Глава 32. Виндхельм (1/1)

Леса всё больше походили на хаафингарские. Осины, берёзы и ольхи почти перевелись, потянулся перемежаемый ельниками сосновый бор с едва ли не пустым подлеском?— лишь редкий можжевельник и бескрайние заросли вереска, брусники и черники покрывали песчаную землю. На некоторых скальных выступах росли целые рощицы низеньких берёзок и ёлочек вместе с папоротниками и хвощами. Редкие травы и листва осинок и берёз казались почти серебристыми в сравнении с глубокой хвойной зеленью. Кое-где сплошное море сизых и молочно-зеленоватых мхов расстилалось по полянам и взгорьям, а лощины и косогоры утопали в розовеющих шапках огненного сорняка, розово-сизых?зарослях волчьего гороха, да в густо-зелёном разнотравье крапивы, малины и ежевики.Путники заночевали на постоялом дворе в городке Фьёлльдал за десяток поприщ от Виндхельма. Наутро торговцы развернули торжище с телег, явно рассчитывая на щедрость людей ярла, и Элисиф надумала прикупить для Сигбьорг вещей и украшений. Ульфрик на удивление благосклонно дозволил и отдал ей целый кошель серебряных и медяков, попутно велев не покупать ничего съестного, чтобы не нарваться на отраву.Элисиф с помощью Идгрод быстро набрала покупок по тому правилу, которому всегда следовала на любом торге: по одной-две самых дорогих вещи из каждой лавки, чтобы никого по возможности не обделить и поддержать каждого. У стеклодува нашлись три десятка больших сложновыдутых бусин?— многоцветных и полосатых, с крупинками и бороздками, прозрачно-синих и прозрачно-красных, чёрно-белых и изнутри золочёных, которые ремесленник тут же нанизал на нить, а Гевьон завязала у девочки на шее. У золотокузнеца-литейщика?— светлой меди, но словно золотом горящие заколки для ворота и платка, изукрашенные поливой и камушками, у торговцев тканями?— отрез тонкого молочно-голубоватого шёлка на платочек. А ещё большой узорчатый закреп, чтобы не спадал с плеч плащ, который в дороге успела пошить и украсить вышивкой Хильде. У кукольников выбрала расписного деревянного конька с пышной нитяной гривой, в которого Сигбьорг вцепилась, как в величайшее сокровище. Гевьон приговаривала девочке на ухо: ?Благодари госпожу, благодари!?, но пока без толку, хотя та беспрестанно вертела головой и при виде каждого нового подарка со счастливой улыбкой хлопала в ладоши, а когда Элисиф спрашивала, нравится ли ей очередная вещица, то живейше кивала и смеялась. Нашлись здесь и серебряная чашечка, и гребешок из шамшита, и лосиного рога резная ложка?— все эти вещицы были тут же привязаны к поясу Сигбьорг.Вообще-то, Элисиф забрала из Солитьюда все свои и торуговы детские вещи и игрушки, не желая ни оставлять их в Синем дворце, ни доверять будущим детям носить одежду Ульфрика, как и играть с игрушками, кои наверняка до сих пор хранятся где-нибудь в сундуках в покоях госпожи Ульфхильд. И хотелось, чтобы Сигбьорг выглядела достойно уже при въезде в Виндхельм и первом появлении во дворце.Когда поезд прошёл с поприще, Элисиф подъехала поближе к Ульфрику. Ретивый неожиданно зафыркал на Ночного Ветра, словно за два последних месяца не успел к нему привыкнуть, запрядал ушами, но она тут же угомонила его приказом, дёрганьем за уздечку и ударом плети по крупу. Ночной Ветер же несильно куснул Ретивого за нос при полном попустительстве Ульфрика. Элисиф поблагодарила за мешочек монет и спросила, будет ли ей дозволено держать девочку на своём седле при въезде в город.—?В Рифтене ты запретил…—?А если ты её не удержишь? Если вы обе упадёте и побьётесь о мостовую? Давно с коня не падала? Себя-то ты ни в коей степени не жалеешь, само собой.—?Удержу. Почему я должна её уронить? На службу в день Тайбера мы благополучно доехали. Метелица?— смирная умная лошадь. И я хочу, чтобы горожане увидели это дитё.Помолчав, она добавила почти жалобно:—?Пожалуйста. Ты мне и без того ничего не дозволяешь.