Глава 30. В дороге (1/1)

"Опрокинутая зима", предыстория к этому тексту: https://ficbook.net/readfic/8830695/22559665#part_contentРифт цвёл и благоухал. Невозделанные поля и лесные прогалины покрывало сплошным цветочным ковром. Повсюду шумели наливающиеся розовым радостно-зелёные заросли огненного сорняка, а сизо-голубые цветы медуницы, белые с жёлтым звёздочки ресниц Шора, синие стрелы шлема Хьялти, проглядывающие сквозь высоких соседей искорки лютиков и великое множество других, часто безымянных, цветов и трав колыхалось под ветром, словно пестроцветное шёлковое море. Ослепительная зелень и живой шум дубрав, сосновых боров и берёзовых рощ, тихий шелест можжевеловых зарослей да щебет лесных пташек особенно остро дурманили после городской пыли, серых каменных стен и исчерневших от времени и дождей брёвен.Вдоль Виндхельмской дороги к северу от Рифтена кучно лежали густонаселённые деревни и немало процветающих усадеб, и их обитатели выходили приветствовать путников, снимали шапки, кланялись. Кое-кто из ребятишек плясал и распевал весёлые песенки. А жрец Мары, который отвечал за раздачу милостыни в этом путешествии, щедро бросал им и их родителям медяки и серебряные.Во время привалов Элисиф подходила к цветущим зарослям, запускала в них руки, и цветы с листочками щекотали и ласкали кожу. Одуряюще, густым свежим мёдом пахли зелёно-сизые кустики душицы, лаванда кое-где едва начинала зацветать, но уже источала чуть уловимую нежную свежесть, а в редких на Пиках Дымного Мороза заводнённых низинах яркими причудливыми хохолками сияли жёлтые болотные ирисы.Ближе к полудню они остановились на первом по пути большом постоялом дворе. Шедшие впереди основного обоза воины уже успели расставить вокруг этой ветхой постройки навесы от солнца для себя и товарищей, разместить коней и развести в старых кострищах огонь, так что прочие, позаботившись о воде и корме для своих коней, усаживались или укладывались часто прямо на траву или принимались помогать с готовкой. От телеги с клетью отвели коней, поставили ту на самое солнце, и полусидевшая в ней всю дорогу Карлия и вовсе распласталась на полу.Телохранители проверили конюшню и все помещения, поварню, осмотрели трапезную. Там не оказалось едаков?— постояльцев до единого выдворили ещё вчера, так что путники заняли все лавки, стулья и кресла. Стражницы взяли Сигбьорг за свой стол. В трапезную в итоге набилось изрядно народу?— кроме высших чинов и телохранителей ещё и с два десятка Снежных Молотов. Жена хозяина забегала вокруг ярла и его ближних людей с охами и ахами, принесла бочонок кваса из холодника, расставила принесённые подавальщиком кружки, потом котелок и миски. Сдобренная мёдом овсяная каша с сушёными абрикотом и виноградом оказалась очень горячей, и пришлось ждать, пока остынет, зато свою кружку кваса Элисиф выпила почти сразу?— холодный острый пенный напиток приятно освежил и взбодрил после влажной духоты улицы.Когда в очередной раз Элисиф намотала капусты на свою двузубую вилку, Ульфрик на удивление участливо спросил:—?Не сделается тебе дурно на солнце?—?Надеюсь, нет. Я поливаю голову водой. В Сиродиле летом бывало и хуже.Вунферт, как оказалось, успел сделать из черепа питейную чашу?— и принёс её сюда из своей повозки. Кто-то похвалил тонкую работу, кто-то посмеялся над судьбой Мавен. А чаша невольно притягивала взгляд. Упирающаяся в смотрящую вниз макушку черепа довольно толстая короткая ножка в тусклом свете выглядела вполне изящно, усыпанная бёрстенами оковка по нижней?— а теперь смотрящей вверх?— части затылка ярко переливалась, а весьма чистые и ровные зубы Вунферт, вопреки изначальному намерению, оставил на месте.Вот так, Мавен. Порой ни богатство, ни связи не помогают избежать суда и оглушительного крушения всех замыслов. Богохульство и преизбыточные дерзость и стремление ко власти могут и прогневить благосклонных прежде богов?— как и тех смертных, кто успел добиться власти большей и раньше, не правда ли?А ведь Мавен рожала трижды, но все зубы сохранила здоровыми?— во всяком случае, верхние. Подумав об этом, Элисиф провела языком по внутренней безупречно-ровной поверхности собственных зубов, припоминая, как кручинилась за их сохранность после обещания Ульфрика брюхатить её настолько часто, как только окажется возможным. Но видно будет.Подали похлёбку из свинины с овощами, к ней?— пироги с капустой, а следом?— по кругу сладкого сыра на стол, медовые соты и мочёные яблоки. Повара хорошо подготовились к приезду важных гостей?— и наверняка изрядно подвымели местные кладовые.—?Надеюсь, за постой этим людям заплатят достойно? Не меньше чем на три или четыре золотых мы здесь наедим.—?Заплатят, не беспокойся,?— ответил Ульфрик. Позже, когда едаки подразошлись, к нему подошёл сотник из числа Снежных Молотов с коротким отчётом об устроении привала, а следом, когда хозяйка позвала Элисиф наверх, то и Гевьон села на её освободившееся место. Поднимаясь по лестнице, Элисиф проводила их взглядом. О всех ли её прегрешениях будет доложено? Верно, о всех, какие только приметили стражницы?