Часть II. Глава 31. Под сенью Кин (1/1)

https://ficbook.net/readfic/8830695?— предыстория к этому тексту, ?Опрокинутая зима?.Дождь застал путников прежде, чем они успели доехать до ближайшего поворота дороги. Видимые уже от самой границы небес и нирновой тверди сизые струи, что извергались из подсвеченной солнцем хмари, приближались с беспощадной неотвратимостью. Дрожала промеж них яркая радуга. Ветер дышал жаром, приносил липкую душную сырость, запахи скошенной травы и пыли. Когда солнце за спинами путников скрылось в тучах, Ульфрик велел придержать коней и, дождавшись остановки всех повозок и телег, заговорил по-старонордски, провозглашая старинную молитву Кинарет с просьбой о защите от непогоды, об избавлении от удара молнией и о даровании покоя и благополучия в пути. Каждый, кроме преступницы и немого дитяти, повторял вслед за ним, при этом с три или четыре десятка человек принялись расставлять на краю дороги навесы. Под звон вбиваемых в землю колышек их с похвальной скоростью расставили, и почти все путники смогли спрятаться, когда молитва была окончена. Кое-кто забрался под телеги; щенки с недовольным тявканьем пытались вырваться из-под одной из них, но поводки и крепкая хватка надзирателя не позволили им этого сделать. Только преступница осталась под открытым небом.Дождь наконец зашумел в кронах деревьев, зазвенел по камням, зашуршал, прибивая пыль и траву, да мгновенно смолкли птичьи песни и стрекот кузнечиков. Кинарет на сей раз была милостива к своим почитателям?— хотя после лёгкого дождика и разразился бурный ливень, продлившийся не более чем половину времени малых песочных часов, но громы звучали вдалеке, а солнце выглянуло сразу после того, как упали последние капли. Тут же через всё небо встала яркая трепещущая радуга, а чуть ниже прямо над ней вторая, прозрачная и блёклая.Вскоре оказалось, что вниз по склону размыло дорогу, да в самый раз на участке между крутой скалой и обрывом, и люди передового отряда, поспешая, укладывали гать из только что нарубленных веток.Вместе с Галмаром проехав вдоль телег и повозок и раздав возницам несколько указаний, Ульфрик велел Ирсаральду и Ралофу проследить за выполнением, а сам, указав остававшимся позади верховым основного отряда не ждать, пока смогут поехать повозки, а разобрать и нести на себе часть поклажи?— всё это отчётливо слышалось даже издалека?— и вернулся к краю гати. Элисиф ожидала, что они направятся обходным путём, и даже высмотрела подходящую, вроде бы, тропку над дорогой, но после суеты с поклажей частично освобождённые подводы поехали вперёд, а господа остались. Присмотревшись к той тропке, Элисиф разглядела с первого взгляда неразличимый слишком крутой участок, на котором и человек, не то что конь, не удержался бы, особенно после дождя. А выше громоздились почти отвесные кручи.Невзирая на все ухищрения, одна из телег в середине поезда всё равно застряла. Прождав некоторое время, Ульфрик и Галмар уговорились перейти пешком, спрыгнули с коней и принялись разуваться. Элисиф вслед за ними сделала то же самое, и Идгрод последовала общему примеру. Почти сразу Галмар остановил её указанием, потом, сунув одному из подчинённых свою обувь, подошёл, закинул Идгрод себе на плечо и направился вниз по гати. Идгрод осталось только, подобрав и намотав на запястья свои косы, цепляться за его плащ. Следом на гать вывели их коня и лошадь, и те с первых же шагов увязли в тёмной жиже вместе с просевшими ветвями и стволами.Глядя им вслед, Ульфрик с нескрываемым раздражением вздохнул, потом кивнул Элисиф:—?И ты не разувайся.Она поспешно застегнула сандалии. Скоро Ульфрик подошёл, наклонился, подхватил её под коленями и, придержав за спину и пригнув животом к плечу, резко выпрямился. Несколько мгновений она, стиснув зубы в старании не взвизгнуть, свешивалась головой вниз и ногами вверх, и только сердце трепетало. Косы подмели землю, когда она не успела подобрать их. Затем Ульфрик, обретя равновесие, направился вслед за Галмаром.