10. ПОЦЕЛУЙ КУЗЕНА (1/2)
“Какого черта я здесь делаю”, — ворчала про себя Анна, пробиваясь сквозь толпу, что заполонила бульвар Эббота Кинни(1). Фестивальный парад давно закончился, но на сцене малоизвестные группы продолжали сменять друг друга. Народ плыл между платками, где торговали дешевыми сувенирами, тряпьем, керамикой и чем угодно. Сейчас, к середине октября, изматывающий летний зной сменился терпимым теплом, но все же большая часть зевак подтягивалась к вечеру.
На самом деле какого именно черта забыла здесь Анна, было очевидно. Она наконец вернулась домой. К поднебесным гибким пальмам, утробно урчащему океану, песку пляжей…
На второй день после приезда, не успев даже вещи толком распаковать, Анна спала до обеда, а потом блаженно долго валялась в постели, лениво листая соцсети. Она прищурилась на выпавшую рекламу ежегодного фестиваля Эббота Кинни и вдруг решила — именно это ей и надо, чтобы ощутить себя снова дома. Местные и туристы, хиппи и мелкие ремесленники, одноэтажная Америка, смутно помнящая былое величие.
Анна вприпрыжку побежала в ванную. Засунув в рот щетку, она взглянула в зеркало и застыла, криво улыбаясь. К новому отражению с короткой стрижкой привыкнуть было невозможно.
* * * Постриглась она месяца четыре назад, волосы отросли, но до прежней гривы было далеко. Поменять образ посоветовал психотерапевт, в дополнение к пачкам таблеток и еженедельным сессиям.
Психотерапевт, как показалось Анне, больше всех расстроился ее отъезду. Внезапная избирательная амнезия, строго локализованная во времени, дисфункция сна, ночные кошмары, мания преследования, и все это не развивалось постепенно, а появилось внезапно, когда пациентка очнулась среди ночи в пустынном месте на другом краю города. Машину c нетронутой сумочкой на переднем сиденье полиция обнаружила неподалеку от арки. Травмы головы, прием психотропных препаратов и опухоль мозга исключили.
Полгода ушло на стабилизацию. Психотерапевт уже стал намекать на потенциальный научный труд и мягко спрашивал о возможности использовать наработанный материал, разумеется, никаких имен, вообще ничего, что может хоть как-то идентифицировать, даже намекнуть на личность пациента…
В Сент-Луис пришло бабье лето. Анна ехала домой, поглядывая на собирающиеся тучи. Дорога свернула, лучи солнца вспыхнули во Вратах Запада на фоне свинцового неба, и все залило странное предгрозовое зарево, которое всегда ассоциировалось у нее с грядущим концом света. У Анны потемнело в глазах, она вжала ногу в педаль тормоза. Сзади засигналили. Она хватала ртом воздух, паника захлестнула удушливой волной. Гудки машин нарастали. Анна с распахнула дверь и буквально вывалилась из авто. С ужасающей четкостью она поняла, что не может больше оставаться в Сент-Луисе. Промучившись всю ночь бессонницей, утром она пришла в офис только чтобы сообщить об уходе. Избегая недоуменных вопросов коллег, начала сгребать в ящик вещи, но внезапно остановилась, махнула рукой и убежала прочь.
* * * Уже через несколько часов она ехала домой, в Лос-Анджелес, изредка останавливаясь на заправках. В багажнике форда лежало два чемодана и пара пакетов с наспех скомканной одеждой. Хозяевам была оставлена дополнительная сумма на уборку.
Миссури, Канзас, Оклахома, Техас, Нью-Мексико, Аризона и, наконец, Калифорния. Легендарное шоссе 66(2). Семь штатов, четыре дня в дороге, три ночи в придорожных мотелях.
Вообще-то Анна рассчитывала на пять дней и четыре ночевки. Но в Черч Рок, штат Нью Мексико, случился тот самый ужас шестьдесят шестой трассы, о которых слагали легенды, и в которые Анна никогда не верила. До вечера третьего дня все шло ровно. Однообразный постепенно сменяющийся пейзаж, редкие городки, словно застывшие во времени в середине прошлого века, как мошки в янтаре. Каждые пару часов Анна останавливалась на заправках, где подавали унылый жидкий кофе, гамбургеры, яблочные или сливовые пироги. Произношение официанток становилось все более тягучим, ленивым, напоенным зноем лета. К Черч Рок Анна подъехала поздним вечером. Впереди небо еще отливало темно-зеленым у самой кромки горизонта, но позади наступала фиолетовая, почти черная ночь. Анна уже жалела, что не заночевала в Альбукерке. В последнем встреченном мотеле мест не было, а голова тяжелела. Однообразные высохшие поля, кирпично-красные невысокие горы на горизонте, чахлые кусты и деревца сливались в монотонное мерцание, усугубляемое наваливающейся темнотой. Фары на мгновение выхватили из темноты перекошенную темно-красную табличку “Red Rock Park”. Сразу за ней вправо уходило ответвление дороги, на самом повороте стояло несколько унылых фигур. Анна вроде бы рассмотрела ребенка на спине женщины. “Кажется, не сезон для карнавалов…” — Анна взглянула в боковое зеркало и вздрогнула. Фигуры окатило серебром, вверх взметнулся призрачный сполох и растекся у ног лужицей неправильной формы. Анна зажмурилась чуть дольше, чем следовало, машина пошла юзом, Анна еле успела затормозить и снова посмотрела в боковое зеркало. Группка людей на повороте уныло глядела ей вслед, никакого серебра. “Срочно спать”. Анна тронулась, непроизвольно поглядывая в зеркало заднего вида. Буквально через пару километров слева засияла огнями небольшая площадь: несколько гостиниц и кафе. Машин на стоянке было немного. Анна припарковалась у первого же “Comfort Suits”. Портье, по виду навахо, с седоватыми стянутыми в хвост волосами взглянул на нее, прищурился и спросил водительское удостоверение. — Издалека едете? — Издалека. Портье бросил взгляд на удостоверение и чуть вздернул бровь. — Миссус Анна Моррис?
