Глава 13 (1/1)

Ньюпорт, ОрегонНастоящее время, начало декабря, 1962 г.Он не чувствовал себя ни капли отдохнувшим после такого сна, но деваться было некуда. Они опять оставили на дороге след, и надо было поспешно убираться. Добрались бы быстрее, если бы не крюк в Реддинг и потерянные там несколько часов с документами.—?Я не дотяну до Портленда.—?Тебе опять плохо? Что-то болит? —?Чарльз встрепенулся, отложив свой дневник и перегибаясь через коробку передач.—?Нет, я просто сейчас усну. Не надо лезть ко мне в лицо.Джинн послушно вернулся обратно, но все равно еще какое-то время с тревогой смотрел на Эрика. Он дергался всю дорогу, стоило Эрику шевельнуться как-то не так или кашлянуть. В конце концов его это достало.—?Найди себе занятие, Чарльз, я в порядке! От твоего пристального внимания у меня начинается нервный тик. Видишь, уже глаз дергается!—?Я просто не хочу, чтобы ты умер,?— он хмуро уставился на свои ладони, зажатые между коленями. —?Ты мой единственный друг.—?Вот и веди себя как друг?— отъебись,?— Эрик отмахнулся, понимая, что не имеет сейчас желания услышать еще парочку ужасных историй о бывших друзьях и любовницах Чарльза.Джинну ничего не оставалось, кроме как уткнуться сначала в одну из библиотечных книг, потом в свой дневник. На этот раз он писал на английском, но Эрик не успел ничего прочитать.На радио вся страна проявляла активный интерес к исчезновению водных запасов Калифорнии в округе Лейк. Пока ученые ломали головы, пытаясь притянуть за уши теорию о трещине в земной коре, куда утекла вода, уфологии и прочие сумасшедшие срывали телефоны передач, чтобы рассказать о своих безумных предположениях. Эрик насчитал тринадцать теорий, отвлеченно думая о том, что ни одна из них и близко не была к правде. Маленькая температурка у водяного джинна?— только и всего.Чарльз снова начал чесаться, и в ход пошла вся скупленная аптека Клирлейка. Он пил столько воды, что им пришлось четыре раза закупаться на заправочных станциях под удивленные взгляды кассиров. Эрик с досадой думал о том, что если за ними хвост, любой из этих продавцов их мгновенно сдаст: два странных мужика, скупающих литрами воду.—?Это нормально, что ты столько пьешь?—?Я же джинн воды, мне нужна вода.—?Когда ты был джинном, ты так не делал.—?Я не был таким плотным.—?Что будет, если перестанешь?—?Однажды я так и поступил,?— Чарльз пожал плечами и не продолжил.—?И… что было потом?—?Очнулся опять в сосуде через какое-то время. Один,?— он бросил многозначительный взгляд на Эрика.Ясно, значит, человек в любом случае умер, а джинн нет. Он не хотел спрашивать, но все-таки, собравшись с силами, решился и напомнил себе не рассусоливать.—?Послушай, как долго продержался самый сильный из твоих хозяев после освобождения тебя из чайника?—?Двадцать дней.—?Значит, я уже превысил срок в два раза?Чарльз напрягся, стискивая пальцами свой дневник, и кивнул.—?До тебя мне удавалось опробовать оберег несколько раз. Но каждый раз что-нибудь случалось: то оберег повреждался, то кто-то убивал моего хозяина, да и мне в оберегах никогда не удавалось использовать столь сильные вещи как те, что я купил в Мексике. В лавке был очень сильный продавец, скорее всего он владел магией, даже сам не догадываясь. Я добавил к его предметам своей энергии. Я сделаю еще один, как только мы найдем подходящий магазин и подходящие вещи.—?Будем надеяться, что я крепкий орешек.Они остановились в нормальной гостинице в центре города, почти у самого океана. Эрик скептически думал о том, что в случае непогоды их просто смоет. Может быть, это послужит Чарльзу дополнительным стимулом не буянить.Было только пять вечера, но Эрик решил не мучить себя, рухнув на постель. Чарльз обещал никуда не уходить и сидеть в обнимку с пузырьком успокоительного перед телевизором.—?Никаких комедий. Только передача о животных.—?Если там будут убивать детенышей морских котиков, я не уверен, что смогу сдержаться.