15 (1/2)
- Она вернётся? - спрашивает Мигель, протягивая руки к костру. По ночам в джунглях бывает поразительно холодно - а уж влажно там в любое время суток, что создаёт не самое приятное сочетание. Впрочем, это им уже переживать доводилось - ничего страшного, всего лишь возращение к самому началу пути, разве что без карты, без коня и без недомолвок, натянутых струн. Мигель косится через плечо на Тулио, который заканчивает так и не потерянным аж с самой Испании перочинным ножиком выделывать сосуд для воды из скорлупы и, словно почувствовав на себе чужой взгляд, с напускной уверенностью бросает:
- Наверняка вернётся.
- Хорошо, - говорит Мигель, ещё пододвигаясь к огню, потому что всё действительно так и есть. Правда, дым видно далеко - их и Кортес может найти, но, вероятно, он бы забрал их обратно - чего добру пропадать, что что всё получилось бы не так плохо. Очередное приключение, да? И хорошо, что после них всех можно немного согреться у огня. Если ещё не думать о пышных трапезах Эльдорадо, теперь навсегда потерянных и недоступных...
- Хорошо, - эхом повторяет Тулио.
- Мы можем... ну... вместе... - неуверенно предлагает Мигель, толком не зная, что именно. В конце концов, полагающегося случаю серьёзного разговора так и не произошло - просто словно что-то где-то хрустнуло и встало на место, как умело вправленная кость. И они работали вместе весь день, продирались сквозь густой подлесок, после - сооружали приют, чтобы переждать ночь. Всё было как раньше - вот и подумалось.
- Нет, - говорит Тулио и ставит на огонь плошку с водой. Самое время - в горле у Мигеля совсем пересохло, но прежде, чем он попытается откашляться и что-то сказать, следует продолжение: - Я не знаю, вернётся ли она, ладно.- Одни... В самой чаще... Без коня и карты... Это ли не настоящее приключение? - да, тут Тулио всё же даёт ему по затылку. В такой ситуации он прежде бы вмиг сгрыз ногти под корень, а теперь только плюхается рядом на бревно, разваливается широко и греет ноги у самого пламени. Возможно, они правда стали старше и бесстрашнее; возможно, всё это их чему-то и научило. - И что будет дальше? - спрашивает Мигель, потому что знает, как Тулио нравится отвечать на вопросы.
В этот раз он долго молчит.
Это всё потому, что ответа нет; пытается придумать на ходу, и лоб его пересекает привычная глубокая морщинка, такая же - залегает меж бровями, Мигель знает их наизусть и может читать по ним лучше, чем иные гадалки - по линиям ладоней. Ладони Тулио, кстати, тоже предоставляет напарнику в безграничное владение - а потом долго смотрит на его своими синими-синими глазами, горящими ярким пламенем от отблесков костра и без них.
- Когда мы вернёмся в Испанию, нас сожгут.
- Думаешь, церковники мысли твои читают? - усмехается Мигель, щиплет его пальцами за кончик носа. - Тогда странно, что они тебя до сих пор не сцапали.
- Мы же могли не подавать вида, - бормочет Тулио себе под нос. - Мы могли сдерживаться, у нас были шлюхи и выпивка. Почему сейчас что-то изменилось? Неужели это из-за того, что мы долго жили среди дикарей?..
- Мы не всегда могли сдерживаться, - поправляет Мигель. - Вспомни, что было у Сильвио.
- Мы не говорим о том, что было у Сильвио, - возмущается Тулио, и они смеются - вместе, искренне, как в старые-добрые. На это есть достаточно возражений, однако если уж умный человек копает себе могилу, он непременно делает это сам, лучшей лопатой, выверенными движениями. И он продолжает: - О том, что мы делали у Хуана, и о ночи в "Трёх весёлых кошках", и о разе, когда Ана вошла без стука...
- И никто ничего не сделал, - говорит Мигель. - Думаю, все знали, но никто не донёс. Одним людям нет дела до других, как это обычно и бывает. И мне нет дела, - берётся он утверждать с неожиданной для него самого решительностью, с привычным обоим беззастенчивым наплевательством, всегда помогающим успокоиться. - Пусть сожгут. Вообще, кто знает, когда мы ещё сможем вернуться обратно.
- Боги, - пихает его локтем в бок Тулио.
С этим не поспорить.