Глава 2 (1/1)

Джек Кроуфорд не спускает глаз с Уилла, а Уилл поглядывает на него в ответ, героически изображая вежливый интерес в попытке скрыть грандиозную степень рассеянности своего внимания. Он слышит, как раздражающе громко тикают часы на столе, как подчёркнуто тяжелы их удары: тик-так, тик-так. Какой несовершенный механизм… скоро они точно сломаются (?Ну и хорошо, — думает Уилл. — И лучше бы поскорее, господи боже?). Он пытается подавить зевок, впрочем, не слишком успешно, и, чтобы скрыть это, поддевает очки указательным пальцем, задвигая их выше по переносице. Господи, ну чего так тянуть-то. Почему Кроуфорд молчит? Надо полагать, это такой способ показать, кто главнее, кого следует бояться, типа ?а теперь слушай сюда, мелкая выскочка: если ты думаешь, что теперь ты тут главный, раз тебя отправили спасать нас, то я тебя разочарую?. Жаль, нельзя напрямую попросить его не заморачиваться и сэкономить им обоим столь драгоценное время. Уилла уже пытались запугать и более устрашающие по своей натуре люди, но даже они, по большей части, в этом не преуспели.— Итак, — произносит Джек Кроуфорд, откашлявшись и, видимо, решив, что пора уже прервать эту неловкую паузу. Уилл приподнимает бровь, ожидая продолжения. — Наконец вы здесь.Сие утверждение столь бесспорно, что Уилл решает воздержаться от ответа, просто вежливо улыбнувшись и незаметно соскользнув взглядом на кусок стены позади головы Джека Кроуфорда. Если это самые наблюдательные следователи Скотленд-Ярда, то нет ничего удивительного в том, что им требуется помощь таких, как он. В офисе душно и нечем дышать, оконца без шпингалетов не пропускают внутрь воздух, и Уиллу уже хочется снять свой пиджак и расстегнуть пуговицу на воротничке, но для первой встречи это наверняка будет сочтено неуместным, может, даже грубым, учитывая, как протокольно держится сам Кроуфорд. Уилл совсем незаметно вздыхает и сжимает пальцы в замок под крышкой стола.— Хорошо добрались?— Да. Атлантику пересекли рекордно быстро, всего за шесть дней, — Уилл на мгновение обдумывает, не процитировать ли аккуратно выстроенное удивление из письма к отцу (?Чудеса современной инженерии!?), но затем решает, что это будет лишним. Совершенно лишним.— А затем, надо полагать, поездом от Ливерпуля?Уилл моргает. Ну, очевидно же, что да; а как ещё можно добраться до Лондона? ?Нет, что Вы, сэр, я сел на свой чемодан и приказал ему катить на юг!?.— Именно так, — отвечает он с нажимом. Относительно этого, по крайней мере, ему не хочется добавлять восклицаний о чудесах современной инженерии; в поезде было невыносимо ужасно, и Уилла укачивало, как какого-то малолетку, почти всю дорогу.— Уже устроились?— Да, спасибо. — Нет. Но честного ответа от него никто не хочет и не ждёт. И вообще всё это хождение вокруг да около просто смехотворно. Уилл прекрасно осознаёт, что его нахождение здесь — это не просто натянутое quid pro quo. Сам Уилл был вынужден скрыться под давлением домыслов и подозрений, и комиссар Пурнелл не преминул возможностью отправить его подальше к своему, вроде как, давнему коллеге (хотя Уиллу трудно было представить, чтобы у этого старого маразматика были какие-то друзья из прошлого), старшему суперинтенданту лондонской полиции, дабы не повредить репутацию (или хотя бы минимизировать возможные риски) Балтиморского департамента полиции. По сути, они просто хотели отвести внимание общественности от того, что Уилл натворил… Скотленд-Ярд, в свою очередь, и без того достаточно посрамлённый прессой за свою неспособность совладать с уайтчепельским убийцей, был готов выдать за козла отпущения кого угодно, и американский специалист на эту роль подходил идеально.?Сами вы козлы, — думает мрачно Уилл. — Настоящие?.Он вздыхает и смотрит на Кроуфорда поверх очков.— Вы моложе, чем я себе представлял, — говорит тот едва ли не обвиняющим тоном, будто Уилл нарочно был таким молодым, чтобы именно его, Джека Кроуфорда, пораздражать.— Уж какой есть, — отвечает Уилл, потому что не всё ли равно?— Совсем мальчишка на вид.