2. Френки (1/1)

Одна из комнат бесконечного научного центра была кальянной. Генри не знал, осталось ли она от предыдущего владельца, или появилась здесь по пожеланию Аканова. Странно было предположить последнее?— если бы ее строили со слов доктора, она не отличалась бы от операционной. Привычный полумрак спускался с низкого потолка, стекал на выкрашенные фиолетовой краской стены с тонкой золотистой вязью, причудливо переливающейся в тусклом свете лампы. Невысокие мягкие диванчики в таких же странных рисунках окружали деревянный столик, заставленный тарелками с остатками еды. Сам кальян стоял на полу, как и раскрытая бутылка виски с тремя заляпанными тумблерами. Они праздновали удачное завершение части опыта. Эстель начла вместе с ними, но потом ушла, сославшись на то, что доктор Аканов надоел ей еще в операционных. Такое положение вещей полностью устраивало Генри?— не видел Акана таким счастливым, расслабленным и готовым к ласке с момента разговора с Полковником.Макеты реальности вообще перестали использовать. Это несказанно радовало Генри, избавив от необходимости жить от одного погружения в дикую реальность до другого. Взамен них Эстель вместе с Хавьером, местным, занявшим место сбежавшего из их команды Джеймса, неожиданно возглавила проект для Полковника. Что они делали в лабораториях и операционной, было совершенно непонятно Генри. Не то, чтобы он сильно вникал в научные разработки, вернее, он предпочел бы не видеть распотрошенных тел, вытащенных мозгов и жуткие опыты, когда эти мозги начинали разговаривать через динамик. Разработка между сотрудниками называлась ?Френки?, и со стороны она действительно выглядела так, будто они пытались собрать какую-то химеру из разных частей. Однажды увидев крысу, сшитую из трех других, Генри больше не заходил в лаборатории и не спрашивал, что там происходит. Акан же, напротив, не покидал Эстель, хотя обычно он не любил находится во время проведения любых операций, имея возможность влиять на их прохождение только советами. Впрочем, непонимание гениальных идей не мешало Генри наслаждаться триумфом от их воплощения в жизнь. Особенно, если этот получившийся опыт делал доктора умиротворенным, что было плюсом и бесконечно говорливым, что было минусом и немного мешало наслаждаться спокойствием.—?Ты бессмертен, Генри,?— распевно произнес Аканов, возвращая из приятных мыслей в тягучую реальность. Он развалился на спине по диванным подушкам и вдумчиво вдыхал ароматный дым и выдыхал его к потолку.—?До твоего следующего срыва? —?взяв из пальцев протянутый мундштук, Генри затянулся сам, чувствуя губами прикосновение других губ, оставивших тепло на резном металлическом конце. Вкус был странный, сладковато-горький и очень дурманящий. Обычно Генри не позволял Акану курить при нем опиум, и тот прикладывался к веществам в одиночестве. Неприемлемость любых наркотических веществ была чертой из прошлой, давным-давно забытой жизни, иногда доставлявшей окружающим неприятности. В этот раз Генри предпочел не спрашивать, из чего состояла смесь.—?Нет, ты не понимаешь широты мысли, жестянка! —?ловко, для слепого, Аканов выдернул из пальцев лежавшего рядом на боку Генри мундштук и бросил его на столик, звякнув тарелкой. —?Ты не стареешь, любой испорченный орган можно заменить. Вот оторву я тебе руку…—?Только не надо демонстрировать! —?быстро отреагировал Генри, подавшись назад и упираясь лопатками в спинку дивана.—?Не мешай мысли! —?Аканов удрученно покачал головой и даже приподнялся на локтях, увлеченный собственной идеей. —?Все-то тебе надо разжевывать. Ты знаешь сказку про страну Оз?Вопрос, как и все обсуждение, оказался неожиданным. Генри никогда особо не задумывался над такими вещами, по одной простой причине?