— Мисс. — Вам повезло, последний номер остался. На первом этаже, рядом с ресепшеном, но сегодня тихо. Восемьдесят четыре доллара. Настала очередь Анны вздергивать бровь. Она расплатилась кредиткой и вернулась к форду за дорожной сумкой. Рядом зашуршало. Захлопнув багажник, она оглянулась. У жалкого полузасохшего куста перебирал лапами койот, облитый серебристым лунным светом. Несколько секунд человек и животное играли в гляделки. Наконец койот коротко тявкнул и потрусил к шоссе, поминутно оглядываясь, словно приглашая за собой. Анна хмыкнула: “Нет у меня еды, братишка,” — и пошла в гостиницу. Сзади вопросительно тявкнули, потом еще раз, но она не отреагировала. Слишком устала. Пройдя через уже пустое лобби, Анна захлопнув дверь номера, бросила сумку на пол и подошла к окну. Небо цвета чернил сияло горстями звезд. Далеко на горизонте из гряды невысоких гор выделялся острый пик. Анна вспомнила недавнюю галлюцинацию, поежилась и резко задернула штору. В душе времени она провела немного, торопливо вытерлась, потянулась за феном, но махнула рукой. Нырнула в постель, погасила свет и приготовилась спать. Не тут-то было. Сон не шел. Анна крутилась, переворачивала подушку прохладной стороной вверх, но в ушах гудело, а в груди поднималась тревога. Анна резко села на кровати. Ночи уже были холодными, кожа покрылась мурашками. Анна натянула джемпер, подошла к окну и отдернула штору. По периметру гостиницы тускло горели низкие фонари, очерчивая островок человеческого влияния, а дальше простиралась непроглядная чернота.
Вечная скалистая пустошь молчала, недвижимая и настороженная. Ни одной машины на шоссе, чернота словно вглядывалась тысячью невидимых глаз. Анна обняла себя руками и покачала головой. “Хватит придумывать. Пейзаж как пейзаж”. И в ответ на эту мысль чернеющий на самом горизонте пик вскипел серебром. Гейзер ударил в безмолвное небо, спустя пару мгновений обрушился вниз, и по черноте равнины, раздирая ее, хлынул сияющий ртутный поток.
Жидкое серебро неслось с невероятной скоростью. Анна даже ахнуть не успела, не то что кинуться наутек, она застыла, словно пригвожденная к месту, с изумлением и обреченностью глядя на приближающуюся лавину. Исполинская волна взметнулась над шоссе, перекинулась вперед. Анна закрыла рот руками в бессильном восторженном ужасе грядущей катастрофы… Но поток внезапно остановился на границе, очерченной тусклым светом фонарей, словно наткнулся на невидимую преграду. Сияющие волна за волной с бессильной яростью вздымались и обрушивались, редкие языки посягали на желтые пятна фонарного света, но ежились и отползали.
Переведя дух, Анна с трудом оторвала взгляд от плещущегося серебра. В самом центре двора стоял ощетинившийся койот. Он вытянулся в струнку, чуть подрагивая кончиком хвоста. Волна взметнулась и ринулась вперед. Зверь пригнул голову, ощетинился еще больше, и серебро бессильно опало. Анна затаила дыхание. Койот продвигался медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление. Масса задрожала и заметно подалась назад. Койот с усилием продвинулся еще на несколько шагов. Серебро нехотя пятилось. Койот ставил лапу за лапой, под кожейперекатывались мышцы, свет луны озарял каждую шерстинку.
Анна, прикусив губу, следила за потусторонней борьбой. Ее внимание привлекло движение. Анна перевела взгляд. Сияющая масса выпустила широкий язык, что подползал к койоту сбоку, очень медленно, словно крадучись. Не задумываясь, Анна распахнула окно и заорала: — Слева!!! Койот вертикально подпрыгнул, жидкий поток бросился вперед. Анна сиганула через подоконник, не удержав равновесия, упала на четвереньки на гравий. Зашипев от боли в ободранных ладонях и коленях, она кинулась к животному. У нее не было ни сомнений, ни вопросов. В схватке живого существа и неведомой страшной силы она была на стороне жизни.
