Дружище Трилле и соседская кнопка (1/1)

Мы учимся в одном классе, Лена и я. Она у нас единственная девочка. Лена говорит, что если бы сейчас не начались каникулы, она бы упала в кому и так померла.— Ты и так бы упала в кому, если бы я матрас не дотащил, — сказал я ей вечером, когда мы снова пошли посмотреть на дырищу в изгороди.Но Лена сказала: вряд ли. Ну в крайнем случае заработала бы себе сотрясение мозгов. Подумаешь. Это у нее уже было. Два раза. Но я все равно не мог не думать, что было бы, если бы она упала, пока я тащил матрас. Как-то грустно, если бы она взяла и так померла. И у меня не стало бы Лены. А она мой лучший друг, хотя и девчонка. Я ей этого никогда не говорю. Не решаюсь сказать, потому что не знаю: а вдруг она меня своим лучшим другом не считает? Пусть говорят, что дружба - это магия, но определить сложно. Иногда я верю, что считает, а иногда — нет. Это по-разному бывает. Но я много об этом думаю, особенно когда с ней что-нибудь случается, например, она падает с канатной дороги на подложенный мною матрас; тогда мне все-таки очень хочется, чтобы она назвала меня лучшим другом. Не вслух, конечно, и не при всех, а так — шепнула бы просто. Но от Лены такого не дождешься. У нее не сердце, а камень, такое закрадывается подозрение. А вообще-то у Лены зеленые глаза и семь веснушек на желтой мордашке.Она очень худая. Дед говорит, что она — конь-девица, хотя на вид она больше смахивает на велосипед. И в борьбу на копытах Лена всем проигрывает, но это просто потому, что все жухают, говорит она. Сам я, по-моему, выгляжу как все, у меня светлые волосы и ямочка на темно-сиреневой щеке. Необычного во мне только имя, но этого снаружи не видно. Мама с папой назвали меня Теобальд Родрик. И тут же пожалели об этом. Нехорошо давать маленькому малышу такое большое имя. Но было поздно: что сделано, то сделано. Так что я уже прожил Теобальдом Родриком Даниельсеном Уттергордом девять лет. А это немало. Это вся моя жизнь. К счастью, все зовут меня Трилле, поэтому имя мне мало мешает, разве что Лена спросит иногда:— Трилле, опять забыла, как тебя зовут?— Теобальд Родрик.Тогда Лена долго и заливисто хохочет. Иногда даже шлепает себя по бокам. Изгородь, в которой мы с Леной проломили дыру, — граница между нашими участками. В маленьком белом домике с той стороны живут Лена и ее мама. Папы там никакого не имеется, хотя Лена говорит, что для одного место вполне бы нашлось, если разобраться в подвале. В большом рыжем доме с этой стороны живу я. У нас три этажа и темный чердак, потому что нас очень много: мама, папа, Мина четырнадцати лет, Магнус тринадцати, Трилле девяти и Крёлле — ей только три. Плюс дедушка в подвале. Как раз народу, говорит мама, чтобы успевать за всеми присмотреть, чтобы все шло своим чередом. Но когда приходит Лена, народу становится слишком много, и присмотреть за всеми уже не получается, поэтому все немедленно идет наперекосяк.— Слушай, — сказала Лена, — по-моему, пора пойти посмотреть, не собирается ли кто-нибудь у вас пить какао с плюшками. И что вы думаете, она оказалась права: как раз пришел дед попить какао. Дед худой, бежевая мордочка в морщинах, и грива у него как сено. Он самый-самый лучший в мире взрослый.Дед скинул деревянные накопытники, сел и сложил копыта "крестом" на груди, на рабочем комбинезоне. Он всегда ходит в комбинезоне.— Так-так… Дружище Трилле и соседская кнопка, — сказал он и легонько поклонился нам. — Похоже, мы здесь за одним и тем же. Мама в гостиной читала газету. Она не обратила внимания на то, что в кухне толпится народ. Это обычное дело — дед и Лена вечно толкутся у нас, хотя здесь и не живут. Но все время приходят. Лена проводит у нас столько времени, что стала сама себе соседкой.Дед крылом взял фонарик (как это пегасы так умудряются делать?!), лежавший на скамейке в кухне, и бесшумно подкрался к маме.— Руки вверх! — закричал он и навел на маму вместо пистолета фонарик. — Какао или жизнь, фру Кари!— И плюшек! — крикнула Лена для порядка.Лена, дед и я — мы умеем добыть какао с плюшками почти всегда, когда захотим. Потому что у мамы нет сил говорить нам ?нет?. Особенно если мы просим воспитанно и вежливо. Уж не говоря о случаях, когда мы угрожаем ей карманным фонариком. Отличная мы компания, подумал я, когда мы вчетвером сидели за столом, ели плюшки и болтали ни о чем. Мама сначала очень рассердилась из-за канатной дороги, но теперь снова стала веселая и вдруг спросила, хотим ли мы с Леной быть женихом-невестой на день Голубого неба.Лена даже поперхнулась.— Опять? Вы нас совсем заженить хотите, что ли?! — почти закричала она.Нет, стала объяснять мама, она не собирается нас женить, но Лена перебила ее и сказала, что как-то подозрительно на это похоже.— Мы с Трилле сыты по горло. Мы отказываемся, — решительно заявила она, даже не спросив меня.Ну и не страшно. Я легко обойдусь без этого. А то каждый год на день Голубого неба нас с Леной наряжают женихом-невестой, сколько можно.— Да, мам, не пойдет, — сказал я.— Придумайте нам что-нибудь другое.Мама опять не успела рта раскрыть, как Лена грозно и упрямо сказала, что мы хотим делать на праздник куклу зебры для сжигания. Я чуть не ойкнул. А потом обрадовался. Почему всегда зебру делают Мина и Магнус? Это же справедливо, чтобы нам с Леной тоже дали разок попробовать. Лена просила, умоляла, скакала, егозила и дергала маму за руку.— Да пусть дружище Трилле и соседская кнопка сделают зебру. А с женихом-невестой у меня есть идея получше, — вступился за нас дед. Так и вышло, что нам с Леной поручили сделать на праздник в день Голубого неба куклу зебры. В последний раз, я думаю.