Самый притягательный грех (1/1)

У Минхена не осталось другого выхода, кроме как трусливо сбежать в чужую и пугающую своей неизвестностью страну, никого не предупредив о собственном решении. Он должен исчезнуть. Испариться. Заставить других поверить в то, что Ли Минхена?— полицейского из Итэвонского полицейского участка и возлюбленного одного из лучших снайперов Сеула?— даже не существовало. Что это была лишь иллюзия; хорошая, яркая и до невозможности реалистичная. Это было помешательство. Это был сон.Это был сон.Минхен потряс головой, прогнав страшные мысли, и пропустил сквозь пальцы собственные темные волосы, сжав их до боли, от которой тихо заскулил, склонившись ниже. Его тошнило от кома в горле, не проходящего вот уже несколько часов. У него опухли и покраснели глаза, и проходящие мимо люди давно начали кидать на него странные взгляды, но Минхен на них не обращал должного внимания. Ему было плевать. На весь мир плевать. Пусть хоть все люди одновременно уставятся на него, кто осуждающе, кто с паникой в глазах, а кто с жалостью,?— Минхен не заметит ни одного обращенного на него взгляда. Он будет все так же рвать на голове волосы и, возможно, кусать ребро ладони, когда сердце будет снова и снова разрываться на части,?— и если физическую боль он стерпит, то душевную никогда не сможет. Даже спустя года. Он всегда будет возвращаться к этим воспоминаниям. И всегда?— до самой смерти, но, Господи, лишь бы она наступила как можно раньше! —?вспоминать их последние радостные мгновения.Минхен вскинул голову, втянув ртом воздух, когда боль сделалась нестерпимой, и посмотрел на холодное зимнее солнце за окном. Его персональное солнце было уже далеко?— казалось, оно светило на расстоянии миллиардов световых лет,?— и совсем скоро оно угаснет, как всякая звезда угасает в конце своего жизненного пути.Как и Земля не могла существовать без Солнца, так и Минхен не мог влачить это жалкое существование дальше.Он никогда так не любил. И никогда не полюбит просто потому, что такая ошеломительная, безумная, сумасшедшая любовь случается раз в столетие. Донхек забрал все, все жизненные силы, и оставил после себя только мысли о смерти.Но Минхен пообещал себе, что он обязательно справится с этой болью. Быть может, на это уйдут года или даже десятилетия, но однажды Минхен проснется, и в нем останется только легкая грусть. Он будет помнить Донхека до конца своей жалкой жизни, но он все еще будет жить. Жертва Донхека никогда не будет напрасной.Минхен не хотел уходить. Он думал о чем угодно: о побеге, о вранье, даже о двойном самоубийстве, но не смог справиться с мыслью о том, что ему придется покинуть Донхека. Хотелось покинуть кого угодно, но не Донхека. Он смотрел в его улыбающееся лицо, чувствуя, как Донхек ощупывал его взглядом, в котором любви было столь много, что от этого становилось больно. Он касался его лица маленькими ладонями и говорил какие-то глупости, потираясь носом о мягкую кожу. Он ворковал, и в его голосе нежности хватило бы на несколько миллионов людей.—?Ты прекрасен, когда улыбаешься, ты знал об этом?Или:—?Когда ты морщишь нос, ты становишься таким милым.Или:—?Когда ты касаешься меня, мне кажется, что я горю.И л и:—?Я люблю тебя, Минхен.И каждый раз от этого сладкого и мягкого голоса сердце пропускало удар. В ответ Минхен целовал его растерзанные им же самим губы, лаская его хрупкое, словно фарфор, тело. Ему было мало. Он никогда бы не успел насытиться Донхеком. Казалось, рядом с ним даже столетие пролетит быстро и незаметно.Донхек протянул ему бумаги и свой рюкзак. У него в глазах были паника и страх. Он не хотел расставаться.Прощальный?— последний?— поцелуй затянулся на десять минут; Минхен просто не хотел отпускать возлюбленного, прижимая к себе как можно ближе. Ему было мало проведенной ночи, хотя они ни разу не останавливались?— разве что только для того, чтобы перевести дыхание. Минхен целовал Донхека жадно, глубоко, вырывая у того тихие стоны и заставляя пальцы рук, цепляющиеся за сильные плечи, едва ощутимо дрожать. Его не хотелось отпускать. Он был словно создан для этих объятий, его губы подходили губам Минхена, а тело идеально врезалось изгибами в другое.