4. Врат Оладьевич Корнеплодов (1/1)
Дальнобой оказался рыжим мужиком за сорок, который сразу все понял, увидев четверых мужчин на пороге своей квартиры. Врат заметил в его глазах огромное сожаление, что открыл дверь, не посмотрев в глазок.Пытать Степу даже не пришлось. Врат поиграл мускулами при рукопожатии, и тот затрясся, задрожал и выдал все как на духу. Что когда ему предложили денег за дозу в обход, он согласился, потому что ему таких денег не заработать и за год. А потом его к стенке прижали фаланги, предьявили распространение, хранение, и дело шло к лагерю на севере, как вдруг ему предложили свободу в обмен на то, что он сдаст всё, что знает.Врат его не осуждал. Кто бы на его месте поступил иначе? Когда фаланги идут на шантаж, их нельзя переиграть.Ну если ты не Фыйжевская гэбня, конечно.Прикончили его быстро, не заслужил мучений. Глупость — не подлость. Только вот фаланги на точку вышли еще до него, а значит, придется трясти барыг. Но это чуть позже. Пока Врат копал влажную грязь за кольцевой, а Панкрат договаривался с медиками про свидетельство о смерти задним числом.Медицинская гэбня, в отличие от фаланг, палок в колеса им не ставила. Они помогали делать гэбне свою работу, а те помогали развитию отечественной медицины и немного — исследованию индокитайской традиционной. С ними можно было договориться о полезных вещах.Только, думал Врат, это не спасет.Даже если они припугнут фаланг сейчас, однажды найдется кто-то смелый и умный. Кто-то, кого они не смогут обмануть, и кому нечего будет терять. Такой-то и прижмет их всех к ногтю, и никто не отмажется.И такой конец неотвратим. Потому что из гэбни не уходят на пенсию, а из системы, которую Влас придумал и они все вместе построили, живыми не уходят. Панкрат говорит — можем сбежать. Да только в чем тогда смысл?Лопата входит в землю всё труднее.Влас придумал, как перевозить опиум и вытеснить твирь в маленьких городках, чтобы в Фыйжевске появились деньги. Чтобы их город ожил, потому что с революции никто не мог ни реставрировать здания, ни строить много нового жилья. Чтобы не выбирать между дорогами в этом году и проведением нового водопровода на окраины. Они вписались в эту кровь и грязь ради города.Ради своего эго. Ради темных глаз Власилия.Но бросить все это на растерзание Всероссийскому Соседству значило бы, что все люди, которые пострадали из-за них, умерли зря.С другой стороны, это сделка с совестью ради того, чтобы получить хоть немного настоящей власти. Если быть честным — все они будут держаться за власть до конца. Сбежать вовремя не выйдет.Врат копает могилу и думает, что и Степа, и многие до него над ними за гробом посмеются. И самой гэбне осталось недолго.Закончив с телом, Врат возвращается к машине, где сидят все остальные, и думает — вот, синхронизация у них что надо. Панкрат вцепился в рубашку Власа и смотрит на него в упор, а Чифирили на пассажирском курит, и не табак.— Ну ты им скажи, Врат, — шипит Панкрат сквозь зубы, — надо все бросать и бежать, прямо сейчас, потому что иначе никак! Они нас раскроют, разделят, и все будет кончено, и мы движемся только к одному концу, и... Ну что ты молчишь, блядь, что ты молчишь?Врат думает, что это неправильная гэбня, если она сама для себя представляет наибольшую ценность.— Пошел ты к лешему, — выпаливает Влас. — Поверить не могу. Пошли вы все к лешему. Уедем.Чифирили делится с ним самокруткой. Они сидят в машине еще пару минут, докуривая, пока Врат не трогает с места, чувствуя, будто они едут прямо в шельмово логово.— Придется все равно вернуться, — всхлипывает Панкрат, — в допросной свидетельница. Нельзя её фалангам оставлять. И документы уничтожить.Врат заворачивает на кольцевую.