4. МАУНТИН ДЖИНДЖЕР (1/2)
За неделю до Рождества Анна оказалась на корпоративе в Сиэтле(1). Недолго думая, она решила добавить несколько дней отпуска к рождественским каникулам и отвести душу в Снокволми(2). Ей чертовски надо было перезагрузиться, и горные лыжи выглядели идеальным вариантом. На трассе она не думала ни о чем, разве о запотевшей маске или обледенелости на склоне.
Первые несколько дней катание было легким. Непривычная для штата Вашингтон солнечная погода, укатанный гладкий склон, только ветер в ушах. Несколько раздражал наплыв лыжников, но, в принципе, Анна понимала, на что шла: каникулы.
К вечеру четвертого дня повалил снег. “Вообще зашибись, завтра по пухляку покатаюсь”, — решила Анна, съезжая последний раз. Вечером в “Комонвелсе”, уплетая за обе щеки бургер с фирменным коктейлем Маунтин Джинджер(3), она чувствовала абсоютное беспримесное счастье.
Утром ей показалось, что она проснулась слишком рано, в комнате царил полумрак. Она лениво раскрыла шторы и ахнула. За окном мело. Густой пушистый снег закручивался ветром в разные стороны. Вершины гор почти не просматривались за мутно-белой пеленой. Анна включила кофеварку и пошла умываться. Через четверть часа, допивая уже остывший эспрессо, она полезла гуглить прогноз погоды. Сильная облачность, снегопад, ветер порывистый. Она решила все же пойти к подъемникам, а вдруг… У креселки толпилась небольшая кучка самых оторванных лыжников. Они вопросительно заглядывали в будку смотрителя, курили, переминаясь с ноги на ногу в жестких ботинках, и с надеждой поглядывали на небо. Наконец сиденья креселки дернулись и поехали. Порыв ветра швырнул в лицо колючим снегом. Анна натянула бафф повыше и шмыгнула носом. “Ну ладно, пару спусков, а потом греться”.
Наверху дела обстояли гораздо хуже. Ветер завывал, по трассе стелилась поземка. Анна осторожно поехала сначала поперек склона, затем, набравшись храбрости, стала уменьшать завороты. Под слоем пушистого снега скрывалась отратраченная трасса. Буря, однако, усиливалась, так что Анна надумала переехать с западной зоны на центральную, надеясь, что там будет потише. Она разогналась и почти проскочила пологий участок, лишь в самом конце чуть потолкалась палками (не самое легкое занятие в наметенном снегу) и остановилась возле таблички “Парашют”. Только сейчас она сообразила, что впереди ее ждет приличный кусок черной трассы, до которого ратраки не добирались.
Она потопталась на месте, оглянулась. Ни души. Анна вытянула шею, пытаясь рассмотреть спуск впереди, но за метелью видно было примерно ничего. Оглянувшись еще раз в тщетной надежде увидеть еще кого-то такого же чокнутого, она вздохнула, поправила маску и аккуратно, не сильно разгоняясь, заскользила вниз. Все шло более-менее гладко. Анна старательно выкидывала внешнюю палку вперед сразу за поворотом, чуть приседала назад и мысленно благодарила своего лыжного инструктора. Тогда, лет пятнадцать назад, когда он ставил ее на лыжи, она готова была его убить. Инструктор был взрослым жестким мужчиной, неулыбчивым и весьма саркастичным. Он не расшаркивался, не утешал ее после падений и абсолютно не желал выслушивать жалобы и попискивания. На каждом спуске устраивал разборки полета, где самым вежливым было “растопырилась, как курица, локти к себе, я сказал”. Анна плакала, злилась, пыталась отгавкаться, но инструктор обращал на ее жалкие потуги внимания не больше, чем на еловую шишку. После шестидневной школы она поклялась себе, что больше никогда, ни за что на свете не полезет на эти дурацкие склоны. Но через год, случайно увидев в коридоре университета объявление о наборе группы для горнолыжной поездки на каникулах, неожиданно для себя записалась. И первый же спуск стал чистым кайфом. Еще через пару лет, оказавшись снова в Ред Вулф(4), она попыталась найти того инструктора и поблагодарить его за науку, но ей сказали, что мистер Вайя(5) уволился два года назад и контактов не оставил. Внезапный толчок вырвал Анну из воспоминаний. Она подскочила на незамеченном бугре, не удержала равновесие и плюхнулась на склон, проехав вниз несколько метров. “Ну твою ж мать…” Она села, протерла маску и выплюнула снег. Одна лыжа отстегнулась и валялась наверху. Беззвучно матерясь, Анна отстегнула вторую лыжу, взяла ее в одну руку, в другую — обе палки и начала подниматься вверх по склону. Вгрызаясь ботинками в рыхлый снег, она шаг за шагом приближалась к цели. Добравшись, наконец, до лыж и вконец запыхавшись, Анна с трудом, подскальзываясь, защелкнула крепления и выпрямилась, переводя дух. За эти минуты на склон опустилось облако. Анна зависла, внезапно потеряв ориентацию. Она не могла сообразить, в какую сторону ехать, и запаниковала. С трудом подавив первую удушливую волну, она вспомнила, что видела справа ограничительные палки. Очень-очень медленно и аккуратно она заскользила в ту сторону и с облегчением вздохнула, завидев желтые тычки с натянутой между ними сеткой.