Номер был двухкомнатный, кровать удобной. Эрик поставил чайник на комод и залез под одеяло, даже не приняв душ. Все потом. И Чарльзу надо будет рассказать о том, что он видел во сне. Скорее всего никто до Эрика просто не доживал до видений. Додумать Эрик ничего не смог, понимая, что проваливается в невыносимую жару Древнего Царства.Иерусалим, Израильское царствоХ век до н. э.На секунду Эрику показалось, что он вернулся в Египет, в храм Эн Сабах Нура?— такой же светлой и просторной была комната, в которой он оказался. Но молодой мужчина, держащий в руках расписную глиняную вазу с узким горлышком, не походил на Эн Сабах Нура. Высокий, жилистый, с жиденькой бородкой?— еще недавно юноша,?— слишком одетый для египтянина.Сидящий на полу Азизи какое-то время растерянно таращился на мужчину, а потом в ужасе начал пятиться ползком. Мужчина медленно опустил вазу и поднял ладони, показывая, что он безоружен и не опасен, но это не помогло.Эрик сопротивлялся, что есть силы, отталкивая связь, которая соединяла их с джинном разумы, но это было бесполезно. Азизи схватился за голову, и границы рухнули.Плотину искаженного характера, заслонявшую чувства, прорвало. Нет, не так. Она просто исчезла в тот самый миг, как этот человек взял в руки вазу, четко осознавая, что находится внутри, и предложил Абдулькадиру выйти. Не выдернул его громким пожеланием, не потер разукрашенный бок его жилища, заставляя выйти наружу, не выгнал заклинанием…—?Если хочешь, выходи, джинн, я был бы не против познакомиться с тобой.Это было так странно, что Абдулькадир вынырнул сам, неуклюже шлепнувшись на пол, чего с ним не происходило ни разу за все существование. Он бы встал, чтобы с интересом разглядеть того, кто отобрал его у алчных купцов из Финикии, но не смог. Впервые за полторы тысячи лет он ощущал, что его разум не скован чужой прихотью. Человек перед ним не желал видеть его ни ребенком, ни молчаливым воином, ни дерзким юнцом, ни затравленным зверенышем, ни злобным уродцем… Он хотел видеть его настоящим, таким, каким Абдулькадир был на самом деле с того момента, как появился на свет в храме Эн Сабах Нура.Мимолетное удовольствие от свободы вспыхнуло и погасло.Он не был… После всего, что с ним случилось за это время, он больше не был тем Абдулькадиром, который впервые показал зубки Верховному Жрецу, думая, что сможет сопротивляться, что будет биться за свою свободу до конца, что найдет выход, что… что…О, Боги! Он не смог! Ничего не смог сделать!Все полторы тысячи лет рабства, унижения и потерь навалились на него в один миг. Египет! Он своими руками топил и топил города, заставляя людей падать ниц перед Эн Сабах Нуром. Забирал у них воду, пытал, разрушал корабли; подчиняясь ему, бушующий Нил смывал целые поселения вместе с жителями и скотом. Природа терпела от него насилие не меньше, чем люди?— он вынуждал урожай расти против его возможностей, высушивая земли, уничтожал пристанища птиц и насекомых, когда избавлялся от болот, лишал рыбу дома, измельчая русло, уносил диких кошек и косуль с пастбищ. А потом Эн Сабах Нура не стало, и Мхэй, способный читать мысли, унес его прочь, переправил через Красное море, где погиб от рук Убара. Годы насилия, смерть Гарам?— его единственной подруги, что осмелилась протянуть руку помощи. Абдулькадир видел ее мертвое лицо, как сейчас, ее худое, безвольное тело, которое он нес за лошадью Убара день за днем, пока она не истлела в его руках. И сотни, сотни людей вслед за Убаром, которые вырывали его друг у друга из рук, заставляя уничтожать, добывать, пытать. И те, кто любил его, кто пытался помочь, но погибал, едва выпустив из кувшина.Ни один человек не мог выжить, пройдя через такое. И каждый раз его разум менялся, ставя барьеры, отделяя воспоминания новыми чертами характера, которые гнали его вперед, не давая обернуться назад. И теперь, когда их не стало…—?Не подходи ко мне! НЕ ПОДХОДИ!Он хотел обратно в свою вазу. Хотел забиться в нее, прижаться к самому дну и исчезнуть. Чтобы ничего не помнить, не видеть лиц людей, которых он убил, не слышать криков, не слышать звука хлыста, звона монет, за которые его продавали, хрипов умирающих.—?Не бойся, я не трону тебя.