— он не верил, что по-настоящему увидит чью-то смерть. Собственная гибель в необозримом, но ближайшем будущем, была само собой разумеющейся фактом, и представлять, что будет, если он переживет их всех, не имело смысла.—?Разве у тебя было детство, в котором читали сказки? —?не желая продолжать поднятую тему, попытался отшутиться Генри. —?Ты родился не сразу гениальным ученым, создающим монстров?—?Я ведь серьезно,?— Акан сел, загородив собой лампу. Густые тени, упавшие на лицо, изменили черты, добавляя мрачности к жутковатым бездвижным глазам. В такие моменты Генри понимал, почему большинство ассистентов и сотрудников до дрожи боялись доктора Аканова. —?Неужели ты не понимаешь?—?Не очень-то,?— Генри сел тоже и подался вперед, чтобы примиряюще провести пальцами по виску Акана, убрав светлую прядь за ухо. —?Но ты говори. Я знаю про Элли, железного дровосека и безмозглое пугало.—?Хоть что-то ты знаешь,?— недовольно произнес он, падая обратно на подушки и требовательно протягивая руку, дожидаясь, когда Генри вложит в нее отброшенный мундштук. —?Так вот, железный дровосек,?— Акан вдохнул дым, собираясь с мыслями,?— он был нормальным, но какая-то недотраханная баба, ведьма то есть, заколдовывала его топор. Так, что он замахивался и отрубал себе часть тела, пока не отрубил голову. Вы очень похожи. Интеллектом уж точно.—?Иди ты нахуй,?— заслушавшись, Генри был не готов к очередному выпаду в свою сторону и привычно огрызнулся.—?Позже,?— хмыкнул Акан, протягивая ему мундштук. —?Слушай умные мысли: а отрубленные части заменяли железными. Кроме сердца. И ничего не могло его сломать, главное, вовремя смазывать. Так что, когда я, Эстель, Полковник, да все, умрем, а здание разрушится, став трухой, ты все еще будешь такой же.Генри выдохнул дым вверх, запрокинув голову на спинку дивана. Под потолком собирались сизые пахучие клубы, с которыми не успевала справляться вентиляция, работавшая в половину мощности. Остатки воздуха пахли сладким дурманом, наполнявшим мысли. Еда давно не требовалась Генри, только жидкость, которой накачивали тело в утробе. Можно было пить ее и так, вроде питательного коктейля, что-то дополнявшего в организме. Из-за этой особенности алкоголь не приносил опьянения и имел только вкус; чтобы расслабиться, Генри было необходимо получить нужную дозу вредных веществ вместе с кислородом. Слова Акана все еще висели в воздухе, собираясь в причудливые картины в пьянящем тумане. Генри закрыл глаза, ощущая дурноту. Его тело легко раскачивалось в пространстве, медленно проваливаясь вниз, в мягкие, зыбучие диванные подушки. Если с учеными, с Аканом, что-то случится, он просто останется здесь. Лаборатории будут пустеть, покидаемые сотрудниками и обслугой, а Генри все так же будет лежать, опираясь на спинку дивана. Комнаты, коридоры и лестницы останутся в запустении и тишине, медленно ветшая без людского вмешательства. Время разложит стены, краска сойдет с перекрытий, дерево сгниет, рассохнется и разлетается в труху, металл покроет ржавчина, и сожжет его до рыжих хлопьев, а он все еще будет лежать в окружении гниющего, пустынного здания, пока оно не обрушиться сверху и не погребет его под обломками. Потому что ему нечего делать с бессмертием.—?Это странно,?— наконец ответил Генри открывая глаза и спешно забирая скатившийся из рук на подушки мундштук. Он посмотрел на Акана, вглядываясь в бледное, не выражающие эмоции лицо, больше похожее на восковую маску, надеясь понять, что чувствует он.—?Это грустно,?— белые губы дрогнули, складываясь в печальную улыбку,?— надо поменять тебе сердце, а то что-то ты не въезжаешь.—?Не хочу это обсуждать,?— раздосадованный Генри перегнулся через лежащего Акана и, убрав трубку от кальяна, взял полупустой стакан. Густо пахнущая жидкость обожгла горло, горячим комком прокатившись по гортани, вниз, туда, где когда-то были человеческие кишки.