—?Ладно уж, поступай, как знаешь. Не вздумай свалиться со своей Метели посреди главной дороги или на придворцовой площади. И завтра же ты раззнакомишься со всеми, с кем Йорлейф сочтёт нужным тебя познакомить, и займёшься подготовкой к приезду гостей. Уверен, они до сих пор ничего толком не сделали.—?Но… А как же шитьё?—?Подождёт,?— он весело хмыкнул. —?Такие красивые здоровые молодухи всегда хотят чего угодно, но только не заниматься домашним хозяйством. Неужели и впрямь охота тебе с утра до ночи следить за поварней и прислугой?—?Я?— не просто какая-нибудь молодуха,?— ответила она. Вот так, взял и передумал. С чего бы? Вздох застрял в горле, в носу защипало. Стиснув зубы, она глубоко вздохнула. —?Благодарю тебя, мой ярл. Сегодня очень важный день…Слёзы наконец вскипели на глазах, и она как можно непринуждённее отвернулась.—?Верно, день важный. Так что во дворце не вздумай вести себя как с Ольфиной и Лайлой. Не заставляй смущаться из-за тебя.Возможно, вся её дальнейшая жизнь зависит от сегодняшнего дня. Пускай и все, кого она встретит нынче, прекрасно знакомы ей с детства или юности. Но впервые она предстанет перед всеми ними в новом столь неопределённом и непрочном качестве.—?Госпожа Торгерд, верно, до сих пор не простила мне того, как я сломала Фригг запястье и ключицу в поединке. Хотя мы просто играли. Ты ведь помнишь?Он посмеялся:—?Ещё бы не помнить! И прекрасно помню, как в следующем же бою Фригг сломала тебе челюсть. И как весь доспех тебе залило кровью. А мать потом не раз меня и Тову бранила, что дозволили неопытным отроковицам биться и покалечиться.Благодаря непременному присутствию при подобных поединках чаровника или жреца-целителя дети и отроки часто, не зная меры, калечились. Дочь землепашца ещё долго не смогла бы собирать сорняки в огороде и ягоды в лесу, ткать и прясть со сломанным запястьем, а Фригг тем же вечером играла на тальхарпе и клавикорде, как и Элисиф пела и рассказывала вслух пряди и вирши перед двором, в то время, как всякий другой со сломанной челюстью, рассечённой губой и выбитыми зубами вовсе не смог бы разговаривать. Вунферт тогда прирастил на место её собственные зубы и велел ещё с месяц каждый день съедать не меньше одного подия телятины, по целой рыбине и блюду мясного или сладкого студня.А нынче вышло, что тело Фригг, жгуче-красивой, порывистой и велеречивой Фригг, сожжено на погребальном драккаре, а Элисиф возвращается в Виндхельм пленницей, а вовсе не гостьей. Но обыкновенной пленнице вряд ли доверили бы управление дворцовым хозяйством, разве нет?Отогнав неприятные воспоминания, Элисиф сказала:—?Госпожа Ульфхильд всегда была добра ко мне. Я помню,?— вздохнула. —?Благодарю тебя, мой ярл, что не желаешь позорить меня перед двором и всем городом. Не надеялась я и дожить до этого часа, говоря по правде.—?Ох, да брось. Кстати, я вновь позабыл о том добром средстве для успокоения. Напомни на последнем привале. Выпьешь,?— вновь он весело хмыкнул. —?Если ты удумаешь рыдать ещё и перед двором, то кто же посчитает моего будущего наследника достойным править?— с такой-то нежной матерью?Она невольно рассмеялась, чувствуя, как отступает напряжение. Пожалуй, всё не так уж и плохо.Очень скоро Виндхельм показался в прозрачной, словно воды горного ручья, дали. Даже за полдня пути над городом чётко виднелись лежащие на идущей к горам возвышенности столпы и пики Королевского дворца, крепостные стены и мост через Белую.Королевский дворец. Дворец Исграмора. Среди всего, что построили людские народы на Тамриэле, не было ничего старше этих камней, кроме давно сгинувшего Саартала. Как и мост через Белую, его возвели в те времена, когда драконы и люди ещё жили в Атморе, когда двемеры владели всеми подземельями северного Тамриэля и теми таинственными устройствами, что до сих пор работают в недрах гор. Ни одного другого людского государства в ту пору не существовало, а норды уже возвели свою Первую Империю. Отсюда началось Старое Королевство, здесь на престоле Исграмора на протяжении веков сидели его потомки, и многие из них носили корону Верховного короля?