12. ГЛОТОК КРОВИ (1/2)
Анна вела электрокар по извилистой дороге, то тут то там заросшей роскошными малиновыми бугенвиллеями. Они молчали, тишина тяготила. Анна никак не могла понять причину грызущего изнутри беспокойства. Она лихо развернулась на крутом повороте, пронеслась мимо изгородей, за которыми лениво паслись кони, и затормозила у входа, обозначенного двумя невысокими — в человеческий рост — белыми башенками с черепичными крышами. Не оглядываясь, выскочила из кабины и зашагала по пыльной дороге, с обеим сторон ощетинившейся самыми разнообразными кактусами. В ботсаду не было ни души. Сухая земля, жаркое солнце… — Мы идем к гробнице Ригли? — К кенотафу. Его перезахоронили на материке в разгар второй мировой.
— Это что же надо натворить, чтобы тебя похоронили в такой глуши. — Ему тут нравилось. Суини хмыкнул.
— В Америке есть удивительной красоты места. Он мог бы лежать на горе, где мы останавливались. Вся бухта как на ладони, сияние океана. Ты видишь вдали флот и до рези в глазах всматриваешься в горизонт. Корабли приближаются медленно, слишком медленно, ты в нетерпении сжимаешь кулаки так, что ногти до крови впиваются в ладони. И наконец вражеский стяг плещется на ветру, ты издаешь боевой клич, орешь от счастья предстоящей битвы. Кидаешься к своему войску и… Суини взмахнул рукой и охнул, напоровшись на опунцию, густо усеянную алыми плодами. Длинный белый шип пронзил большой палец. Суини выдернул острие и отшвырнул в сторону. Шип взмыл высокой дугой и стремительно полетел вниз, красный от крови, как плоды опунции. Внезапно налетевший порыв ветра унес шип в сторону кенотафа, где его втянуло в серо-желтую мглу, окутывающую и дорогу, и чахлый сад, и свинцовую тусклую махину мавзолея. Анне вдруг стало очень холодно. Она потрясла головой, стряхивая наваждение, и шагнула к ирландцу. — Покажи. — Пустяки. — Суини поморщился, рассматривая палец. Кровь быстро собиралась в крупные блестящие шарики и капала вниз, смешиваясь с дорожной пылью.
— Надо перевязать. — Оставь. — Суини сунул палец в рот. — Идем. Вороны там, как я понимаю. — Да… Кстати, а твой ворон где? Который прибился? Суини пожал плечами. — Летает где-то. Он сам по себе.
Солнце палило нещадно, не по-октябрьски. Воздух уплотнялся, наливался удушливой влагой. Приблизившись к бетонной махине, они синхронно задрали головы. Контуры мавзолея расплывались в серо-желтой пыли. Вверху на декоративной полосе пары воронов вцепились клювами в стебли, задрав головы к небу. — ?it fhíochmhar… (1)— пробормотал Суини и сплюнул кровью. — Покажи руку. Суини только дернул плечом и зашагал вверх, перепрыгивая через две ступеньки. Анна побежала за ним, на ходу оглянулась — сгусток крови на глазах исчез, затянутый песком и дорожной пылью, и следа не осталось.
Догнала она ирландца, скептически рассматривающего сухой бассейн, выложенный синими и коричневыми изразцами местного производства.
— Вода в Калифорнии на вес золота, поэтому тут ее зря не льют, — упреждая вопрос, объяснила Анна. Суини покивал и отправился наверх, в бетонную беседку, венчающую химерное сооружение. Он подошел к узкому проему и облокотился на бортик, рассматривая тонкую полоску воды вдалеке. Анна оперлась рядом. — Если Ригли — творец этого острова, то либо он был недобрым богом, либо покровительствовал сплошь запуганным селянам. И они отомстили ему после смерти. — Анна подняла брови с преувеличенно удивленным видом. — Это место не упокоения, а неизбывной тоски.
— Да ладно. Остров, который он любил, вдали океан… — О, да. Чихать от этой мерзкой пыли и пытаться разглядеть бесконечный простор, где осталась свобода. Анна не нашла что возразить. Полуденное солнце расхолаживало, навевало сонливость. Она лениво следила, как с руки ирландца капают блестящие шарики крови. Один… второй… третий… “Забрызгает бассейн. Хотя никто и не заметит, наверное”. Капли падали чаще и чаще. Анна вдруг зажмурилась и встряхнула головой. Кровь не долетала вниз. Капли исчезали где-то на полдороги, просто растворялись в воздухе. Анну снова окатило холодом. Она схватила Суини за локоть и потащила на себя. С таким же успехом можно было попытаться сдвинуть шкаф.
— Дай руку! Надо кровь остановить, — взвизгнула она, отчаянно дергая его к себе. Влажная ладонь соскользнула, Анна потеряла равновесие и шлепнулась на пол.