—?Я тебя расстроил? —?завозившись под ним, Акан обнял Генри за спину, утыкаясь лицом в футболку. Он послушно запустил руку в тонкие пряди, пропуская их сквозь пальцы и находя в этом спокойствие. Не дождавшись ответа, Аканов передвинулся ниже и принялся развязывать тесьму на свободных штанах. —?Мы найдем лучшее применение моему языку.Генри молчал, не возражая. Вступать в очередную дискуссию, особенно когда горячие тонкие губы оказались такими настойчивыми и страстными, было бессмысленно.***—?Проснись и пой, сладкий,?— голос ворвался в сон, разбивая его на тысячи осколков. Следом пришло прикосновение?— волосы ласково погладили, а плеча коснулись поцелуем. С удивлением Генри открыл глаза, фокусируя взгляд над нависшим над ним улыбающимся Аканом. —?Пойдем, у нас премьера. Пять минут тебе на сборы.Реальность после пробуждения оказалось слишком странной. Генри успел усомниться, не примерещился ли ему Акан, но морок не мог хлопнуть дверью с такой силой, так что пришлось действительно вставать. Комната, в которой они вдвоем провели предыдущую ночь и вечер, все еще хранила остатки следов разгульного празднества. Едкий дым чувствовался в воздухе, он намертво въелся в диванную обивку и, кажется в сами стены, но столик, заставленный грязной посудой оказался прибран. Бутылка с остатками виски, в которую Генри верил, тоже исчезла, лишив возможности промочить горло.С трудом подняв себя и, особенно тяжелую голову, Генри отправился за соседнюю дверь, задрапированную кокетливой шторкой с кисточками. Воспоминания находили волнами, обволакивающими тело приятной истомой?— в ванной, что скрывалась за дверью, они с Аканом тоже трахались в ужасающе неудобной душевой. Сколько продолжался трип во славу удачного проекта, Генри не знал?— под землей время, не разделенное солнечным светом, длилось совсем не так, как на поверхности. Они просто пили, занимались любовью и курили кальян, развалившись меж десятка мягких подушек. Сложно было представить что-то лучше.Плеснув холодной водой в собственное самодовольное лицо, отражавшееся в низком зеркале, Генри сбросил остатки сонливости. В комнате его ожидала Эстель?— хоть она и ушла (а они с Аканом очень настойчиво предлагали остаться!), но выглядела так, будто пила столько же времени. Одарив Генри мрачным взглядом, ученая протянула ему тумблер с плещущейся на дне янтарной жидкостью. Не отказываясь, он отхлебнул терпко пахнущий виски.—?Отличный завтрак,?— в благодарность Генри попытался поцеловать ее в щеку, но нарвался только на брезгливо сморщенный нос.—?Думать не хочу, что ты тащил вчера в рот,?— фыркнула Эстель, наблюдая, как он опустошает тумблер и, утерев губы тыльной стороной ладони, отставляет на стол. На столешнице появился мокрый след от дна стакана, заставивший ее разочарованно покачать головой.—?Ты не в курсе, что надо Акану? —?проследив за ее взглядом, Генри стер капли воды рукой и вытер ее о футболку.—?Он хочет показать тебе ?Френки?,?— остановив взгляд на оставшемся на ткани пятне, но решив оставить его без внимания, Эстель повернулась спиной и направилась в сплетение коридоров. —?То, что вы так бурно праздновали.—?И это вызывает столько бодрости,?— в полголоса прокомментировал Генри. Он шел немного позади, отставая на несколько шагов, чтобы любоваться тощими бедрами, обтянутыми узкой строгой юбкой. Эстель, единственная светлокожая женщина на весь их научный центр, всегда привлекала к себе массу внимания окружающих. После бурного времени, проведенного наедине с Аканом, Генри мало интересовала возможность затащить ее в темный угол, это был просто спортивный интерес. Для только что проснувшегося почти человека он чувствовал себя таким же бодрым, как Акан, и готовым к любой деятельности, даже если снова придется стать подопытной крысой.