— Надо полагать. Борода Солидности, как обычно, не справилась со своей задачей. Уилл снова вздыхает, пока не осознаёт, что задумчиво почёсывает свою бороду, будто захворавшего питомца.— ?Надо полагать?? То есть вы не представляете, какое впечатление производите?— Это просто выраж… — ой, да пошло оно всё. Уилл тянется через стол и хватает газету, помахав прямолинейно бестактным заголовком, кричащим о смачных подробностях последнего убийства. — Ну так, — начинает Уилл. — И почему он зовётся Джеком?Кроуфорд бросает на него колючий взгляд, будто подозревая в его словах намёк на неповиновение, но Уилл призывает на помощь свои большие глаза и моложавое лицо, воспользовавшись их возможностями по назначению, и своим невинным видом вполне успешно развеивает эти сомнения. Кроуфорд смущённо дёргает плечами, Уилл же мысленно пожимает себе руку, самодовольно поздравляя с победой.— ?Потрошитель?, похоже, в комментариях для вас не нуждается.?Ну, очевидно же, что да, — думает Уилл. — Именно поэтому я и не спросил?.— Что касается того, почему ?Джек?… то это он предложил сам, — говорит мрачно Кроуфорд, и Уилл приподнимает брови, изображая вежливый интерес, в то время как каждый волосок на его спине едва ли не встаёт дыбом от этих слов.— 27 сентября Центральное телеграфное агентство получило письмо, подписанное ?Джеком-потрошителем?. Вот, — Джек протягивает ему отпечатанное письмо. — Оригинал был, естественно, написан вручную — красными чернилами, не иначе, — но перепись выполнена точно, с соблюдением пунктуационных и орфографических ошибок. Мы уже получали подобные письма якобы от него, но это — совершенно иное. Намного серьёзнее предыдущих.— Почему?Джек отвечает, немного помедлив.— Потому что в нём содержалась информация, которую мог знать только убийца.Письмо лежит прямо перед Уиллом — протяни руку и возьми — и выглядит вполне невинно, но на самом деле оно несёт в себе ужасы и несчастья разорвавшегося динамита или пролитой кислоты.?Стоит только взять его в руки сейчас, — лихорадочно мыслит Уилл, — стоит только вчитаться в первые строки, и пути назад не будет?.Кроуфорд слегка прокашливается, поторапливая его; и Уилл протягивает руку как можно медленнее, пытаясь отсрочить официальное знакомство со своим новым кошмаром наяву. Он вдруг осознаёт с некоторым удивлением, что гораздо больше его сейчас интересует его собственная рука, чем Кроуфорд или даже само письмо. Странное ощущение: наблюдать за тем, как она медленно тянется к бумаге, как его пальцы слегка подрагивают и сжимаются… словно бы она не принадлежит ему вовсе, предательски начиная игру без его ведома. Слегка поморщившись, Уилл делает глубокий вдох и принимается читать:Гражданин начальник,Я продолжаю слышать что полиция следит за мной но не может оприделить мое местоположение. Я смеюсь над тем какими умными они кажутся всем говоря что они на правильном пути. А вот шутка о Кожаном Переднике меня оскорбляет. У меня заканчиваються шлюхи но я не пирестану потрашить их до тех пор, пока меня не загребут. Последняя работа была просто шикарна. Я не дал той девушке даже вскликнуть. Разве меня могут поймать? Я обажаю свое дело и буду продолжать. Вскоре ты услышышь обо мне и моих веселых шалостях. С последнего раза у меня осталось немного красной мути в бутылке изпод имбирного пива чтобы ей писать но она стала густой как клей и ни на что уже не годна. Надеюсь, красная ручка подойдет ха. ха. В следующий раз я отрежу девушке уши и пошлю их полиции просто ради забавы. Сохрони это письмо, пока я занят работой а потом пакажи ево всем. Мой нож такой приятный и острый что я бы занялся делом немедля, будь у меня взможность. Удачи. Ваш покорный слугаДжек ПотрошительС твоего разрешения под псевдонимомP.S. Не отпрвлял это письмо раньше пытаясь свести всю красную пасту со сваих рук чтоб её Пока безрезультатно. Сейчас они говорят что я доктор. ха ха.Уилл хмурится, дочитав сие послание, затем устремляет взгляд в никуда на пару секунд и после перечитывает ещё раз. Бойкий, дразнящий тон этих слов, эта обрисовка зла, почти комичная в своей беззаботности. Нет, что-то здесь… не так.— Не думаю, что это настоящее письмо.Теперь очередь Кроуфорда приподнимать брови.