Мужчина пытался подойти, но Абдулькадир пятился назад, пока не уперся в угол. Ему некуда было идти, его цепь тянулась за ним от вазы, которая стояла возле ног человека. От него нельзя было спрятаться, он должен был сказать что-то о том, что он джинн… что-то про желания. Но слова не шли в горло, вместо них вылетали только собственные мысли, которые он повторял как заведенный, не в силах остановиться.—?Нет! Нет! Я не хочу! Не надо! Не подходи! Я НЕ БУДУ!Будто все, что он хотел сказать на каждый приказ, который не желал исполнять, накопилось внутри и теперь выходило наружу. Запоздалое, не способное ничего вернуть и остановить. Он был беспомощен перед ними всеми. Все попытки противостоять даже самому простому приказу самого слабого хозяина казались Абдулькадиру такими жалкими, что он засмеялся. Но сразу же осекся, услышав свой каркающий, нервный смех. Он зажал себе рот, чтобы не дать тому снова вырваться, и понял, что его лицо было мокрым. Из глаз текли слезы.Он уставился на свои руки. Это были его руки. Его родные руки, которые были у него в храме Эн Сабах Нура. Он потянулся пальцами к плечу и нащупал кончик шрама?— он не знал, откуда они, но они были на его спине с начала начал.—?Хорошо, я не буду беспокоить тебя. Я вижу, что напугал тебя. У меня нет злых намерений, Бог свидетель. Я оставлю тебя здесь, в твоей спальне, чтобы ты успокоился.Мужчина отступил назад, оставляя джинна одного на полу с ворохом кошмара в голове.—?Кто ты такой? —?впервые Абдулькадир задавал этот вопрос сам, а не отвечал на него, глядя в лицо очередного хозяина.—?Меня зовут Соломон, я правитель объединенного Израильского царства.Эрик моргнул, и все пропало, а когда появилось в следующий раз, он выглядывал чужими глазами из дверного проема на широкий каменный балкон. Там спиной к джинну стоял Соломон, облаченный в легкие одежды, смотрящий сверху вниз на Иерусалим.Все происходящее казалось нереальным. Он никогда, никогда, никогда за столько лет не был в руках такого странного человека, который дал ему столько свободы, сколько не давал еще ни один хозяин. Его ваза осталась стоять в комнате на сундуке, и Соломон не просил, не предлагал и не заставлял Абдулькадира забираться в нее и сидеть там.Джинн нахмурился: ладно, Убар тоже не заставлял его сидеть в вазе, потому что у него постоянно была потребность ткнуть чем-нибудь в плечо или живот ?грязного звереныша?.Соломон не угрожал ему оружием или кнутом, не грозился, что будет пытать, и вообще пока не проявлял никакой агрессии. Обычно с каждым новым хозяином все было ясно в первые пару часов. Солнце четырежды взошло и село, а израильский царь так ни разу и не воспользовался своим законным правом желать, приказывать и наказывать за неповиновение. Только следил, чтобы у Абдулькадира было все необходимое: еда, одежда, чистая постель… Он принес даже книги, которые джинн не мог прочитать, потому что они были на незнакомом ему языке.Оказывается, покои Соломона были через стену от его, и каждое утро он выходил посмотреть на рассвет с крепостной стены. Абдулькадир слышал его, а сегодня решил еще и подсмотреть: чего он оттуда видит?Соломон чуть обернулся, но ничего не сказал, даже заметив джинна, выглядывающего из-за занавески.—?Ты же… —?Абдулькадир прокашлялся. —?Ты же знаешь, кто я такой?—?Да, конечно. Ты джинн воды и воздуха,?— Соломон продолжал смотреть вниз, и Абдулькадир, чуть осмелев, вышел на балкон, но остался у дверного проема.—?Ты купил меня у купца из Газу?—?Нет, я попросил его принести тебя в дар, поскольку у меня нет таких богатств, которыми я мог бы выкупить бесценность твоей сущности.Джинн фыркнул и отвел глаза, когда царь обернулся.—?Меня продавали даже за три медных монеты и за стадо верблюдов, но чаще платили кровью.—?Трудно винить неграмотных в том, что они не понимают ценности души.—?У рабов нет души, разве ты не знаешь?—?А разве ты раб?Соломон обернулся к нему, опираясь об изгородь, он был спокоен, на его лице была легкая улыбка. Абдулькадир оставался на своем месте в семи шагах, предпочитая не приближаться.—?