— в немыслимой глубине времён, в Меретическую и Первую Эру, и дальше, во Вторую и Третью. Столица перемещалась в Винтерхолд, в Вайтран, потом наконец утвердилась в Солитьюде, но эти стены недвижно стояли, высокие пики дворца вспарывали небо, снега сходили и вновь падали, а люди продолжали греться у очагов и жить здесь.Ульфрик называл сердцем Скайрима Фолкрит. Но Элисиф назвала бы так именно Виндхельм. Огромный мрачный город, большую часть года заваленный снегом, продуваемый дикими ледяными ветрами с моря Призраков, ушедшие в землю каменные дома со старинными крышами, мостовые, что помнили прикосновение ног первых людей этого мира?— вот он, Скайрим.Элисиф не любила Виндхельм. Нигде она не видела такого низкого неба, нигде стены не заключали в себе столько скорби и горестей, нигде здания не давили столь невыносимой тяжестью. Даже в нестерпимо жаркую летнюю пору, когда солнце пряталось если только за дождевыми и грозовыми тучами, а после дождя вокруг делалось словно в натопленной печи. Вот уже две сотни лет, со времён Красного Года Моровинда, здесь жили беженцы-данмеры, сюда же прибывали многие переселенцы из Чернотопья. В прежние времена тёмные эльфы настолько крепко входили в жизнь города и владения, что не представлялось возможным их оттуда исключить. Многие служили в банках, на чиновничьих должностях и при дворе, а Суварис почти сотню лет состояла при ярлах то управителем, то ещё на какой важной должности. Но теперь, после того, как Ульфрик объявил данмеров верными приспешниками Доминиона, их вытеснили с прежних мест. А ведь раньше ярлы даже присутствовали на праздновании Хогитума и прочих справляемых данмерской общиной торжеств. Элисиф всегда подозревала, что одной?— если не самой главной?— из причин травли послужил некий личный разлад с Суварис или кем-то из её родичей, что, помня о выдающейся памятливости на обиды у Ульфрика, представлялось довольно вероятным. Так же считал и дядюшка Истлод.На последнем привале они переоделись в свадебные наряды?— обычай требовал въезжать в общий дом именно так. Ульфрик удосужился надеть ту самую рубаху, что сшила для него Элисиф. Заприметив это, она почувствовала себя много увереннее, а после разведённых с водой пяти капель успокаивающего зелья пришло и ясное, как морозное утро, спокойствие.Не меньше чем за поприще от примостовых врат путникам устроили торжественную встречу. Нильсин Расколотый Щит в доспехах Клинков Бури восседала на белом с золотистой гривой коне, а рядом на вороных ожидали её родители. Стайка придворных и дружинники окружали их, а игрецы с лурами, рогами и барабанами стояли в ряд вслед за воинами.Торгерд выехала навстречу Ульфрику, и, когда их кони сблизились, он подал ей руку для поцелуя, приложился в ответ к её ладони и, наконец, они расцеловали друг друга в щёки. Их отцы доводились друг другу родными братьями, но почти ничем, кроме цвета кожи и волос, эти двое не походили один на другого?— Ульфрик лицом и сложением пошёл в вайтранскую породу, а Торгерд больше взяла у Данстарских.Торгерд с улыбкой кивнула Элисиф, и та, крепко ухватив Метель за гриву, потянулась, чтобы поцеловать её в щёку. Торгерд благосклонно ответила, как и Ульфрику. Дохнуло ясмином и нардом. Затем она, тепло поприветствовав Идгрод, отметила ставшее с возрастом ещё более очевидным, чем в детстве, необычайное сходство той с матерью.Присутствовали Брунвульф из клана Зимний Простор, его родич Скардан, Торстен и Хиллеви Жестокое Море со стайкой ребятишек и несколькими родичами, младший брат Галмара Рольф, Виола Джордано с несколькими племянниками, чьих имён Элисиф не помнила, мать Йора, мать Хелгирд, отец Лортхейм, прочие духовные лица, а также некоторые из родичей Йорлейфа. Оглядев почтенное сборище, Элисиф подумала, что очень здесь не хватает Атеронов с Суварис в качестве верховодящей надо всеми?