девять (1/1)

— Знаешь...Джон подождал несколько секунд, рассчитывая на то, что Шерлок-таки продолжит фразу. Но тот почти наполовину залез в вентиляцию; и теперь единственное, чем он был способен болтать перед лицом Джона, были ноги, а вовсе не язык.— Что — знаю?..Пауза. Шерлок продолжает рыться в шахте, наверняка пытаясь получше распределить свой вес, чтобы не рухнуть с небес на землю вместе с куском потолка.— Ничего. Забудь.— Шерлок.— Забудь, я сказал.— Я знаю тебя достаточно для того, чтобы сейчас всерьёз заинтересоваться не заданным тобой вопросом.— Это нечестно. — Он спрыгнул на пол, отряхивая руки. Оглядел перепачканные в серой пыли ладони, брезгливо поморщился и двинулся в сторону раковины. Джон предупредительно отошёл в сторону, не дожидаясь резкого толчка бедром. В конце концов они не впервые запираются в уборной, чтобы разглядеть бомбу и в деталях обсудить то, что видят.Хорошо, что в вагоне нет женщины-проводника. Кто его знает, как бы она отреагировала на двух взрослых мужчин в одном туалете. Тем более Шерлок был громким. Особенно когда доказывал Джону, что даже профессиональный сапёр не смог бы обезвредить такое устройство с наскока.— Ты пользуешься данными, к которым у меня нет доступа. Это... преимущество. Неоспоримое. Согласись.— Это то, что позволяет мне хоть как-то тебе соответствовать. Так что не соглашусь, — хмыкнул Джон, наблюдая за тем, как Шерлок выдёргивает из держателя одно полотенце за другим. — И не говори о преимуществах. По сравнению с обычными людьми ты — настоящий читер. Шулер от Бога — вот только у тебя не краплёные карты и не туз в рукаве, а нейроны какие-то особенные. И скорость, с которой ты принимаешь решения... Она такая, что пилоты ?Формулы-1? тоскливо воют за порогом, не дотянув до уровня тебя пятилетнего. Вот кого нужно было беречь как зеницу ока. Тебя, а не меня. Я бесполезен. Абсолютно.— Мне кажется, мы уже это обсуждали.— Обсуждали, — кивает Джон, не в силах сдержать улыбку. — Ты сказал, что моё возмущение контрпродуктивно. Что прошлого не изменишь и что я попусту трачу время. Но дело в том, Шерлок, — два шага по направлению к нему, подпирающему дверь, — что времени у меня навалом. В моём распоряжении отнюдь не фигуральная вечность. И я всё равно не могу найти ублюдка, который притащил сюда десять фунтов пластида. Скажи что-нибудь. Пожалуйста. Я хочу, чтобы твой голос был последним, что я услышу в этом витке.— Время пришло, — тихо произносит Шерлок и опускает свои ладони Джону на плечи. Проскальзывая большими пальцами поверх воротника рубашки прямо к обнажённой коже над ним.И Джон не уверен, от чего именно его тело вспыхивает раньше и ярче: от пламени, хищной птицей рухнувшего с потолка, или — от этой недвусмысленной ласки.Основание ладони всё выворачивается из-под подбородка, подоконник грозит расквасить его многострадальный нос, а всё, о чём думает Джон, носясь взад-вперёд по вагону, — это Шерлок. И то, во что превратилось его пребывание в программе. Он прокручивает перед мысленным взором десятки, если не сотни последних погружений — и не может найти момент, когда это перестало быть миссией, операцией и боевым заданием. Не может. Это становится настолько личным — пугающе личным, — что у Джона леденеют внутренности.Это не та оглушающая, скорбная ярость, что слышалась в голосе Майкрофта, когда они разговаривали в первый раз. Это не сосредоточенный тон Антеи, в котором то и дело проскальзывали хриплые, печальные нотки. И это не воинственно вздёрнутый подбородок Молли — девушки, что решила прятать собственную уязвимость за щитом, которым прикрывала других. Всех, кроме себя.Нет. Больше всего то, что распирало Джона изнутри, похоже на... Эйфорию. На практически подростковую влюблённость, мучительную и прекрасную. И совершенно, катастрофически безнадёжную. Потому что каждые восемь минут ему приходится знакомиться с человеком, который и вечность спустя преподносит ему сюрпризы. Каждый. Проклятый. Раз.Каждый долгожданный раз.