокойные дни закончатся. Пока Азизи мог?— он наслаждался.Не важно: была ночь или был день, было ему удобно или не очень, хотел он пить и есть или был сыт, лежал он на спине или на животе?— сила оставалась на своем месте, не колебалась, не пропадала из поля зрения и не навязывалась.Вода, которую Азизи приносили?— перестала быть водой. Она ощущалась так же, как его сила внутри. Она не попадала в живот, как раньше, приятно холодя внутренности, а сразу же растворялась во всем теле. Пища здесь была вкусной: фрукты, мясо, молоко?— свежие и сытные, но Азизи не чувствовал привычного голода. Он не тратил свой дар, и ему не требовалось восполнять его. А ведь когда он был человеком, он часто хотел есть. Теперь голод ушел. Останется ли все так же, когда ему придется использовать свои силы? Он не знал.Нужно было волноваться о том, что будет дальше, как сопротивляться Эн Сабах Нуру теперь, как сбежать от него. Но тогда Азизи не мог думать об этом. Он закрывал глаза, гладил пальцем костяного скарабея и наслаждался ощущением полного контроля над силой. Пусть этот контроль был и не в его собственных руках.К тому моменту, когда комната погрузилась во тьму, серебрящуюся от лунного света, за дверью послышались шаги. Они приблизились. Азизи не нужно было открывать глаза, чтобы знать, кто подошел к нему, но он хотел смотреть в лицо своему хозяину… своему врагу пусть даже так, пусть лежа спиной на полу, на соломенной подстилке. Эн Сабах Нур возвышался над ним, глядя сверху вниз.?Я не умер. Вот чего он ждал?.—?Я выбрал для тебя новое имя. Из тех, что дают в моей стране, таким как ты. Абдулькадир?— раб всемогущего. Оно сделает тебя более покладистым, мальчишка. Повтори свое новое имя?— таково мое желание.Азизи почувствовал, как сжимаются оковы на щиколотке, как где-то глубоко внутри рождается непреодолимое стремление выполнить чужое желание. Он разомкнул губы и схватил себя за горло, стискивая пальцы и душа застрявшие в глубине слова, выдавая только невнятный хрип. Жрец усмехнулся.—?Повтори свое имя, Абдулькадир.Джинн взметнулся вверх, отрываясь от земли, застывая в воздухе. Он не видел, как его ноги заклубились темным паром, не видел сверкающих внутри своего тела молний, как горят синевой его глаза. Мог лишь чувствовать, как попытки сопротивляться наполняют его жизнью: не только спокойствием и наслаждением, но злостью, желанием бороться, обидой, уязвленностью, и странным дурманящим разум ликованием. Он мог позволить себе гнев, но его сила оставалась все такой же покладистой внутри его тела, такой же запертой, стиснутой чужой волей.Рука разжалась, отпуская горло, как бы сильно он ни пытался сопротивляться. Черный взгляд Эн Сабах Нура проникал в голову, пытаясь сломать, подчинить не только силу Азизи, но и его разум.—?Меня зовут…Он сопротивлялся изо всех сил, выталкивая чужака из своей головы. Это казалось важным. Важнее всего, что будет после, важнее свободы от кувшина или исполнения ужасных приказов, которые могли прийти в голову жрецу. Скарабей на груди обжигал кожу теплом, не давая сдаться. Азизи держался за него, как за последнюю тростинку держится уносимый неподвластной рекой человек.Вода в чаше на полу и в кувшинах на кухне, в Ниле, в небе, в воздухе, внутри самого Азизи нашептывала ему:?Уступи… уступи… уступи…?—?Мое имя…Он утопал в черных глазах Эн Сабах Нура, его уносило течением чужих мыслей из собственного разума. Все, что оставалось от него, скарабей на шее и образ Рехемы, ее голос, звучащий где-то далеко-далеко: ?Чтобы он напоминал тебе, Азизи, что ты всегда был добр ко всему живому, и что у тебя есть семья, для которой ты важен?.Пальцы до боли сжали костяного жука.—?Меня зовут Абдулькадир, раб всемогущего.Эн Сабах Нур надменно скривил губы и отвернулся.—?Убирайся в свой сосуд, джинн.