5. (1/1)

Отец Власилия был человеком очень умным и очень расчетливым, с сильным чувством долга. Поэтому оставил сыну все свои знания и всю свою власть в надежде, что наследник сможет возродить былое величие. Оставил ребенку росскую фамилию матери — Кабинин. Ушел в подполье и сменил имя, чтобы ребенок не значился как сын преступника. Дал бесчисленное количество взяток. Влас превзошел своего отца во всем и оправдал вложения.Про то,что сына нужно любить, он забыл. Очень занятой был человек.Власилия любит гэбня: страстно, безотчетно, а в особо хорошие дни — одновременно на огромной кровати.Отец учил его, что то, чем ты дорожишь, должно быть далеко от тебя, потому что однажды настанет день, когда твои враги захотят это отнять. У сильного человека всегда есть враги, и поэтому Влас остался без матери.Хотя, может, отец её и убил. Просто нашел поучительный повод и придумал легенду.Только в этом Влас не последовал родительским наставлениям. Всё, что ему было дорого и нужно, было у него под кожей, потому что синхронизация — это не просто обостренная эмпатия. Это существование единым целым.Власилий ненавидит вспоминать отца. Поэтому что за его советом, или за его бледным образом он приходил только тогда, когда не мог разобраться сам, — то есть, был по уши в дерьме. Смертельно.В салоне такси пахнет гарью, на каждом ухабе глухо отдает в спину — решение вопроса со свидетельницей лежит в багажнике. Панкрат привалился к его плечу, вцепившись в полу грязного красного плаща. Он их вытащил. А может и нет, может, все его планы оказались только иллюзией для того, чтобы спать спокойно по ночам, и впереди на трассе они уткнутся в кордон. И может, поедут на Революционный, может, останутся на границе навсегда.Панкрат теплый и мягкий, и волосы у него пахнут не только гарью, но и какой-то неуловимой смесью домашней пыли и дерева, чистых простыней и порошка. Это запах дома — скоро он выветрится.Власилий целует его совсем не ласково, но ответ получает робкий, как в первый раз.— Вы б хоть дотерпели до явки, а, — шипит с переднего Чифирили, — и вообще, без коллектива зажиматься нечестно.— Дотерпели, блять, Чифирили, ну ты ляпнешь, — скалится Власилий, — хочу и буду. Может, нас снайпер снимет через минуту. Или живьем задержат.Панкрат начинает трястись. Шарит рукой по бедру — ищет табельный револьвер.— Отставить ебаное паникерство, — пресекает Врат низким голосом, — перед нами еще этот, ну, мальчик Чифирилевский. Увидит засаду — отзовется, поедем обходным.Власилий не хочет терпеть. Власилий хочет чувствовать, что его на всех не хватает, чтобы его кто-нибудь повалил на кровать и выебал, а кто-то ласково поцеловал, и чтобы его переубеждали, словами и крепким захватом на лодыжках, что он не виноват в том, что втянул их всех в это болото.За пару километров от границы они бросают машину и разворачиваются в противоположную сторону. В старом одноэтажном доме посреди нихуя у Чифирили перевалочная в его стиле — еды нет, постели нет, выпить есть. Их будут искать дальше, по следам забытой родни Власилия, а пока нужно путать следы. Первым заходит Врат, неслышно открыв дверь — их и тут могут ждать. На первый взгляд дом чист, и Врат зажигает свет. На столе, на красивом серебряном блюде лежит чисто ампутированная кисть в луже свежей крови. Про такое отец только рассказывал. Власилий слышит скрежет шин где-то недалеко и очень хочет потерять сознание, но это не самое страшное, что он видел. Самое страшное — впереди.