Шерлок не соглашается быть предсказуемым и банальным. Поначалу, в веренице весьма однотипных попыток, Джон ещё пытается выработать тактику. Или хотя бы пародию на неё. Ищет способы наладить контакт максимально прямым путём. Он целое погружение проводит взаперти, в уборной в начале вагона, продумывает слова и движения до мелочей — и оказывается в тупике на второй реплике. Потому что Шерлок ведёт себя не как обычный человек. Он не поддаётся привычному анализу личности, не ведётся на манипуляции и психологические трюки. Его невозможно запугать или задавить авторитетом. Как и говорила Антея, авторитетов Шерлок не признаёт. Никаких. Ни старшинство брата или Джона, ни его бесспорно выдающийся военный опыт — ничто не может заставить Шерлока сотрудничать.Он фыркает и отворачивается к окну. И так — пару десятков раз. Джон бесится, мутузит кулаками стену, пинает кресла, пилит себя за то, что напугал пожилую пару через проход, и пробует, пробует, пробует. Пока на самом дне его фантазии среди панических воплей и желания сдохнуть уже наконец не остаётся одинокое предположение, которому Джон сперва не дал хода. Потому что не верил в то, что это может подействовать. Слишком просто. Слишком... банально для Шерлока. Но теперь — была не была.Остаётся один вариант. Заинтересовать. И вот он срабатывает.— Только не говори, что это похоже на неопубликованную часть ?Гарри Поттера?, — напряжённо следя за выражением лица Шерлока, говорит Джон. Капли дождя стекают по стеклу косыми дорожками, уносясь назад по ходу движения поезда. — Это не волшебство, и я, честное слово, никакую школу чародейства не оканчивал. Эта программа навроде сундучка, в котором сложены несколько клубков-реальностей. И кто-то догадался, как связать две нити, два сознания — моё и Фулера — в одну нейросеть. Объединить ресурсы. Я черпаю из его памяти информацию о том, что происходило в вагоне. Вот и всё.— И ты боялся, что я сочту тебя сумасшедшим.— Я не боялся. — Джон старается встретить его взгляд, который лишь невнимательному наблюдателю покажется равнодушным, со всей доступной ему уверенностью. Потому что видит под первым слоем высокомерия второй — насмешку. А под насмешкой — неугасающий интерес. Проникнуть глубже не удаётся. Пока что. — Если бы ты был агентом под прикрытием, тебя бы считали очень ценным ведомым. Кураторы бы дрались за возможность поработать с таким одарённым человеком. Ты — гений. Феномен. Единица в мире нулей. Но я тебя не боюсь.Глаза, в которых рассветное сияние растекается по горным склонам, смотрят на Джона. Лгать перед ними... Забавы ради он как-то поспорил, что сможет обмануть детектор. Всё, что нужно было делать, — это контролировать собственный пульс и немного — температуру тела. Биллу потом пришлось всему взводу выкатить скотча, потому что у Джона получилось. Не ?раз плюнуть?, но вполне выполнимо. Даже весело. Обманывать же Шерлока не хотелось ни ради смеха, ни ради дела.— Действительно. Не боишься. — Бархатные интонации расставляют практически невесомые акценты. Пауза легка, как июньские облака. — Тогда ты достаточно умён, чтобы знать: любая технология, шагнувшая далеко вперёд, непосвящённым кажется магией. Пока не узнаешь принципы, согласно которым эта технология работает.Ему бы преподавать в престижном университете, ходить в костюмах и заставлять студентов чувствовать себя умственно неполноценными. А не бегать по вагонам в поисках бессмысленной и преждевременной смерти.— Я не смогу объяснить тебе, как работает ?Исходный код?. Сам не понимаю этого до конца.— Ты же врач, Джон, — разочарованно протягивает Шерлок, поправляя рубашку. Шёлк, напоминающий оттенком карандашный стержень или мокрый асфальт, на фоне синего кресла смотрится, как стремительный боевой корабль середины двадцатого века посреди Атлантического океана. — Тебе многое должно быть понятно.