Эстель его энтузиазма не разделяла. Она остановилась перед громоздкими двухстворчатыми дверями и повернулась к Генри, снова с беспокойством оглядывая его.—?Не слишком торжественный для премьеры? —?не понимая причину нервозности ученой, Генри только сейчас понял, куда они спустились. На двери была намалевана цифра три и жирная буква ?E?, значащая, что это вотчина Эстель, конкретней?— инкубаторы с биоматериалом, с которым она работала.—?Что здесь?—?На идею Акана, которую мы разрабатывали, требуется слишком много времени и ресурсов, которых у нас пока нет,?— трагичным голосом произнесла Эстель, начиная вызывать легкое раздражение своим странным поведением. —?Так что мы ее сильно упростили.—?Ладно, я понял,?— Генри поднял руки ладонями вперед, останавливая торжественную речь,?— то, что вы там натворили, мне не понравится. Думаешь, мне эти макеты реальности нравились?—?Может, Акан и не зря в тебя верит,?— Эстель поправила ключ-карту на шее и потянулась, приложив ее к замку, засветившемуся синим,?— может, ты и правда идеальный.—?Еще бы,?— Генри послал ей воздушный поцелуй и перешагнул порог,?— а ты отказываешься.***Пока Генри спускался по длинной прозрачной лестнице на самый нижний этаж, нервозность Эстель, оставшейся за дверью, захватила его целиком, разрушив бодрое и самодовольное состояние. Он недолюбливал всю работу тандема Хавьера и Эстель, но не мог не признать ее важность. Ученая занималась физиологией, а Хавьер?— анатомией и, частично, имплантацией, усовершенствуя и создавая новые запчасти для тела Генри и заставляя их работать. Раньше Эстель справлялась одна, но, расширив разработки в своей области, выбрала одного из толковых ассистентов, сделав его своей правой рукой. Он был молод, того же возраста, в котором сама ученая пришла к Акану, как самая выдающаяся выпускница медицинской академии. С Хавьером Генри встречался редко и чаще всего был в отключке, на операционном столе. Молодой латинос не отличался разговорчивостью и уезжал из комплекса, как только появлялась такая возможность. Например, как в прошлый вечер, когда они праздновали вообще-то совместный успех. Общество ?объекта?, хоть и Хавьер не смел говорить об этом при Акане, его тяготило, и Генри мог понять, почему.Помещения, в которые он спустился и в которых ученые постоянно находились, были похожи на извращенный анатомический театр одного актера. Каждый экспонат подчеркивал, что Генри уже давно не мог считать себя человеком. Скорее он был пресловутым чудовищем доктора Франкенштейна, чем нормальным мужчиной. Все, что ломалось в его организме, отрывалось, раздалбливалось и коротило, выращивали здесь. В одном из залов под стеклянными колпаками находились глазные яблоки с мотками нервов, тянущихся до дна банок; создавалось впечатление, что они пялились на проходившего мимо них посетителя. Были здесь и мотки каких-то кишок, кисти без ногтевых пластин, зловещего вида пульсирующие и студенистые мерзостные растворы, в которых что-то формировалось. Самым неприятным (после глаз) всегда была комната с выращиваемой плотью. Между длинными и тонкими стержнями тянулись тонкие, белесые нити, отдаленно напоминавшие паутину, ближе к своему центру становившиеся плотными, упругими и приобретавшими желтоватый оттенок. Схожим образом выглядели и мышцы?— эластичная багряная пастила, растянутая между палками; тонкие длинные нитки, кровеносной системы, сплетенные в мотки; полусфрормировавшиеся кости, торчащие неровными зубьями.В самом конце мерзкой выставки плоти находились операционная и лаборатория, в которых работала Эстель. Генри не ошибся, направившись туда и стараясь не обращать внимания на местные экспонаты?— все-таки пересадка органов (а также кожи, костей, мышц и вообще?