— как и всегда.Им с Идгрод для отдыха досталась узкая светлая горенка. Они расположились на одной из постелей, на вторую легла скоро подошедшая Гевьон, а Сигбьорг, недолго повозившись с наполненной буковой пшеницей тряпичной куколкой, которую подарили ей в Миствейл, показала ту Элисиф, потом послушно забралась на постель к позвавшей её Гевьон. За стеной справа раздавались громкие мужские голоса?— Галмар рассказывал, Ульфрик отвечал, но очень скоро они затихли. Не желая терпеть царящую вокруг духоту, Элисиф подошла к окошку, а открывая створку, выглянула, окинула взглядом двор и дорогу. Увидела, как Карлия в клети неподвижно лежит, укрывшись ветхой серой тряпицей; страж рядом поливал себе голову водой из мехов.—?А преступница, что едет с нами, доживёт ли до конца пути? Её оставили на жарком солнце.—?Данмерке такое нипочём, госпожа. Я видела, как ей отдали наши объедки, и бочонок с водой в клети стоит,?— великое презрение звучало в голосе Гевьон. —?Не пропадёт.Ближе к вечеру, когда пришло время полдничать и уезжать, и они ненадолго остались в горенке вдвоём, Идгрод, поймав Элисиф за локоть, быстро сказала:—?Галмар говорит, Ульфрик на тебя в большой обиде. Выпив лишнего в один из вечеров, он немного пооткровенничал, как я поняла. Сокрушался, что ты ненавидишь его, что тебе противны его ласки, что считаешь, будто в Солитьюде тебе сейчас жилось бы лучше. Ещё всякое подобное. Думаю, и измены он тебе ещё долго не простит.—?А что Галмар ему ответил?—?Большего он не рассказал, а я не стала выспрашивать.Элисиф понимающе кивнула, потом пожала плечами:—?Вот и оставил бы меня в Солитьюде. Или отправил бы на казнь. Невеликая сталась бы для него потеря. Думаю, он больше злится, что не сумел отвертеться от женитьбы.—?Ну что ты, Элисиф!—?Я уж служу перед ним, словно горничная девушка, да всё ему не то, Идгрод! —?в гневе она невольно повысила голос, но, спохватившмсь, перешла на шёпот. —?Подаю напитки, плащ подношу, помогаю застегнуть, за свечами слежу, спину ему разминаю. Все его вещи уложила в сундук нынче утром. Этим всем должны слуги заниматься. За рубаху и не поблагодарил! И за примочки от ожогов. Странно, что сиротку не велел оставить в Рифтене. За волосы оттягал и… Ох, не важно!—?С чего это?— оттягал? —?удивилась Идгрод.—?Захотелось ему. Не знаю. Привык, верно, с полюбовницами обходиться, как вздумается,?— она застегнула пояс, в последний раз огляделась, проверяя, не оставили ли они здесь каких вещей, и улыбнулась Идгрод. —?Идём же. Я проголодалась!Проезжая на Ретивом мимо телеги с клетью, Элисиф пересеклась взглядом с Карлией?— та сосредоточенно обгладывала птичью кость с их полдника, но тут же вскинулась и повернула голову вслед за удаляющимися конниками.Солнце нехотя склонилось к западу, ничуть при том не поумерив своей ярости. Пестрые лесные голуби мелькали в ветвях, кое-где скакали белки, а как-то взглянув вверх, Элисиф увидела промеж сосновых и берёзовых ветвей целое мельтешение множества стрекоз. Те летали и у земли, и над водами, как и бабочки. Яркое живое великолепие природы разогнало последние тревоги, хотя к недавнему рассказу Идгрод она то и дело мысленно возвращалась, как и к словам Мьол о деятельности Клинков, замыслах Довакина и живущем на вершине Глотки Мира драконе. Несколько неудобных вопросов то и дело начинали проситься на язык, но она так и не собралась подойти ни с одним из них к Ульфрику. И, следовало полагать, нынче к ночи тот утомится дорогой и не захочет отвечать.От Рифтена до города Гринволл лежало сорок милле пассус, или шестьдесят поприщ, или же двести шестьдесят гхальв[1]?— о чём сообщал первый же дорожный камень Виндхельмской дороги, потому и не предполагалось, что обоз успеет добраться раньше чем к завтрашнему полудню. В должное время Ульфрик велел объявить привал. Прежде чем солнце приблизилось к своей наливающейся золотом и багрянцем колыбели из мягких пышных облаков, Братья Бури разместили коней и телеги, определили посты стражи и смену дозоров, да почти полностью успели поставить те два десятка палаток, в коих отряду предстояло расположиться для сна.Вскоре повара разожгли в спешно выкопанных ямах костры, повесили над двумя по большому котлу?— для каши и для кипятка на чай, а над третьим установили вертел. Старшая повариха принесла полдюжины караваев ржаного хлеба из тех, что взяли в Миствейл, прикинула, как их нарезать на сотню человек, потом заколола поросёнка, и теперь его разделывали, а мясо кидали в котёл для обжарки. Элисиф наблюдала за всеми приготовлениями, сидя под навесом на увенчанном мягкой обивкой сундуке с продуктами. Рядом расположилась Идгрод, а у их ног Сигбьорг играла со щенками. Игра не обошлась без последствий: двое щенков настолько рьяно вцепились в куколку и потянули каждый на себя, что та с треском порвалась под возмущённый вскрик Сигбьорг. Разлетелись по сторонам кусочки ткани, верёвочка и зёрна буковой пшеницы[2]. Впервые на глазах у Элисиф Сигбьорг расплакалась?