На завороте ей послышался отдаленный гул. Анна посмотрела наверх, на предполагаемый самолет, и тут же фыркнула — как его рассмотришь в такой мгле. Гул нарастал, и склон начал еле заметно вибрировать. “Лавина…” Анну накрыло животным ужасом. Она резко стартанула с места и понеслась вниз, не разбирая дороги. Сзади ревело все громче, склон ходил ходуном. Анна отчаянно виляла между буграми, но в один миг лыжа увязла, она кувыркнулась вперед… и ее поглотил снег. Лавина крутила, переворачивала и несла. Руку резко дернуло в сторону, плечо пронзила боль, и она потеряла сознание. Анна очнулась в кромешной тьме. Она отчаянно дернулась, но снег крепко держал все тело. Она дернулась снова и снова, дико заорала от ужаса и беспомощности. Бесполезно. Анна застыла, парализованная страхом. Какое-то время спустя — она потеряла счет — всплыло смазанное воспоминание. Тогда, в один из первых дней на Ред Вулф, она съехала с трассы и провалилась в снег. Инструктор долго наблюдал за ее барахтанием, затем хмыкнул, спустился и вытащил ее из сугроба, как кутенка. — Если глубоко провалишься или лавиной накроет, — проворчал он, — дергайся понемногу в разные стороны. Расчищай себе место. И головой работай, место для дыхания пробивай. Анна попробовала покрутить головой в разные стороны, подолбила лбом снег. Лицо освободилось. Она принялась понемногу шевелить руками, подтягивая их ближе к себе. Ноги с лыжами встряли наглухо. Анна дергалась, напоминая муху, застрявшую в паутине. Казалось, что каждое движение только затягивает глубже в бездну. Сдавшись, она закрыла глаза и застыла в ледяном ужасе. Прошла бесконечность. Анна иногда засыпала или теряла сознание. Она уже не осознавала грань между явью и бредом, не понимала, видит сны или галлюцинирует. “Воздух скоро закончится…” Снова накатила паника, но Анна попыталась взять себя в руки и дышать размеренно, экономя драгоценные остатки кислорода.
Послышался шум. Сначала она решила, что бредит. Шум напоминал человеческие голоса, и он приближался. — Помогите, — прохрипела Анна севшим голосом. — Я здесь… Помогите! Голос подводил, срывался и сипел. Снова потекли слезы, она набрала побольше воздуха и ей почти удалось слабо вскрикнуть. — Эй! Помогите! К голосам добавился шорох. Ее раскапывали! Ее нашли! Анна задергалась всем телом, рвясь наружу, навстречу людям. Спасатели были все ближе, вскоре она стала различать мужской голос, который, судя по интонациям, громко ругался. Анна рыдала, не сдерживаясь, уже даже не пытаясь что-то сказать. Еще несколько минут,что-то прошлось у самого ее лица, и сквозь маску в глаза ударил слепящий дневной свет. Анна зажмурилась от рези. — Go mbrise an diabhal do chnámha… Lomad an Luain ort… Cén fáth an cac a tharlaíonn i gcónaí dom?(6) Блядь, ну наконец. Просыпайся, мэм, Чип и Дейл прибыли. “Нет, я сплю. Или умираю. Или уже умерла…” Анна ощутила несколько гребков вокруг, ее подхватили подмышки и потащили вверх. — As ucht Dé…(7) Ты там корни пустила, что ли? — Л-лыжи… — ей удалось открыть глаза. — А? — Лыжи… Крепления. — Go mbeire an dá dhiabhal deag leo tú…(8)
Суини тяжело вздохнул и стал откапывать дальше, матерясь то ли на ирландском, то ли на каком другом незнакомом Анне наречии. Добравшись до колен, он сунул руки вглубь, пытаясь наощупь отстегнуть крепления. Те не поддавались, зафиксированные набившимся и замерзшим снегом. — Да ёб же твою мать, —заорал Суини, колотя кулаком по лыжам. После нескольких ударов крепления таки щелкнули, Суини выпрямился, прогнулся назад, ровняя спину, и облизнул разбитый кулак.
— Вылезай давай.