И его затянуло внутрь кувшина. Он заполнил его весь от донышка до горлышка, ощущая каждой частичкой силы плотные стенки, не дающие вырваться хаосу наружу, не позволяющие утечь ей по капле. А еще со всех сторон он окружил маленький костяной предмет. Что это такое? Оно было интересным. Из кости. В форме жука. Он не мог его видеть в темноте, но мог ощупать каждую выемку. Единственная вещь, которая была здесь, а значит, она была ценной.?Азизи?— драгоценная. Я буду прятать тебя здесь, чтобы не потерять?.***Малибу, КалифорнияНастоящее время, конец ноября, 1962 г.Эрик резко открыл глаза, просыпаясь. Комнату мотеля наполнял сумрак, солнце уже встало, но небо затянуло и на улице шел дождь, довольно сильный, но все-таки не ливень. Часы показывали семь утра.Значит вот как. Чарльз не просто забыл свое прошлое: новое имя отобрало его воспоминания. Почему тогда он не забывал прошлое каждый раз, когда попадал к новому хозяину и его называли по-новому? Видимо, Эн Сабах Нур наложил на него какие-то чары или воздействовал через связь.Записная книжка скользнула в руки, Эрик обернулся на соседнюю кровать. Чарльз спал, закутавшись в одеяло с головой, торчал только кончик носа. Не удивительно: в мотеле было прохладно, хозяин не рассчитывал, что погода так резко испортится. Эрик выбрался из-под одеяла и проскользнул в ванную, чтобы усесться на крышку унитаза и поспешно закарябать ручкой по бумаге. Первый хоть сколько-то полезный сон про джиннов.Он написал крупными буквами ?СОСУД? и поставил знак вопроса.Если сосуд сдерживает силу Чарльза концентрированной, что будет, если его уничтожить? Джинн распылится или станет неуправляемым? Чарльз сказал, что его жилище заколдовано и так просто его не разрушить. Скорее всего сам чайник, или кувшин, или лампа были не так уж и важны. Джинн менял свое обиталище, перенося заклинание сосуда с собой.Вопрос о том, как можно разрушить заклинание или чайник, оставался без ответа. Эрик был убийцей нацистов, мошенником, вором, но не каким-нибудь волшебником из страны Оз! Ему нужен был кто-то, кто разбирается в таких вещах, но по словам самого же Чарльза маги вымерли как динозавры. Но могли остаться записи, книги, или кто-то, кто знает.Где искать таких людей? Кроме охочих до чайника, Эрик понятия не имел, откуда можно начать. Ему могла бы помочь библиотека, но Чарльз не отпустил бы его, он не такой дурак.Эрик почесал висок кончиком ручки, посмотрел на себя в зеркало. Азизи держался до конца. Не сдался ни под пытками, ни под угрозами, не позволил пленить девушку и сопротивлялся желанию Эн Сабах Нура столько, сколько мог. Эрик бросил записную книжку на край раковины и уткнулся лицом в ладони, пытаясь стереть остатки сна и какой-то странной, накопившейся усталости. Этот чокнутый жрец был прав: Азизи был всего лишь мальчишкой, который, кроме пашни да ячменных зерен, ничего в жизни не видел и мечтал лишь о том, чтобы его семья была сыта и здорова. Но мальчишкой?— сильным духом, который стоял до конца и, судя по тому, что их миром все еще не правит чокнутый жрец-мутант, он добился своего. Даже потеряв память о своей семье, плененный, практически безвольный, бестелесный, он смог сопротивляться. И заплатил за шанс, который дал Древнему Египту, своей свободой?— тысячелетним заключением.Чарльз был раздражающим, болтливым, наглым, странным, пытался панибратствовать, чего Эрик терпеть не мог. Но то был Чарльз из чайничка, которого Эрик откопал в коробке под кроватью. Теперь он знал и другого Чарльза.