Они обошли телеги с припасами, с многоголосно хрюкающими поросятами и блеющими козочками, телегу с клетью преступницы, а затем и крытую повозку, из окошка которой высовывались Хильде с Сигбьорг. Последняя изумлённо смотрела на разворачивающееся перед ней приключение. Поглядев напоследок в ответ и улыбнувшись, Элисиф пересеклась взглядом с Карлией. Сплюнув, та вскинулась, презрительно скривила рот и отвернулась. И чего ей неймётся?Наконец, на крепком участке дороги Элисиф была поставлена на землю и отпущена. Чужое плечо всё это время неудачно упиралось ей в солнечное сплетение, и она схватилась за живот, вздохнула поглубже, потом поспешно опустила руки и скомкано поблагодарила Ульфрика, ощущая, как мучительно горят щёки. И вздумалось же Галмару устроить такое! Зато Идгрод выглядела более чем довольной.Воины и возницы ещё долго разбирались с застрявшей телегой и прочими подводами, так что стряпухи даже успели сготовить на привале обед. К вечеру дорога ушла вниз, за край последнего хребта Каменной Чаши, и Тундра Ледяных Вод со своими далёкими парящими озёрами на время скрылась из виду. Дальше их ждал день перехода сквозь спускающуюся и разворачивающуюся всё ниже к северо-востоку скалистую долину.В непредставимой дали, над сизыми холмами, на самой, верно, границе нирновой тверди и небес, парил дракон. Скоро он скрылся из виду, зато ближе к ночи его брат поднялся с восточных гор, покружил и улетел к югу. Многочисленные поля этой долины зеленели, синели и золотились ячменём, пшеницей и рожью, а солнечные склоны шелестели виноградниками. Кое-где на поросших сорными травами косогорах и по оврагам ребята собирали крапиву, сныть, лопухи. Почти всегда, завидев длинный обоз со знамёнами своего ярла, подбегали к дороге, чтобы поклониться, и тогда жрец Мары бросал им по паре медяков и серебряных на каждого.Селяне никогда не полагаются на одни только огороды, заготавливают в тёплую пору орехи, грибы, всякие травы и коренья вроде сныти, а крапиву и едят, и пускают на пряжу, но вот эти чумазые пыльные ребятишки каждый раз представлялись Элисиф особенно измождёнными и тощими, совсем как Сигбьорг и прочие приютские. Встретился им разломанный остов телеги с разбросанными вокруг черепками и прочим мусором, да обглоданными останками. После разбойников здесь поживились ещё и волки или горные львы.Ульфрик с Клинками Бури некоторое время обсуждали увиденное; среди прочего звучали и предположения насчёт собирающих зажитие легионеров?— или уж легионеры могли бы направить разбойников пограбить за часть добычи. Элисиф внимательно слушала, а после думала о легате Фейсендиле и легате Хроллоде. Нет, не стали бы эти благородные воины потворствовать подобному. Уж зажитие постарались бы собрать без резни и разбоя, хотя бы чтоб не возбуждать в местных жителях ненависти к себе, разве нет?Тем же вечером прибыл посыльный от Асгейра с последним выпуском рифтенской городской листовки. Оказалось, тот задержали на доработку, а разместились в нём не только подробные описания ярловой свадьбы, праздников и судилища, но и особливо выделенное упоминание того, как при посещении Благородного сиротского приюта госпожа Элисиф, растрогавшись чудесным обликом одной их малых сироток, забрала ту из приюта себе, дабы кормить и воспитывать.Всё это перед господами зачитал сам посыльный при свете зажжённого Вунфертом чародейского огонька. Элисиф весь вечер думала о разорённой телеге и убитых, о сотворивших это лиходеях?— или просто оголодавших и дошедших до отчаяния людях, которые не нашли иного, как выйти с кистенём и палицей на дорогу, так что не без усилия заставляла себя прислушиваться. Но тем, кто едет в ярловом обозе, не стоило беспокоиться. Уж не отважились бы разбойники напасть на сопровождаемый шестью десятками вооружённых конников обоз, не отважились бы приблизиться и на расстояние выстрела из лука или стреломёта, тем более что первый передовой отряд шёл на день впереди, чтобы подготовить дорогу.