Они отстранились друг от друга неохотно. Без какого-либо желания отстраняться вовсе. Смотрели друг другу в глаза и дарили последние легкие касания. Минхен видел страшную бледность Донхека, на щеках которого еще недавно горел смущенный румянец, и это испугало его. В неверном свете солнца Донхек казался совсем белым. Мертвенно-белым.Донхек же смотрел на него в ответ большими темными глазами и кусал распухшие, наполненные кровью губы. Он держал его за руку, мягкими прикосновениями лаская кожу. И, проговорив тихое, хриплое из-за сорванного голоса:—?У меня есть для тебя подарок,?— достал из кармана пальто длинную красную нить. Он нацепил ее на запястье старшего, выловил его удивленный взгляд и улыбнулся; кожа на губах натянулась так, что в любой момент могла лопнуть, окрасив подбородок в кровавый цвет. Он потянул рукав пальто вверх, показывая точно такую же красную нить, обернутую вокруг его руки. —?Ты же знаешь про это поверье? Красной нитью судьбы связанны люди, которые обязательно должны встретиться. Нить может переплетаться, растягиваться или сжимать, но она никогда не порвется. Я почему-то верю в это. Так давай вдвоем верить в то, что мы встретимся, Минхен. И заживем счастливо?— так, как того заслужили. Это необязательно должно случиться в этой жизни, но это обязательно когда-нибудь произойдет. Однажды мы встретимся и узнаем друг друга.Когда в замочной скважине повернулся ключ, Минхен вздрогнул от неожиданности. Донхек развернул свое невыносимо прекрасное лицо и всмотрелся в бледный лик Джисона. Безмолвно Джисон кивнул на его тихую просьбу и отвернулся. Донхек посмотрел на Минхена. Последние крохи времени утекали сквозь пальцы.Когда же Донхек уходил, Минхену хотелось кричать в голос и биться в истерике, но вместо этого он только смотрел ему в спину, чувствуя жжение в руке от последнего прикосновения.И теперь он сидел в аэропорту, смотрел за окно на просыпающийся Сеул, сверкающий в свете солнца, и ждал того неминуемое момента, когда все прошлое ему придется отпустить. Все прошлое, кроме Донхека. С Донхеком можно было попрощаться наяву, но его никогда невозможно будет выгнать, выбросить, вытравить из сердца просто потому, что он поселился там навсегда, пустив корни и метастазы. Именно поэтому, прикрыв глаза, Минхен тихо выдохнул, надеясь, что это поможет ему, прежде чем женский голос огласил посадку на самолет.—?Прощай, Ли Донхек. Прощай…Уже перед самым вылетом он позвонил Лукасу и попросил о последней помощи.***Им выделили самую большую комнату из всех. Здесь было просторно и уютно, хотя почти на каждом метре что-то находилось, будь то длинные дутые вазы из матового стекла или же дорогая мягкая мебель. Бледный свет, льющийся через большие окна, делал эту комнату поистине ангельской: золотые узоры на потолке и стенах прекрасно сочетались с голубым цветом стен и с рисунком какого-то библейского сюжета, растянувшимся по всему периметру.Они готовились к аукциону, и в комнате стояла плотная тишина. Каждому из них выделили по визажисту. Миниатюрные девушки наносили легкий макияж: совсем немного бронзовых блестящих теней на веки и красной помады на губы, но Донхеку добавили едва заметные тонкие стрелки, визуально удлиняющие глаза. Он посмотрел на себя в зеркало, обрамленное позолоченной рамкой, и едва смог сдержаться от улыбки: какими бы профессионалами ни были эти девушки, они не могли скрыть следы бессонной ночи. Они скрыли темные круги под глазами, но даже нанесенный жирным слоем тональный крем на шею был не в состоянии скрыть метки, оставленные Минхеном: кроваво-красные, ярко-алые, расцветающие на шее и ключице изящными бутонами. Хорошее напоминание о том, в каких сладких объятиях парень провел прошедшую ночь, и совсем не хороший намек покупателям о том, что Донхек уже успел побывать в чужих руках.Тэен, чуть хмурясь, посмотрел на засосы, а затем протянул руку и коснулся кожи, едва ощутимо надавив; Донхек зашипел, не желая чувствовать чужие прикосновения, и едва не укусил за руку, оскалив зубы.—?И как тебе подарок господина? —?ехидно спросил Тэен. Макияж на его лице делал его поистине внеземным?— никто не мог тягаться со столь изящной красотой.Донхек хищно улыбнулся.—?Это был слишком дорогой подарок. И я не могу принять его просто так. Поэтому совсем скоро господин получит от меня благодарность.Улыбка на лице Тэена пропала до самого начала церемонии.