— Да? И почему же вам кажется, что это фальшивка?— Для этого есть несколько причин. Судя по тому, что мне уже успели доложить о местах преступлений, совершающие такое люди не стали бы писать подобного. Слишком расчётливо и дисциплинированно — слишком складно. Это письмо — это лицедейство. Это интерпретация образа подобного убийцы, созданная человеком образованным и хорошо владеющим пером, — и потом запоздало добавляет: — Слишком надуманно. Человек, совершающий подобные преступления, ни за что не стал бы описывать их как ?весёлые шалости?. И он никогда не планирует своих преступлений так, как это описано в письме, — это, опять-таки, слишком дисциплинированно. Он хаотичен и импульсивен; он осознаёт себя только в момент своих деяний.Джек Кроуфорд прищуривается.— Почему вы так противитесь идее того, что подобные люди могут быть расчётливыми и дисциплинированным? Он вполне способен на холодный расчёт, раз ему удаётся до сих пор скрываться.— Нет, — отрезает Уилл. — Ему просто везёт. Он невероятно жесток и опасен, но одновременно столь же нестабилен, безрассуден и наивен. Он недостаточно изощрён, раз не пытается избавиться от тел.Кроуфорд глядит на него со скепсисом.— Мы предполагали, что он оставляет их на всеобщем обозрении, чтобы посмеяться над полицией. Отсюда и дразнящий тон письма.Уилл качает головой, нетерпеливо хмурясь и наклонившись ближе.— Мистер Кроуфорд, если я правильно понял из медицинского отчёта, он предпринял попытку забрать голову одной из жертв? Задумайтесь об этом на секунду. Мы говорим о человеке, который пытался обезглавить жертву посреди улицы. Такое расстройство исключает всякую дисциплину; и такое расстройство определённо не станет потом хладнокровно писать подобные письма.— Да, хорошо, но как же замечание про отрезанные уши?— Но они ведь не были отрезаны, верно? Я видел отчёты о вскрытии. Они были повреждены, да, но не отрезаны целиком. Адресант просто попытался предположить — и, учитывая обширный характер повреждений, он мог написать вообще о чём угодно, что-нибудь бы да обнаружилось на следующем теле. И ведь полиции так ничего и не отправили; так что угрозы были напрасны.— Хорошо, вы правы, но…— Так почему он не поступил, как обещал? Насколько я понял, все увечья были нанесены жертвам посмертно, так что вряд ли что-то могло его остановить. И тем не менее он смолчал. И я утверждаю, что причина этого кроется в том, что письмо это послал не он, — Кроуфорд откидывается на спинку стула, в глубоком раздумии оглядывая Уилла. — Я говорю абсолютно серьёзно, мистер Кроуфорд. Не позволяйте этому письму влиять на ваше расследование; нельзя никого исключать из-за одного лишь образца почерка. И постарайтесь замять эту историю в прессе, если можете.— Почему?— Потому, что мы понятия не имеем, какое воздействие подобное заблуждение возымеет на настоящего убийцу.Кроуфорд снова неловко пожимает плечами, и Уилл взмахивает перепечатанным текстом.— Вы сказали, это пришло в Центральное телеграфное агентство?— Именно так.— Что ж, тогда я буду крайне удивлён, если выяснится, что это не работа одного из предприимчивых писак.— Интересно, — говорит Кроуфорд, и Уилл тут же распознаёт этот неопределённый тон. Это подстраховка: если Уилл окажется прав, Кроуфорд может тут же заявить, что с ходу был согласен с этой теорией; в противном случае можно будет сказать с той же искренностью ?Что вы, я бы в жизни не стал поддерживать столь глупую идею?.Уилл вздыхает про себя.— Откуда взялся ?Кожаный Передник??— Это придумали местные проститутки. Это прозвище сапожника по имени Джон Пайзер. Он уже привлекался за побои и вымогательства: избивал женщин и требовал отдать все деньги, в таком духе. Пресса ухватилась за него, и какое-то время он был подозреваемым номер один, но ему так ничего и не предъявили. У него было неопровержимое алиби на момент последнего убийства, — Кроуфорд качает головой, и на мгновение на его лице отражается невероятная усталость и разочарование от потери единственной стоящей возможности покончить с этим ужасом раз и навсегда. — Буду с вами предельно откровенен, мистер Грэм. К такому никто готов не был. Такого… — он беспомощно взмахивает рукой, — такого раньше не случалось. Новости о происходящем уже разлетелись по всему миру.