Ночь прошла спокойно, как и следующее утро. Днём, уже на равнине посреди стелющихся по земле верещатников, чернобыльника и серебристых зарослей полыни, застал очередной дождь, лёгкий и освежающий. Идгрод недавно припомнила, что в этих местах лежал на несколько поприщ в стороне от дороги драконий могильник, и упросила Галмара съездить взглянуть. Элисиф ожидала, что Ульфрик не захочет сопровождать их, и уговорить его не получится, но, к её удивлению оказалось, что он и сам собирался туда. С ними поехал и Вунферт.Кони споро шли по широкой каменистой тропе. Солнце пряталось в пышных сизых облаках, кружили над многочисленными стадами оленей и коз дрозды и сороки, сновали ласточки, в сизой дали шло сопровождаемое дикими лошадьми и турами стадо мамонтов, в оврагах у дороги пестрели хохолки драконьего языка и ослепительно-жёлтыми пятнами сияли ирисы, а на нескольких сухих стволах путники увидели высматривающих добычу ястребков и крупную скопу, что при их приближении звонко раскричалась и замахала красивыми буро-белыми крыльями.Как и ожидалось, погребальный холм оказался разворочен, потому что тот, кто тысячи лет здесь пролежал, возродился по воле Алдуина и, наверное, летал сейчас где-то далеко?— а может и пал от руки Довакина. Слагавшие оправу холма огромные камни остались на месте, а те небольшие, что громоздились по верху, немыслимая сила рабросала по сторонам вместе с комьями земли, которые давно успели затянуться крапивой и огненным сорняком. Путники обошли место, поглядели на камни, спустились в углубление бывшей могилы, тоже заполненное травами и одно-двухлетними деревцами. Элисиф прекрасно помнила этот могильный холм нетронутым, как и помнила несколько ходивших среди местных жителей сказаний и суеверий и нём. Одни считали, что здесь лежал древний ярл или служитель драконов, иные полагали, что чуть ли не сам Исграмор или один из его сыновей, а может и кто-то из Пяти Сотен. Драконьи письмена неоспоримо свидетельствовали о времени, когда появились здесь эти камни, но теперь лишь немногие из живущих могли прочесть высеченное. По просьбе Идгрод Ульфрик прочёл самые сохранные надписи, перевёл их, и Идгрод старательно всё записала в свою книжицу из двух больших связанных между собой восковых дощечек.Той же ночью Элисиф проснулась от донёсшегося из-за пределов палатки крика: ?Берегись! Нападение!? Ульфрик на диво проворно вскочил, словно бы и не спал, и, судя по звукам, быстро порывшись в ворохе одежды в изголовье их лежанки, вытащил из петли на поясе топор. Непроглядную тьму ночи едва разгоняли отсветы жаровен. Элисиф, замерев, отчаянно вгляделась в этот переменчивый мрак. Всё это пронеслось за мгновения, и тут же совсем близко, прямо перед пологом палатки, завязалась борьба, раздался острый звон словно бы клинка о доспехи, вскрик и стон, а следом полог распахнулся, и вместе с холодным дуновением проникла и метнулась к Ульфрику стремительная тень. Завязалась борьба, оружие с глухим звоном встретилось, Ульфрик вроде бы упал на колени. Прозвучало: ?Во имя империи!? И Ульфрик ответил.…Элисиф не желала бы ещё хоть раз услышать это. Уши заложило от оглушительно-громкого голоса, и плотная волна воздуха как от огненного взрыва, только холодного, вжала её в постель. Полог ушёл вверх, а неизвестный нападающий мгновенно отлетел прочь. Сердце дрогнуло во второй раз, когда до слуха донёсся звук падения. Мгновенно поднялся шум, заблеяли козочки, завопили поросята, на множество голосов заржали полторы сотни коней.В голове надсадно загудело, звуки теперь доносились словно сквозь меховую шапку и платки, сквозь воду или шлем с подшлемником. Элисиф вскочила, шатнулась, а ночной холод тут же схватил за грудь и голые ноги. Стражи кинулись к Ульфрику, окружили его. Разумеется, до Элисиф никому не было дела. Как она расслышала, у него оказалось рассечено плечо. Ну и поделом. Вунферт наверняка не успеет утомиться, залечивая. А ведь хватило бы воткнутого промеж ключицы и надплечья ножа, чтобы он не сумел издать ни звука.