Анна попробовала поднять ногу, но тело не слушалось, она нелепо взмахнула руками и повалилась вперед на Суини, чудом промахнувшись палкой мимо его головы. — Сad é mo phionós!(9) — возопил ирландец, подхватывая ее и одним движением выдергивая из ямы, как морковку из грядки. Анна обхватила его, вцепилась руками и громко разрыдалась, хлюпая и подвывая. Суини ошеломленно постоял пару секунд, затем осторожно приобнял ее за плечи и застыл неподвижно с крайне растерянным лицом. Проревевшись всласть, Анна шмыгнула носом и машинально потерлась им о джинсовую куртку. — Вот спасибо! Сопли об меня еще не вытирали… — проворчал Суини, приподнял Анну за подбородок и снял с нее лыжную маску вместе со шлемом. — Будем выбираться. Я тебя сейчас подниму, хватайся за меня изо всех сил и держись, хоть зубами. Хотя зубами лучше не надо, — хмыкнув, добавил он. — Палки эти сними. Анна затрясла рукой. Суини нетерпеливо закатил глаза и стянул по очереди палочные петли вместе с лыжными перчатками. Он тяжело вздохнул, проворчал “Imigh leat”(10), присел, подхватил Анну за бедра и поднял. Она обхватил его руками и ногами, больно шибанув ботинками по ляжкам. Суини зашипел, прижал ее крепче… и они провалились в ад. Даже потом, многократно вспоминая их безумный полет, Анна не могла осознать, что же это было. Бездна, горячечный бред, двадцать пятое измерение, преисподняя. Их обжигало и рвало на части, перед глазами мелькали безумные видения то ли из их, то ли из неведомых миров.Анна закричала,зажмурилась, уткнулась в шею ирландца, вцепилась в него так, что пальцы заныли. Он тоже орал, но она этого почти не слышала, только чувствовала, как вибрирует напряженная шея. Потоки звезд, чудовища в лиловых зарослях, пылающие города сплелись в лихорадочном данс макабре. И в ту минуту, когда Анне показалось, что ее сейчас оторвет центробежной силой и унесет в бездонную пасть, все прекратилось, точно щелкнули выключателем. Они жестко шлепнулись и застыли.
Анна переводила дух, боясь пошевелиться. Постепенно к ней возвращалась способность ощущать. Она сидела на коленях ирландца, стиснув его со всех сторон, уткнувшись носом в шею где-то между воротником и ухом. Он пах… очень странно. Сквозь резкий дух свежего пота пробивался другой аромат. Суини пах листвой и хвоей, сырым мхом, горячими стволами деревьев в летнем зное. Анна не удержалась и глубоко вдохнула, скользнув носом куда-то за ухо ирландца.
— Э, полегче. Я полгоры за тобой протопал. Извини, не успел душ принять прежде, чем тебя на свет божий вытаскивать. Анна покраснела и чуть отпрянула. — Я ничего такого не имела в виду. Ты пахнешь… ну… лесом. Летним лесом.
— Это все “Олд спайс”. Анна хмыкнула и покачала головой. Она впервые видела лицо ирландца так близко и теперь жадно рассматривала его. По светлой коже рассыпались бледные веснушки. Не только борода и усы, но даже брови и ресницы сияли темным червонным золотом. Вокруг глаз залегли морщинки. Глаза сейчас потемнели и скорее напоминали предгрозовое море. Ему можно было дать и тридцать, и сорок, и сотню лет.
— Как ты вообще оказался на горе?
— Через кладовую. Как мы только что назад вернулись. Только промахнулся немного, пришлось по пояс в снегу до тебя добираться. — Но откуда… как ты вообще узнал? Ты что, следил за мной? Суини громко фыркнул. — На хер надо следить. Ты так орала… — В смысле? — Вот тут. — Он постучал себя пальцем по виску. — Вопила, будто тебя режут. Я даже пивом поперхнулся. Решил посмотреть, что стряслось, вот и переместился на крик. Почти попал.
“Что-то он не договаривает…” — подумала Анна, но вслух произнесла:
— Спасибо. Ирландец закатил глаза и скорчил недовольную мину, дескать, что за реверансы. С потолка на тонкой паутинке спустился паук, приземлился прямо на рыжий ирокез и шустро побежал по волосам к уху. Анна потянулась смахнуть его, но Суини, неверно истолковав ее намерение, резко перехватил запястье. Паук, воспользовавшись моментом, исчез. Они смотрели друг другу в глаза, словно меряясь силами. Суини медленно выпустил ее руку и взял за затылок. По спине Анны пробежала дрожь, она приоткрыла губы, еще не зная, что сказать и говорить ли вообще, но тут ирландец подался вперед и закрыл ей рот поцелуем.
Целовался он потрясающе. Анна закрыла глаза и ответила ему, почти кусая. Они вцепились друг в друга жадно и ненасытно, и только почти задохнувшись, отшатнулись. Анна облизнула губы, тяжело переводя дыхание. Суини глядел, чуть сощурившись. Маска балагура-алкаша слетела с него, он смотрел очень спокойно, очень устало. И лет ему было не тридцать, и даже не сто… У Анны мороз пошел по коже. Она провела рукой по его щеке. Суини печально хмыкнул: — Не стоит со мной связываться. — Он покачал головой. — Я потерял все. Профукал свою удачу. Продал душу. Пропил память. Забота за заботу, подношение за подношение. Теперь мы квиты.