— Не отрицаю. Я понимаю, что происходит с моим взгрустнувшим в капсуле телом. Понимаю, что творится с электродами, которые вживили мне в мозг. Но я совершенно без понятия, что происходит на другом конце провода. Как то, что я сейчас вижу, то, что я сейчас чувствую, — вся полнота вкуса, цвета и запаха, — кодируется и шифруется. Я спец по живому софту, а не по железному. Не переоценивай мои возможности.— Я опасаюсь тебя недооценить, Джон.Приходится оторваться от разглядывания ботинок. На лице Шерлока блуждает странная улыбка, и, вспоминая это мгновение десятки минут спустя, Джон полагает, что именно тогда всё и началось.Всё это личное, из-за чего он вляпался по самые помидоры. Если вы понимаете значение этого эвфемизма.Временами, когда он идёт по проходу прямиком к Шерлоку, ему всё ещё хочется вытянуть руку пустой ладонью вперёд, как это делают дрессировщики в кино. Убедить: я не причиню тебе вреда, я не имею дурных намерений, я спокоен. Уверен в себе. Жаль, что Джон давно уже не чувствует в себе ни спокойствия, ни уверенности — ничего, кроме жалящей нежности и беспросветного отчаяния. А всё из-за Шерлока. Его имя прокатывается по нёбу, как таблетка обезболивающего, застревает в сухом горле и отказывается проходить дальше. Облегчения не предвидится. Не в этой жизни.Иногда Джон не выдерживает.Он проходит мимо Шерлока — который в этот раз занят изучением пейзажа — и буквально врывается в туалет для инвалидов, едва не покорёжив складную дверь. Джон плюхается на не самый чистый пол в углу и воет в сложенные лодочкой ладони. Глухо и почти беззвучно. Пассажиры достаточно пережили в своей жизни и смерти, и Джону не хотелось бы доконать их зрелищем собственного нервного срыва.В конце концов Джон Ватсон — врач. И симптомы панической атаки ему известны не только как часть подготовки к выпускному экзамену. Сколько раз он видел, как паникой накрывало сослуживцев и гражданских, в домах которых иногда приходилось пережидать ночь или обстрел?.. Поэтому он говорит себе, что всё в порядке, всё нормально, это скоро пройдёт, и дышит — глубоко и медленно, — лихорадочно вспоминая, нет ли у кого поблизости бумажного пакета.Или таблички с надписью: ?Это я принёс сюда бомбу?.Глупо было бы к сорока годам уверовать, что в мире царит справедливость. Жизнь — та ещё капризная сука, и нет в ней ни величия, ни снисходительности. Как нет и сострадания к чистым душам. Только бессмысленная и бессистемная мешанина стремлений и действий.Поэтому собственная смерть, очень прозаичная и лишённая героической позолоты, кажется Джону закономерным итогом долгих лет, проведённых в горячих точках. Рано или поздно он бы напоролся. Без шансов. Не на мину, так на засаду, или на сепсис, или ещё на что. Вариантов-то масса, а Джон никогда не испытывал иллюзий по поводу своей неуязвимости. Наверное, в этом причина того, что пробуждение в капсуле не стало для него таким уж травмирующим опытом. Необычно, да. Но не настолько, чтобы впасть в прострацию и стенать.Однако смириться со смертью Шерлока ему всё ещё не удаётся.Джон искренне сомневается, что вообще на это способен.— Что думаешь?— А что я говорил по поводу бомбы в прошлый раз?..Шерлок спрыгивает на пол, и раньше, чем он подносит к лицу перепачканные в сизой пыли руки, Джон ловит себя на том, что улыбается. И на том, что на этот раз не собирается отходить в сторону. Ни в каком из смыслов.— Полагаю, моё экспертное мнение не изменилось. Си четыре, детонатор подключён к таймеру. С определённой долей уверенности заявляю, что это электродетонатор. Мы имеем дело с профи такого уровня, с каким мне ещё не доводилось пересекаться. И терять ему явно нечего. Он рисковал собственной жизнью на всех этапах работы с бомбой: очень сложная система, капризная и нестабильная. Никаких предположений о том, как её можно было бы обезвредить, у меня нет. До сих пор. Может, не стоит гонять по кругу одни и те же реплики, а, Джон? Пододвинься. Мне нужно ополоснуть руки.— Не-а.