— всего) не делала из человека чудище, что бы там не думал Хавьер. Как он и предполагал, Акан нашелся в дальней комнате с огромным стеклянным кубом. В нем, опутанное сетью проводов и датчиков, резво пульсировало сердце. Его сокращения отзывались глухим тошнотворным биением где-то под легкими, и Генри повернулся к нему боком, стараясь смотреть только на Аканова.—?Вы мне сердце на замену вырастили? —?спросил Генри, привлекая к себе внимание. Акан обернулся на голос и, махнув в воздухе рукой, тронул стеклянную стенку куба.—?А ты бы хотел? —?пальцы побарабанили по стеклу, нарушая вибрацию сокращений органа.—?Нет,?— сердце ему еще не заменяли, и Генри с нерациональным ужасом не хотел, чтобы это случилось.—?Вот и хорошо. Мы вырастили кое-что другое,?— все такой же бодро-возбужденный Акан направился к дверям операционной. —?Постарайся держать себя в руках.Не надеясь увидеть что-то хорошее, Генри последовал за ним, ощущая брезгливость от вида собственного сердца. Небольшая комната, в которую они вошли, оказалась не операционной?— он успел засомневаться в своем знании комплекса, пока не осознал, что видит перед собой. По центру стоял огромный аквариум, достигавший потолка, очень похожий на тот, в котором в соседней комнате плавало сердце. Его стенки были закрыты плотными пластиковыми пластинами, имевшими едва заметные линии сгибов, и, вероятно, как-то отгибавшихся, чтобы дать доступ к содержимому. Все остальное свободное пространство занимали столы с десятком мониторов, исправно показывающих непонятные для Генри данные. Разве что на потолке не было никаких коробок, обмотанных проводами, идущими к аквариуму. Устройства казались знакомыми?— схожие, только в меньших количествах, окружали искусственную утробу, в которой Генри часто плавал, восстанавливая тело после повреждений. Срастить оторванную руку или дождаться, пока новая печень освоится в старом теле было быстрее в утробе, как и проводить общую диагностику организма. Больничные Акановым экспериментам не полагались, только гробы с питательным супчиком.—?То, что ты увидишь, тебе не понравится,?— на мгновение напомнив своей интонацией Эстель, Аканов нажал на панели, крепившейся на одной из сторон куба, комбинацию кнопок, отозвавшихся бодрым писком на прикосновение,?— но я обещаю все исправить, как появится такая возможность.Нет, конечно, теоретически, Генри понимал, что из отдельных деталей его организма можно собрать что-то цельное, но чтоб настолько.Да ну нахуй.Генри закрыл глаза. Пол под ногами качнулся, все звуки сменились одним настойчивым скрежетом, ввинчивающимся прямиком в мозг. Как сверло о кость. Или острие орбитокласта, разбивающее глазницу.В темноте и наедине с собственным сознанием оказалось еще хуже?— глаза пришлось открыть, чтобы снова увидеть себя, плавающим в искусственных околоплодных водах, и смирится с этой реальностью.Под отъехавшими пластинами действительно оказался стеклянный аквариум, доверху заполненный розовым киселем, в котором формировалось тело. Оно располагалось в позе эмбриона, опутанное множеством трубок и датчиков, прикрепленных к коже или введенных вовнутрь. Нижнюю часть лица скрывала полупрозрачная пластина, крепящая в глотке трубку, похожую на аппарат ИВЛ. Генри рефлекторно сглотнул, слишком хорошо помня, как после него болит горло, будто всю слизистую ободрали. Неуместное сочувствие к своей точной копии заставило нервно усмехнуться. Новое выращенное тело было совершенно идентично?— худощавое, невысокого роста, со светлыми, короткими волосами; едва заметный шрам под левым глазом, родинка на правом виске, татуировки, частично скрытые из-за позы, но все равно узнаваемые. Даже гребанная щетина той же длины.Генри нервозно потер свой подбородок, нащупав пальцами колючее и шуршащее.—?Похож? —?