3 (1/2)
В трюме у Кортеса, пожалуй, лучше, чем в городской тюрьме.
Мигелю доводилось бывать там пару раз, так что сравнивать он имеет право: здесь слышен плеск моря, а сквозь решётку наверху проникает солнечный свет - чаще, гораздо чаще, чем дождь. В общем-то, разве что кормят хуже - матросам нужны припасы, чтобы достичь берегов Нового Света, а вот двое пленных воришек им совсем без надобности. Удивительно, что голодом не заморили - но тогда и вправду проще было бы сразу за борт вышвырнуть и не мучиться. Наверное, до сих пор их спасает лишь то, что Кортес уже смотрит вперёд - и видит за горизонтом место с людьми, что в подмётки не годятся цивилизованным жителям родной Испании, какими бы оборванцами они ни считались там, на родине.
Да и не люди то вовсе ждут впереди - звери; там, далеко, где небо сливается с океаном, непредсказуемым и опасным, прекрасным, но рассмотреть это у случайно угодивших в него, прямо в середину, авантюристов не хватило времени, а отсюда уже не видать.
Ну, или дело в том, что кому-то вполне вероятно придётся заменить павших членов команды.
Мигель способен придумать ровно тысячу причин, почему они ещё живы и даже относительно накормлены, но думать - не его работа. Он тоже предпочитает видеть будущее, а в нём - такое приключение, о котором прежде мог только мечтать. Всё как в портовых байках, даже лучше, учитывыя, что героем этой истории станет он сам. Он добудет клады и красивых девушек, о нём сложат легенды, которым завистливо станут не верить ободранные уличные мальчишки...
Тулио сложившаяся ситуация скорее угнетает.
Ему тоже доводилось бывать в городской тюрьме, но давно - и говорить он об этом не любит. Тянет выше плеч истрепавшуюся почти до дыр рубашку, чтобы прикрыть мелькающие за воротничком шрамы, и цепляется за занозистые доски, стучится в них лбом, словно в захлопнутую перед самым его носом дверь. Мигель не знает эту историю - зато имеет представление о том, что у стражников вечно с расследованиями непорядок и не выпускать они могут месяцами - продолжая при этом набивать задуманные одиночными камеры всяким голодным, отчаянным, похотливым сбродом.
Мальчишке, каковым тогда и являлся Тулио, эти недели наверняка казались веками.
Мигелю было проще - когда он встревал в дрязги с законом, у него уже имелся если не друг, то верный напарник; он уже знал, что его обязательно вытащат, подкупят кого надо, подпилят решётки - за то, что у него ловкие пальцы карманника и гитариста, а ещё для всякого хорошего плана нужно больше, чем один долговязый парень, до сих пор иногда просыпающийся от собственных криков, рвущих гортань на лоскутки, из которых не свить корабельных канатов. Мигелю и сейчас неплохо, он, в целом, доволен жизнью, хотя мочёный горох, конечно, уже поперёк горла, - но Тулио нужна помощь. Чем это не повод подумать, наконец, пустой головой, в которой гуляет ветер?
Раз так, проще уже сразу начать действовать.
Это всегда и случается.
- Альтиво, - Мигель вцепляется в яблоко так, что на кожуре остаются полумесяцы ногтей; не хватало ещё упустить такую радость, позволить ей пропасть впустую. Конечно, подвявшее, подгнившее, не первой свежести - но и они не лучше на вид и на запах, раз уже далеко не первый день пересекают океан; и конь, и Мигель были бы рады хоть одному укусу. Только бы маленький кусочек...
Искушение велико, но Тулио внизу пыхтит и ругается: