2 (1/1)
Удивительно, но Тулио на самом деле считает воровство делом чести и честности.
Стоит уточнить, что не по отношению к тем, у кого отбираются последние или не очень гроши. Если думать об этих, тут поможет только вспомнить, что всех не спасёшь, и заткнуть уши. Плохой ты парень или нет, никто из тех, кого ты лишил и без того скромного куска, отведённого им на пиршестве жизни, не спросит, что у тебя на душе. Загнанные в угол люди ведут себя по-разному - некоторые становятся опаснее зверей, но хуже всего, господи, когда они плачут и, застукав тебя на месте преступления, беспомощно тянут к тебе слабые руки, зная, что не достанут. Впрочем, и к этому привыкаешь - считать себя голодной крысой, умело скользить в переплетении улочек, их бьющемся жизнью, влажном от помоев и слёз клубке, сохраняя незаметность и непричастность.
Мигель всегда отстаёт на полшага - засматривается.
Он забывает, кто он и почему это делает.
Работа Тулио - снова находить и напоминать. Вот это и есть честь и честность, все знания, которыми он владеет в области благородства - и дружбы. Дальше лежит пересохшая пустота, полная трещин и костей, - в ней слепо бродят звериные инстинкты, ощущения и предчувствия. Ты можешь не доверять тому, кто выходит с тобой на дело однажды ночью, от тебя это даже ожидается - не раскрывать всех карт, бросить без заминок, помня о том, что и за тобой в случае чего не вернутся. Даже командная работа у тех, в чьём обществе обретается Тулио, это слепая атака крысиной стаи, нападающей дружно из страха, от слабости.
Людям на одну ночь всегда врут.
Но нельзя обойтись без ослепительной честности с человеком, который с тобой уже очень давно, более того, надолго.
Ему единственному Тулио отдаёт долги - даже без ворчания - парочка монет перепархивает из одной бочки в другую, возможно, идёт на дно, но Мигель скорее поймает, даже в темноте, ещё не отдышавшись, - у него ловкие пальцы. Мигель скорее безумец, чем вправду может помочь, но зато у него глаза такие большие и глубокие, словно согретый солнцем пруд с кувшинками, мирно себе прикорнувший в уголке одного из городских парков. Люди ныряют в него, не думая, в чём подвох, есть ли дно, и, конечно же, подохнут, начав тонуть. То, что Тулио тоже осторожно, в течение многих лет подбирался к воде, чтобы свесить ноги с пристани, в расчёт не берётся. Ему можно, он знает, что делает.
Он никогда и не обманывался.
Он будет держаться у берега.
Мигель похож на ребёнка, но это жестокий ребёнок, улицы обременили его своей данью, положили на лоб лихорадочно тяжёлую длань - вечное дитя научилось спрашивать о деталях, запасных вариантах и том, скоро ли всё закончится. Когда задают вопросы, легче находить ответы, а две головы всё равно лучше, чем одна. Они встретились лишь парой из многих карманников в толпе зевак - Тулио засмеялся в голос, заметив, как мальчишка не старше его самого осторожно ощупывает карманы на увесистой заднице некой донны с выражением лица, похожим на запутанный шаловливым котёнком клубок, который хозяйке никогда уже не смотать обратно. Потом, конечно, пришлось бежать, да только вот карманы у Мигеля были набиты всякими побрякушками, а в карманах Тулио гулял ветер.
Неплохой такой повод держаться ближе.
В первый раз, в первую ночь, когда не понятно было, где там пропадает рассвет и что он с собой принесёт, Тулио обокрал немытого мальчишку до нитки - а потом зачем-то купил в пекарне свежих булочек с маслом им обоим. И честно поделился мыслями о том, в каких густых кустах юные девы чаще всего теряют невинность - вкупе с юбками и сумочками, которые можно осмотреть, пока красавице явно нет ни до чего дела. И Мигель согласился - тоже смеясь.
Так и повелось.
Поэтому когда спрашивает:
- В этот раз мы не выберемся, да? - не ответить нельзя. У Тулио пальцы на ногах размокли от воды, ему холодно, он снова начинает тревожиться слишком сильно - страх нарастает внутри него, как волна, пинается в скорлупу, готовясь вылупиться, поэтому выходит лишь огрызнуться:
- А ты как думаешь? - впрочем, злость быстро тухнет. Плюсы мокрых, тесных и тёмных бочек. Спина болит как проклятая, и Тулио прижимается щекой к доскам, думая, насколько же не понравится потенциальному водовозу найти трупы в своём товаре. - Да.
Это нагая честность.
Она задевает их обоих своим крылом, передавая неслучившееся прикосновение.
- Я думаю, - говорит Мигель, - что надо попробовать ещё раз. Считай, - просит он, потому что Тулио главный, Тулио начинает и заканчивает, а его напарнику надо лишь потрудиться вклиниться в середину. Раз уж он это делает, подвести его невозможно.- Раз... - шепчет, извернувшись, как слишком большая рыбина, подпирая крышку бочки, словно фигуры у старых храмов, где только теням и прятаться, только призракам и жить. Когда так бескорыстно протягивают надежду, руки точно сами за неё цепляются - по крайней мере, у уличных пройдох. И Тулио честно благодарен, что он тут не один, потому что сам он давно бы уже сдался.