Глава 8. Песни на пиру (1/1)

Вечером на пир явился Довакин. Едва он показался в дверях и раскинул руки, как и без того шумное сборище разразилось громкими радостными криками, и вверх приветственно поднялось множество кубков. За Довакином следовали тан Мьол с тем же юным спутником и стражницей, а также темноволосый незнакомец, чья внешность издалека не просматривалась.Понаблюдав, как победитель Пожирателя Мира идёт мимо столов, как весело здоровается почти с каждым, как хлопает гостей по рукам и плечам, Элисиф сказала Ульфрику:—?Вот что за общий знакомый. Я должна была догадаться. Он всех своих друзей решил с тобою заобщать?Тот беспечно отвечал:—?Да с чего тебя занимает подобная чепуха?—?Потому что всё, что он делает?— это ложь, хитрость и предательство.Но Ульфрик уже не слушал, оборачиваясь к гостю. Тот низко поклонился ему и Лайле, поприветствовал Харальда, и, наконец, обратил внимание на Элисиф. С добрейшей улыбкой склонился и протянул руку ладонью вверх. Поскольку это происходило на глазах всего двора, ей ничего не осталось, кроме как вытянуть ему навстречу ладонь для поцелуя?— хотя она предпочла бы плюнуть ему в лицо. Прикосновение горячих сухих губ напомнило не о драконах, а скорее о змеях. Гладких и изворотливых. Наконец, выпустив её, он во всеуслышание объявил:—?Как же это вы меня не подождали? А я надеялся успеть хотя бы на одну свадьбу! Галмар!Он хлопнул Галмара по плечу, крепко пожал ему руку, кинул несколько слов другим Клинкам Бури и отвернулся от стола.На мгновение показалось, что он сейчас подойдёт и сядет на престол Рифта, но он лишь встал на полпути к высокому месту, обернулся, хлопнул в ладоши, потом радостно развёл руками под новую волну приветственных криков.Кресла стояли лишь за главным столом, остальные гости располагались на длинных лавках за поставленными вдоль большого очага столами. Довакин и его спутники сели среди Клинков Бури, а рыжая стражница встала позади своего тана и её юного друга.Когда волнение чуть улеглось, игрецы завели песнь о Довакине, и многие гости принялись подпевать:Наш герой, наш герой с сердцем воина,Говорю вам, говорю вам, Драконорождённый идёт…Приглядевшись к Элисиф, Ульфрик спросил:—?В чём дело? На тебе лица нет.Песнь из немыслимо далёкой глубины веков звучала возвышенно и печально, как звучала, наверное, и тысячи лет назад, когда её только сложили:Обладающий силой Голоса, искусством древних нордов,Поверь, поверь, Драконорождённый идёт.Элисиф отвернулась, склоняя голову, потом сказала:—?Знаешь, тогда на площади перед Мрачным Замком этот мерзавец осмелился подойти ко мне и спросить, что я теперь думаю о тебе и надеюсь ли стать Верховной королевой. Гнусный предатель.Ульфрик прищёлкнул языком и сквозь смех ответил:—?Каков наглец, надо же!Это станет концом зла в Скайриме,Страшись, страшись?— Драконорождённый идёт.—?Когда мне можно будет уйти?—?Пир едва начался, королева. Нескоро.Он подозвал подавальщика, и тот подлил ему вина, потом собрался сделать то же для Элисиф, но она прикрыла свой кубок ладонью. А голоса певцов и гостей взвились с особым торжеством и старанием:Для изгнания тьмы и рождения сказаний,Узнайте же, узнайте же?— Драконорождённый пришёл.Изгнание тьмы… Возможно, он и изгнал тьму?— но тут же привёл за собой новую.А Ульфрик с неожиданной теплотой напомнил:—?Ты ещё расскажешь мне сегодня об участии Эленвен в переговорах. Не забыла?—?Я помню, король.Время потянулось невыносимо медленно. Ульфрик с Лайлой, Харальдом и Галмаром обсуждали задачи и недостатки снабжения войска, дружины и городской стражи, Идгрод слушала их, с другой стороны от Элисиф старательно пытался не упасть лицом в стол Вулвульф Снегоход, а Нура, будто не замечая этого, громко наставляла в благочестии и смирении одну из своих племянниц, Арньерд, которой выпало сидеть ближе всех к главному столу. Клинки Бури громко говорили и смеялись, и тан Мьол со своими спутниками, кажется, не имели ни малейшего смущения, сидя среди них. Та древняя песня прозвучала уже несколько раз, как и ?Сказ о Языках? и ?Век притеснений?. Раздавались заздравные речи в честь Довакина, восхваления его победе над Пожирателем Мира и подвигам на войне, а потом, когда начались пляски, и многие повставали из-за стола, тот без малейшего смущения подошёл к Элисиф:—?