А разве нет? —?он подергал ногой, чтобы цепь зазвенела.—?Верно,?— улыбка пропала с лица царя, он помрачнел. —?Прости мою поспешность. Я всю свою жизнь изучал джиннов и других волшебных существ и считаю тебя одним из прекрасных божественных созданий на Земле. Не ожидал, что однажды мне посчастливится встретить тебя. Мне жаль, что люди были с тобой так жестоки.Все было слишком хорошо. Вот если сейчас Соломон вдруг достанет из штанин клинок или кто-нибудь подкрадется к Абдулькадиру сзади, будет и то правдивей. Он прислушался к своим чувствам, настраивая разум на чужой, вдруг понимая, что не слышит привычного гула посторонних, скрытых желаний. И растерянно уставился в лицо человека. Их не было. Вот почему он ничего не слышал: Соломон говорил то, что думал, и думал о том, о чем говорил. Джинн в его глазах был сродни чуду господню.—?Так может, отпустишь меня? —?кошачьи уши и хвост выскочили как по команде прежде, чем Абдулькадир успел что-то сообразить.Из щек полезли щекотные вибриссы, кончик носа порозовел, и ногти вытянулись в острые кошачьи коготки. Соломон рассмеялся совсем по-юношески. Хвост джинна дернулся, он прижал уши к голове, прислушиваясь к звуку: не жестокому, не насмешливому, не глумящемуся. Просто смеху обычного человека, которым смеялись те люди, что окружали Абдулькадира, но никогда не были его хозяевами.—?Так вот как это выглядит. Забавно. Можно их потрогать?Мужчина сделал несколько шагов к нему, протягивая руку. Джинн замер, не чувствуя давления приказа, но и не в силах отступить. Чужие пальцы?— твердые и теплые,?— коснулись его бархатных черных ушей, погладили, почесали чувствительное местечко сзади. Абдулькадир махнул кисточкой хвоста, задев чужой локоть. Вибриссы подрагивали от напряжения, он смотрел на Соломона голубыми глазами с узким зрачком так, будто тот мог в любую минуту укусить.Царь отошел на пару шагов назад, с явным сожалением отпуская мягкий хвост.—?Прими мои извинения, джинн. Я знаю о том, что заклятье заставляет тебя стремиться покинуть вазу. Но пока что никому не удавалось освободить тебя, не погибнув самому.Абдулькадир отшатнулся, его уши и хвост пропали. Он знал! Перед мысленным взором скользнуло лицо Гарам, и солнечный день перестал казаться таким уж хорошим.—?Тогда зачем все эти речи, если я все равно буду твоим рабом?!—?Я не собираюсь держать тебя в рабстве. Я предлагаю тебе равноправные отношения дружбы. Ты будешь жить в моем дворце как полноправный член общества, я же обещаю, что буду искать способ избавить тебя от твоей тюрьмы, покуда хватит моих сил.Джинн хмыкнул, скрещивая руки на груди.—?И что ты хочешь взамен? Всегда есть желания, цена. Я знал множество людей и никогда не встречал того, кто был бы полностью бескорыстен.—?Дружба с тобой и есть моя цена. Я хотел бы учиться у тебя.Он не врал. Не выдумывал, ни лукавил… Он был либо очень мудр, либо глуп, и Абдулькадир не знал, что из этого вернее. Он пытался выискать подвох в чужих мыслях, вглядываясь в серые глаза человека, стоящего напротив, но не находил его.Может… стоило попробовать? Хотя бы пока не станет яснее.—?Хорошо, я верю тебе, Соломон.—?Тогда, может, назовешь свое имя?Цепь снова не горела, ничего не давило, джинн был свободен в своем выборе: ответить или нет, сказать правду или солгать. Царь давал ему выбор, и от этого все внутри странно дрожало. Пусть это была лишь иллюзия, пусть он все равно был прикован к вазе, но хотя бы здесь и сейчас он мог быть сам себе хозяин.—?Мне не нравится мое имя. Могу я выбрать себе другое?—?Конечно.Он задумался на секунду.—?Называй меня Кемнеби.—?Кемнеби?— что означает это имя?—?Черный кот,?— Абдулькадир улыбнулся, из его волос высунулись два острых кошачьих уха.—?Приятно познакомиться, Неби.Когда Эрик смог проморгаться в следующий раз, Азизи и Соломон сидели в саду за игровой доской. Стол, стоящий здесь же, был завален книгами и свитками, но, кажется, оба уже устали от работ и просто отдыхали, переставляя фигуры.Соломон выглядел старше на десяток лет, Азизи?