Она поспешно вдела руки в рукава кафтана, потом, на мгновение задумавшись, укрыла постель одеялом. Полог оказался завёрнут за несущую перекладину палатки, и совсем не хотелось, чтобы посторонние смогли увидеть разворошённое спальное место.Гневный голос Ульфрика?— вновь человеческий, но всё равно достаточно громкий, чтобы перекрывать собой даже подобный водопаду шум множества голосов?— разносился над поляной. Скоро к нему прибавились знакомые голоса Клинков Бури. Никто не собирался в толпу, где всех их могло бы достать огненным шаром или цепной молнией. Но если среди легионеров есть достаточно умелый чародей, то он сможет почуять людское скопление. А потом ударить.Холмгейра и Фрида взяли её под локти:—?Госпожа, вы целы?—?Госпожа, идёмте в вашу повозку. Осторожно, не наступите на Гюннюльфа. Бедняга…Скоро Элисиф сидела на лавке в повозке, прижимая к себе хнычущую Сигбьорг. Только что спавшая здесь Гевьон теперь одевалась, путаясь и ругаясь в темноте. Пришла Идгрод, зажгла чародейский огонёк, что тут же прилепился к потолку, села рядом с Элисиф. Прошептала:—?Тот воин… словно по нему ударили молотом в его рост. Плохо видно, но я очень ясно почувствовала.—?Однажды я видела подобное.—?После боёв за Морфал… ну, не важно.Они замолчали. Сигбьорг скоро успокоилась, притихла, а потом Идгрод взяла её к себе на спальное место, и обе заснули. Элисиф, не надеясь хотя бы задремать, встала на колени, прочла отходные молитвы по убитым легионеру и стражу, затем обратилась к Аркею, Акатошу, Маре и Стендарру с просьбами об успокоении. Душная, наполненная шумом и криками темнота ночи сочилась в самое сердце, только добавляя страсти к тому смятению, что всколыхнулось внутри вместе с воспоминанием о более чем трёхлетней давности событии.Увидеть и услышать то, что довелось в тот до мельчайших подробностей помнимый день, Элисиф не желала больше никогда, но вновь это полоснуло её словно раскалённым кинжалом.К рассвету волнение немного улеглось. Схватили двоих воинов, успели допросить. На поиски укрывающихся в окрестностях легионеров отправили небольшой отряд. Останки неудачливого убийцы ещё до рассвета убрали, так что только кровавые пятна остались на траве, а всем нёсшим ночной дозор Галмар устроил шумную выволочку; павшего стража похоронили под высоким раскидистым ясенем в полусотне шагов от лагеря. Несмотря на всё это, выдвинулись ненамного позже обычного. Разговоров только и было, что о нападении, да прибавилось обитателей в телеге с клетью. Чувствуя к себе отчаянное отвращение, Элисиф старалась держаться подальше, лишь бы не попасться на глаза никому из легионеров?— уж наверняка те узнали бы её если не по лицу, то по одеянию и обхождению окружающих. Впрочем, Карлия им расскажет обо всех своих наблюдениях. Та, правда, уже третий день почти беспрерывно хрипела и заходилась кашлем, разболевшись после пребывания под дождём и на ветру, но вряд ли это ей помешает.Весь день Элисиф не могла себя заставить разговаривать с Ульфриком. К счастью, невыспавшийся, злой и измождённый, он почти не обращал на неё внимания, так что любезного: ?Да?, ?Нет?, ?Благодарю? хватало, когда он несколько раз спрашивал о чём-нибудь малозначащем, подавал руку после трапезы или помогал сесть на лошадь.Отвратительная богомерзость.Как же боги допустили, что человек способен сотворить вот такое? Не просто допустили, но и обучили этому людей. Кинарет, великая Кинарет, Чистая, Матерь мужей, Провожающая в Совнгард, подательница жизненной силы, воздуха, дождя и света, самоё воплощение жизни… Слёзы то и дело вскипали на глазах, стоило только вспомнить, что именно Кинарет обучила людей искусству Драконьего Голоса, позволившему нордам в древние времена построить Первую Империю, а позже освободиться от владычества драконов. Талос тоже владел искусством Голоса по милости и с дозволения Кинарет, как владеют им и Седобородые. И Довакин. Мысли о недостойности владения Голосом?— это самое настоящее богохульство.