— как то и было бы, не занимайся Братья Бури травлей тёмных эльфов.Словно на диковинных диких зверей, поглядели на Карлию и двоих легионеров. Элисиф чуть ли не впервые с той злополучной ночи оказалась совсем рядом. Разумеется, они давно знали, кто из двоих охраняемых богато одетых женщин в этом путешествии?— пленная королева, а сейчас её можно было бы узнать по длинному покрывалу золотистого виссона, по плащу с солитьюдским коронованным волком и по усыпанному жемчугом остроконечному венцу с червлёными иахонтами и гранатовыми камнями?— даже высокий в синих и жёлтых иахонтах венец Ульфрика смотрелся поскромнее.Все должные расшаркивания продлились ровно столько, сколько было бы прилично, прежде чем шествие двинулось к мосту Исграмора. Всю дорогу Торгерд непринуждённо рассказывала, с каким нетерпением в городе ждали возвращения победителей, а ещё?— какое смятение у Торстена и некоторых других, особенно ведших дела с Гильдией Воров, вызвало взятие под стражу и дальнейшая казнь Вересков. И какое горячее одобрение в народе.Перед самой досмотровой засадой Элисиф подозвала Гевьон с девочкой, перепоясалась, как можно туже обмотав стан поясом в семь локтей длины, уложила на ногу подушку, приняла Сигбьорг из рук Гевьон, пристроила на колене и понадёжнее примотала к себе. Ульфрик даже удосужился проследить и помочь. Потом спросил:—?И на что так крепко обмоталась? И без того как осинка.—?А… да так.Она постаралась, лишь бы никто не подумал, что она брюхата. Хотя, верно, это излишне?—?Поснедаешь и развяжешь?— жди заворота кишок. Придётся тогда Вунферту резать тебе живот да распрямлять кишки руками. А уж визгу-то будет!.. —?почти игриво пояснил он.Сигбьорг испуганно захныкала и замотала головой, пытаясь отпрянуть от Ульфрика, на что тот посмеялся. Элисиф прошипела:—?Не пугай дитё! И вели двигаться, ну!Преодолели долгий пологий подъём и предмостное укрепление, проехали снабжённый по краю защитными постройками широкий мост и въехали в ворота, над замковым камнем свода которых простирали руки выложенные из тысяч многоцветных камушков Дракон-Акатош, Кинарет с ястребиными крылами и Талос с мечом и прислонённым к бедру щитом.Элисиф ехала позади Ульфрика с Галмаром и Торгерд с Нильсин, рядом с Торбьорном, что в иной раз до крайности возмутило бы её?— но сейчас пришлось терпеть. Горожане не жалели глоток на приветствия, бросали под ноги коням зерно и медяки, вручали воинам венички и венки цветов. Многие подкидывали в воздух чепцы, шапки и капюшоны, иные держали на плечах или над головами ребятишек. Несколько раз у Элисиф спрашивали о младенце у неё на руках, и она громко отвечала, что взяла на воспитание сироту из рифтенского приюта.Невольно Элисиф пыталась разглядеть в толпах белокожих светловолосых людей хоть одно вытянутое серое лицо с красными глазами или треугольное в чешуе и со змеиным взглядом, и не находила, прекрасно понимая, что никого из них здесь сейчас нет. Отовсюду доносилось: ?Верховный король!?, ?Слава победителям!?, ?Скайрим для нордов!?Когда добрались до площади на полпути ко дворцу, Ульфрик указал остановиться и произнёс длинную замысловатую речь о своей победе, о доблести Братьев Бури, о нелёгкой осаде Солитьюда, об изгнании талморцев, о подлом убийстве Вигнара и об истреблении воров, изменников и казнокрадов в Рифтене. Элисиф то ли настолько привыкла к подобным речам, что те уже не огорчали, то ли не беспокоилась благодаря зелью. И внимательно слушала, ловя бессчётные любопытные взгляды и с нетерпением ожидая, что вот-вот Ульфрик упомянет её. И он упомянул:—?