Эрик открыл горячую воду, чтобы умыться и выбриться: было не до щетины, когда они убегали от погони. Пока он чистил зубы и намыливал щеки, зеркало успело запотеть. Эрик провел рукой, стирая влагу, и вздрогнув всем телом, отшатнулся, цепь звякнула о кафель. Из зеркала на него смотрел Азизи. На его макушке торчали два угольно-черных кошачьих уха, зрачки вытянулись в вертикальные узкие щелки, из щек росли длинные вибриссы, и Эрик видел, как мелькнули под его верхней губой острые кошачьи клыки. Он смотрел из зазеркалья прямо на Эрика, опираясь когтистой рукой о дверной косяк, за его спиной мелькал пушистый черный хвост, а на шее висел сверкающий аквамариновыми глазками-бусинками скарабей. Губы Азизи открылись, и:—?Я вообще-то хочу в туалет, ты бриться будешь или мне тебя до вечера тут ждать?Эрик резко обернулся: в дверном проеме, опираясь рукой о косяк, стоял Чарльз?— замотанный в одеяло, сонный и недовольный. Он перевел взгляд на отражение, но в зеркале был только он сам с идиотским выражением на лице и Чарльз, ожидающий пока он закончит.—?Ладно, плевать. Я не стеснительный.Джинн решил не церемонится, в конце концов Эрик стоял у раковины, а не занимал унитаз. Ему пришлось начать активно сбривать пену, чтобы избавить себя от надобности отвечать, но когда Чарльз выходил, он украдкой бросил ему вслед взгляд: хвоста и ушей не было.Что это, блядь, было?Когда он вышел из ванной, Ксавье снова дрых, завалившись на его постель и закутавшись в два одеяла. Можно было не сомневаться, что он сделал это нарочно, просто из вредности. Эрику было плевать, он бесшумно оделся и вышел из номера, чтобы заказать завтрак.—?Погодка дерьмо, да? —?молодой парень на ресепшене усмехнулся. —?С вечера мелкий был, а сейчас разошелся. Как бы нас в океан не смыло.—?Ага,?— Эрик глянул на парковку, где нещадно поливало их автомобиль.Когда он вернулся, Чарльз все еще спал. Таскаться по темному номеру не было желания, Эрик остановился у окна, рассматривая непогоду, ощущая смутную тревогу, поселившуюся в животе. Его взгляд упал на чайник: никому бы в голову не пришло, что в таком обычном, неприметном чайнике может содержаться что-то столь опасное, как джинн. Он взял чайник в руки и почувствовал, как внутри стукнуло что-то маленькое. Эрик легонько потряс его, украдкой обернулся: Чарльз спал лицом к двери. Ему никогда не приходилось открывал чайник раньше, но сейчас что-то подсказывало, что крышечка, обычно намертво прилипшая, поддастся. Так и случилось. Эрик перевернул его: на ладонь выпал маленький костяной скарабей.Пока Эрик садился на постель, в тусклом утреннем свете рассматривая находку, крышка прилипла к чайнику обратно. Стоило ли сразу рассказывать обо всем Чарльзу? Вернуть ему воспоминания об имени и его семье? А может, кто-нибудь когда-нибудь уже делал это, и Чарльз предпочел отказаться от них, забросив жука в чайник и забыв о нем? Хотел бы сам Эрик вспоминать о тех, кого не просто нет на свете, кто умер так давно, что их праха уже не отыскать. Умерли не только родители Азизи, но и его братья и сестры, их дети, их внуки, правнуки и многие поколения после, которые даже не знали о существовании Азизи. Остался ли хоть один потомок его семьи или все погибли в далекие времена? Умерли от чумы или голода или на войне? Знал ли Чарльз об их судьбе хоть что-то? Может быть, Эрику стоило напомнить ему, с чего все начиналось, чтобы Ксавье помог им обоим найти выход? А может, это только уверит Чарльза в том, что после стольких лет он заслуживает свободы, и лучше пусть Эрик будет сидеть в чайнике вместо него, чем они потратят время на бесплотные поиски освобождения.Эрик ничего не решил, когда Чарльз заворочался, просыпаясь. Он расплавил несколько пружин в матрасе и превратил их в тонкую цепочку, чтобы повесить скарабея на шею. Пусть будет недалеко, рассказать Чарльзу Эрик всегда успеет.Когда он обернулся, джинн все еще лежал, завернувшись в одеяла как в кокон и сонно таращился на Эрика, почти не мигая.—?Ну, что?—?Мне приснилось, что я голышом высиживаю на берегу моря огромные русалочьи яйца.*Эрик моргнул.—?Думаешь, мне стоит заглянуть в сонник?—?Думаю, тебе стоит меньше жрать на ночь.—?Кстати, о еде…