Похоже, ей всё-таки стоит исповедаться. Потому что едва успокоенная, словно пеплом припорошенная ненависть закипела с новой силой, и сейчас Элисиф не могла представить, как этой ночью лечь с ним рядом и вытерпеть его объятия. Совсем отчаявшись, на предпоследнем привале она попросила о разговоре.…Он не поверит никаким ухищрениям. Он только что убил всего лишь несколькими произнесёнными вслух словами?— что ему стоит почувствовать её лукавство?—?Мой ярл, не дозволишь ли ты мне ночевать в моей повозке? Девочка до сих пор напугана, и мне хотелось бы…—?Чтобы возиться с этой девочкой, есть стражницы.Конечно, он ведь привык каждую ночь держать в объятиях какую-нибудь Сестру Бури или служанку. Раз теперь есть жена, то с чего бы от этого отказываться? Отводя взгляд, она ответила:—?Как ты пожелаешь, мой ярл.Он вздохнул, отстранённо произнёс:—?До чего простые слова. Фус, ро, да. Сила, равновесие, толчок. Зато сколько страданий для одной не в меру впечатлительной молодой особы.Она молчала.—?Ты ведь понимаешь. Не подними стражи крик, не успей я схватить оружие, не успей с должным усилием произнести эти простые слова, убийца уж постарался бы зарезать и меня, и тебя?— не стал бы разбираться в темноте.—?Но…—?Не надейся, что ты нужна Империи. Понадобится?— тебя пустят в расход, как и всякого другого.Она молчала. Он добавил:—?Вижу, ответить тебе нечего.—?А какого ответа ты ждёшь? Ты ведь пустишь меня в расход точно так же, разве нет? Потому что… потому что не люба я тебе, не мила.Не слишком ли великое усердие? Но это ведь он начал эту странную игру между ними, пожалуй, ещё когда присылал Довакина и послов с предложениями сдать Солитьюд и полностью покориться?— и продолжил, дозволив составить брачный договор, не наказав за оскорбление перед свадьбой, а потом ублажая горячими ласками и заверяя, что небезразлична ему её жизнь. А она всего лишь продолжила.—?Довольно изображать, будто я тебе мил. Ты, может, и впрямь влюбишься, да только и сама не поймёшь того за своей лелеемой ненавистью,?— с той же усталой отстранённостью ответил он.—?Ах, вот как? —?она медленно вздохнула, стараясь подавить вскипевшую внутри злость, помолчала. —?Ну, ладно же. Значит, я всего лишь продолжу обходиться с тобою, как подобает обходиться с мудрым старшим родичем и супругом.—?Уж постарайся.Той ночью он удосужился лечь к ней спиной и ни разу не прикоснулся, даже ворочаясь.За следующие три с лишним дня они успели несколько раз искупаться в горячих и холодных, пахнущих жирной грязью, водорослями, серой и ещё невесть чем зелёных, белых, до дна прозрачных и многоцветных прудах и озерцах, поглазеть на извергающие кипящую воду и пар источники под названиями ?Скачущий ведьмак? и ?Старый воитель?, окружённые белыми безжизненными полями парящей и дымящей почвы, не менее трёх раз почувствовать мелкое дрожание земли под ногами, увидеть, кроме вольно пасущихся коз, овец и оленей ещё и сопровождаемое великанами стадо мамонтов, стадо туров, горного льва, саблезуба, многочисленных аистов, цапель и лебедей, не меньше десятка лохматых носорогов, а также отведать мамонтового сыру, который наменяли у тех самых великанов, и немного поохотиться. По правую руку лежали в сизой дали Пики Ледяного Ветра, переходившие где-то совсем далеко в горы Велоти. Деревни и постоялые дворы встречались всё чаще, поля и виноградники пестрели всё ярче, да и встречных путников заметно прибавилось. Несколько раз кружили вдалеке над тундрой и холмами драконы. Разведчики так и не разыскали ни одного мера или человека, походившего бы на легионера, и вернулись ни с чем.Затем парящие равнины закончились, начался подъём к Бегу Исполинов, на краю которого лежала священная роща.