В давние времена, во дни правления Верховной королевы Фрейдис, солитьюдские ярлы провозгласили себя королями и затеяли раздор, дабы отделиться от нас и самим править в своей скудной холодной земле. Раздоры длились многие века, что не мешало истмаркской и солитьюдской ветвям исграморова рода родниться и промеж друг друга, и с вайтранскими, рифтенскими, данстарскими и прочими ярлами. Королева Ульфхильд, дочь Истлода, не только доводилась внучкой ярлу Харальду Истмаркскому, но и выдала одну из дочерей за Сигурда, моего деда по прямой мужеской линии, которого все вы помните. Так что в жилах всякого скайримского ярла течёт наша истмаркская кровь?— и в жилах нынешней ветви Хаафингарских. В ознаменование окончательной победы Истмарка над Солитьюдом я порешил объединить и две старших ветви исграморова рода. Элисиф, дочь Сигмунда и Эслауг, единственная родная племянница короля Истлода и четвероюродная сестра мне, теперь сядет рядом с престолом Исграмора.Он удосужился протянуть руку, и Элисиф вложила пальцы в его ладонь под нестройное, но скорее одобрительное гудение толпы. Из ближних рядов выкрикнули:—?А что за ребятёнок у неё приключился?—?Да! Не слыхали мы здесь о дитяте у королей!Ещё несколько голосов вопросили. Ульфрик глянул на Элисиф, кивком указал говорить, и она, подняв перед собой руку и дождавшись внимания людей, громко объявила:—?Это не моё дитя, но взятое мною из приюта на прокормление и воспитание. Год назад семья этого дитяти погибла на пожарище в предместьях Рифтена, как мне рассказали, и с тех пор оно жило в приюте и кормилось помощью добрых людей. Милостивая наша матушка Мара и отец Акатош всякую женщину наделяют желанием и способностью к материнству?— кои неотделимы от самой человеческой природы. А Стендарр милосердный учит нас быть щедрыми, защищать слабых, исцелять страждущих и творить милостыню. Это дитя растрогало моё сердце тем, как протянуло руки ко мне, словно к родной матери, когда я приходила в приют?— а Девятеро учат нас принимать чистые порывы души и воплощать их. Наш ярл Ульфрик в своих доброте и великодушии согласился с моим поступком, и теперь это дитя рядом со мною.После такой речи мужчины, особенно воины, наверняка окончательно уверятся в её бесхребетности. Но женщин столь благочестивое напоминание божеских заветов может и растрогать.Сигбьорг же сидела смирно и тихо, но держать её становилось всё тяжелее, нога затекла, а от духоты и палящего солнца пот ручьями струился со лба, по шее и затылку, платок почти душил, дядюшкин венец раскалённым обручем давил на голову, утяжеляя и без того толстые туго скрученные по бокам косы. К счастью, порывы холодного ветра разгоняли духоту, хотя ни облачка не плыло по светло-голубому небу. Ульфрик упомянул и покушение на себя?— и тут же указал плёткой на клетку Карлии. Упомянул и ранение Элисиф, а вслед за тем и покушение имперских легионеров, что дало ему повод напомнить о своём искусстве владения Голосом?— и указал на двоих пленников в клетке рядом с Карлией. И в довершение заверил, что счастлив увидеть Нильсин, его возлюбленную племянницу, его наследницу, всё такой же цветущей, милосердной и любимой народом.Выстояли службу Талосу в его главном храме в поприще от дворца, службу Кинарет под открытым небом в ясеневой роще перед главным её жертвенником, поклонились праху предков в Чертоге Мёртвых, затем наведались в храм Мары. Жрецы справили службу в честь ярловой свадьбы и сопроводили шествие, потом с курением и молитвами обошли придворцовую площадь. Перед крыльцом встречали Йорлейф с главнейшими чинами: стольником, виночерпием, конюшим, начальником монетного двора, начальником печатного двора и прочими. Йорлейф передал Ульфрику при каждом движении позвякивающую связку ключей не меньше чем в двадцать штук, и тот привесил их на пояс Элисиф. Ощутив на бедре приятную тяжесть, Элисиф вновь почувствовала, как прибавляется уверенности. Слуги поднесли Йорлейфу турий рог в золотой оковке, он