— точнее, как-то совсем тихо робко расхныкалась, и лишь тогда, когда Элисиф обняла её и принялась утешать. Идгрод наклонилась, собрала несколько зелёных угловатых зёрнышек:—?Ох, вот. При дневном свете можно было бы попробовать собрать, но сейчас нечего и пытаться.Одна из стряпух, завидев такое дело и разохавшись, отрезала кусок от своего передника, насыпала в него горсть овсяных зёрен, перевязала лентой из собственной косы и вручила Сигбьорг. Та почти мгновенно успокоилась.Как же легко становится получать подарки и благосклонность даже от совсем незнакомых, когда находишься под покровительством королевы, пускай и опальной.Щенки съели всё кинутое им сало, обглодали кости, потом приставленный ходить за ними человек, пристегнув каждому поводок, увёл их к себе.За сегодня Элисиф едва обменялась с Ульфриком несколькими словами, хотя ехали они всё время рядом. Но свежий ветер да красоты полей и лугов и его, кажется, заставили раздобреть. Позже, сидя на длинной скамье между Ульфриком и Вунфертом с кружкой чая в руках, глядя в высоко сыплющие золотыми и алыми искрами костры и слушая разговоры и песни, она чувствовала себя почти так же уютно, как и в обществе Виттории и Асгейра. Даже близость Вунферта не смущала. Тот, пребывая в добродушнейшем настроении, разлил по питейным рогам всех сидящих за столом своё вино?— только Идгрод отказалась?— а для себя принёс чашу из черепа.К середине вечера Ульфрик вспомнил о ней:—?Рада ты, что мы покинули Рифтен?—?Рада, мой ярл. Давно уж мне не терпелось отправиться в Виндхельм.—?И девочка эта тебе полюбилась, смотрю. Только она, говорят, молчит всё время, хотя уже не маленькая.—?Почему? Совсем ещё крошка.Ульфрик беззлобно усмехнулся:—?Я к тому же возрасту, как рассказывала мать, празднословил, почти не замолкая, помнил с десяток прядей и сказаний, да успел выучить все ругательства на тамриэлике и данмерисе, какие только есть.—?Суварис научила?—?Больше её братья. Хотя и она тоже.—?О-о-ох, надеюсь, ты не станешь учить этим словам… —?на едва уловимое мгновение она задумалась, отогнала пришедшее: ?моего ребёнка?, не решилась сказать и: ?нашего? или ?наших детей??— слишком это раболепно и угодливо прозвучало бы, пожалуй. —?…своего будущего наследника!—?Как же нет? Обязательно!Элисиф сочла нужным без малейшего возражения рассмеяться. Ни к ней, ни к Торугу в детстве не допускали никого, кто мог бы научить чему-то подобному. Даже став королём, Торуг не приемлел никакой брани, и со всеми придворными, слугами и дружинниками общался безупречно вежливо. Возможно, в том числе и поэтому случилось с ними то, что случилось? Король должен уметь разговаривать с ближними людьми на их языке.Судя по закрывшим звёзды тучам, поднявшемуся ветру, что расшумелся в дубах, берёзах и соснах, да вставшей в воздухе сырой свежести, собирался дождь. Если придётся поутру сушить палатки, то и на второй переход они выдвинутся с запозданием. Вскоре дождь и впрямь застучал по холсту навеса и зашипел в кострах.Под утро Элисиф проснулась от духоты. Вновь Ульфрик обнимал её, словно куклу, а кровь билась и гудела в ушах, да горячий пот покрывал кожу. Осторожно высвободившись из нестерпимо душного объятия, она выбралась из-под одеяла. Надев платье и накинув платок, стряхнула с полога паучков и уховёрток и тихо выскользнула из палатки. Стражи приветствовали её.Занимался рассвет. Дождевые тучи подразогнало ветром, и солнце тихо выплывало из-за разрывов сизых и серых облаков в золотых прожилках, роняя косые лучи в прорехи меж деревьями. Кое-где в пределах лагеря остались неутоптанными кустики полыни, чернобыльника и огненного сорняка, и теперь они переливались несчётным множеством сияющих капелек, как и травы вокруг, как и листва деревьев в туманной дали.Отдышавшись, она прошлась вокруг. Лагерь спал, только дозорные ходили по утоптанным тропам, да фыркали кони. Телега с клетью мелькнула между палаток. Карлия в ней, как оказалось, сидела на коленях, наклоняясь вперёд, держась за прутья и упираясь в них лбом. Неужели и впрямь перегрелась? Элисиф направилась к ней, и Фрида пошла следом.При их приближении стражи поклонились, а Карлия и не подумала склонить головы.—?Доброго утра, Ваше Величество. С чего же это вы не спите?Фрида приказала ей отодвинуться на другой край клетки, и она без возражений и на удивление ловко перетекла в дальний угол. В недвижном воздухе висела вонь застарелого данмерского пота. Элисиф коротко огляделась, потом встретила взгляд огромных прозрачно-вишнёвых глаз на похожем на обтянутый кожей череп болезненно-сером без кровинки лице. Карлия вновь опередила её:—?Вы выглядите получше, чем в первый раз. Не то что я.Ну да, наверняка с отёкшим после сна лицом и подопухшими веками, с болезненно-горящими щеками Элисиф сейчас предстала перед нею. Но при первой их встрече смертельно?— почти в буквальном смысле?— бледная и с трудом державшаяся на ногах, да в залитой кровью одежде Элисиф точно имела вид много более жалкий, чем сейчас.—?Зато ты, смотрю, набралась вежливости.Карлия невозмутимо продолжала:—?Не трудясь с утра до ночи в поле под жарким солнцем, да имея на столе лучшие кушанья, какие только можно купить за чужие деньги, отчего бы не цвести, словно роза в садах Азуры?Вновь то же самое, что и на допросе, неужели? Элисиф невозмутимо ответила:—?Хорошие воры обычно имеют всего вдоволь на своём столе. Отчего же ты отказалась?Фрида шепнула:—?Госпожа, не унижайтесь. И без того велика честь для этой падали. Идёмте.В напоённом влагой недвижном воздухе да в пронзительной тишине рассветного часа всякий звук всегда подобен оглушительному грохоту, потому каждое их слово чётко услышат в стоящих рядом палатках. Но Элисиф, шагнув к самым прутьям, сказала:—?Значит, ты мнишь нас такими же служителями твоей Владычицы Даэдра, как и любого уличного воришку.—?Нет, ну что вы! Всякий из господ, полагаю, уже с рождения наделён её совершенно особым вниманием?— не то что мелкие ничтожества, коих не перечесть.—?Государевы и ярловы подати нужны, чтобы содержать стражу, дружину и войско. Иначе разбойники изнаглеют и примутся разорять чёрных людей, а вести войны станет и вовсе невозможно.Карлия запрокинула лицо и тихо рассмеялась:—?Не будь господ, не случалось бы и войн.Элисиф отвернулась и шагнула прочь, но Карлия ей вслед повысила голос:—?Я тебе зла не желала.Она на диво проворно переместилась к противоположному краю, вцепилась в прутья, и Элисиф, посомневавшись, всё же вернулась на прежнее место. Тихо ответила:—?Пожалуй, я тебе верю. Да только ты целилась и в меня тоже. А ведомо ли тебе, какие беды происходят в лишившихся крепкой власти странах? Войны за престолонаследие длятся десятки лет. Ты и Скайриму хочешь той же судьбы?Вообще-то, Карлии вполне сподручно сейчас оказалось бы, резко потянувшись, ухватить Элисиф за шею или вцепиться ей в глаза. Фрида и один из стражей встали по обе стороны от них, взялись за оружие. Карлия же отвечала:—?Ведомо. Уж не пожалела бы ты, если бы вышло вновь овдоветь по моей вине?—?Пожалела бы. Но это не твоя забота,?— пожалела бы… Верно, Элисиф сейчас и сама дожидалась бы казни. Или под стражей везли бы её в какую-нибудь Тревскую или Туманную заставу на вечное заключение.А Карлия продолжала шелестеть:—?Ну, ты-то сменяла двоюродного брата на четвероюродного. Тебе же и лучше: дети получатся здоровее,?— она беззлобно и на вид бесхитростно усмехнулась. —?Приток новой крови всегда полезен, знаешь.—?Знаю.Твёрдость ответа, похоже, смутила Карлию, и она некоторое время не роняла ни звука.—?А ты ведь совсем не такая, как говорят, королева. Слыхала, ты умеешь лишь плакать да мямлить. И что у тебя сотня любовников, словно у Боэтии. Ещё говорили: ты от горя выкинула после его убийства. Или тайно родила. А я у тебя видала только девчушку постарше, чем следовало бы, да и вроде из приюта? Но кто же вас, господ, разберёт?..Фрида вновь попыталась встрять:—?Госпожа!..Но смолкла под повелительным взглядом Элисиф. Потом Элисиф кивнула Карлии:—?Продолжай. Что ещё говорят?Та вместо ответа закашлялась?— и кашляла долго. Наконец, отпив из бадьи и попутно от неловкости залив себе одежду, просипела:—?Двуногие всегда говорят. И больше всякую чушь да дрянь.Повисло молчание. Карлия пыталась отдышаться, а Фрида, переминаясь с ноги на ногу, не решалась ничего сказать. Тут невдалеке зазвенела песня соловья или иной пташки, и Карлия передёрнулась, с громким вздохом помотала головой. Едва слышно прошептала:—?Я-то надеялась: наша королева хоть после падения своего города покажет, что она не ничтожество. Уж я бы на твоём месте заколола бы его в первую ночь, сразу после провожания.—?Ты не на моём месте. Не равняй себя и своих лиходеев с нами, воровка и дочь воровки.—?Уж я не дозволила бы Мерсеру надругаться надо мною… я бы…Больше не о чем разговаривать. Элисиф бросила:—?Да сколько угодно,?— развернулась и зашагала к своей палатке. Фрида поспешила следом.На первом привале Ульфрик подозвал её, привлёк поближе. Самым искренним и доверительным голосом сказал:—?И зачем же ты вновь говорила с этой воровкой? Похоже, она пытается повлиять на тебя, да подставить.—?Я хотела выспросить, почему она ровняет нас, господ, с ворами.—?И что толку? Многие мнят о нас то же самое.—?Ну…—?Не вздумай поступить по её воле! Попытаешься тайком убить меня?— заколоть, удушить, ещё что вытворить?— найду на тебя управу. Уж не пожалею.—?Я… Я и не собиралась слушать её, ясно тебе? —?голос задрожал от накатившей вдруг злости. —?Вот выдумал! По-твоему, я… —?она вздохнула поглубже, помолчала. —?По-твоему, я слушаю, что там лопочет эта воровка? После того, как она едва не убила меня?Он безотрывно смотрел на неё. С новым вздохом она осторожно потянулась к нему, прижала ладони к его груди. Поймала взгляд:—?Мой ярл, почему ты столь глубоко сомневаешься во мне? Даже после всех моих тревог за твою жизнь?Он перехватил её запястья:—?А с чего ты, и впрямь, так тревожилась по нашему отъезду? Думаешь, не вернись я, Лайла учинила бы с тобою дурное? Она твоего наследства постаралась бы не упустить, уж не сомневайся. А значит?— поженила бы тебя с Серлундом.—?Но… да ты что, не могло бы такого статься.О подобном исходе она не задумывалась. Но после этого странного предположения мысли о столь нежданном союзе с Серлундом не давали покоя до самых стен Гринволл. Что думали и чувствовали бы они оба, вновь оказавшись в тисках чужой воли, свёдшей бы их настолько близко? И долго ли продлился бы этот союз? Уж можно не сомневаться, без Ульфрика страна запылала бы не позже, чем к осени. Эрикур, Тонгвор, Ольфина и Това мгновенно разбранились бы и с Лайлой, и промеж собой, Изгои подняли бы голову… Нет, не нужно ей такого в обмен на короткое призрачное счастье.Город шумно встретил гостей. Тайбедету здесь до сих пор продолжали отмечать, судя по многолюдному торжищу и несчётному мельтешению протянутых на верёвках между зданиями знамён. Возвышалась над улочками венчающая высокий утёс старая мрачная крепость, но в свете летнего солнышка даже её почерневшие от времени камни смотрелись радостно и приятно.За столом в трапезной им прислуживала довольно милая на лицо пухленькая девица с громким голосом и едва сходящимися на пышных персях завязками платья.Возможно, в этой полной мужчин крепости она работала вовсе не только на поварне и раздаче еды? Во всяком случае, за недолгое проведённое гостями за столом в трапезной время, её развязные движения и почти не сходящая с губ приветливая улыбка, которой щедро одаривался каждый мужчина, произвели впечатление не самой стойкой добродетели.Первым делом она принесла пиво в больших кружках, прижимая к персям и не озабочиваясь подносом. Одарив господ улыбкой и поклонившись, убежала.Пиво оказалось слишком горьким, тёплым, да и явно не свежим. Ульфрик поморщился, Галмар подул на пену и что-то недовольно пробормотал, но оба продолжили пить, как и остальные мужчины, кроме, разве что, Вунферта; Идгрод сразу отставила кружку прочь, а Элисиф, отведав немного, при следующем появлении подавальщицы сказала:—?Это пиво горькое и тёплое, принеси другого. А лучше холодного чаю с мёдом.—?Другого пива нет, госпожа. Есть чай из огненного сорняка, ресницы Шора… ну, ромашка, малина, ежевика?— и листья, и сушёные ягодки. Но у нас в холоднике почти не сыщется льда! Ещё есть квас!—?Ромашки с малиной и ежевикой.По всегдашнему обыкновению Элисиф безотрывно смотрела собеседнице в лицо. Та же то скашивала взгляд, то поглядывала на смотрителя крепости. Потом быстро глянула на Ульфрика и, поклонившись, убежала. Огорчает ли её, что будущий король приехал сюда с молодой женой? Да ещё и днём, так что очень скоро покинет эти стены. И ему точно не достанет любопытства до прелестей хорошенькой подавальщицы. Но Элисиф быстро отогнала столь недостойные мысли.Остальные без жалоб пили принесённое. Скоро девица вернулась со стопкой мисок и котелком. Пока расставляла посуду и наваливала каждому по черпаку парящей пшённой каши с кусками мяса и моркови, смиренно опускала взгляд, но, уже пристроив на поднос котелок и черпак с полотенцем, мельком улыбнулась Ралофу. Элисиф хотела попросить молока или простокваши, но с мясным ей такое не нравилось, потому вслед она сказала:—?Подай мне холодного квасу вместо чая.Та пролепетала: ?Да, госпожа!? и умчалась. Ульфрик неожиданно хмыкнул:—?Загоняла бедняжку.—?А нечего приносить дурное пиво. Да и какое пиво в летней духоте, на солнце? Ягодного взвару бы всем подали.Тут очнулся смотритель:—?Госпожа, простите Олаву, прошу вас. К полднику распоряжусь о взваре!По возвращении Олава, излишне суетливо ставя кружку, попутно споткнулась, и квас выплеснулся, залил столешницу и брызнул на платье Элисиф. Она воскликнула:—?Да что такое? —?подхватила с колен платок и принялась вытираться. Смотритель опередил открывшего уже рот Ульфрика и рявкнул на лепетавшую извинения Олаву:—?Ты чего меня позоришь? Пойди прочь, дура! Пусть Сигню подаёт!Та убежала чуть ли не с вытьём, а смотритель, вновь рассыпаясь в извинениях, взял полотенце и сам вытер стол перед Элисиф.После обеда Ульфрик с Вунфертом и Клинками Бури отправились осматривать засаду, оружейную и прочие помещения, и, как подозревала Элисиф, допрашивать Карлию, а ей осталось только, вымывшись со стражницами, Идгрод и Сигбьорг в бане, расположиться для отдыха в доставшейся им горенке. Идгрод скоро вспомнила о своём намерении отправить слово Данике в Вайтран, так что пришлось слугам посуетиться с писчими принадлежностями, бумагой и отправкой готового послания с голубем.То и дело одолевавшие с ночи Тайбедеты мысли о Клинках и драконе Седобородых вновь не давали покоя, а теперь и выдумка Ульфрика насчёт её союза с Серлундом?— даже когда она краем уха слушала, как Хильде и Фрида обсуждают незадачливую подавальщицу и то, как старательно та улыбалась Ралофу и Ирсаральду?— и особливо, вышел ли от тех любезностей хоть какой толк. И когда говорила и играла с Сигбьорг. Более всего занимало, что после отданного посреди пира указания о разговоре с Мьол Ульфрик словно начисто об этом позабыл. Позже, на первом привале на пути к Камню Шора, Элисиф, когда нетерпение её достигло уже самого края, подошла к нему, опустилась прямо на траву напротив и тихо спросила:—?Мой ярл, не желаешь ли сказать мне хоть нескольких слов о том деле, которое я развязала с таном Мьол?Он привлёк её за руку, и она села рядом на ворох пушистых шкур и прислонилась к дубу, необъятный ствол которого тоже щедро застелили.—?Да, Мьол! Отвечай на её письма, если и впрямь напишет. Пригласишь, кстати, на выборы.—?Приглашу,?— кивнула она. —?Хильде пересказала тебе мой с нею разговор?Он кивнул в ответ:—?Когда вы говорили, Вунферт по моему указанию проследил за вами. И ни капли лжи и притворства в ней не разглядел. Как и в тебе, впрочем.—?Я искренна с тобою,?— голос странно дрогнул. Но она ведь и впрямь ни разу не попыталась хитрить и о чём-то утаивать в последние дни. Кроме, разве что, разговора с Серлундом и послания ему?— но это только её личное дело. О Серлунде Ульфрик более не упоминал. Возможно, Хильде всё же не стала рассказывать ему о подсмотренном во время плясок. Да и видела ли она и впрямь хоть что-то?—?Это похвально,?— спокойно?— а, скорее, равнодушно?— ответил он. Элисиф прямо взглянула ему в лицо, встретила казавшиеся посреди окружающих травы и листвы ярко, нестерпимо зелёными глаза, вздохнула. Хотелось выплюнуть очередные слова ненависти, очередное пожелание ему сгинуть в Обливионе, но она лишь уронила:—?Удивлена я, что Седобородые тысячи лет скрывали у себя дракона. А более всего тем, как ловко и ты скрыл это ото всех. От деда, от дядюшки, от Торуга,?— на мгновение она задумалась, как назвать покойных свёкра и свекровь, коих очень давно не доводилось поминать вслух. —?От господина Хоуга и госпожи Ульфхильд тоже скрыл, так ведь?—?Верно. Знаешь, ступай-ка принеси мне чаю.Она бестрепетно сходила за чаем к поварам, которые держали тот в больших кувшинах в своей телеге, вернулась с двумя кружками. Ульфрик вновь указал сесть рядом с собой на ворохе пушистых шкур, поделился сластями, и в целом повёл себя с безупречной учтивостью.—?Мне тут вспомнилось, как увидел тебя впервые. Приезжал по делам в Солитьюд в месяце Руки Дождя или Первого Зерна восемьдесят второго года, как помню. Да, у тебя тогда уж зубы начали резаться.Элисиф кивнула. Она прекрасно знала об этой встрече из рассказов отца и матери. Но Ульфрик продолжал:—?Только стоило мне взять тебя на руки, как ты тут же замахнулась кулачками, да съездила бы мне по щеке, если бы не успел отодвинуть тебя,?— он усмехнулся. —?А отняли тебя, так тут же принялась кричать, махать ручонками и расстроилась необычайно! Уж как Эслауг тогда смеялась!—?Мне рассказывали.—?Помнится, подумалось, что непременно вырастет своевольная нравная королева, с которой будет не сладить.И всё это вовсе не помешало им теперь, двадцать с лишним лет спустя, совокупляться, словно диким зверям, с вытьём и криками?— и всеми способами, кои только возможно измыслить для двоих любовников.Элисиф молчала. Распространяться о Клинках и драконе Седобородых он, очевидно, не желал. А все эти воспоминания о давно сгинувшем её точно не растрогают. После убийства Торуга она и без того по многу раз перебрала все воспоминания об общении с Ульфриком и его ближними, перечитала все его письма Торугу и дядюшке Истлоду, и даже все письма деду от ульфрикова отца, как и от Игмунда и Балгруфа королям, пытаясь отыскать корень измены. Возвращаться к этому не хотелось.—?Ты ведь и теперь в точности тем же образом обходишься со мною. Пытаешься ударить, а как не получается?— сразу в крик и слёзы.—?Я не пытаюсь ударить тебя, мой ярл.?Всё, что делаю, идёт лишь во благо тебе. Разве нет?А и в самом деле. Всякое её действие за последние годы, а особенно после взятия Солитьюда, гнусный мерзавец сумел обернуть себе и только себе на пользу.Она огляделась. Галмар с Ралофом и прочими Клинками Бури шумно хохотали невдалеке, Идгрод плела венок для копошащейся у её ног Сигбьорг, телохранители стояли на должных местах. Удивительно, но на неё и Ульфрика никто не смотрел. Поймав его взгляд, Элисиф улыбнулась, осторожно прижалась к нему, коснулась плеча, внутренней стороны запястья, постаралась переплести пальцы с его пальцами. Он дозволил, разжав ладонь, потом устало сказал:—?Вижу, ты стараешься. Скольких же усилий тебе это стоит??Уж не больших, чем тебе стоило, чтобы притворяться всю жизнь??— хотела бы ответить она, но вместо этого прошептала:—?Надеюсь, ты оценишь эти усилия, мой ярл.—?Оценю. Когда и впрямь выйдет польза.—?Я рада,?— только и выдавила Элисиф. Вздохнула. —?Ты ведь просто используешь меня, словно вещь. Даже не поцеловал ни разу.—?Уж если бы ты не стремилась использовать меня, то кинулась бы на свой меч ещё в день взятия Солитьюда, вот что.—?Ну, нет! Никогда я не кинусь!.. —?но договорить она не успела, потому что Ульфрик, ухватив за плечо, наклонился к ней, настойчиво коснулся губами губ, проник языком в рот, и язык его, подобно мужскому естеству, проделал несколько глубоких движений. Она невольно подалась ему навстречу, а внутри вскипела нескромная горячая волна. Со стороны сборища Клинков Бури громко присвистнули, и Элисиф, поймав развесёлый взгляд Ралофа, вспыхнула, как сухая хворостинка в ночном костре. Оглядевшись, заприметила, что даже Карлия смотрит на них. —?Ой, нельзя же так!Ульфрик повторил поцелуй, шлёпнул её сзади пониже поясницы?— к счастью, этого никто не мог бы увидеть благодаря плащу?— и ответил:—?Очень даже можно!От Гринволл до Камня Шора лежало по делающейся заметно круче дороге сорок семь поприщ, так что ночевать отряду вновь предстояло в поле. Лагерь разбили на краю деревни под названием Хлидабю, между дорогой и грядой почти отвесных скал, в красивейшем местечке, вполне достойном доски и кисти художника. Селяне принесли полдюжины гусей, корзинку яиц, по корзине первого урожая маиса и земляных яблок, а землевладелец, раскланявшись, предложил господам остановиться для ночлега в его доме. Элисиф вовсе не хотелось возиться с вещами и постельным бельём на новом месте, но Ульфрик и Галмар милостиво согласились к вящей радости землевладельца, так что возражать она не стала. А потом шепнула Ульфрику:—?Пускай заплатят им за продукты, да каждому селянину отдельно, не только их хозяину.В довольно большом доме на самом высоком в деревне месте, куда они пришли уже почти к самой темени, оказалось чисто и уютно. Вдоль длинных стен мостились сундуки и лавки, стол и даже поставец с ларчиками, несколькими книгами и множеством разновеликих мешочков, деревянных и тряпичных игрушек, склянок и чашек, опорные столбы украшала затейливая резьба, печь выложена была узорчатыми изразцами. Младших обитателей они увидели лишь мельком, когда те, выстроившись в ряд и пораскланявшись перед гостями, проворно похватали свои перины с лавок и сундуков и выбежали за двери. Зато жена хозяина обнесла всех гостей пивом, показала, из какой бадьи брать воду, где лежит хлеб и стоит кувшин с маслом для светильников, и, попутно посватав старших дочь и сына в прислугу, объяснила, как пройти до отхожего места и натопленной по важному случаю бани.Под утро Элисиф проснулась от раздавшегося над самым окном петушиного крика; целое мгновение вспоминала, где находится, и почему грубые каменные стены, деревянная крыша с торчащей промеж брёвен и досок соломой и многоячеистый оконный короб со вставками из слюды совсем не похожи на то, что есть в её опочивальне в Синем дворце. Потом, вздохнув, села, проверила, не придавил ли Ульфрик собой её косы, свесила ноги с постели. И едва не вскрикнула от неожиданности, когда под ступнями почувствовала необыкновенно мягкую шёрстку?— оказалось, перед постелью положили совсем свежую овечью шкуру.В утреннем свете обстановка дома оказалась совсем не такой, как увиделось вчера в ночи, но оттого не менее уютной. Пространство хозяйской опочивальни отделялось от длинной светлицы бревенчатой стеной и завесой из довольно плотной шерсти. Посреди светлицы на двух составленных вместе лавках и на ворохе застеленных простынёй шкур спали Идгрод и Галмар. В кольце его ручищ она казалась совсем маленькой и юной, её тонкая изящная рука, лежащая поперёк его поясницы и поверх тёмного одеяла, прямо-таки светилась, а волосы обоих?— чёрные с соломенными?— перемешались в изголовье. Ослепительные пятна света падали им на ноги, и рой пылинок плясал над одеялом, словно искорки над костром или наковальней.Это зрелище, волнующе-красивое, удивительно естественное и совсем не выглядящее хоть сколько-то непристойным, почему-то остро смутило и заставило отвернуться. Она поспешила пройти мимо по направлению ко входной двери. На сундуке у стены располагался Вунферт, а на соседних, также сдвинутых, лавках Гевьон и Холмгейра обнимали лежащую между ними Сигбьорг, и все они спали не менее тихо и безмятежно.Преступный петух голосил ещё несколько раз, заставляя рассыпаться череду неясных сновидений, пока, наконец, близкий скрип половицы не пробудил окончательно. Чужая ладонь, прохладная и сырая, коснулась плеча, затем лба и щеки. Элисиф повернулась к нему:—?М-м-м?—?Времени ещё довольно, а мне не уснуть. И ты всё ворочаешься зазря.Ульфрик откинул одеяло, лёг рядом, притянул её, и пришлось отвечать на долгий тягучий поцелуй. Прикосновения сырой бороды к лицу отогнали остатки дрёмы. Когда он принялся задирать ей подол, она зашептала:—?Нас услышат! Там ведь девочка!—?Пускай услышат,?— лениво ответил Ульфрик, не спеша вытряхнул её из рубахи, склонился. Холодный краешек оберега Талоса прочертил полосу от ключицы до сосца, и от сладкой дрожи она громко вздохнула. Но зыбкое удовольствие тут же разбилось о воспоминание о почти таких же прикосновениях торугова оберега. Пока он целовал её шею и плечи, она хорошенько закусила губу, потом, когда язык его скользил от сосцов к дорожке волосков внизу, незаметно дёрнула себя за косу. Скоро он, разоблачившись, навис над нею, и она подалась вперёд, отвечая на его движение. Первый стон, недопустимо громкий в висящей вокруг глухой тишине, всё же сорвался, но потом она прижалась губами к его плечу и стиснула зубы.