— спокойный, одетый в дорогие царские одежды, лениво двигал свои фигуры холеным указательным пальцем. Эрик хотел ухмыльнуться, но в следующий миг уже смотрел глазами джинна.—?Неби, скажи, ты не хочешь жениться? —?Соломон лукаво посмотрел на джинна, тот ухмыльнулся.—?Хочешь выдать смертную за духа, мой царь?—?Хочу, чтобы ты познал радость семейного счастья,?— царь переставил свою фигуру.Неби с трудом держал лицо, его распирал смех, но он еще готов был выдержать пару ходов.—?Не представляешь, как скорблю я о недоступности этой радости для меня. Особенно некоторыми ночами, когда… —?как нарочно из окна спальни раздался детский плач, так что Неби хрюкнул, едва не потеряв маску скорбного спокойствия,?— слышу детский голос из ваших покоев.—?Радость отцовства это… это… —?Соломон глубоко вдохнул, но не удержался, громко расхохотавшись.Неби тоже рассмеялся, из-под его волос и туники тут же вылезли кошачьи уши и хвост.—?Грязные пеленки и ночной плач, срыгивание и пускание газов. И в этом я должен познать радость?—?Признаю свое поражение, Неби, ты всегда знаешь, о чем я думаю. Но ты как мой друг столько лет делил со мной все горести и радости.—?Извини, но делить с тобой твоего сына я не буду, Соломон.Они перестали смеяться, снова сосредоточившись на игре. Почему-то Неби подумалось, что этот день?— один из лучших в его жизни, таких спокойных и мирных. Это мгновение хотелось погрузить в янтарную каплю, закалить в огне и носить на шее, чтобы оно всегда грело. Мирные времена в стране, Соломон в Иерусалиме, дневные дела окончены, и они могут просто посидеть под лучами заходящего солнца, наслаждаясь игрой и компанией друг друга. Если бы этот день мог длиться вечность, Неби прожил бы ее с удовольствием.Мысли о том, что однажды он снова окажется в чужих руках, в круговерти бесконечного насилия, которое творил сам и которое творили над ним, пугали его до ночных кошмаров. Он просыпался и бродил по дворцу до рассвета или сидел на балконе, наблюдая за звездами, пока не начинался новый день. Кошмары накатывали периодически, врываясь в дремотную повседневность, и ему было стыдно за то, что в эти периоды Соломон, встревоженный его состоянием, ночевал с ним в библиотеке, разбирая трактат за трактатом. Сколько книг они перевели за эти годы? Сотни. Неби знал столько языков, сколько Соломон не смог бы выучить за жизнь, но они учились.Он сделал своего царя мудрее.Поначалу Неби не хотел участвовать в правлении, считая, что таким образом он сам себя опять окольцовывает рабством чужих прихотей. Соломон никогда не заставлял его помогать, но следующий год их знакомства выдался засушливым и неурожайным, и Неби сам пришел с предложением. Он ведь джинн. Он может.—?Я не стану приказывать тебе, но я бы попросил твоей помощи, если ты в состоянии ее оказать.—?Ну, конечно, идем! Посмотришь, наконец, как я управляю водой. Знаешь, я соскучился по своим силам!Все царство праздновало, когда дождь залил поля и ячмень дал всходы.—?Бог создал тебя, чтобы ты сотворил великие дела, Неби.—?Нет, я лишь посох в царских руках.Иерусалим переживал свои лучшие годы, расцветая на глазах.—?Потому что им правят мудрость и сила,?— считал царь.—?Все дело в равновесии, не так ли? Мы просто нашли золотую середину.—?Все верно, друг мой.—?Знаешь, Соломон… —?Неби тогда закусил губу, а потом засмеялся, понимая, что это так:?— Думаю, впервые за свою жизнь я действительно счастлив.Этот разговор был совсем недавно, но время летело, не жалея первых седых волос на голове Соломона, и джинн наслаждался каждым моментом мира. В его жизни было столько горестей, сколько песка в Ливийской пустыне; счастливые дни напоминали родник среди бескрайних барханов. И Неби приникал к нему и пил, пока мог, надеясь, что он никогда не иссякнет.Мир скользнул смазанной картиной царского дворика, и Эрик ощутил прежде, чем увидел: это конец.Гераклион, ЕгипетХ век до н. э.Лошадь неслась вперед, утопая копытами в песках, но Неби пришпоривал ее как мог.—?Держись! Соломон, держись, впереди море!