передал его Ульфрику, и тот надолго приложился. Народ, и прежде радостно шумевший, раскричался ещё громче. Питие выплеснулось Ульфрику на бороду и рубаху, брызнуло на мостовую. Наконец, он передал рог Элисиф, и она с осторожностью отпила. Мёд, густой и крепкий, обжёг язык, глотку и нутро словно огнём, но она, с трудом удерживаясь от кашля, вытерпела, сколько смогла. Глаза застило влагой, а в горло словно впилась раскалённая шипастая перчатка. Слуги забрали рог, а сборище на площади продолжило радостно шуметь. Она проморгалась, почти явственно ощущая, как краска для век и ресниц стекает по щекам вместе со слезами. Ульфрик поощряюще улыбнулся, шепнул: ?Добре-добре?, затем повернулся к своим вельможам, что дало ей время вытереть лицо платочком. После всех должных приветствий Ульфрик взял Элисиф под локоть и повёл вверх по лестнице к настежь распахнутым вратам. Торгерд, Нильсин и Торбьорн теперь шли следом. В престольных палатах ярко горели, наверное, все потолочные и настенные светильники, а у входа в два ряда выстроились слуги с горящими пламенниками в руках. Полы здесь у самого входа всегда выстилали соломой и тростником, так что пахло не только ладаном и горящим жиром, но и травами. Ульфрик с таким воодушевлением потащил Элисиф вперёд, к своему престолу, словно там дожидался Кодлак Белая Грива, чтобы возложить ему на голову Зубчатую Корону Верховного короля Боргаса. Та и обнаружилась в локте слева от высокого места —увенчанный огромными клыками проржавевший и изъеденный временем шлем мостился на высокой резной подставке. Элисиф жадно уставилась на него?— и никак не могла оторвать взгляда, пока они не приблизились. Ещё до хротгарских переговоров легат Ульрике вместе с Довакином отправились добывать этот шлем для Элисиф, добыли после непростых поисков и немалого кровопролития?— и именно с ним Довакин и перебежал на сторону Братьев Бури.Приметив её любопытство, Ульфрик едва ли не заговорщически сказал: ?Держи себя в руках. Это моё.? Она поймала его взгляд, глубоко вздохнула. Прошептала: ?Твоё, мой король. И я?— твоя.?Сердце от такой наглости зашлось и затрепетало, а Ульфрик удивлённо хмыкнул, усмехнулся, и она осторожно улыбнулась, ожидая самого неблагосклонного ответа. Но он продолжил улыбаться и ей, и подошедшим родичам и вельможам. Оглядевшись, громко объявил:—?Как я уже говорил перед нашим победоносным войском в Солитьюде, я не приму мантию Верховного короля, как и не надену Зубчатую Корону, пока не состоятся выборы по всем правилам, пока собрание ярлов не вручит мне высшую власть над Скайримом и пока Предвестник Соратников не коронует меня. А сегодня мы празднуем наше возвращение…Ещё некоторое время он держал речь, потом махнул игрецам, и под звуки лура, рогов и барабанов сказал Элисиф:—?Ступай к своим сундукам, достань Рог Шора, мантию и прочие вещи. Ключи наготове у тебя?—?Да,?— в ожидании этого указания Элисиф передала Хильде ключи от своих сундуков. И теперь подозвала её и Гевьон с девочкой на руках. Йорлейф сообщил, что покои, раньше принадлежавшие госпоже Ульфхильд, подготовлены для молодой госпожи, и солитьюдские сундуки дожидаются в опочивальне и восточной горнице. Элисиф прежде никогда не видела тех покоев, и не терпелось осмотреть их, освоиться, но, разумеется, сейчас было не до того. Скоро они со стражницами и Сигбьорг поднялись туда в сопровождении прислуги. Элисиф, даже не пытаясь оглядеть стены, постель с высоким пологом, поставцы и книгохранительницы, как можно быстрее высмотрела среди сундуков нужный, открыла, и слуги по её указанию достали коронационную мантию, Рог Шора, великаншу битвы Кин и талосовы меч и щит. Велев принести для Сигбьорг и Хильде еды с поварни и уверившись, что слуги достаточно бережно держат порученные им вещи, Элисиф сгребла с постели мантию и направилась к дверям на лестницу.Время подошло ко второй страже.