В то же мгновение воздух загустел, пожелтел, стремительно застыл, словно смола, сковывая движения и не давая дышать. Анна задергалась, пытаясь вдохнуть. Сквозь мутную вязкую взвесь она видела, как судорожно извивался Суини, как канатами вздулись жилы на шее и руках… Легкие стало раздирать болью, тускнеющий свет заволакивало красным… Раздалось пронзительное карканье. Затвердевший воздух взорвался и брызнул во все стороны. В окне мелькнул огромный ворон, атакуемый стаей птиц поменьше бетонно-серого цвета. Суини и Анна свалились на пол, жадно хватая воздух. Сделав пару глубоких вдохов, ирландец стремительно вскочил, перепрыгнул к спутнице и присел на корточки, настороженно глядя вокруг, будто огромный приготовившейся к прыжку зверь. Мутно-желтые осколки зашевелились, потянулись друг другу, слипаясь в ком, сначала бесформенный, но постепенно приобретающий очертания человеческой фигуры. Через минуту в беседке стоял крупный полный мужчина в деловом костюме старомодного фасона. Круглое лицо его было довольно приятным, но небольшие близко посаженные глаза смотрели пронзительно и тяжело. Суини медленно выпрямился во весь рост. — Ну и какого хуя здесь творится? — негромко поинтересовался он голосом, от которого Анне захотелось свернуться в клубочек и тихонько заскулить.
Незнакомец помолчал, выдвинув вперед упрямый раздвоенный подбородок, и произнес: — Давненько я не принимал столь любопытных гостей. — Гостей? — Суини шагнул вперед и в сторону, оказавшись в точности между Анной и мужчиной в костюме. — Ты, значит, сторож этой трупарни? Улыбка исчезла с лица незнакомца, челюсть затвердела. — Я — Уильям Ригли. Младший, если быть точным. Хозяин этой территории. — Ну я и так и сказал, хозяин этой трупарни, — с издевкой повторил Суини. Анна украдкой выглядывала из-за его ноги. Все тело ирландца было напряжено, тронь — и зазвенит. Ригли дернул щекой, но тут же взял себя в руки. Он присел на бортик и выглянул в проем, откуда доносились хлопанье крыльев и птичий ор, то удаляясь, то приближаясь. — В прежние времена белое отребье не пускали на порог приличных домов. Еще на подступах к воротам спускали собак. — Он похлопал по карманам пиджака. — Жаль. Очень, очень жаль, но времена меняются не в лучшую сторону. Плебс обнаглел. Потерял всякое уважение к старым семьям, старым деньгам. В мое время за подобное вздергивали на первой же ветке… — Ригли вытащил из кармана курительную трубку красного дерева и стал выстукивать на пол. — О каком на хуй уважении ты толкуешь? Об этой бетонной срани? Даже плиточки красивой пожалели, натыкали то тут то там из некондиции. Ригли хмыкнул и продолжил, совершенно игнорируя выпады. — Но времена, как я уже сказал, меняются, и из этого надо уметь извлекать пользу. Приспосабливаться. Брать свое. Особенно таким, как мы. — Он махнул трубкой в сторону Суини. — Ну что за удивленное лицо? Мы ведь отлично поняли друг друга. Ах, вот оно что!
Ригли наклонился, заглядывая в лицо Анны. От буравящего взгляда она с трудом удержалась, чтобы не зажмуриться и не вцепиться в ногу Суини.
— То есть твоя спутница не имеет понятия, с кем связалась? Это совершенно недостойно джентльмена, — подытожил Ригли разочарованным тоном. — Первое впечатление было верным. Ну что же… Мой долг, как представителя уважаемой семьи, раскрыть даме глаза. Ирландец прыгнул вперед, но опоздал на долю секунды. Ригли щелкнул каблуком, от стен взметнулась бетонная пыль, затянула помещение и тут же осела хлопьями. Анна беззвучно ахнула и отползла назад, пока не уперлась в холодную стену.
В полете Суини изменился. Полуобнаженный гигант, c изрисованным синим лицом и торсом, забранными в полурастрепанную косу длинными волосами, приземлился перед мистером Ригли и схватил за то, что было шеей. На месте джентльмена в годах клубилось белое месиво. Скопище крохотных отростков распахнулось, ирландец потерял равновесие, в последний момент сгруппировался и лишь припал на одно колено. Копошащаяся масса хлынула сверху, но он успел перекатиться в сторону и снова вскочил на ноги. Рой белых отростков застыл в нерешительности, будто приглядываясь. До Анны вдруг дошло, что это просто пластинки жевательной резинки. “Wrigley spearmint gum, gum, gum…” — навязчиво зажужжало в ушах, и она непроизвольно напела вслух: — Wrigley spearmint gum. Раздался взрыв хохота. Месиво стеклось в человеческое подобие, и снова появился Ригли. Анна потихоньку встала, это казалось менее страшным, чем продолжать сидеть на полу.
Отсмеявшись, Ригли достал белоснежный платок, вытер лицо и спрятал комок назад в карман.
— Плохи твои дела, парень, если даже твоя любимая кормит твоего врага. — Так оголодал, что подворовываешь с чужого стола, дедуля? Ирландец сделал пару шагов в сторону, загораживая Анну. — О нет, я не голодаю. Пищи более, чем достаточно. Славословие мне несется каждое мгновение из телевизоров, компьютеров, и даже этих их новомодных игрушек, что они не выпускают из рук и смотрят на них чаще, чем на жену или детей. Но сегодня особый день. День пира.
Суини — или более не Суини — шагнул еще и встал на прежнее место — Ой, да не волнуйся ты за свою подругу. Я бы ее хоть сейчас отпустил, да слишком много увидела. Потом с ней поработаю. А пока… — Ригли поднял в правой руке трубку, а левую собрал горстью. — Мое здоровье, господа. Он аккуратно наклонил ладонь над трубочной чашей, из горсти потекла кровь. Уильям Ригли-младший поднес мундштук ко рту и блаженно затянулся. Из трубки вырвался клуб серо-желтого дыма. Суини тряхнул кистью. Ригли затянулся еще раз. Суини сгорбился, прижав руку к груди.