Крики арабов, нагонявших их, пугали и подстегивали уставшего коня. Неби взмахнул рукой, вызывая ветер. Пыль и песок полетели в лица преследователям, и это немного задержало их.Как он мог быть так глуп! Как мог позволить такое! Разум Неби кричал, сердце разрывалось от боли, горло сдавило, но он старался держаться. Соломон сидел в седле перед ним, зажимая рану в груди. Он был бледен, по его серому лицу градом катился пот, но он крепко держался за лошадь. Неби прижимался к его спине, подгоняя испуганного коня?— они рисковали вовсе упасть, споткнувшись о бархан. Там, на берегу моря, Неби думал использовать свои силы, чтобы перенести их на корабль, но чувствовал, как таят они с каждой каплей крови, покидавшей Соломона.Вольный, но не свободный, зависящий от своего хозяина. Их равновесие нарушилось, с другой чаши весов стремительно утекала чужая энергия жизни.Неби позволил себе закричать, чувствуя, как из его рук уходит то, что было ему так дорого последние двадцать лет. Эта стрела предназначалась ему!—?Как ты мог… Как ты мог так подставиться?..—?Не убивайся так, Неби. Обещаю, что мы встретимся в царстве божьем.—?Не хочу я ни в какое царство! Нет никакого бога! У меня есть только один друг. Весь такой мудрый и такой дурак, который подставляется под стрелы! Но! Скачи быстрей!Слезы текли по лицу, остужая горящие щеки.—?На нашей дружбе Иерусалим взрастил свое величие,?— Соломон хрипло засмеялся и выпрямился в седле.Впереди виднелся обрыв, такой высокий, что с него можно было только слететь вместе с джинном. Арабы не прыгнули бы вниз, не так дорога добыча. Неби хотел обратиться облаком, но боялся, что если станет чуть менее плотным, Соломон упадет с лошади и погибнет под ее копытами.—?Скорее, ты должен довериться мне, я отнесу тебя к кораблям в гавани.Лошадь замедлилась, тяжело хрипя, они были на самом верху, пока арабы все еще стремились по склону. Ветер мел им в лицо песок, сбивал с курса их стрелы и все, что они могли?— загнать добычу на край.—?Я могу сидеть, взлетай,?— царь крепко взялся за вожжи, стиснув зубы, сжимая в одной руке свиток папируса, за которым они прибыли и который даже не успели прочесть.Неби взлетел, паря перед лошадью, протягивая руки к Соломону. Тот смотрел снизу вверх, не спеша принять помощь.—?Ну же, быстрее, я ведь тоже теряю силы! Соломон!Не может же все закончится вот так! Просто не может! Неби хотелось кричать, его губы тряслись, но он не мог позволить себе истерику, когда его царь с раной в груди оставался в седле, выпрямив спину.—?Я всегда мечтал встретить джинна, считая, что это сделает мое царствие и мою жизнь счастливой. Я не ошибся.—?Нет, ну, пожалуйста,?— Неби ощущал, что его руки все быстрее теряют плотность, превращаясь в воду. —?Ты не можешь так со мной поступить… Я прошу тебя, Соломон!—?Ты был моим лучшим другом, Неби. Я жалею только, что мы не успели узнать твоего настоящего имени,?— его рука отпустила вожжи и потянулась к сумке, привязанной к седлу, к той, в которой лежала спрятанная от чужих глаз глиняная ваза.Если бы он мог повернуть время вспять, он бы сделал это даже ценой собственной жизни, которой и так было слишком много. Если бы он мог отдать свои годы?— он бы отдал, тот час превратившись в пар.—?Сириус укажет тебе дорогу к моему последнему месту упокоения,?— Соломон улыбнулся, растягивая бледные окровавленные губы. —?Прощай, мой друг.Его душу разорвали на две части, и никто никогда не смог бы убедить Неби в том, что это невозможно. Когда понимаешь, что ничего нельзя исправить, когда расстаешься навсегда с единственным самым близким человеком. Соломон вытащил вазу из сумки и швырнул ее с обрыва в бушующее море так далеко, как смог. Цепь натянулась, Неби рвался обратно, с ужасом глядя на то, как царь заваливается на бок и падает с лошади. Джинн уже не мог кричать, потому что у него не было рта, не мог тянуться?— его руки исчезли, превращаясь в пар. Оставалась только капля воли, заставляющая стремиться обратно. Но он все еще был пленником вазы, которая втянула его в свое темное нутро и захлопнулась, стремительно уходя под воду, на самое дно глубокой расщелины…Эрик открыл глаза.