Соломинки промеж потолочных брёвен тихо колыхались, искорки пыли плясали в лучах солнца, что падали на дальнюю от постели стену и освещали уставленные склянками и веничками цветов полки поставца. Возбуждение жарко горело и плясало внизу, и она тихо постанывала, не в силах удержаться. Но если с Хеммингом ото всякого звука её удерживал ужас быть услышанной хоть кем-нибудь, то теперь?— лишь опасение, что непристойные звуки долетят до слуха малого дитяти, который их значения наверняка и не поймёт.Внезапно нечто прежде упущенное из виду привлекло внимание: полосатая остроухая голова торчала из-за края стенной перегородки, и жёлтые глазищи безотрывно смотрели на незнакомцев в хозяйской постели. Похоже, милое создание уже давно наблюдало из своего укрытия. Элисиф прошептала:—?Здесь кошка! Глядит на нас! —?и едва слышно рассмеялась.Ульфрик не удосужился взглянуть вверх, зато отстранился, ухватил её под коленями, протянул спиной по простыни и вновь двинулся. Несколько долгих тягучих толчков спустя подхватив и вытянув вверх её ногу, поцеловал лодыжку, потом ступню?— отчего дрожь пробежала по коже, бедру и позвоночнику, заставив дёрнуться и заскулить. А затем вложил пальцы ей в рот и, не переставая двигаться, прерывисто ответил:—?Вряд ли это… талморский… соглядатай… Помолчи!Скоро оберег его засиял под касанием тёплого лучика, солнце ухватилось за волосы и бороду, отразилось в глазах. Они перебрались на пол, коленями на мягкую овечью шкуру, и Элисиф легла животом на край постели. Обереги принялись мерно позвякивать от толчков, и пришлось придержать их?— звуки казались оглушительными. Задыхаясь и вскрикивая под его напором, прихватила губами и зубами собственную ладонь, а затем, с трудом сообразив сквозь горячий туман, подхватила его руку и вложила пальцы себе в рот?— наверняка ему это понравится, да и укусить не жалко.Кошечка продолжала следить, даже когда они вернулись на постель, и Элисиф оседлала его. За стеной проснулись; голоса раздавались совсем близко, и ожидание того, что кто-то осмелится заглянуть, или забежит по недосмотру девочка, сбивало. Но некое сонное оцепенение скоро овладело ею. Прислоняясь к его плечам так, чтобы он не заметил плотно закрытых глаз, она осторожно двигалась, никак не умея заставить себя поторопиться. Каждый толчок отдавался слишком приятной дрожью, и хотелось хоть как-то отдалить суету сборов и дорогу по нестерпимой духоте. Наконец, Ульфрику это наскучило, он до боли вцепился ладонями ей в бёдра, толкнулся, что заставило сильнее закусить губу, и несколько жёстких движений спустя откинул её, навис сверху и излил семя ей на живот.Пока она краем простыни стирала густую жемчужно-прозрачную жидкость с кожи и, чтобы причесаться, распускала косы, он успел умыться над бадьёй, надеть исподнее, рубаху, застегнуть сандалии. Усмехнулся:—?Молодуха! С тобою и уснуть недолго!Она ответила с тем же выражением:—?Да неужели? Уж ты-то не уснёшь, поди!Ближе к полудню, уже на первом привале к Ульфрику подошёл один из стражей Карлии:—?Мой господин. Преступница нижайше умоляет ярла позволить ей в городе на кладбище попрощаться с отцовой могилой. Очень уж просила передать эту просьбу. Всё утро и всю дорогу упрашивала.—?Да она и без того кормится с моего стола! —?Ульфрик возмущённо хлопнул в ладоши. —?Нет. Не дозволяю я ей этакого дела. Ведь и она намеревалась оставить меня, ярла Лайлу и госпожу Элисиф без последнего прощания с могилами наших отцов.Когда страж ушёл, Вунферт, неспешно отпив из чаши-черепа, прошелестел:—?Если б ты дозволил, я сопроводил бы её на кладбище. Не сбежала бы.—?Да ну, брось.Позже, когда после недолгой остановки они покинули Камень Шора и направлялись теперь к Сторожевой Крепости Шора, что стоит на самой границе Рифта с Истмарком, Элисиф на недолгом привале спросила у Ульфрика:—?Допросили вы Карлию во второй раз?Тот кивнул:—?Да. Не она убила дядьку. И ничего не знает об этом. Я-то всё равно до последнего надеялся, что Локир надумал пошутить над Ольфиной. Разве только ещё кто сторонний.Столь внезапная отковенность поразила Элисиф. Она осторожно коснулась его руки:—?Кажется, я тоже на это надеялась. Мьол мне сказала, что он словно малое дитё. Но он ведь не дурачок. Что это означает?—?У меня есть некоторые соображения на сей счёт. Но слишком они безумны, чтобы высказать их хоть кому-нибудь.Более они не говорили об этом. Два перехода спустя отряд, преодолев последние спуски на краю Каменной Чаши, добрался до Сторожевой Крепости Шора и, заночевав там, двинулся к Тундре Ледяных Вод, что уже издалека парила бурлящими источниками. Почти все пригодные для земледелия участки этой удивительной земли занимались исстари возделываемыми виноградниками джазби, а луга и верещатники служили пастбищами для домашних коз, овец и мелких болотных оленей. Далеко к востоку из-за лесистых холмов виднелись прозрачно-синие вершины Пиков Ледяного Ветра?— высокой и длинной гряды непроходимых гор, что отделяли Скайрим от Морровинда.Раскалённый полуденный воздух колыхался над дорогой, а вдалеке, на краю земли и неба, клубились тёмные дождевые тучи. Впереди лежало сумасшедшее лето Истмарка.Конец первой части