— Интересно, — протягивает Шерлок, склоняя голову к плечу. Ресницы бросают тень на скулы, смягчая выразительные черты лица, на лбу у него — полоска пыли от прикосновения пальцев, что откидывали кудри подальше от глаз. Джон изучил этот небрежный жест весьма детально. Как же давно это было. — Похоже, по этому сценарию мы ещё не играли. — Шаг; ещё шаг, вкрадчивый и осторожный. Джон не двигается. Ладони Шерлока хватаются за раковину по обе стороны его тела, сам Шерлок придвигается вплотную и, смотря Джону через плечо, включает воду. — Извини, я намочил твою рубашку, — без намёка на виноватую интонацию произносит он, наклоняясь ещё ближе к раковине. Практически уложив подбородок на левое плечо Джона.Проникновенный баритон едва ощутимой вибрацией касается кожи.— Да ты отчаянный, — шепчет Джон. Отстраниться невозможно, однако все органы чувств внезапно начинает коротить. Стрелки на приборной панели улетают в красный сектор, и, чтобы утихомирить плывущее сознание, Джон закрывает глаза. Истово надеясь, что это не походит на безоговорочную капитуляцию.А даже если и так, лицо держать не перед кем: Шерлок не вспомнит об этом мгновении, не вспомнит о тепле его тела и надёжности его плеча. Это обстоятельство разочаровывает. Не впервые, кстати.— Расскажи о программе. — Он отступает, словно бы ничего особенного не произошло. Словно бы мир не застыл вокруг них двоих, словно бы... Волна поцеловала берег и ушла. Откатилась прочь. — Сколько раз ты уже был в вагоне?— Тысячи, как мне кажется.Сумрак под веками шепчет, что после отлива вода поднимется вновь. Волна вернётся. Волны всегда возвращаются.— Ты считал или сейчас говоришь наобум?— Я не считал. — Темнота отступает прочь, когда Джон открывает глаза. Дистанция между ними — дюймов десять-пятнадцать, не больше, и первое, что он видит, — лицо Шерлока и его глаза, пронзительно-светлые, как ледяные водопады. — Я был занят, знаешь ли. Старался заслужить твоё доверие. Ты в курсе, что, будь ты крепостью, тебя бы не взял ни Сунь-цзы, ни Макиавелли?.. И вот, я убедил тебя, что я — друг. Хотя вечность назад ты распинался на тему того, что не пожмёшь Джону Фулеру руки. А теперь мы здесь. Ты зовёшь меня по имени и не гнушаешься подставить плечо, чтобы я залез повыше, и... И знаешь, я... Не понимаю, что дальше. Мы ходим по кругу. То, что каждый раз кажется тебе приключением, расследованием и способом приложить свои невероятные способности, для меня лишь эпизод. Страница в книге, которая никогда не закончится.— Я не думал, что Антея настолько смела.— Ты думал, что у неё недостаточно крепкие яйца, чтобы запихнуть мертвеца во временную петлю?.. Йо-хо-хо, ты ошибся. — Смешок выходит слишком громким и высоким даже для непривередливого, в общем-то, вкуса Джона. Шерлок же морщится так, будто ему в рот влили бутыль уксуса и затолкали лимон, чтоб ничего не сплюнул. Издержки абсолютного слуха. — Поверь, красотка нам обоим фору даст. Лет через двадцать она будет строить Парламент так, что они все будут ходить под ручку и с правой ноги. Никак иначе.— Не замечал, чтобы она была так педантична, как ты говоришь.— От твоего брата заразилась, видимо, — некрасиво и совершенно не по-джентельменски ёрничает Джон, вминая подушечки пальцев в веки. Зрение затапливает кровавый туман, в котором алым росчерком сверкает вспышка.И основание ладони снова выворачивается из-под его подбородка.— Я заметил...— Грег. — Имя инспектора больше похоже на стон, с которым боец, измочаленный в предыдущем раунде, отказывается продолжать поединок. — Пожалуйста. Заткнись.Мир, как детский волчок, вращается вокруг кресла Джона. Женщина со стаканчиком дрянного кофе курсирует с постоянством, достойным лучшего применения. Парень невдалеке пытается втолковать своему не очень умному подчинённому, чем одна налоговая ставка отличается от другой и в какую конкретно страну третьего мира он собирается послать идиота, который вздумал так испоганить квартальный отчёт. Грег делает ещё несколько попыток завязать разговор, но Джон не реагирует. Совершенно. Пару раз он слышит, как Шерлок начинает играть на скрипке.— Ты не знаешь, что это за мелодия?..Вместо ответа Джон равнодушно пожимает плечами. Он со второй или третьей ноты узнал то, что Шерлок сыграл для него и пассажиров в один из первых их разговоров. Тогда, когда рассказывал, почему не предупредил людей о бомбе. Да, напев кажется знакомым, каждый звук на своём месте, безошибочно предугаданный подсознанием Джона.— Нет, — наконец-то собравшись с силами, сипло отвечает он. — Очень знакомо, знаешь, до боли. Не могу определить. Я плохо разбираюсь в музыке, максимум — различу национальный гимн и ?Beatles?. Не факт, что правильно.— Я тоже примерно так, — задумчиво роняет Грег. Тем не менее вертикальная морщинка на его переносице доказывает, что он всё ещё перебирает варианты. — Вроде бы... Это песня. Поёт женщина. Что-то там про смену времён года и бренность человеческой жизни.— Жизнеутверждающе.— Ну и о вечной любви, куда ж без неё, — смеётся инспектор, почёсывая подбородок. Настроение у него отличное, хоть солнечные батареи вокруг расставляй. — Без любви вообще никуда. Эй, Джон, ты куда?..— В никуда, — бросает Джон, рывком расстёгивая верхнюю пуговицу на рубашке. Кажется, что-то пошло не так, и пуговица полетела на пол. ?Что-то пошло не так? — это краткое описание для последних четырёх месяцев, если вдуматься. — Вечная любовь, говоришь? Вечная?! Да он... не знает, что это такое. Я — знаю! Шерлок, хватит!И Джон счастлив, что пламя летит ему в лицо.Он не понимает, что чувствует. Не понимает. Потому что всегда давил в себе все ростки ?нежных чувств?, жил, меняя женщин и не особо заморачиваясь по этому поводу. Не сказать, чтобы у него не было никаких требований. Скорее не было ожиданий. Джон трезво оценивал себя: погруженный в работу военнослужащий, в Лондоне проводит пару месяцев из двенадцати. И то, в самые спокойные времена и в дурном расположении духа. Квартирка, которую он арендовал на очень долгий срок, являла собой серо-бежевое пространство без признаков жилого помещения. Зубная щётка в ванной и забитая полуфабрикатами морозилка — вот и всё богатство.Самое важное — документы, жетоны, оружие — Джон всегда носил с собой.Но теперь, когда от его тела практически ничего не осталось, он внезапно почувствовал, каково это — носить с собой целый мир: с его печалями, радостями и заботами. Видимо, Купидон решил отыграться за двадцать упущенных лет и под занавес так огрел Джона луком по затылку, что тот влюбился в мечту. Дело даже не в том, что они оба не совсем живы, что вы, не в этом суть. Ну посмотрите на это чудо эрудиции — и на Джона. Потом снова на Шерлока — вытянутого ввысь, как эвкалипт, изящного и безукоризненного в своей аристократичности, — и снова на Джона. Да ещё и в теле Фулера: невысокого и с невыразительными чертами. Это же святотатство какое-то!Парадокс в том, что Шерлок не видел в этом ничего кощунственного. Естественно, не обошлось без драк, и Джону доводилось сопеть носом в пол.Но иногда Шерлок устраивал голову на его плече. Касался лица. Наклонялся так близко, что ни о какой двусмысленности не могло быть и речи, потому что каждым жестом Шерлок уничтожал любую двусмысленность. Стирал её в порошок, смахивал наносное, открывая взгляду такие поразительные глубины, что Джон замирал на краю, потеряв возможность дышать.Ему было двадцать четыре. И его храбрости позавидовали бы все герои мифов.— Ты знаешь, что ты невероятен?— Хочешь сказать, невыносим? — Голова Джона на его коленях. Шерлок задумчиво перебирает его волосы, гладит виски, обводит контуры ушных раковин. Джон млеет, но делает над собой усилие и не закрывает глаза. В этот раз на лице Шерлока отражается нечто небывалое: умиротворение. Какая-то искрящаяся неподвижность, похожая на величие заснеженной равнины. — Или, может быть, безумен?..— Болтлив не в меру, — отшучивается Джон, приподнимаясь, чтобы не размыкать прикосновения. Шерлок звучно усмехается и запускает пальцы обратно в его волосы, откидывая непослушную чёлку со лба. — Со стороны может показаться, что ты — находка для шпиона.— С чего ты решил, что это не так?— Тогда кто подложил бомбу?..— Джон.— Я тысячу раз спрашивал. — Его замершая на середине движения ладонь красноречивее молчания. — А ты отнекивался. Предлагал рассмотреть её. Поговорить с пассажирами. Попробовать взломать дверь и пройтись до вагона-ресторана. Шерлок, ты делал всё, чтобы уйти от ответа. А я был достаточно тобой увлечён, чтобы покорно идти след в след.— Что изменилось?— Ничего. Ты — моя причина оставаться здесь. Найти виновного, коль уж исправить произошедшее невозможно. Не было бы здесь Шерлока Холмса, я бы отказался сотрудничать. И точка. Просто прожил бы эту вечность, не вставая с кресла, в которое меня усадила случайность. Твоему братцу не удалось меня запугать, знаешь ли. Я согласился сотрудничать по личным причинам. Сперва — из-за Грега, с которым успел сдружиться до того, как узнал о программе. Потом... Потом из-за тебя. Ты понимаешь?..— Нет.— Лжёшь.— Мы все лжём. Тем, кого любим, — чаще остальных.— Тогда останови это. — У Джона в запасе достаточно времени, чтобы отложить размышления о словах Шерлока. Чёрт возьми, и это ведь не оговорка. Слишком пронзительным взглядом сопровождалось это словно бы невольно вырвавшееся признание. Джон, спокойно. Сконцентрируйся. Задавай вопросы. Вопить и прыгать будешь в другой раз. — Скажи мне правду, Шерлок. Кто убийца?— Джон Адам Фулер.Он моргает, и сердце проваливается в пустоту, утаскивая за собой лёгкие и язык. Только этим можно объяснить то, что следующие несколько мгновений у Джона не получается ни сделать вдох, ни произнести даже недоумённое ?А?..?. Кусочки мозаики складываются один к одному, тщательно притираются совпадающими гранями, встают на своё место, позволяя оценить всю картину одним взглядом.Права Фулера, которые ему подсунул Шерлок. Целую вечность назад ответивший на вопрос Джона. Самым исчерпывающим образом.— Что ж ты молчал? — Джон взвивается с места и выскакивает в проход. Шерлок его не держит. Смотрит — устало и грустно, снизу вверх, своими невозможными глазами — и не пытается встать следом. Позволяет нависать над собой, махать руками, кричать в лицо: — Шерлок, почему?! Почему ты говоришь мне это только сейчас, когда я... Проклятье, Шерлок! Каждый раз ты знал, кто виновен, и каждый раз молчал? Почему?!— Потому что ты уйдёшь, как только узнаешь имя. Твоё задание будет завершено. — Шерлок переплетает пальцы над животом, откидываясь на спинку кресла. — И я больше тебя не увижу.— Ты меня и не видишь! Не видишь! Мы оба мёртвые, Шерлок! — Он чувствует, что его голос подобен лавине, и с каждым произнесённым слогом становится всё громче и разрушительнее. Остановиться невозможно. Внутри столько боли, горечи и — одновременно с этим — понимания, что лишь криком можно немного сбавить давление, скручивающее рёбра в серпантин. — Тебя разнесло по всему вагону! А я лежу в гипотермической капсуле, истыканный катетерами и электродами. Обрубок человека, не человек даже. Мы мертвы, Шерлок, и нам всё равно.— Нет. — Он встаёт и делает шаг навстречу. Распахивая руки так же, как только что распахнул сердце. — Мне не всё равно.Тот единственный шаг, что уничтожает расстояние между ними, даётся Джону очень легко. Если бы можно было заморозить эту карманную Вселенную, остановить, нажать на паузу, он бы выбрал этот момент. Идеальный кадр: руки Шерлока на его спине и затылке, ключицы Шерлока прямо под губами и весь он пахнет хвоей и металлом. И теплом. Уютным теплом живого тела, и этого не изменить ни смерти, ни симуляции. Ничему.— Эм. — Кто-то из пассажиров ожил, превращаясь из статиста в действующее лицо. Не вовремя. — Вы здесь что, играете Шекспира на современный лад?..— Если бы я только мог всё изменить... — шепчет Джон, прихватывая губами кожу на его шее. — Если бы я только мог, Шерлок. Вытащить тебя отсюда. Помочь выбрать другой путь, тогда можно было всего этого избежать...— Поверь, мне не нужно ничего из твоего списка. Я нашёл то, что и не искал. Я выбрал тебя, Джон Ватсон, капитан медицинской службы. — Пронзительные и насмешливые, его глаза блестят из-под ресниц. — Даже если ради этого мне придётся каждые восемь минут взлетать на воздух.