с самодовольством, непонятно как поместившимся в эту комнатку, Акан с нежностью погладил пальцами укол стеклянного куба.—?Слишком,?— Генри завороженно смотрел в спокойное лицо с закрытыми глазами и пытался обнаружить хоть какое-то отличие, прекрасно понимая, что его быть не может.—?Отлично,?— Акан хлопнул ладонью по стеклу. Жидкость внутри дрогнула, зарябив и копия открыла глаза, прямо и осмысленно посмотрев на шарахнувшегося назад Генри. —?Что такое?—?Он… оно… оно живое? —?отступив к дверям, он в первый раз в жизни чувствовал дурноту и готовность потерять сознание от того, что видит. —?Оно открыло глаза. Акан!—?Нет, нет,?— доктор Аканов спешно щелкнул рычагом, разворачивая пластины обратно, скрывая стекло от света и посетителей. —?У Френки нет мозга в черепе, он просто кукла из мяса и костей. Эстель, вероятно, что-то не так сделала с нервами, раз веки поднимаются.Даже за белым пластиком, скрывшим аквариум, Генри все еще видел плавающую в растворе куклу. И ощущал ее взгляд. Он с остервенением потер лицо ладонями, стараясь избавиться от этого чувства?— все это было слишком сразу после пробуждения. Слишком похоже на кошмар или дурной сон. Или очередной макет. Генри никогда еще не осознавал себя в проекте.—?Эй,?— лица коснулись теплые пальцы, обыденным легким прикосновением пробежались, считывая эмоции. К подобному методу Акан прибегал нечасто, лишь когда его очень интересовало, что чувствует собеседник, и определить это по голосу возможным не представлялось. Генри послушно прижался щекой к руке в попытке вернуть своей реальности немного нормального и привычного. Ладонь была теплой и мягкой, холеные кисти хирурга, хоть и бывшего, узнавались на раз.—?Ты молодец. Не нужно сейчас паниковать?— самое страшное ты увидел,?— Акан взял лицо Генри в свои руки и наклонился сам, прижимаясь лбом ко лбу. —?Пойдем отсюда.…Небольшой коридор, начавшийся в комнате с сердцем, привел в комнату Эстель. Генри знал, что ученая часто спала здесь, не поднимаясь в жилые помещения тремя этажами выше, и они с Аканом оказались в ее ?гостиной-спальне?. Неразложенный диван насыщенного темно-зеленого цвета, накрытый пледом такого же оттенка с мягким ворсом; деревянный столик, заваленный журналами и заставленный пустыми кружками, брошенный на пол ноутбук, гнездо из зарядников у стены, раскрытый шкаф с неаккуратно развешенной и просто сложенной одеждой, стол с зеркалом в окружении разнообразных баночек, склянок и зловещего вида инструментов, похожих на хирургические. Из-за небольших размеров и ярких цветов комната казалось намного уютней, чем та же спальня Акана, огромная, пустынная и черно-белая, мало чем отличавшаяся от лабораторий. Ведомый им Генри послушно сел рядом на диван и получил в руки айфон.—?Включи музыку,?— почему Аканов предпочитал отдавать команды ему, а не механическому женскому голосу, умевшему выполнять те же функции, Генри не знал. Порывшись в приложениях, он нажал на плей и небрежно бросил айфон на пол.—?Френк Синатра, первая пластинка,?— прокомментировал Генри и подался вперед, вытягиваясь на мягких подушках. Такие вольности обычно ничем хорошим не заканчивались, но сейчас Акан сам потянул его ближе, помогая устроиться на коленях, и погладил по спине. Чувствуя себя котом, бесконечно несчастным, но все-таки поглаженным, Генри обессиленно закрыл глаза, приготовившись слушать.—?Это месть за отвратительное утро, да? Любимый исполнитель Джеймса…—?Что за хуйня плавает в аквариуме в соседней комнате? —?перебил Генри. Он знал, что у Акана были совсем не рабочие отношения с его бывшим коллегой, так же, как и то, что Синатра?— этот древний джазовый исполнитель, нравился Джимми и, соответственно, вызывал дурные воспоминания у доктора. И сейчас Генри было плевать на все это сопливое ностальгическое дерьмо, важен был лишь какой-то ненормальный проект, сводивший с ума своим исполнением.