Уилл смотрит на него с нежданным сочувствием, воображая, каково это: проснуться однажды с порученным тебе делом об убийствах, серьёзность и жестокость которых вызвала международный резонанс.— Да, я видел сообщения в газетах, ещё когда был в Нью-Йорке.Он, конечно, знал, что новость об этом была перепечатана в газете едва ли не каждого штата, но говорить об этом вслух точно не стоит.— Нью-Йорк! — восклицает Кроуфорд. — Это ещё что. Об этом пишут в Мексике, Южной Африке, на Ямайке… недавно даже написали в Новой Зеландии.Уилл открывает рот, чтобы сказать ?Дрянь?, но в последний момент меняет решение и говорит ?Дразнят же?, бросая взгляд на протянутые ему вырезки из какой-то газеты. Заголовок невероятно огромными кричащими буквами сообщает: ?ЛОНДОН В МОРЕ НАСИЛИЯ; ЗВЕРСТВА ПРОДОЛЖАЮТСЯ; НЕОБЫЧАЙНОЕ ВОЛНЕНИЕ?, и Уиллу удаётся продраться лишь сквозь ?Многим кажется, что увечья, нанесённые женщине, убитой в Олдгейт, своим зверством затмевают схожие убийства в Уайтчепеле…?, прежде чем он убирает газету подальше.— Кстати, о прессе, — произносит он через какое-то время. — В письме было: ?Сейчас они говорят что я доктор?. Надо полагать, об этом сообщали в газетах?— Да.— Из-за увечий?Кроуфорд кивает.— А вы сами верите в это? Или считаете журналистскими спекуляциями?— Нельзя сказать однозначно. Мнения расходятся.— Вы получили мой запрос на медицинское обследование?— Да, и для этого всё уже подготовлено. Я вызвал доктора Джима Прайса. Он полицейский хирург, весьма опытный.— Хорошо. И я бы хотел присутствовать лично.— С этим не должно быть проблем, — Кроуфорд тихо вздыхает. — Конечно, если бы он не изменил почерк, всё было бы намного легче, но, тем не менее, последние убийства бросают тень сомнений на предыдущие.— Предыдущие? — резко переспрашивает Уилл. — О чём вы?— А вы не знаете? Нынешние преступления не единственные — в начале года была схожая серия убийств. Хотя пресса об этом почти не писала.— Почему?— Между теми убийствами был продолжительный интервал времени. И общей очевидной закономерности, связавшей бы их друг с другом, не было, поэтому и такой паники не поднялось, — Джек оборачивается с тем, чтобы, пошарив, вытащить из шкафа позади себя пачку фотографий патологоанатома и протянуть их Уиллу. — Я понимаю, — говорит он с сочувствием, когда Уилл начинает хмуриться, — но, боюсь, вам придётся привыкать к подобному.Уилл качает головой.— Нет… нет, я не об этом. Фотографии… это другое. У этих преступлений другой исполнитель.— Но в обоих случаях были извлечены органы.— И?— И вы утверждаете, что в Лондоне орудуют сразу два преступника, в одно и то же время решивших поохотиться за человеческими органами? — Джек Кроуфорд откидывается назад, снисходительно оглядывая Уилла. — Я не знаю, что там творится в вашей Америке, мистер Грэм, но мы в Лондоне, а не в средневековой Европе. Это, господи прости, центр цивилизованного мира!Уилл в свою очередь одаривает Джека взглядом, в котором ясно читается, как сильно ему плевать на цивилизованность.— Ваша вера в человечество достойна всяческих похвал, мистер Кроуфорд, но я боюсь, сейчас она не к месту. Да, вы правы, такие совпадения случаются редко, но существование двух преступников, совершающих схожие преступления в одно время, весьма вероятно, — говорит Уилл и с вызовом добавляет: — И в данном случае, мне очевидно, что это так.Джек барабанит пальцами по столу, в то время как Уилл просто смотрит на него, не желая первым опускать взгляд.— На этих фотографиях только мужчины. Известно ли что-то о нападениях на проституток?— Нет, но…— В Ист-Энде?— Нет, но…— Тогда профиль жертв совершенно не совпадает. Музыкант из Лондонского филармонического, член совета Британского музея… — Уилл останавливается, с недоверием уставившись в отпечатанные бумаги. — Метрдотель на Альбемарль? Ну то есть… серьёзно? И судя по этим фотографиям, способы убийства в этих двух случаях также критично разнятся. Вот эти, — Уилл снова взмахивает пачкой фотографий, — совершены тем, кто прекрасно представлял, что делает. В них нет буйства; взгляните на то, как сделаны надрезы. Эти убийства совершены под чётким контролем и с идеальным представлением об итоге, что совершенно отличается от того, что мы видим сейчас.— А вы весьма уверены в себе, — говорит Джек недовольно.— Нет, я уверен в уликах.— Но улики — это не всё. А кроме того, вы ведь не доктор?Ответную пику Уилл принимает с раздражением.— Нет.— Никакого медицинского образования вообще?— Нет.— Тогда увы, — Джек откидывается в кресле, положив руки перед собой на жилет, и триумфально оглядывает Уилла, радуясь тому, что поставил того на место.— Вы спросили моё мнение. Вот оно.— Да, и впредь я бы хотел, чтобы вы были несколько осторожны в подобных заявлениях. Это… нечто совершенно иное. Мы такого раньше не видели.— Я видел, — роняет Уилл холодно.— Что ж, может, оно и так, но мы не можем делать заключения по одним лишь фотографиям, не так ли? — Уилл сжимает зубы от того, как покровительственно прозвучало это ?мы?. Может, Кроуфорд мнит себя новой Королевой с этим ?мы?? — Для таких выводов нужно экспертное подтверждение, — добавляет Кроуфорд, и Уиллу приходится буквально титаническими усилиями удержать себя от едкого замечания: ?Разве я не был вызван в качестве эксперта??.Вместо этого он криво улыбается.— Как скажете, сэр.Джек снова оглядывает его, но Уиллу уже всё равно, и невинный взгляд своих больших глаз он приберегает для другого раза.— Кстати, раз уж мы заговорили об этом, — желчно говорит Кроуфорд. — Хорошо бы вам сначала пройтись по этому списку. Высокочтимые практикующие врачи, отобранные лично старшим суперинтендантом. Мы хотим собрать мнения специалистов и профессионалов о характере увечий, — что звучит как начало пресс-релиза, и Уиллу хочется рассмеяться в лицо Кроуфорду, его останавливает только то, что это задание повесили на него в качестве наказания за дерзкое ?Сэр?. Хитрый старый козёл. Уилл устало забирает лист со списком и пробегается глазами по первым именам.— Ганнибал Лектер? Необычное имя.— Он не местный.?Он не местный?, — злобно передразнивает Уилл Кроуфорда про себя (что, конечно, очень по-детски, но и крайне забавно, поэтому он повторяет это про себя пару раз).— Понятно-понятно, — говорит он вслух. — ?Правь, Британия?, — и прежде чем Джек начнёт журить его за самонадеянность, он добавляет: — Как мне добраться до Харли-стрит?— Туда можно дойти за полчаса быстрым шагом, — отвечает сварливо Джек. — Просто дойдите до Площади Пикадилли, а оттуда сверните на Реджент-стрит.— Для простого обхода долговато… Сэр. Надо полагать, я могу взять извозчика?— На Харли-стрит располагаются кабинеты и других докторов, которых вам тоже неплохо было бы расспросить. И вы определённо должны прогуляться пешком. Почувствовать, так сказать, жизнь нашего города.— Прекрасная идея, — говорит Уилл и, выйдя из здания Скотленд-Ярда, останавливает экипаж, не потому, что ему он так уж необходим, но потому, что удержаться от мысленного ?Да пошёл ты? в адрес Джека Кроуфорда просто невозможно.— Американец? — спрашивает извозчик, когда Уилл интересуется, свободен ли экипаж.— Нет, — бурчит Уилл, потому что, твою мать, сколько можно.— Нет? Не американец? А откуда?Уилл напрягается, вспоминая, где там живёт их Королева.— Виндзор, — отвечает он беспечно.— Виндзор! Да вы шутите, босс! Нет, вы дурите меня!?Босс??— Слушай, просто подвези меня сюда, — говорит Уилл, протягивая извозчику бумажку с адресом.— Харли-стрит… так вам нужен док, босс? Вы больны или что? По вам не скажешь.?Да-да, по мне и не скажешь, — горестно вздыхает Уилл про себя. Он забирается в тёмный, прокуренный экипаж и прижимается лбом к холодящему кожу стеклу. — В этом-то и проблема?.***В захламлённом офисе по Флит-стрит Фредди Лаундс сидит за столом, с неохотой выслушивая своего редактора, не на шутку разошедшегося из-за не поднявшихся до космических высот продаж последнего номера. У ?Тэттл Крайм? здесь главный офис — как и у любого другого уважающего себя периодического издания; Флит-стрит — это прибежище журналистов всей страны, не собирающееся сдавать своих позиций и в новом столетии. Время от времени в не самых приличных публичных театрах их ещё поминают как прибежище ?Суини Тодда, демона-парикмахера с Флит-Стрит?, который, хоть и был полностью вымышленным персонажем, появился, тем не менее, в нескольких прошлогодних статьях (за авторством Фредди, разумеется), в которых утверждалось, что он не только самый настоящий, реальный человек, но и что он вот прямо сейчас продолжает вершить злодеяния с помощью своей сообщницы-каннибалки миссис Ловетт, сбывающей пироги в самые известные заведения города. На какое-то время эти сообщения даже подняли панику в среде их самых легковерных читателей; Фредди улыбнулся — ему страшно нравилось вспоминать об этом иногда.— Не припоминаю, чтобы я говорил что-то смешное, — обрывает его редактор.— Нет, сэр.— Так как же это получается, — ярится тот, — что у ?Лондон Таймс? есть его фотография, а у ?Тэттл Крайм? нет? Объясните мне, мистер Лаундс. Поразите меня своей сообразительностью.Фредди лишь едва пожимает плечами; намеренно пренебрежительно, что, конечно, сочли бы дерзким оскорблением, будь Фредди помоложе. Но он уже давно свой и научился игнорировать подобное (что в этом мире бесконечных погонь за сенсациями, продажами и неприглядными делишками являлось ценным качеством), так что управленцы склонны терпеть его эксцентричное поведение; однако он — скорее исключение.Редактор умолк, какое-то время просто разглядывая фотографию.— А он хорошо тут вышел, как думаешь?Фредди снова лишь пожимает плечами. Сам он особой привлекательностью никогда не отличался, оттого презирал её и в других.— Надо полагать, — отвечает он после паузы.— Он совершенно точно будет продаваться, — добавляет редактор вкрадчиво.— Сэр? — тянет сквозь зубы Фредди. Он бросает на фотографию глумливый взгляд, словно юность, талант и красота достойны лишь презрения, а сам он так счастлив и горд тем, что уловками и находчивостью спас себя от подобной участи.— Какая жалость, что наш маньяк интересуется лишь женщинами, — выдыхает редактор с совершенно искренним сожалением. — Как было бы удачно, будь всё немного иначе, — он зажмуривается, словно наслаждаясь заголовками несуществующих статей.— Увы, его пристрастий мы изменить не можем, — прерывает его грубо Фредди.— Ну так найдите что-нибудь другое, — доносится в ответ. — Это лицо будет продаваться, так что придумайте нам что-нибудь. Карта с полицейской некомпетентностью была разыграна хорошо и вовремя, но читатели скоро устанут от этой темы. Они уже устают. Нам нужно что-то новое, — он размахивает фотографией прямо перед лицом Фредди, чтобы у того не осталось никаких сомнений относительно того, чего именно от него ждут. — Отсылка к Америке добавит немного лоска, так что упоминайте об этом как можно чаще. — Я уже занялся этим, босс. Письма в Балтимор уже в пути, как говорится. Ожидаю ответа в ближайшие две недели. Или даже быстрее, если через трансатлантический кабель.Редактор кивает, удовлетворённый ответом, а после замечает:— Вы хороший человек, Фред.Естественно, это не совсем про Фредди (во всяком случае, если брать общепринятое значение слова ?хороший?), и они обмениваются кривыми ухмылками, словно это шутка для двоих.— Хотя, конечно, слухи могли быть преувеличены, — добавляет Фредди лукаво. Он смотрит на редактора сквозь бледные ресницы, словно ожидая, что тот станет спорить. — И инспектор Грэм, может, на самом деле честный и примерный гражданин, не сделавший ничего такого, о чём должна знать британская общественность.— Британская общественность будет знать только то, что мы ей скажем, — отвечает уверенно редактор. — Слухи могут оказаться и преувеличенными, но что нас остановит от того, чтобы пустить их? Это проблемы инспектора Грэма. Просто напишите ?по неподтверждённым данным?, и мы чисты. Он до нас не доберётся.— Он — нет, — соглашается Фредди. — А вот мы до него очень даже.И словно в подтверждение своих слов он проводит пальцем по лицу Уилла на фотографии, неосознанно копируя в кривом негативе то, что сделал Ганнибал менее, чем двадцать четыре часа назад. На пальцах Фредди ещё не высохли газетные чернила, и, когда он отводит руку, черты лица Уилла затеняют мрачные линии.— Преувеличены они или нет — это будет в печати, — утверждает решение редактор. Он снова кивает, затем хлопает Фредди по плечу и собирает свои вещи, чтобы отправиться в свой собственный офис, изредка оглядываясь в поисках других работников, которых можно было бы помучить. Фредди наблюдает за ним с издевательской усмешкой, а затем возвращается к копии ?Лондон Таймс?, которую редактор оставил на его столе. Инспектор Грэм выглядит гораздо менее талантливым, необыкновенным и симпатичным с чернилами ?Тэттл Крайм? на лице. Забавно… эти слухи окружают его, словно дым, и вскоре, преувеличены они или нет, они будут напечатаны на первой полосе. Фредди снова улыбается. Нет ничего лучше.— Но что-то мне подсказывает, что они вовсе не преувеличены, — говорит он мягко, обращаясь к чужой фотографии. — А, Уилл?***Предмет сих раздумий был уже на пути к Харли-стрит, вжимаясь в грязное кожаное сидение и бездумно разглядывая мелькающие улицы, пока его экипаж трясся на мощёных дорогах. Он и понятия не имеет, как ему потом добираться до дома; Джек Кроуфорд наверняка рассчитывал именно на это. Одно из окон экипажа разбито, что по закону об общественном здравоохранении (или как там его) наказуемо, и Уилл обязан сообщить об этом; но в бессмысленной попытке пойти против системы он решает смолчать и проявить солидарность с беззаконьем.И хотя он подозревает, что слишком бурно реагирует на такие мелочи, он не может не принять близко к сердцу то, что Кроуфорд отказался принимать его предположение о двух убийцах всерьёз. Может, это и не раздражало бы так, будь он сам в сомнениях относительно своей теории, но Уилл знает, что прав, — абсурдно было бы думать, что такое мог совершить один человек. Второй маньяк ищет отчаявшихся, обездоленных женщин; первый целится в мужчин на хороших должностях. Второй — это сумятица, отчаянно набирающая обороты; первый, по признанию самого же Кроуфорда, — это контроль, степенность и неспешность. Второй действует несдержанно и лихорадочно; первый обнаруживает в своих действиях тонкий расчёт и организованность. Даже своеобразное… изящество. Уилл слегка морщится, не слишком довольный собственным выбором слов. Об этом точно не стоит говорить Кроуфорду, даже несмотря на то, что, технически, это чистая правда. Уилл горестно вздыхает, снова сражённый нахлынувшим чувством несправедливости от того, что его вынуждают рассматривать ужасы человеческого существования в таких терминах. И это одна из множества причин, по которым ему так не нравятся льстивые заметки о нём в газетах: ему всё чаще кажется, что его компетентность в подобных вопросах — это не тяжкий труд, а горестная неизбежность. И эта мысль ведёт его к следующей, гораздо более ужасающей, о том, что его уже неизбежно ожидает, — тёмные лабиринты, спутанные сходы, взлёты и падения, тошнотворное и смердящее эхо чужого безумия, господи помилуй, — и ему требуется вся сила воли, чтобы не стукнуться пару раз головой о разбитое окно. ?Нет, для этого рановато, — думает Уилл, отчаянно пытаясь взять себя в руки. — Рано, рано?. Сегодня ему предстоит лишь череда заумных бесед с практикующими врачами, которые, несомненно, скажут мало чего полезного, требуя при этом взамен огромного количества времени и дифирамб в свою честь. Да, приятного мало, но зато и отчаянного безумия в таких разговорах не встретишь.И чтобы отвлечься (а не потому, что ему интересно), он снова достаёт список. Ганнибал. Это имя отзывается размытыми воспоминаниями со школьных уроков истории, и Уилл хмурится, пытаясь вспомнить подробности. Там были Альпы и слоны. Хотя это немного странное сочетание, если подумать… может, он в чём-то ошибается? В любом случае, это и правда странное имя; очень специфичное. Запоминающееся. Уилл даже рад, что его собственное имя ничем не выделяется среди остальных. С него и так хватит разных уникальных особенностей, не дай бы бог иметь ещё и имя под стать. Вокруг него сотни таких Уиллов, Уильямов, Биллов и Билли, сливающихся в одно и старающихся стать как можно незаметнее и проще. А вот человеку с именем Ганнибал понадобится недюжинная сила воли и самоосознания, чтобы жить с таким именем; мелочный, простой человек быстро сломается под его весом. Затем Уиллу внезапно приходит на ум мысль о том, способен ли доктор Лектер вынести имя, данное ему при крещении, после чего он вообще бросает об этом думать, потому что ему в любом случае плевать.