Джемин отвел Донхека в самый дальний угол за несколько минут до первого звонка.—?Как только тебя отведут в комнату после покупки,?— бегло сказал Джемин, посматривая за плечо,?— ты мягко настаиваешь на том, что хочешь быть сверху. Затем, обездвижив покупателя, берешь нож?— Тэен спрятал их во всех комнатах между одеялами и матрасами. Тебе нужно только отыскать их и вовремя достать… А потом максимально бесшумно убить. Как только ты сделаешь это, то прислушайся к тому, что происходит за стенами. Если там тишина?— выскакивай в коридор. Тебе нужно будет добраться до лестницы, ведущей на второй этаж?— ты ведь выучил план дома, который мы тебе давали? —?хорошо, что выучил, потому что тебе это пригодится. На втором этаже есть несколько комнат для гостей, но их использовать не будут. В третьей по счету комнате ты найдешь под кроватью кейс с винтовкой. Затем ты должен незаметно пробраться на третий этаж, все двери на котором ведут только на балконы. С самого дальнего из балконов ты и должен выстрелить в господина Чхве по сигналу Тэена.—?Но что это будет за сигнал?Джемин испуганно отскочил от Донхека, едва дверь в их комнату широко распахнулась, впустив в помещение трех широких охранников. Но он успел на выходе прошептать прямо на ухо:—?Огонь, Донхек. Это будет огонь,?— заставив все тело покрыться мурашками, а взгляд остановиться на напряженной спине впереди идущего Тэена.Их выстроили в один ряд, все?— словно сошедшие со страниц журнала модели неземной красоты: чего стоил один только Тэен, выглядящий притягательно и почти демонически, но при этом кажущийся таким далеким, отстраненным и холодным? Донхек знал, что раньше именно за Тэена богачи боролись едва ли не в живой драке. Всегда побеждал тот, кто отдавал едва ли не половину своего состояния. Но можно ли назвать победителем того, кто ради одной ночи любви готов пойти на такие жертвы?Донхек от усталости прикрыл глаза и подумал: определенно, нет. Поэтому он сам был давно проигравшим в этой неравной битве, он сам отдал слишком многое ради мимолетной ночи, проведенной в объятиях Минхена. Он вкусил запретный плод, и отныне его покарает Бог. Но пусть Он покарает и пусть пошлет за это на землю мор, морок и туман. Пусть эта ночь окажется самой грешной во всей истории человечества и пусть за это будут расплачиваться все люди мира самой кровавой данью.Нести одному этот груз грехопадения слишком тяжело; у Донхека бренное тело и неподъемная душа, а крест за спиной давил с такой силой, что едва не пришибал к земле.Но он шел. Шел, зная, что в конце его будет ждать освобождение. Самый заветный подарок.Сама смерть маячила перед глазами тайным, малодушным, но притягательным желанием.Самым страшным из всех грехов.Донхек щекой почувствовал колыхание ветра за несколько секунд до того, как в узком коридоре появился господин Чхве. Мужчина останавливался перед каждым из них, поправляя несуществующие складки на одежде. У Джисона он стоял дольше всех, придирчиво поправляя полупрозрачную белоснежную рубашку; его руки скользили по тонкому стану, задевая ребра и ключицы.Джисон изображал спокойствие, но Донхек видел в глубине его взгляда ненависть и страх.Остановившись у Донхека, Чхве нагло и насмешливо улыбнулся, скользнув взглядом по виднеющимся даже через тональный крем темно-бордовым синякам на бледной шее. Донхек лениво посмотрел на него. Когда же его грубо схватили за плечо, сминая рубашку, и завели в первую попавшуюся комнату, Донхек даже не запротестовал. За его спиной закрылась дверь. Ему отрезали всякий путь. Подошли ближе, припечатав к противоположной стене. Она оказалась холодной, и спина Донхека покрылась мурашками. У Чхве было шумное и неприятное дыхание, оседающее на щеках парня, едва мужчина склонился к его лицу. Он прижался губами к нежной коже, до которой совсем недавно прикасался Минхен.От поцелуев Минхена на коже расцветали красные бутоны, от беспорядочных поцелуев господина кожа на тех местах теряла любую чувствительность. Донхек постарался не поменяться в лице, когда губы коснулись шеи, и проглотил слезы, вскинув голову и разглядывая красивый потолок. Мысли об убийстве застигли врасплох, перехватив дыхание, хотя задохнулся Донхек наяву из-за болезненного укуса в ключицы. В голову лезли слова Джемина о спрятанных ножах?