—?Френки,?— лаконично ответил Аканов, но почувствовав резкое движение на коленях, продолжил. —?Лучше, что мы сейчас можем предложить Полковнику?— солдата без мозгов, но исправно выполняющего команды.—?Это претензия? —?Генри улегся обратно, немного сдвинувшись вниз, чтобы прижиматься лбом к бедру, спасаясь от окружающей реальности.—?Куда тебе до нормального солдата,?— с усмешкой Акан шлепнул его по ягодице и полез в карман, не давая спокойно лежать. —?Наша идея изначально строилась на этом постулате?— вынуть из тела мозги, дать им новую реальность (то, что мы с тобой так долго тестировали), а затем?— новое, улучшенное тело, которое можно будет заменять целиком или по частям, как у тебя.—?Звучит очень дерьмово,?— Генри расслышал металлический щелчок, оповестивший его, что Аканов вытащил нож-бабочку и нервно раскрыл в руках. Значит, этот разговор был для доктора таким же неприятным, раз требовалось прибегать к любимому успокоительному. —?Не хотел бы я быть на месте этих солдат.—?Ни один экземпляр не выжил,?— бабочка раскрылась и закрылась где-то над загривком. —?В итоге у нас закончился материл, работа встала. И Эстель, наша милая Эстель, предложила бюджетный вариант?— использовать то, что есть. Что выращено в инкубаторах, идеально подошло для создания куклы, аватара, Френки?— как удобней, которым может управлять любой мозг, и не просто управлять, а ощущать себя этим телом.—?Как в фильме ?Аватар?? —?не первый раз уже ощущая, что большинство идей Акана кажутся Генри несусветным бредом, он дотянулся до отброшенного айфона и нажал на ?паузу?, заставив Френка, выводившего нудные и тягучие строки о той, которая должна его беречь, заткнуться на полуслове.—?Опустить мою работу до идеи фильма мог только ты,?— фыркнул Аканов, и, неожиданно приложил лезвие плашмя к шее Генри, рядом с волосами, заставляя почувствовать тепло металла, согревшегося от его рук. —?Единственная проблема, из оставшихся,?— нож уткнулся острием в основание черепа, царапая кожу,?— надеюсь, ты не думаешь, что подключение нервной системы к мозгам на расстоянии было просто и весело. Так вот, проблема?— это воспоминания. Если я добавлю к их воспоминаниям твои, то они, скорее всего, смогут, наконец, свыкнуться с другим телом и представить себя?— тобой.—?Что?! —?Генри резко дернулся, оцарапав шею о лезвие и вскочив с колен, сел, запустив пятерню в волосы. —?Мало того, что ты, не спрашивая меня, сделал мою копию, так теперь еще и хочешь… чтобы мы вообще были одинаковые?—?Вы никогда не будете одинаковыми,?— Акан попытался дотронутся до его лица, но Генри отодвинулся назад, оставив кисть беспомощно висеть в воздухе. Пальцы нервозно сжались в кулак и стоявшие на стоявшие на столике кружки жалобно звякнули, от слабой волны, прокатившейся по комнате. —?Я даже второго такого бестолкового телохранителя не вынесу, не говоря уже о десятке.Передвинувшись на другой край дивана, Генри обнял себя руками, пытаясь сосредоточиться. Беспорядочно скользящий взгляд зацепился за один из журналов лежащих на столе?— рыжеволосая девушка, наполовину размытая, на мрачном черном фоне закрывала лицо руками, сложив их лодочкой. Жирная надпись названия была длинной и нечитаемой, по размеру обоих слов, начертанных самым большим шрифтом, можно было предположить, что это немецкий. Генри было страшно, куда страшнее, чем ложиться на стол, не зная, в каком виде он очнется в следующий раз, страшнее, чем находиться в сознании, ничего не чувствуя, только видя, как Эстель через глазницу просовывает острие орбитокласта. Он ждал вопроса, но вопроса не следовало, а ответ на него, даже в собственных мыслях, не получался хаотичным набором восклицаний. Как нас будут различать? Сколько будет копий? Кто будет точно знать, что именно этот Генри?