Глава 19-Глава 25 (1/1)

ГЛАВА 19Девушка потеряла контроль над ситуацией и происходящим. Упустила в какой-то момент, и теперь никак не могла разобраться, как повлиять хоть на что-то? Как объяснить Морозову, что так же просто невозможно?! А он и дальше игнорировал любые ее попытки держать дистанцию. Сказал, что это все — только ?ее тараканы? и действовал по этому принципу. Приезжал через каждый день-два, практически, и плевать хотел на все ее попытки объяснить, что ей от этого только хуже.?Мне тоже не в кайф, что ты не дома, а тут находишься?, пожимал он плечами, и на этом вся его реакция заканчивалась. Кофе машину сам новую привез, подключил. А она…Ничего не могла она решить, ни с чем разобраться была не в состоянии, когда он постоянно и нахрапом рядом.Несколько раз он забирал ее домой. ?К нему?, старалась мысленно поправить себя она. Однако не могла не признать, что это не совсем так. Он делал все для того, чтобы пространство воспринималось ?их, общим?, ничего не убрал и не спрятал. Все ее вещи на виду. И из одежды разрешал забирать по паре единиц, не больше, еще и в обмен требовал, чтобы в ее квартире не накапливался запас. Первый раз привез, но потом отказался. Сказал, что плюнет на ее принципы и купит ей шубу. Из меха. Настоящего. И силком будет укутывать. Да, помнит, что она против шуб и меха в целом, но ему без разницы. Потому что со всеми этими ее свитерами протертыми, никакое пальто не согреет. Так что ей вариант выбирать.Зная Максима, девушка ему поверила. И согласилась все-таки поехать ?за вещами?. И снова пыталась объяснить ему, почему ей так сложно и больно, и отчего она не может просто принять род его деятельности.— Пока думала, что я только машины продаю, нормально же было? — ответил на это Морозов. — Вот и дальше так думай, — ?порекомендовал?, видимо.А ей и плакать, и смеяться от его советов хотелось. Никак не выходило у них найти точки соприкосновения в этом вопросе. Она не могла понять, как к такому можно относиться настолько пренебрежительно? Это же жизни других людей, их судьбы, сломанные и попранные во благо себе?! А он отметал ее аргументы, не задумываясь ?над второстепенным?, как он это называл. О его судьбе никто из этих людей никогда не пекся, так какого черта он о ком-то еще кроме себя, нее и Димки думать должен? Обойдутся.Ее это коробило. И мучило. Потому каждый раз уезжала обратно в свою квартиру. Он психовал, злился, два-три дня не появлялся, только смс-ки писал, иронизируя над ее принципиальностью, называя ханжой. И она не спорила. Плакала в подушку. Но при этом и обойтись без него не могла. Была не в состоянии оставить дверь перед ним закрытой, когда он вновь приезжал.И не из-за его угроз.Она без него умирала. Раньше не понимала, как это, без кого-то ?свет белый не мил?, а сейчас — в полной мере прочувствовала. На своей ?шкуре?. И сколько бы не напоминала себе, кто он и чем занимается, не помогало. Тоска ее съедала живьем, изгладывала ночами, если он не приезжал. А еще и страх, тревога изводили, стоило ей представить: где он может быть и чем заниматься. И звонить страшно, и неизвестность убивает секунда за секундой.Но и плюнуть на все, закрыть глаза и жить, как живется — не могла. Сама понимала, что себя изводит и ему нервы тянет. И его обвинения в ?двойных стандартах? не отрицала. Вообще, ни с одним обвинением не спорила, не могла. Видела, что и ему так же плохо и тяжело из-за ее ?тараканов?, как бы Максим не бравировал своим непробиваемым наплевательским отношением ко всему вокруг.И от этого — еще больней. Еще сложнее.Она искала решение, и не видела. И все чаще ночью, когда одна была, его сигареты из комода вытаскивала. И уже не задыхалась, даже. Хоть и кашляла. Пусть глаза все еще слезились. Зато, с горем пополам, затягиваться получалось. С зажигалкой только сложно справиться было, никак не выходило у нее с первого раза прикурить, огонек не вспыхивал. Проще было спичками. А у него всегда так легко получалось…Он заметил. Но не сказал ничего и не спрашивал. Не упрекнул, не смотрел косо, как половина персонала в ее клинике теперь поглядывали, или родные бы стали, узнай.Он не осуждал. Не передергивал. Молча предлагал сигареты ей, когда сам прикуривал. С зажигалкой так ловко справлялся…Она чаще отказывалась. На самом деле, ее тянуло курить только тогда, когда его рядом не было. Одну потребность пыталась заменить другой. Тоску по нему, дымом заглушить старалась.А про семечки и не вспоминала уже, отчего-то.А он теперь постоянно ?забывал? у нее сигареты. Возможно, прекрасно понимал, что сама покупать — она стеснялась. Пагубная привычка, которую в себе признавать не хотела. Как ее любовь к человеку, которого, спроси кто ранее, громко заявила бы, что ни за что не стала бы любить…?Сердцу не прикажешь…?