— интересно, был ли в этой комнате хоть один из них? Потому что сдерживать себя с каждой пройденной секундой становилось все сложнее. Ближайшие несколько минут господин не собирался отпускать его, и Донхек понимал, что у него сдавали нервы.Резко оторвавшись от него, господин безумными глазами вгляделся в его лицо. Его сухие пальцы, покрытые лопнувшей омертвевшей кожей, оцарапали щеки. Никогда прежде жажда убийства не горела в Донхеке столь ослепительно. Потянувшись вперед, господин обрушился на его губы мокрым поцелуем, и Донхека едва не передернуло от отвращения.Застыв каменной статуей, Донхек считал секунды. Он вздрогнул, когда господин недовольно укусил его нежную кожу. От него пахло сигаретами, алкоголем и старостью. Донхек смотрел ему за спину. Скоро это закончится, верил он.Чуть позже так и случилось.Господин отстранился и уткнулся носом в его шею, втягивая запах.—?Я сделаю тебя своим,?— прошептал он, и Донхек невольно дернулся, когда почувствовал на талии широкие ладони.Он закрыл глаза и ударился затылком о стену, резко вскинув рыжую голову. Он вырисовывал перед глазами прошедшую ночь, вспоминая абсолютно все моменты, а самые захватывающие просматривая словно в замедленной съемке. Видел лицо Минхена на пике удовольствия, его глаза, в которых плескался голод, хотя у Донхека его было не меньше, видел плавные изгибы. Он пытался вспомнить ощущения: жаркое дыхание на шее, огонь внутри себя, ожоги от прикосновений.Прикусив губу, Донхек терпел.Когда же господин окончательно оторвался от него, Донхек похвалил себя за сдержанность и напомнил себе о том, что старику воздастся по заслугам. Совсем скоро. Он получит заслуженную смерть сегодняшним вечером?— у Донхека не дрогнет рука, а дыхание останется абсолютно спокойным, едва пуля попадет в цель.Но до этого момента следовало играть свою роль без страха. Выступать перед единственным зрителем, ожидая его похвалы и веры в искусственные эмоции. У Донхека была роль едва ли не самая главная, и он правда пытался.Судя по довольному лицу господина, у него все получалось.Господин схватился за его плечо и поставил на колени. Сам же уселся на кровать. Донхека в первую секунду захлестнула паника. Руки, вцепившиеся в ткань брюк, мелко задрожали. Он зажмурился, но не отстранился. Ему стало противно и тошно от одной лишь мысли, но… но если это поможет плану Тэена… если это хоть кому-то поможет, боже, и если это все не зря…К щеке прислонилось нечто холодное и длинное, и Донхек резко распахнул глаза. Он попытался отстраниться, но рука на голове не дала сделать этого. Перед глазами показался пистолет, снятый с предохранителя. Донхек шумно поперхнулся воздухом, увидев знакомое до боли оружие в опасной от себя близости; в последний раз пистолет к виску приставлял господин Чжон, и тогда парень действительно боялся умереть.Но теперь ему было плевать. Именно поэтому он с удовольствием потерся щекой о поверхность, заставив господина пошло улыбнуться. Он, похоже, думал о чем-то своем. Донхек думал о смерти.—?Тебе понравилась встреча с Минхеном? —?спросил Чхве, тяжело дыша. Он водил дулом пистолета по шее Донхека, наивно считая это возбуждающим.—?Это был замечательный подарок,?— медленно ответил Донхек. —?Я благодарен вам за возможность провести эту ночь в жарких объятиях возлюбленного.—?Тэен предполагал, что ты многому научишься за одну ночь,?— протянул он, словно глотал кленовый сироп, растягивая буквы. —?И что эти новые навыки ты правильно применишь в личной встрече со своим покупателем… Я хочу лишь знать, чему именно ты научился.Дуло пистолета оказался у самых губ. Холод обжигал нежную кожу.—?Но для начала?— скажи… Тебе понравилось отсасывать ему? Только честно, я хочу знать все.Донхека бы это заступорило?— точно бы заставило замереть на долгие несколько секунд,?— если бы не привычка понимать, в каком направлении двигался разговор. В последнее время он научился искать скрытый смысл в каждом слове. Что хотел услышать господин? Донхек знал наверняка. Одно лишь понимание того, что у Донхека было слабое место, кружило господину голову. Одно лишь понимание того, что с помощью Минхена Донхеком можно управлять так, как ему захочется, вселяло в него ощущение собственной непобедимости.Именно поэтому Донхек прикрыл глаза и медленно?— и удивительно спокойно,?