Анна ощутила, как проникла сквозь невидимую тонкую перегородку, за которой горячий тягучий воздух был напоен ароматом странных трав и запахом зверя. Койот прижался, и Анна словно взглянула на мир его глазами. Вокруг был натянут тончайший пузырь, крепящийся из последних сил, готовый лопнуть, пузырь, что удерживался койотом, был его порождением. А впереди клокотала холодная масса, источая обжигающий смертельный лед.
Анна взвизгнула от страха, крепче притиснулась к теплому боку койота и попыталась слиться с ним. Человек и зверь слились в отчаянном противостоянии напору мертвенного серебра. Напряжение возросло до немыслимых пределов. Казалось, еще чуть-чуть, и охранный пузырь лопнет. Анна сжала кулаки, не ощущая, как ногти оставляют на ладони кровавые следы, в отчаянии закричала и почувствовала, как в груди что-то взрывается. Белое сияние, вылетевшее из солнечного сплетения, мгновенно впиталось в стенки пузыря, тот вспыхнул радужными переливами, завибрировал и резко вывернулся наизнанку, охватывая сияющую массу. Пара секунд, и борющиеся стихии схлопнулись, исчезли, словно ничего и не было. Анна, тяжело переводя дыхание, осела на гравий. Ободранные руки саднили. Она шмыгнула носом. Койот обессиленно лежал рядом. Через несколько минут зверь сел, коротко тявкнул. Анна натужно улыбнулась и потянулась погладить его между ушами. Койот уклонился, снова тявкнул, лизнул ей ладонь и потащился за гостиницу. Анна поднялась, глядя ему вслед. Когда за углом исчез кончик хвоста, она, с трудом волоча ноги, добралась до окна, перевалилась внутрь, упала в кровать и уснула, как убитая, даже не укрывшись одеялом. Разбудили ее ворвавшиеся через распахнутое окно косые солнечные лучи. Анна какое-то время лежала, пытаясь понять, отчего все тело ломит, и вдруг ночной кошмар вспыхнул в памяти ясно и четко. Анна слетела с кровати, молниеносно побросала пожитки в чемодан, натянула джинсы и мокасины и опрометью кинулась из номера. В лобби тот же портье стоял в окружении нескольких навахо в национальных костюмах. — Доброе утро, мисс Моррис!
Анна кивнула и вынужденно остановилась, дорогу к выходу преграждали люди. — Завтрак в том крыле. — Нет, спасибо. — Не хотите остаться? У нас сегодня кое-что будет происходить. Шествие в память о жертвах утечки.
— Утечки? — Радиоактивных отходов.Вот там, — портье кивнул в сторону остроконечного пика на горизонте, —были урановые шахты. Сорок лет назад плотину прорвало, и радиоактивная вода хлынула вниз. Мы в этом живем до сих пор… Лет десять назад власти признали экологическую катастрофу, но не торопятся помогать. Но мы пойдем. Мы каждый год ходим, чтобы не забывать о произошедшем. О преждевременно погибших. О нерожденных(4).
Анна почувствовала, как к горлу подкатился комок. Урановые шахты… Смертоносный поток… Она низко опустила голову и напролом бросилась к двери. … когда Анна уже неслась по шоссе, стараясь выбросить из памяти ночные события и обещая не останавливаться до самого Лос-Анджелеса, а навахо вышли во двор, поджидая остальных, портье поднял трубку старомодного телефона и набрал номер. — Компэ. Кажись, девчонка объявилась... На Запад… Понятия не имею. Послушай. У нас тут ночью случилось кое-что. Она, считай, меня спасла… Да неважно, что и как. Я ей теперь должен. Ты просил дать тебе знать, отказать я не могу. Но если ты… Вот именно, знаю, как себя. Потому и предупреждаю. Не вздумай даже... Что? Да что ты? С чего бы такой порыв, хитрая твоя паучья задница? Ах, не мое собачье… Ты кого собакой называл, старый мудак? Появишься здесь, поговорим.
Портье положил трубку и на мгновение оскалился.* * * Солнце уже коснулось краем воды. Косые тени от палаток падали на головы и плечи. Анна почти добралась до Мейн стрит, где на небольшой сцене надрывалась поп-группа из тех, что подают надежды второй десяток лет. Машинально пожевывая претцель, Анна лениво раздумывала, то ли свернуть на пляж и встретить закат солнца, то ли уже волочиться домой. Пока пляж перевешивал. Анна остановилась у палатки с напитками. — Вишневый Слэпи… Ой, нет! — Она заметила, что в честь фестиваля выставили самые редкостные сиропы. — “Пинк Финк”… Нет! “Поцелуй Кузена”!(5) — И какой он на вкус, поцелуй кузена? Анна обернулась и почти уткнулась носом в футболку цвета хаки. Хозяин футболки был так высок, что она смотрела ему точно в солнечное сплетение. Анна медленно подняла глаза по внушительной груди, бычьей шее, рыжей бороде, отливающей алым в закатных лучах, и наконец встретилась со смеющимся взглядом синих глаз.