Глава 7. Благословение Талоса (1/1)

После полудня, когда солнце то скрывалось за быстро бегущими облаками, то вновь выглядывало, а ветер шумел в траве и деревьях, весь двор собрался в священной роще в пределах городских стен, недалеко от крепости Миствейл, где перед высоким изваянием Талоса Нура Снегоход с младшими жрецами проводила службу. Дым благовоний быстро уносился ветром; молодая берёзовая листва радостно шумела, щебетали птицы, но ничто не могло перекрыть голоса Нуры, взывавшей к любимому богу человечества. Совершив все нужные действия, Нура ещё долго говорила о доблести и чести, о силе и доблести человеческого духа и важности Талоса для всех на свете людей. Проповедь была хороша. Народ слушал, никто не смел проронить ни слова, многие, вытащив из-под одежды свои обереги Талоса, сосредоточенно сжимали их в руках. У Элисиф при себе не оказалось оберега, и она, не забыв стянуть перчатки, просто молитвенно сложила ладони.Затем пришло время поклониться. Лайла первой приблизилась к подножию изваяния и встала на колени перед жертвенником, изображавшим рукоять и часть лезвия того меча, которым Талос повергал змея. Она коснулась основания и склонила голову в неслышной молитве. Затем, когда его мать поднялась и отошла, Харальд проделал то же самое.За ними следовал Ульфрик. Едва он прочёл молитву, как над жертвенником зажглось и быстро спустилось вниз разноцветное сияние, окутало Ульфику руки, осветило голову и плечи. Благословение Талоса. Все знали, что бог Войны и Власти не благословляет никого. Это часто служило поводом для насмешек со стороны эльфов, говоривших о ложности и смехотворности человеческой веры в бога-воителя.Завидев происходящее, Нура радостно воздела руки к небу и громко провозгласила:—?Вот, смотрите! Талос явил нам своё чудо через этого человека. Никто из маловерных, сомневающихся, никто из богохульников и отступников более не посмеет усомниться в подлинности и силе Талоса Бурерождённого! Защитника и утешителя всех нас! Отныне…Нура, излишне перевозбудившись, никак не хотела замолкать, хотя сам Ульфрик уже морщился и прикрывал глаза, но она смотрела не на него, она смотрела лишь в небеса. Элисиф хотелось хотя бы даже зажать уши, но сделать этого было нельзя. На Довакина, как и на любого из Седобородых Высокого Хротгара, тоже снизошло бы благословение Талоса, и что же? Наконец, Нура смолкла, хотя народ продолжал шуметь. Теперь Элисиф приблизилась к жертвеннику и встала на колени. Склонив лицо, зашептала:—?Почему ты выбрал себе столь гнусных и недостойных… —?и закусила губу. Довакин?— творение Акатоша, как и Святая Алессия, как и сам Талос, как и все драконы?— те, кто царили над Тамриэлем в древние времена, правили жестоко и безжалостно; а Ульфрик прилежно учился Пути Голоса целый десяток лет, и сам же говорит, что любому норду под силу овладеть Ту’умом. Глубоко вздохнув, она быстро прошептала выученную в детстве молитву и поднялась. Наблюдая, как люди подходят к жертвеннику один за другим, сказала Ульфрику:—?Сегодня весь Рифтен видит, до чего важен и ценен будущий король.Ульфрик лишь ухмыльнулся. Ничего необыкновенного и неожиданного не случилось, в общем-то. На недавних службах в Солитьюде и Вайтране, как и, разумеется, постоянно в Виндхельме, благословение Талоса точно так же нисходило на него.Натягивая обратно перчатки?— белоснежные с дышащим красно-золотым пламенем алым драконом и закованными в чёрное двумя драконоборцами с серебряными луками в руках?— она обронила:—?Вот только будущему королю следовало стать Седобородым, а не развязывать войну на родной земле.Он жёстко ответил:—?Не так уж и плохо ты себя чувствуешь, как вижу.Ей сегодня нездоровилось, боль внизу живота привычно усилилась с утра, жар будто разгорался и тлел внутри, и ноги держали неохотно. Когда она проснулась в залитой кровью рубахе и на испачканной простыне, за окнами уже вовсю светило утреннее солнце. Спешно приведя себя в порядок в мыльне, она вернулась под одеяло. Видя её беспокойство и негодование, Ульфрик ничуть не смутился, только заметил, что зелье не подвело, а причина её нелепого поведения теперь ясна. Очень хотелось остаться в покоях, чтобы не видеть сегодня ни его, ни всех прочих в этом замке, но такого ей точно не дозволили бы.