— ответил на его вопрос:—?Сначала я сделал много ошибок, но Минхен слишком милосерден… Он позволил мне продолжить. И у меня получилось.Смущенно опустив голову, Донхек уставился в пол. Злость бурлила в нем, растекаясь лавой по тонким венам.Он зацепился за край брюк господина и потянулся вперед, заглянув ему в глаза.—?Пожалуйста, господин… Вы ведь позволите мне снова встретиться с ним? Если я буду хорошим товаром и отличным снайпером… Пожалуйста?Он улыбнулся,?— хотя Донхек назвал бы это оскалом,?— и надавил свободной рукой на хрупкую линию плеч, возвратив на место у своих разведенных ног. Пугающее своей темнотой дуло пистолета оказалось прижато к месту между бровями?— Донхеку потребовалось много сил, чтобы не зажмуриться, но его мелко затрясло от злости. Холодный круг спускался вниз, пока не оказался у чуть приоткрытых губ.Судорожный выдох неосторожно вырвался из горла, опалив прохладную поверхность. Донхек кинул беглый взгляд из-под ресниц?— хотел оценить намерения господина,?— но, увидев в глазах напротив радость и насмешку, он обхватил руками пистолет и провел языком по всей длине.Это оставило в глубине души странное, непонятное, а от того пугающее чувство. Словно болело само сердце, и было непонятно, откуда эта боль взялась. Ощущение было настолько непривычным, что заставило Донхека поежиться в отвращении.Прикрыв глаза, он вспомнил прошедшую ночь. Это помогло ему выдержать испытание до самого конца. Он вырисовывал в голове самые жаркие моменты: когда он сидел на Минхене и двигался в такт его стонам; когда он не видел его лица, но чувствовал его полностью, всем телом, прижимаясь спиной к голой груди; когда Минхен впервые сорвал с него футболку и не дал ни минуты на протесты, даря каждому шраму столько любви, что от этого поджимались пальцы на ногах.Донхек подавился слюнями в тот самый момент, когда господин спустил курок.Это заставило внутри что-то умереть. Обратиться в камень. Затвердеть. Донхек отреагировал пугающим спокойствием и отстранился?— ниточка слюны соединила его губы и дуло пистолета. Господин громко усмехнулся, разорвав тишину, и затем насмешливо протянул:—?Ох, извини. Cumshot.Так и хотело зарычать прямо в лицо: ?и как, долго над шуткой думал?!?, но Донхек сохранил умиротворение на лице и поднялся на ноги, надеясь лишь на то, что даже если колени дрожали, то это было совершенно незаметно.—?Очевидно, я хорошо справился,?— сказал он. В душе плескалось нечто пугающее, словно море, разбиваясь волнами о выступающие скалы?— осколки сердца. —?А значит, хорошо справлюсь и на живом человеке.Господин улыбнулся ему, и Донхек не нашел ничего, кроме как улыбнуться в ответ, чувствуя, как опасно на губах натянулась кожа.На выходе господин лениво бросил:—?Если хорошо справишься сегодня, то получишь свою встречу. Не разочаруй меня.Господин исчез, и все снайперы вытянулись, как по струнке, ощущая витающее напряжение в воздухе. Это напряжение заметил и Донхек, становясь впереди их колонны?— он первым появится на сцене, и поэтому он остановился рядом с дверью. После него стоял Джисон, нервно кусающий губу.Едва прозвучал первый звонок?— создалось ощущение, словно до его звучания прошло несколько лет,?— Джисон не сдержался и притянул к себе Донхека, обнял его, уткнувшись носом в шею, и тихо всхлипнул, проведя ладонью по спине. Он едва слышно прошептал:—?Донхек… Мне так жаль… Мне всегда жаль будет. И я никогда не заслужу твоего прощения, но, может быть, перед смертью ты подаришь мне надежду?..Донхек ответил, сжав в длинных пальцах его тонкую рубашку:—?Просто знай, Джисон, что я всегда равнялся на тебя. И всегда равняться буду. Ты самый человечный из нас всех.А перед тем, как их расцепили охранники, желая утащить Донхека на сцену, он успел прошептать:—?Ты должен жить, Джисон. Никто из нас не сможет, но ты?— ты должен. Обещай мне, что это все было не зря и ты запомнишь нас. Вернись к Ченлэ. И передай Минхену, что я всегда любил только его!Едва Донхек оказался за плотной шторой, скрывающей его от остального банкетного зала, он почувствовал, как слезы кислотой обожгли глаза. Он подавился всхлипом, изо всех сил пытаясь держать себя в руках, а затем…Плотная ткань исчезла, и яркий белый свет заставил ненадолго прикрыть глаза.В этот же момент тишину разорвали восхищенные крики.