Дом доктора, когда Уилл, наконец, до него добирается, оказывается гораздо элегантнее и утончённее, чем он себе представлял. И вообще говоря, странно думать, что за этой ровной кирпичной кладкой и изящной классической георгианской симметрией кто-то занимается столь обыденным делом, как лечение пациентов. Уилл резковато стучится в дверь, которая незамедлительно открывается служанкой (ну, наверное, ею, хотя Уилл часто путался в английских терминах обслуги), женщиной серьёзного вида средних лет, с лоснящимися тёмными волосами, плотно забранными под маленьким чепцом, чьё присутствие тут же смущает Уилла, потому что в столь импозантном доме он ожидал увидеть как минимум лакея в ливрее. Он выдавливает из себя более-менее спокойную и уверенную, по его представлениям, улыбку и представляется, на что горничная (или экономка, или кто она там) хватается за передник и скорбно восклицает:— Полиция? О, Боже!Уилл уже привык к подобным досадливым реакциям, поэтому, подготовившись, тут же принимается (опять-таки спокойно и уверенно — так, по крайней мере, ему кажется) объяснять, что причин для беспокойств нет и что он просто желает побеседовать с владельцем дома. Но тут обнаруживается другая проблема: его акцент мешает женщине понять его слова, и она лишь продолжает восклицать что-то совершенно бессмысленное (?Вы, говорите, уже встречались с доктором Лектером? Мне просто кажется, он вас не ждал сегодня… Но, сэр, он ещё дома…?), пока Уилл не начинает тихо беситься.— Что тут происходит, Мэри? — доносится густой мужской голос из темноты коридора.Странный голос: глубокий, низкий, с необычно заглушёнными гласными. Его английский безупречен, но акцент выдаёт иностранное происхождение, хотя точно определить его у Уилла не получается. Увидеть самого владельца этого голоса мешает сгустившаяся в коридоре тьма и беспокойно маячащая между ними Мэри, поэтому Уилл уже открывает рот, чтобы повторить свою успокаивающую речь, но потом плюёт на всё (в частности потому, что голос этот звучит крайне уверенно и спокойно сам по себе) и просто громко представляется. И после того как Мэри оборачивается назад с горестным ?Это полиция. Боже!? (это уже было); а Уилл засовывает руки в карманы, потом вдруг понимая, как это ужасно непрофессионально (так что он вытаскивает их снова), чтобы после осознать, что ему вообще на это плевать (и он засовывает их обратно); а Мэри начинает нервно теребить свой передник с такой силой, что кажется, будто швы вот-вот разойдутся; а Уилл в свою очередь чувствует лёгкую обиду за то, что раз она в состоянии понять акцент своего господина, то что мешало ей понять его… и вот после всего этого владелец голоса, наконец, выходит из дымки тьмы и появляется на пороге, заставляя и Мэри, и Уилла растерянно замереть.Уилл оглядывает его снизу вверх (не только из-за того, что сам он стоит на пару ступеней ниже, но и потому, что его собеседник необычайно высок) и затем моргает пару раз, уставившись на это глянцевое горделивое видение, явившееся перед ним: он, конечно, не имел чёткого представления о том, что ожидал увидеть, но точно знал, что не ожидал… такого. На мгновение всё застывает и умолкает вокруг них, и Уилл невольно дёргается от жутковатой мысли о том, будто целая улица замерла в ожидании. Или это он замер? Сложно было понять. А затем владелец этого странного голоса, он же, соответственно, владелец дома и, соответственно, сам доктор Лектер, одаривает его встречным взглядом и, сделав чёткий и размеренный шаг вперёд, говорит с лёгкой загадочной улыбкой:— Вот и вы… инспектор Уилл Грэм. Какое судьбоносное совпадение; не думал, что такое может случиться. Но, похоже, наша встреча была предрешена.