Госпожа отчего-то в грустях,?— поклонился и протянул руку. —?Идемте спляшем.Она сначала решила вовсе не отвечать на эту неслыханную наглость, но он ждал.—?Я не желаю оставить моего супруга и плясать не желаю,?— она вопрошающе глянула на Ульфрика, но тот и не думал возражать, зато сказал:—?В самом деле, Элисиф, ты весь вечер просидела на одном месте. Ступай повеселись.Не веря ушам, одними губами она прошептала: ?Нет! Отошли его!?, но Ульфрик лишь едва заметно улыбался, ничего более не говоря, так что делать нечего?— она поднялась и пошла рядом с Довакином, не дозволив взять себя под руку. Почти сразу тот поведал:—?Госпожа, я безумно счастлив, видя, что вы отныне не одиноки.Ладно у него получались улыбки без малейшей тени притворства. Элисиф сначала решила промолчать, потом всё же ответила:—?Пойди скажи то же самое своему вождю и господину. Он не менее твоего счастлив, что я теперь не одинока. Уж до чего счастлив.Довакин рассмеялся с очередной добрейшей улыбкой. Потом они принялись плясать со всеми вместе: прошлись в хороводе, пробежали под множеством сложенных клином рук, вновь прошлись в хороводе и проделали всё остальное. Элисиф не занималась этим слишком давно, и последовательность движений вспоминалась с трудом. Боль внизу живота и в бёдрах усилилась, так что по окончании песни она отошла к стене, чтобы просто хлопать в ладоши и наблюдать.Среди пляшущих особенно выделялся статью и ростом огненнобородый Унмид Снегоход, таскавший за руку хрупкую невысокую управительницу, Ануриэль. Многочисленные Верески?— все до единого черноволосые и темноглазые, разительно схожие между собой?— тоже присутствовали, даже явно скучавшая Ингун, которую братья и дядья вытащили под руки с её места, когда она вздумала вернуться за стол к матери. Босмерка Нивенор выделялась красотой и изяществом, как и пышностью и дороговизной южного наряда. Мьол, её юные спутник и стражница, а также тот темноволосый незнакомец?— по виду имперец?— плясали со всеми вместе, как и Харальд. А вот Серлунд предпочёл оставаться за столом, как и придворная чародейка. Прошло три песни, и Довакин вновь вытащил Элисиф в толпу. Вытерпев до конца, она вернулась, наконец, на своё место. Выпив полкубка холодного травяного чая, взглянула на Ульфика:—?Почему ты не велел ему отвязаться от меня? Возмутительно!—?Ты ведёшь себя как вдова. Это неприлично. Отвыкай.—?Неприлично подходить к жене ярла, хватать её за руку и тащить за собой?— вот что неприлично! А уж когда этот ярл, видя подобное, и возразить не желает?— для такого у меня и вовсе слов нет.Лайла, Нура и Вулвульф оглянулись на них, а Галмар прогудел:—?Ого! Гляди-ка, Ульфрик, да твоя жена научит нас приличиям!—?Несомненно! Мы ещё много нового от неё узнаем об этом!Оба рассмеялись, и Вулвульф вместе с ними, а Лайла ласково сказала:—?Милое дитя, в самом деле, прекращай грустить.Элисиф склонила лицо и неслышно прошептала:—?Да провалитесь вы все в Обливион вместе со своим Довакином.По указанию Лайлы перед нею поставили тёплый кусок медового пирога с дроблёными орешками и украшенного земляникой, листиками мяты и вываренными в меду цветками лаванды, налили лёгкого сладкого вина.Съев всё это и поблагодарив Лайлу, она некоторое время слушала разговоры, заздравные речи и песни, сквозь пламя открытого очага наблюдала за плясками, а потом обратилась к Ульфрику:—?Мне нездоровится, мой ярл. Могу ли я уйти?Он всё же отпустил её. А сам очень долго не являлся в покои, так что Элисиф, вымывшись, переплетя косы и несколько раз повторив про себя всё, что помнилось с хротгарских переговоров, но так и не дождавшись его прихода, собралась уже лечь спать.Едва она успела загасить все свечи, как он, наконец, пришёл.—?Как уже сказал, прекращай вести себя, будто ты до сих пор вдова. Пляши вместе с гостями, веселись.—?Сегодня мне нехорошо, помнишь? Но как скажешь. Только пускай Довакин при этом веселится подальше от меня. Или если ты велишь ему не подходить ко мне, он не послушает?—?Прекращай эти глупости.Она отошла к открытому окошку, чтобы надышаться густой сладкой прохлады. Когда сделалось холодно, вернулась к столу:—?Знаешь, я уж подумала ответить тебе, налюбиться вдоволь?— если ты захочешь. А ты не желаешь даже… Ладно, пустое.И впрямь следует попытаться унять свои нескромные порывы и неуёмное томление плоти. Но скорее уж он воспримет взаимность?— если она ответит на поцелуй, не сдержит стон, двинется в ответ бёдрами?— как притворство с целью смягчить его гнев и выпросить себе больше вольностей. Ульфрик вспыльчив и ревнив, едва ли он позволит себе хоть малейшее доверие к ней. Но он спокойно сказал:—?А что тебе мешает? Даже сейчас ты можешь это сделать. Иди сюда.Элисиф приблизилась и легла рядом. Он притянул её, сжал в крепких объятиях, и бесконечно долго они целовались. От его бороды и сыроватых волос пахло травяным мылом. Элисиф покорно отвечала, и скоро забралась рукой ему под рубаху, прошлась пальцами по каменно-твёрдому животу и сомкнула ладонь на напряжённой плоти. На её быстрые движения он прерывисто застонал и сильнее впился ладонями ей в бёдра.А потом, некоторое время спустя, ухватив за плечи, притянул поближе и сквозь срывающееся дыхание прошептал на ухо:—?Другие способы, да?Медленно провёл ладонью по её губам и подбородку, потом проник пальцами в рот, настойчиво разомкнул зубы и коснулся языка.Наконец, отстранил и заставил пригнуться к своему животу. И Элисиф, поняв, чего от неё хотят, рванулась в тщетной попытке освободиться:—?Ты не посмеешь. Нет! Не хочу!—?Ты только этого и добиваешься всё последнее время. Каждый день, каждой своей выходкой. Правда ведь?—?Неправда.Он обхватил её голову ладонями, жёстко провёл большими пальцами по щекам и несдержанно хмыкнул.—?Ну… я… я не умею.—?Дыши глубже, следи за зубами. И не вздумай укусить.Его руки ухватили её косы сильнее и пригнули голову ниже. Она рванулась вверх, и хватка усилилась. Наконец, губы коснулись напряжённой влажной плоти.—?Не хочу!—?Хочешь.—?Нет…—?Да.Позже, когда она была отпущена и улеглась на другой край постели, он, недолго помолчав, лениво спросил:—?Думаешь, твой мёртвый король не пожелал бы когда-нибудь, чтобы ты делала это для него?—?Ты?— не он. Вот и всё.—?О, да, в самом деле! К счастью, я?— не он.Скоро он отошёл к столу, налил себе пива и сел в кресло:—?Вспомнила то, о чём мы говорили утром?—?Да,?— Элисиф тоже поднялась, завернулась в шёлковую накидку. Единственная свеча робко разгоняла полумрак. Элисиф зажгла остальные, потом отошла в мыльню, чтобы сделать самое сейчас желанное?— умыться и прополоскать рот. Как можно незаметнее и тише. Вернувшись, она налила в свой кубок и отпила пива?— лёгкого, больше похожего на квас, потом съела несколько орешков в меду из стоящей рядом миски. —?Записать? То, чего требовала для себя Эленвен.Он кивнул, потянулся к своей поясной суме, что лежала на ближайшем столике, вытащил тонкую книжицу в простой кожаной обложке без надписей и украшений. Элисиф поставила на пол большой лёгкий короб, чтобы освободить себе место, взяла с того же столика узорчатую подставку с чернильницей, песочницей и перницей и перочистку в виде свирепо насупившегося вепря. Среди подарков точно найдутся один или два набора писчих принадлежностей, но незачем их сейчас искать среди множества коробов и сундучков, да и чернил в тех наборах может не оказаться.Она быстро пролистала до первой пустой страницы. Взгляд зацепился в нескольких местах за надписи на драконьем?— словно когтем по камню вычерченные острые буквы?— но она не стала ни на мгновение останавливаться, дабы не привлекать внимания. Эленвен ставила не так уж много условий, и Элисиф быстро записала их все:?Поскольку во владении Рифт много лет не соблюдался Конкордат Б.З., ярл Чёрный Вереск не только впустит поверенных Талмора на свои земли, во все города, деревни и прочие поселения с правом беспрепятственно заходить во все помещения и всюду смотреть, но и дозволит хватать любого поклоняющегося Талосу, любого, у кого найдут обереги, или жертвенники, или истуканы, или книги еретические с восхвалением Талосу, а также заключит под стражу всех жрецов Талоса, какие отправляют службы или тайно поклоняются. Чин, состояние и положение тех жрецов не важны, равно как и чин, состояние и положение всех прочих уличённых поклоняющихся. Со всеми означенными поклонниками и жрецами поверенные Талмора смогут обращаться на своё усмотрение. Никому не дозволено будет заранее уехать в другое владение. Если стоят в городах на площадях или других народных и людных местах истуканы Талосу, то все их ярл обязуется снести или сжечь или разбить до неузнаваемости и сделать всё это под прямым надзором поверенных Талмора без утаивания и хитрости. Так же следует поступить и с храмами?