— первый, настоящий? И какая вообще будет между ними разница. А если ее не будет, не будет отличий, то какой прок окажется от ?настоящего?? Какая разница будет Акану, который еще и слеп, кто находится с ним? Зачем тогда будет нужен настоящий?Подняв голову, Генри посмотрел на безмятежно сидящего Акана?— бледное лицо не выражало ни одной эмоции, остановившиеся глаза со светло-голубой, до прозрачности, радужкой были направленны куда-то в сторону. Найти в себе силы на движение было слишком сложно, как и открыть рот и попросить прикоснуться, зрительный же контакт, как всегда, оказался невозможен. Генри судорожно вздохнул и этого оказалось достаточно. Его непреодолимое желание коснуться Акана в поисках поддержки оказалось практически осязаемым, и доктор сам потянулся к Генри, немного неловко придвинувшись ближе. Опершись о его плечо, Аканов сел верхом, обнимая, заставляя прильнуть к своей груди.—?Это попытка задавить авторитетом? —?приглушенно спросил Генри, немного успокоившись от привычной тяжести и ощущения тепла тела, которое он знал до мельчайших деталей.—?Практически,?— хмыкнул Аканов, дыханием коснувшись макушки и растрепав волосы. —?Что ты такой нервный?— хорошая ведь была ночь.—?Ты сейчас что делаешь? —?Генри попытался запрокинуть голову, чтобы посмотреть в лицо, но его тут же сурово нагнули обратно, ткнув носом в жесткую грудину. Все действия Акана были странными?— эта поза, которую он сильно недолюбливал и которую приходилось выпрашивать всеми правдами и неправдами, и мягкая нежность, вместо обычного приказного тона. —?Убеждаешь меня…сексом?—?Почему бы и нет? —?пальцы пробежались по спине, принявшись растирать мышцы, лаская через ткань футболки. —?У тебя этот метод срабатывает всегда. Мне очень нужно закончить работу, и без твоего согласия все будет во много раз сложнее и дольше. А мы уже и так нарушили все сроки договоренности с Полковником.—?Ты все еще не рассматриваешь вариант просто убить его? —?раздражаясь только от одного упоминания военного мудака, из-за которого все шло наперекосяк последнее время, Генри попытался выбраться из объятий, но ему не позволили.—?Пока его нельзя убивать,?— Акан наклонился и взяв его руку, положил себе на глаза, давая почувствовать, как под тонкой кожей век движутся глазные яблоки, а ресницы щекочут ладонь. —?Получив заказ, Полковник расплатится и у меня будет время заняться своей проблемой. Слепой доктор?— очень плохое сочетание.—?Это нечестный шантаж,?— чувствуя, как внутри все холодеет, ответил Генри. Он слишком хорошо помнил первые недели после происшествия в Москве: нервозную истеричность Акана, выходившего из себя из-за любой мелочи, и его беспомощность, выросшую выше всяких пределов жестокость, и кровотечения. Невозможно было забыть страшные глаза, багряные от десятка разом лопнувших сосудов, кровавые слезы, наволочки, заляпанные красными подтеками и склеенные коркой ресницы, не дающие разлепить веки. В то время только Генри дозволялось заниматься этой травмой; под руководством вымотанной и задерганной Эстель он проводил все манипуляции, чтобы не стало еще хуже.—?Как только я верну себе зрение, мы избавимся и от Полковника, и от этого дурацкого проекта. Можно будет делать все, что угодно,?— сдвинув руку Генри ниже, Акан поцеловал пальцы, прихватив средний губами. —?Пожалуйста, сладкий.—?Если мы сделаем что-то,?— Генри облизнулся,?— на этом диване, Эстель нас убьет, да?—?Конечно.—?Тогда нечего тут рассиживать,?— с наигранной бодростью он подал Акану руку, помогая встать и поднялся сам, обреченно вздохнув. Разговор не имел смысла, как и просьба?— так или иначе доктор получил бы то, что хотел, Генри же оставалось надеяться, что пройдет хотя бы нормально. В любом случае, у него никогда не было выбора. —?Куда идти и что делать?