Лайла и Харальд оставили их, чтобы поговорить с Нурой, Клинки Бури и Идгрод пока ожидали возможности поклониться, зато Мавен Чёрный Вереск в сопровождении дочери и телохранителя решительно подошла и заявила:—?Ульфрик! Уже четвёртый день, как ты меня словно не замечаешь!—?Мавен, сжалься. Две свадьбы подряд. Мне было немного не до тебя, уж извини. Кстати, как себя чувствует твоя невестка? Мы вчера, выйдя прогуляться, видели, как её чуть не под руки тащили к вашей повозке.—?Пока жива,?— беспечно отвечала Мавен. —?И всё никак не родит. Надоела до невозможности. Но сегодня уж она наотрез отказалась выходить из дому. Хотя вчера-позавчера тоже отказывалась… Ну да ладно! Но должен же у меня появиться хоть один законный внук кроме всех этих… —?тут она обратила внимание на Элисиф. —?Милая, ты сегодня особенно хороша! Но усталость во взгляде. С чего бы это?Мавен милейше улыбалась, хотя глаза оставались холодны. Потом она подмигнула Элисиф, и улыбка сделалась шире и мерзее.Элисиф улыбнулась в ответ:—?В самом деле, Мавен? Наверное, немного не выспалась.Та обратилась к дочери:—?Ингун, ступай поговорить со жрецами. Набраться благочестия.Та вместе с телохранителем скрылась в толпе. А Мавен подошла поближе:—?Ульфрик, раз ты женился, твоя наследница теперь может переехать из Виндхельма. Думаешь, за кого её выдать?—?Пока нет,?— беспечно отвечал он. —?У тебя есть кто-то на примете для Нильсин? Кто-нибудь из твоих племянников? Неужели сам Хемминг?—?Он пока не желает. И не заставишь же! Но её красота, возможно, повлияет на его решение, если ты не будешь против.Как ни в чём не бывало Ульфрик отвечал:—?Нильсин теперь вольна сама выбирать, но к моим словам прислушается. Чуть погодя можешь отправлять сватов. Но учти, её мать крайне придирчива и щепетильна, ей нелегко понравиться и угодить.Элисиф едва удержалась от удивлённого восклицания, но вовремя прикусила язык. Ну… наверное, он знает, что делает. А Мавен вновь сладко улыбнулась:—?Вы разобрали самых красивых и высокородных невест, вот что! Лишь Нильсин и Ольфина остались, так что выбор теперь невелик.—?Да, в самом деле.И оба рассмеялись. А Элисиф уже не пыталась выдавливать из себя улыбку, лишь вздохнула поглубже и надёжнее опёрлась о поддерживавшую её под локоть руку Ульфрика?— почему бы его не использовать, раз ноги едва держат?Отсмеявшись, Мавен заговорила совсем на другой лад:—?Война скоро вновь разгорится. Оружие с моим клеймом, кожи, ткани и быстрые перевозки до нужного места, надеюсь, пригодятся так же, как и в этот раз? Правда?[1]—?Безусловно, Мавен. Ты довольна условиями и оплатой? Галмар и Вулвульф заверяют, что ты ни в чём не высказывала несогласия или недовольства.—?Пока меня всё устраивает. До Вулвульфа порой нелегко достучаться, особенно когда он выпьет, а Асгейр опять застрял в Солитьюде, но пока всё отлично.—?Прекрасно.По его голосу стало ясно, что разговор окончен. Но Мавен не желала просто так замолкать, напоследок подмигнув Элисиф:—?Милая, ты сегодня пленила меня! Ульфрик, ну кто бы мог подумать, что эта вдовушка окажется такой сговорчивой и покорной.Сердце Элисиф сжалось. А Мавен продолжила улыбаться. Ульфрик вновь коротко рассмеялся и ответил:—?Да, это правда.Мавен чуть склонила голову и отошла. Ульфрик недолго помолчал, потом наклонился к Элисиф:—?Точно, тебе этого хотелось. Чтобы Мавен Чёрный Вереск в глаза называла тебя покорной шлюхой. Замечательно.Элисиф сделала вид, что не расслышала, к тому же, сейчас её занимало другое:—?Значит, Мавен и впрямь поставляет вам оружие, как и Снегоходы. А ведь её собирались сделать ярлом при возможной передаче Рифта Империи. Предательство… повсюду. Знал бы тогда Туллий… —?ладони сложились в кулаки. Асгейр рассказывал о столь замечательной щедрости и неразборчивости Чёрных Вересков и Элисиф, и Виттории, и Туллию, но столь явное подтверждение его давних слов сейчас произвело особенно тягостное и неприятное впечатление.—?И ничего не сделал бы. Но это Туллий, повязанный имперскими законами…Лайла, Нура и Вулвульф в сопровождении нескольких придворных быстро приближались, так что Ульфрик, не договорив, повернулся к ним.За обедом в первую перемену на господский стол подали лососёвую ушку, жареных цапель с зелёной подливкой и золотую икру в горшочках. После нескольких заздравных речей Ульфрик наклонился к Элисиф и прошептал:—?Кстати, насчёт переговоров. Вспомни-ка сегодня все условия передачи Рифта Верескам, что были поставлены Туллием. Вечером расскажешь мне. Ты все их знаешь? Участвовала ли Эленвен в их составлении?—?Участвовала, да. Что ты задумал?—?Тебе понравится.Она не спеша доела добрый щёдро сдобренный пряной подливкой кусок цапли, запила пряным вином, потом вновь наклонилась к Ульфрику и спросила:—?Уверен, что тебе это нужно? Эленвен почти уж год как отплыла на Саммерсетт. Посольство обыскали? Возможно, там нашлись бы какие-нибудь грамоты о переговорах, м? Как и в Мрачном Замке. Жаль, свидетелей не осталось, кроме меня и Балгруфа. Рикке вам рассказала бы многое.—?Довольно о Рикке. Вспоминай.Она кивнула, а потом, оглядев чертог, встретилась взглядом с Серлундом, а следом и с чародейкой-босмеркой?— те вновь сидели рядом. И что только думает Серлунд о ней сейчас? Три дня назад готова была пойти на измену, да прямо в ночь перед свадьбой, лишь бы оскорбить и унизить будущего короля, а нынче уже шепчется с ним, наклоняясь близко-близко, да у всего двора на виду.Отбросив неразрешимые сомнения, она приступила к тёплому куску медового пирога, который только что поставили перед ней. Некоторое время спустя сказала Ульфрику:—?Вообще-то, Эленвен кроме всего прочего проводила приёмы в посольстве. Я всякий раз бывала на них, и почти всегда видела там Мавен и кого-нибудь ещё из Вересков. Но на этих приёмах бывали и все заимперские ярлы, сам Туллий, многие таны и представители Восточной Имперской Компании, так что само по себе это ничего не означает. Эрикур, помню, безобразно себя там вёл несколько раз… но не важно.—?И часто Мавен говорила с Эленвен?—?Все с нею говорили, как гости. Ну…—?Хорошо. Вспоминай. Талморская сука вела у нас много дел. Самое время начать разбираться.Наконец их с Идгрод предоставили самим себе аж до вечера. Коротко обменявшись впечатлениями от обеда и службы, они направились в покои Идгрод, где та с нескрываемым удовольствием принялась разглядывать свои подарки, а Элисиф, чувствуя себя не лучше, чем утром, устроилась в единственном не заставленном ларчиками и коробами кресле.Идгрод перебрала сначала книги: большие и маленькие, в простых и в драгоценных обложках, хорошо знакомые и те, о которых они обе лишь мельком слышали, встречали где-то упоминания или вовсе не слыхали.Элисиф скоро улеглась на постель, недолго понаблюдала за Идгрод, потом высказала то, тревога о чём сделалась совсем невыносимой:—?Я… Послушай. За два последних дня я дважды приняла зелье для бесплодия.—?Как это так? Зачем? Где ты его взяла?Она поманила к себе Идгрод, и, когда та села рядом на постель и склонилась к ней, до шёпота понизила голос:—?В общем… в общем, в ночь перед свадьбой я позвала к себе Хемминга, и он пришёл, мы были с ним… Вот. Наутро или днём Ульфрик выяснил всё в точности через Вунферта, а ночью, уже в покоях, дал мне этого зелья, и вчера ночью тоже.Повисла тишина. Идгрод выразительно менялась в лице, пока наконец не хлопнула в ладоши и громко не рассмеялась:—?Да как у вас получилось?Элисиф коротко рассказала о своих приключениях. Идгрод то и дело качала головой и посмеивалась, легонько хлопая в ладоши.—?Он коснулся меня только нынешней ночью. Забавно. Хемминг постоянно шептал всякую чепуху, воображая, наверное, будто это приятно, хотя это было надоедливо и ни к чему. А Ульфрик ни слова не проронил. Ну, почти.Но Идгрод занимало другое:—?За такое положено казнить всех причастных. Элисиф, зачем подвергать себя такой опасности? Хотя, он ведь пока не король, так что… Но всё равно это государственная измена,?— она рассмеялась. —?То есть, нет. То есть… Ох, я уже ничего не понимаю!Она продолжила смеяться, потом вновь обняла Элисиф и уже без намёка на улыбку прошептала:—?А если б он всё же решил объявить об этой измене? Что сейчас здесь творилось бы! Страшно подумать. Не гневи его так больше, хорошо?—?Постараюсь.Идгрод улеглась рядом, и некоторое время они молчали. Потом задумчиво сказала:—?Знаешь, мне вспомнилось. В день твоей свадьбы Хемминг то и дело крутился вокруг, даже говорил какие-то любезности, стоило Галмару отлучиться. Забавно. Неужели он думал и меня прибрать в последнюю ночь? —?она злорадно рассмеялась. —?Вот же глупец. Но, видно, не без страха. Галмар отвернул бы ему голову, дотронься он хоть до моей руки.Элисиф с немалым сомнением выслушала последние слова, а потом решила, что Идгрод права. Заметь Галмар поползновения Хемминга?— и сегодня Мавен Чёрный Вереск точно не улыбалась бы и не подмигивала Элисиф, а сидела под стражей. Ульфрик, несмотря на вспыльчивость, предпочитает тонкие изворотливые ходы, и вьётся, словно змей, а вот Галмар хитрить не станет, он скор на драку и расправу. Если и не за прикосновение к руке его невесты он расправился бы с Хеммингом, то за намерение её обольстить?— уж точно.Но Элисиф желала поговорить о зелье:—?То средство очень горькое, пахнет полынью и мятой. Наверное, от него у меня слишком много крови, и она пришла раньше, чем должна была. Но ведь от мяты кровь наоборот должна поуняться, так ведь? О средствах для бесплодия мне известно, но Вунферт ведь мог намешать туда чего угодно... и сделать меня навсегда пустой. Но я сама этого добилась.—?Успокойся. Полынь, пижма, мята, как я понимаю. Всё верно, первые две слабо ядовиты, и их издавна пользуют, чтобы скидывать или не понести. К тому же ты волнуешься и плохо спишь в последние дни. Всё наладится.Идгрод помолчала, потом заверила:—?Он не станет травить тебя. Если только Ульфрик не велит ему.—?Ну… этот сказал вчера, что я должна набрать дородства за лето и родить столько детей, сколько смогу,?— она перевернулась со спины на живот, облокотилась о постель и уложила голову на сложенные вместе ладони. —?Всё ясно. Хочет, чтобы я стала толстой и не смела вмешиваться ни во что и высказывать своё мнение. Если придётся постоянно рожать, то я точно растолстею. И зубы испортятся… Хороша королева?— беззубая толстуха с кучей детей!Представив всё это, она невольно рассмеялась?— впервые за долгое время. Идгрод улыбнулась, а потом резко вздохнула и подскочила с постели:—?Нужно написать родителям! Совсем забыла! Успокоить, что у меня всё неплохо складывается. И тётушке Арги написать бы в Каменные Холмы, но это, пожалуй, потом[2]. А Йорик уже, наверное, в Виндхельме… Скорее бы к нему. Но я хочу всё-всё подробно расписать!Она выглянула в коридор к горничным, велела принести бумагу и писчие принадлежности, а потом, поставив некоторые из подарков на пол и устроившись за столом, принялась составлять послание. Элисиф наблюдала за нею, размышляя, не написать ли сегодня или как-нибудь на днях Виттории, Гисли и Брюлин, рассказать о долгом пути и состоянии дел в Хьялмарке, Вайтране и Рифте. Фолку Огнебороду отправить письмо ей точно не дозволят. Потом откинула эту мысль?— сейчас Ульфрик в гневе, так что точно запретит ей любые письма кому угодно, и как бы не навсегда, а отправить тайком невозможно?— и едва ли окажется возможно в Виндхельме.Наконец, Идгрод зачитала:—?Дорогие матушка и батюшка, пишу вам из Рифтена, из замка Миствейл. Мы уж четвёртый день как прибыли сюда, благополучно преодолев равнины Вайтрана, проехав вдоль Белой мимо предгорий Глотки Мира, и далее, через Рваные Холмы к Пикам Дымного Мороза и озеру Хонрик[3]. Рифтен шумен и оживлён, люди здесь явно не застали войны и горестей. Спешу вас заверить, что мои дела вполне хороши, и мой супруг обращается со мною по-доброму и обходительно, я ни в чём не знаю нужды и не вижу ни одной обиды. Йорик же из Вайтрана был отправлен прямо в Виндхельм с большей частью войска, но его здоровье в порядке, и когда мы с ним расставались, он был вполне весел и оживлён, так что не переживайте о нём. Как только увижусь с ним, напишу вам сразу же, но произойдёт это не ранее чем через три или четыре седмицы. Умоляю не тревожиться ни обо мне, ни о нём.Потом она вздохнула и отложила бумагу:—?Матушка почувствует, что пишу без страха и принуждения, увидит, что ничего не утаиваю. Но позволят ли мне отправить это письмо в Морфал… Пока не спрашивала.—?Позволят. Почему бы и нет? Если Галмар запретит, я попробую упросить Ульфрика. Но Галмар и без того довольно добр к тебе.Идгрод кивнула, призадумалась. Потом сказала:—?Матушка мне строго-настрого велела во всём ему повиноваться, не сметь дерзить, возражать, гневить его хоть как-то. И наказала в постели не сопротивляться, не сметь показывать отвращения, хотя и на то, чего мне совсем не захочется, сказала не соглашаться. А я всё думала, что же это такое может быть… Но вчера он, кажется, ничего этакого не проделал, на что… о чём мне захотелось бы попросить его не делать.Совсем засмущавшись, она залилась румянцем и отвернулась. Элисиф ласково сказала:—?Незаметно, чтобы тебя хоть что-то не устроило.—?Верно, я и впрямь напрасно страшилась и печалилась. А вот, знаешь...Скоро она вернулась к письму. Подробно расписала пиры, обе свадьбы, платья обеих невест, потом особенно подробно остановилась на своих подарках, перечислив по названию каждую книгу, все ларцы, склянки с духами, ткани, обувь и драгоценности, что преподнесли ей в день свадьбы и сегодня с утра. Рассказала о службе Талосу, а также упомянула всех тех гостей, кто просил передавать привет её родителям?— а таковых оказалось немало.—?Они очень порадуются, увидев, что ты в добром настроении и благополучии.Идгрод кивнула с тихой улыбкой. Потом они перекусили сладким творожным блюдом под названием ?фладо?, мочёными зимними яблоками и травяным чаем. Наконец Идгрод, выйдя из раздумий, произнесла:—?Странно. Матушка с батюшкой поженились, когда ей сделалось больше сорока, а ему было двадцать с лишним, и он годился ей в сыновья. Всегда я думала, что женюсь, когда буду не моложе матушки, и тоже на молодом, хотя ко мне сватались постоянно и юноши, и зрелые, и старики, и многие из соискателей представлялись вполне достойными. А теперь получилось, что мой муж старше моего батюшки?— но моложе матушки.—?Да и мой годится мне в отцы. Но, к счастью, это несложно пережить.Потом они занялись подарками уже вместе: перенюхали все духи, пересмотрели рисунки в книгах, пообсуждали, из каких тканей что можно пошить, а Идгрод примерила почти все бусы с ожерельями и некоторые из серёг. Потом, разглядывая обручальное колечко и новые перстни на своих пальцах, сказала:—?Вообще-то, часто думаю о том, чем занималась бы сейчас в Морфале. В том ветхом домике. Батюшка всё собирался велеть его разобрать, да так и не собрался. Сиргар несколько раз осмелился приставать ко мне, но уходил с расцарапанным лицом. Сорли в первый раз велела выпороть меня за это на конюшне, да конюхи хорошо объяснили ей, что они её саму выпорят, а потом и её сынка, так что больше она не вмешивалась,?— потом сняла перстни один за другим: золотой узорчатый с круглым синим яхонтом и крохотными алмасами, с червлёным яхонтом, золотой с дымчато-синим агатесом и золотую с серебром четырёхугольную печатку, . —?Пряла, ткала и шила бы сейчас. Целыми днями, ведь из дома не выйти. Или… Никогда у меня не было таких дорогих перстней.—?А Сорли, насколько я помню, поминала Восьмерых вместо Девяти[4].—?Да, она не почитает Талоса, как я заметила.—?Расскажи об этом Галмару. Он-то, кажется, не заметил, как и Ульфрик. И вообще, она показалась мне ненадёжной.Идгрод медленно помотала головой, потом вскочила:—?Да ты что? На кого же её заменить?—?Пускай для начала хорошенько следят за нею. Галмару ведь это поручено,?— губы невольно растянулись в широкой усмешке. Идгрод заулыбалась в ответ. —?А там видно будет. Хьялмарк почти так же важен, как и Хаафингар.—?Расскажу. Я ему всё расскажу.