2. Чифирили (1/1)

Нацепив поглубже кепку, Чифирили хуярил через бездорожье зафкадья — дальнобои стояли, бля, в самой грязище, которую смогли найти возле заправочной станции. Но это было их право — если для того, чтобы хорошо работать, им нужно было останавливаться в самых диких местах под Фыйжевском, никто не возражал.Ботинки Чифирили возражали, жалобно хлюпая. Ничего, подумал он, на Колошме, если что, выдадут новые, как раз для болот.— Нимен хау, товарищи, — поздоровался Чифирили, подобравшись к группе парней, цедящих сквозь зубы убийственно крепкий чай под навесом, — ну что, какие новости? Как дела ваши, живем-будем?Парни молчали. Под курткой Чифирили ствола было никак не углядеть, но эти ребята знали, что начальник на такие разборки без него не приедет, поэтому напряженно следили за руками.— Что, нет новостей? Ладно, сам вам расскажу, только не порадую. — Он присел рядом на поваленное бревно. — В городе девчонка нашей дурью передознулась. Нашей, а не городской. Это что же получается, девочка из приличной семьи, а ставилась тем, чем не положено, вот и умерла. Нехорошо.Чифирили вдруг подумал, что навались они гурьбой, эти ребята — и ствол бы не спас. А они смотрят с таким страхом, будто к ним десять Чифирили приехали, и каждый в затылок дышит.Хорошо, раз слава впереди него идет. Всего-то разок пристрелил у всех на глазах человека, а остальных заставил копать вот эту грязь и хоронить тело. Вложение в будущее вышло.А ручки-то вот они.— Без обиняков — говорите, кто такой умный оказался, чтоб за спиной у родной гэбни толкать, и все хорошо будет. Кто забирал товар на точки в город?Молчат. Долго молчат. Серые лица, — от испуга, от дорожной пыли, от того, что солнце едва пробивается через затянутое темными тучами небо, — и испуганные пристыженные глаза.О любимых, наверное, думают. Ну или о тех, кого ебут. Может, и дети у кого есть, только что детям — папка с возу, кобыле легче.— Это один раз всего было, — подает голос какой-то тощий, почти ребенок, — и не партия даже. Дозу выпросил, говорил, для себя только. Я барыгу не знаю, — мальчишка явно начинает нервничать под тяжелыми взглядами и запинается, — в смысле, имени. Но я знаю, с чьей партии ушло.Правда мальчишка, глупый совсем. Был бы умный — прикрыл бы своего, а не такого же глупого барыгу. Стукачей не любят нигде.— Умничка, — вслух хвалит его Чифирили, — вот теперь все будет хорошо. Пойдем-ка в сторонку. А вам спасибо, товарищи, — он усмехается и встает, поправляя козырек кепки, — дзайдзеньте.И почесал через грязь снова, до гэбенного такси. Мальчика он пропускает на пассажирское сиденье.— Ну как зовут тебя, безымянный герой? — Чифирили поворачивается к нему боком, устроившись на водительском. — А, неважно. Знаешь, где сейчас этот дальнобой?— Это Возвышенский, Степа Возвышенский. — отвечает мальчишка, уставившись в свои ноги. — Он сейчас дома, у него смена через два дня. И барыги у него нет, он с рук продал кому-то. Но заплатили ему явно не как за дозу, он мне проставлялся после этого и по пьяне сболтнул. — Мальчишка роняет голову на руки. — Я же говорил, что кончится хуево! — Он часто дышит, будто собирается плакать. — Я говорил, что кончится тем, что нас всех накроют, блядь, и всех выебут за него. Сука.Что-то было в этом странное. Купил бы барыга дозу в обход потока — еще понятно, но чтобы кто-то левый вышел на точку?Мальчик смотрел на него с жутким страхом — видимо, понял, что за стукачество с ним разберутся уже свои, если голове гэбни не придет в голову облегчить парням работу. Думает, наверное, что всё это — огромная подстава.Чифирили на секунду испытал тот же страх, догадавшись, кто мог выяснить про точку и так нагло полезть за товаром.— Вот что, — говорит он, уставившись куда-то вперед, — сейчас я иду звонить по делам, а ты остаешься в машине. Потом, так и быть, не оставлю с этими и довезу в безопасное место — потом вещи заберешь, машину подгонят. Ты как вообще в дальнобой подался, мелочь? — спрашивает он почти заботливо.— Много денег, — отвечает мальчик с вызовом, — и сразу. Сдал на права и пробился. Я уехать отсюда хотел и копил. Не судьба, видимо.Не судьба, думает Чифирили.Он подгоняет машину к заправке и идет к телефону. Набирает знакомый номер. Секретарь отвечает, что Панкрат Игнатьевич вместе с Вратом Оладьевичем.Вот на Революционном точно слушают телефон. Как сказать, чтобы посреди провода не поняли — мы в курсе, что это фаланги подставили гэбню?— Да, я слушаю, Чифирили, это Корнеплодов, — раздается в трубке густой бас, когда сухой секретарь фаланг снисходит их соединить, — у нас все по отчету.Значит: нихрена они не смогли подкопаться.— А я вот возвращаюсь из области, отзвониться хотел, что подъезжаю, — значит: все гладко, все узнал. Чифирили подбирает слова с трудом. И рискует. — Врат, это они. Все своими руками.И ждет ответа. Врат Оладьевич тяжело вздыхает.— Поняли.И вешает трубку.Сейчас, думает Чифирили, убойный дуэт Мангустова и Корнеплодова надавит на все болевые и заставит сидеть тихо. И даст им собраться. Не на тех напали.В кармане вдруг нащупывается что-то плотное. Власовский не-табак. Чифирили воровато и быстро нюхает бумажный пакет, втягивая следы привычного запаха.Не было даже так страшно вылететь на Колошму. У Колошмы с пихтами отношения особые, даже пихтами выше среднего. Но Власа бы расстреляли, а после такого что жить, что не жить — нет разницы.. Панкрат тюрьмы не выдержит, за него тоже страшно — он как-то по пьянке выболтал, что если их однажды накроют, пустит пулю в лоб, потому что лучше так, чем гнить в собственном ночном кошмаре. Глупо было бы надеяться, что гэбня Колошмы дала бы им с Вратом даже на допросах видеться.Совершенно некстати вспомнилось то хорошее, тихое утро совсем недавно, когда он проснулся раньше всех, и Влас устроился у него на груди, и волосы его лезли в нос, а Врат уютно храпел в затылок. До будильника было минут пять, и вдруг он встретился с зеленым взглядом Панкрата через худое власовское плечо — и говорить ничего не надо. Синхронизация. Как у нормальной гэбни.Подорвать бы этот Революционный проспект весь. Даже денег не жалко, которые на благоустройство потратили.