Роща Кин, как одно из важнейших в стране мест поклонения владычице неба и ветра, издревле находилось под особым покровительством виндхельмских ярлов. Со времён почитания драконов и Сестры-Ястреба посреди здешнего взгорья высились огромные каменные прислонённые друг к другу и подпёртые столбами увенчанные драконьими и ястребиными головами рога, немалая часть которых давно рассыпалась от времени или землетрясений. А древнее святилище до сих пор стояло, множество раз перестроенное и подновлённое, и его строгие черты, острый увенчанный головой дракона конёк, уходящие в землю скаты крыши и замысловатая резьба на всех несущих столбах очень хорошо напоминали о древних атморанских истоках нордов?— как и почти в неизменном виде повторяли зодчество драконьих храмов.На службе Элисиф как никогда горячо обратилась к Кинарет, в невесть который уже раз моля простить за богохульные мысли и прося направить на верный путь. Изваяние из молочно-белого алавастра с огромными лазоревыми иахонтами в выемках глаз, с изукрашенными синей, червлёной и жёлтой поливой, теми же камнями и золотом доспехами ощутимо довлело над приделом и всем храмовым чертогом. Элисиф с самого детства боялась этой суровой богини-воительницы, заступницы воинов, путешественников и охотников, грозной и безжалостной повелительницы бурь, метелей и ледяного небесного покрова, подательницы дождя и самой жизни, и теперь почтительный трепет пробрался в самое сердце, схватил за горло, скрутил внутренности. Стоявший на коленях почти у самых ног изваяния Ульфрик то и дело касался лбом пола, и его примеру, судя по шороху одежды и прочим звукам, следовали все присутствующие, кроме проводивших службу жрецов. Один раз Элисиф излишне резко наклонилась, и лоб теперь горел. Запахи ладана и воска щекотали ноздри, колени разболелись от стояния на каменных плитах, шипение свеч и голоса жрецов надсадно звенели в ушах. Солнце клонилось к западу, и многоцветные лучи всё выше поднимались по окнам придела и стану изваяния, всё ярче светились золото, каменья и полива доспехов. Наконец, сияние расцветило лик богини и добралось до глаз. Элисиф с трепетом следила, как ослепительной синевой загорелись гладкие амигдалы; раздался общий восхищённый вздох.Сама роща?— сборище вековых ясеней, высоких, толстоствольных, шелестящих серёжками и светлыми листьями?— расстилалась на сотни локтей вокруг. Рядом со многими из этих деревьев стояли рунные камни, повествующие о том, кем и по какому поводу оно посажено или же кто под ним похоронен. Чуть в стороне на том же взгорье лежали погребальные холмы ярлов и королей, которым путники тоже поклонились, едва успев до наступления темноты.Оставался один целый и ещё не меньше половины перехода до Виндхельма. Видя, что поклонение и удачная дорога смягчили настроение Ульфрика, на одном из привалов Элисиф спросила о давно волновавшем:—?Мой ярл, хотелось бы узнать. Дозволишь ты мне заниматься дворцовым хозяйством и подготовкой к выборам?—?А ты хочешь?—?Так положено. С самого детства меня к тому готовили. И ты ведь вручишь мне ключи от дома, или обойдёмся без этого?—?Вручу, разумеется,?— буркнул он.?— Как полагается по всем правилам. Но ежели ты займёшься хозяйством, то времени на куда более важное дело?— на твоё обговорённое шитьё?— совсем не останется.Увидев в его глазах весёлые искорки, она осторожно спросила:—?Неужели нет ничего важнее, чем то шитьё?—?Пожалуй что и нет.Ну ладно же.—?Как скажешь, мой ярл. Почти никогда в своей жизни я не предавалась праздности… кроме месяцев осады и этого путешествия. Придётся привыкнуть.—?Кожа да кости, лицо синее. Выспись и отъешься для начала. Потом посмотрим.Элисиф, ловя его взгляд, старательно улыбнулась, хотя куда больше ей хотелось презрительно отвернуться. Вообще-то, она и впрямь сильно исхудала и изнурилась за время осады, когда голодала наравне со всеми обитателями Синего дворца. Изобилие застолий в Драконьем Пределе и Миствейл прибавило сил, но худоба пока не ушла.А ведь подобной заботе от любого мужа можно было только искренне радоваться, и всякая женщина на её месте не считала бы иначе. Не служи эта забота единственной цели?— устранить её от хозяйственных и денежных дел, а особливо?— от придворной жизни, что позже несомненно обернётся ей большими неприятностями.—?Как скажешь.