— закрыть и сжечь либо снести. Кроме того, ярл Чёрный Вереск дозволит в любом месте своего владения торговлю купцам с Саммерсета, у коих имеется соответствующее разрешение от Талмора?.Перечитав и удостоверившись, что иных условий не выдвигалось?— или же она успела надёжно их позабыть?— Элисиф вернула книжку со словами:—?В любом случае, все эти условия почти не отличаются от поставленных для Винтерхолда и Белого Берега, как и для любого владения в Империи.Прочтя, он сказал:—?Мавен первым делом велела бы разрушить изваяние, что стоит в роще, а Нуру и её младших жрецов бросить в темницы,?— затем спрятал книжку обратно. —?Что ж, вижу, ты знаешь, как внятно облекать мысли в слова. Или просто хорошая память.—?А ты думал, я и читать и писать не умею, да?Он рассмеялся, а она добавила:—?Почему-то не вспомнила утром, но ведь Довакин тоже знает все эти условия. Но если ты заговоришь с ним об этом, он, наверное, скоро доложится Мавен. Просто чтобы поглядеть, что из этого всего получится, да повеселиться.—?Брось,?— вновь он рассмеялся.—?Ну как хочешь. Только всего этого слишком мало для суда.—?Мало. Но это далеко не всё. Ладно же, час поздний.Он лёг, а Элисиф поставила на прежнее место писчие принадлежности, загасила все свечи, уложила накидку поверх скамейки в изножье постели, потом спросила:—?Та женщина, Мьол, довольно знает о делах Вересков, так? Почему ты уверен, что её не убьют хоть бы даже нынешней ночью или как-то иначе не заставят молчать?—?Не убьют и не заставят,?— он усмехнулся, помолчал. —?Довакин предупредил здесь всех, кого следует, что спалит весь город и Гильдию Воров заодно, если ей посмеют навредить.—?Ты веришь в такую чушь?—?А ты, похоже, очень плохо знаешь Довакина.Наконец, она вернулась в постель:—?Да, в самом деле. Но я точно знаю одно?— Довакин предатель, и верить ему нельзя. Полагаться на любые его слова?— великая глупость.—?Посмотрим. И в любом случае, пока он здесь, ей совершенно ничего не угрожает.Ну ладно же, хочет довериться перебежчику?— пускай.—?Красный дракон тоже прилетел, так? Кружил над городом?—?Да, Одавинг здесь.—?Рифтен?— деревянный. До чего щекотливое обстоятельство. Впрочем, город из камня горит почти так же быстро и весело, как и из дерева, потому не так уж это всё и важно.—?Боги, сколько слов. Замолкай.Вновь проснувшись рано и более не сумев уснуть, она до самого подъёма предавалась тревожным мыслям, разглядывая занавеси полога и играющие на них тёплые солнечные лучи. Потом, когда Ульфрик уже собрался уходить, спросила:—?Ты задумал суд над Вересками при всём народе? Так ведь?—?Если они захватят власть в Рифте, то наверняка отколются в пользу Империи. Если я не удержу Рифт, то не удержу и остальной Скайрим.—?Всё это ясно. Но что будет со мной, ты подумал? Как и с тобой, когда Хемминг примется орать во всеуслышание о том… понятно о чём?—?Когда он примется орать хоть о чём-то, его тут же заткнут.—?А на допросах? Мавен и её дочь тоже знают.—?Вунферт хорошо умеет обращаться с подобными ублюдками. Как и с ведьмами. Тем более на допросах.О Сибилле Стентор говорили, что заключённым в подвалах Синего Дворца приходится особенно лихо, когда у той дурное настроение. Вунферт не вампир?— во всяком случае, о таком Элисиф не известно?— но, наверное, убеждать умеет не хуже, как и проделывать всё остальное, что обычно проделывают с несговорчивыми преступниками?Предупреждая дальнейшие вопросы, Ульфрик сказал:—?Успокойся. Если твоя распутная глупость и откроется, отправлю тебя в ссылку до следующего лета, или до конца ближайшей зимы. Пожалуй, в одну из крепостей на северных склонах Бега Исполинов[1]. Особу королевской крови можно убить в поединке, но уж никак не казнить, даже по приговору суда.Ах, вот оно что. Да неужели?Недолго помявшись, она осторожно сказала:—?Над тобою всё равно посмеются, разве нет?Теряя терпение, он резко ответил:—?Довольно уже. Угомонись. Поразительно, сколько неприятностей может создать одна беспокойная женщина. И чем лучше с нею обращаться, тем неприятностей от неё больше.