И не только сердцу, как оказалось. И голове велеть не получалось, и телу своему, без него словно бы недоделанному; обонянию, которое без аромата его кожи, только сигаретный дым и воспринимало, будто иные запахи исчезли вокруг…Хреновая ситуация. И улучшения нет.И почему-то только ночами встречались. Что усиливало ощущение безысходности. Странно так, он днем не приезжал никогда. Правда, писал, да. И звонил иногда. И она теперь все время носила с собой телефон, даже в операционную. Тут уже опасалась, что не так поймет, если не ответит. Патовое положение.Краем уха она слышала обрывки его разговоров по телефону, какие-то дела, проблемы, что-то важное, что необходимо было как можно скорее решить. Предполагала, что из-за этого, вероятно, и занят все время. Но не спрашивала ничего. Не представляла, как вынесет, если еще что-то ?такое? узнает.И, несмотря на все это, каждый раз бросала в объятия друг друга их потребность, на грани, до боли, до засосов и следов, до крика. До безумия, когда ни о чем другом уже и не думаешь. Обо всем забываешь. Даже об элементарной безопасности, что уж вспоминать о здравом смысле? Нет полумер, не хватает сил быть нежными. Будто и тут пытаются каждый свое доказать, надрывая нервы и кожу.Невыносимо. А как иначе — ни она, ни он не могли сказать.Он подарил ей букет роз на восьмое марта, снова такой огромный, что не ясно, как держать и куда ставить. И подарочный сертификат в салон красоты на большую сумму. А она психанула. Не из-за цветов или подарка. Просто нервы ?ни к черту стали?, а этот сертификат — лишь повод для срыва.— Что, страшная стала? Уже не нравлюсь? — сразу обозлилась?, хотя и брать, вроде, все еще не очень соглашалась. И не ждала подарка, не намекала, не требовала.Отступила. Обхватила себя руками, будто холодно.Злить его не хотела. Нет. Просто в душе такая неразбериха, такая боль, что ничего хорошего сказать не может. Рот открывает, а эта боль выплескивается. И злость, что все вот так складывается! Даже на работе старалась только о пациентах разговаривать.И он это понял, кажется. Опустил цветы прямо на пол, туда же сертификат этот. Пересек коридор, не снимая ботинок. Сильно обхватил её со спины. Прижался губами к шее, под растрепанным ?узлом?, в который она волосы скрутила.— Нравишься? Не нравишься? Да я дурею от тебя. И с каждой минутой, все безнадежней залипаю, — сказал он тихо. Притянул к своему телу сильнее, хотя она и не пыталась освободиться. А, может, стоило бы? — Но сама же говорила, что я тебя измучил. Вот, искупаю. Расслабишься, потратишь на себя время, забыв обо мне.Взял и закутал ее в свое же пальто, обхватив со спины полами.Замерла, прижавшись затылком, спиной к нему. Тепло так. Горячо, даже. Без него ее теперь все время морозило, никакие свитера не спасали. Вдохнула глубоко.И хрипло рассмеялась.— Забудешь о тебе, как же. Не могу я с этим справиться. Все время только о тебе и думаю. И о том, что и где ты сейчас делаешь…Он почему-то коротко рассмеялся. Не весело, как-то так…— Вот пойди и расслабься, отключи пока мозг, — снова прижался губами к затылку, так, что у нее дрожь по всему телу. Обнял сильнее. — Любовь твоя же не в мозгах? — как-то требовательно, с намеком.Что ему сказать? И в голове тоже, уже поняла это. И не отключить ее, как не пробовала…— Не слышу, — обхватил ладонью ее подбородок, заставил повернуть голову.— Везде она, в каждой клетке, даже в ногтях, кажется, и не отключается, окаянная, — иронично и горько хмыкнула. — Сомневаюсь, что СПА поможет…А он ей в губы впился, прервав. Неудобно и шею тянет. Горячо, давит на грудь второй рукой, обхватывая. И так хорошо, что на все плевать! Если бы можно было все время так — чтоб целовал, а она не могла о чем-то другом думать… Только глупое и жалкое такое желание. Как страус — ?голову в песок?.Цветы она поставила в пустой комнате. Той, которая когда-то брату принадлежала. Не потому, что видеть не хотела, а оттого, что приоткрыла форточку, сделав воздух холоднее. Хотелось ей, чтоб эти розы стояли дольше. Пусть в ведре, пусть в пустой комнате, но стояли для нее долго-долго. А она постоянно заглядывала и смотрела, подходила, касалась лепестков кончиками пальцев, нюхала.И впервые, теперь частенько заходя сюда, задумалась над тем, что словно ?законсервировала? эту комнату. И саму ситуацию с братом. Свои эмоции, боль, обиду, гнев на брата и его выбор в жизни, на все поступки. А сейчас — невмоготу. Из-за Морозова, еще и это в себе таить, поглубже заталкивать — не выходило, места в душе не хватало, в разуме. Казалось, голова лопнет от всего, что она игнорировать и прятать столько лет в себе пыталась. И понимание пришло, что надо это как-то решать, менять. Только как — пока не знала. Но хоть заходила, использовать понемногу стала и это помещение. Словно выгоняя из него обиду на Игоря, которую сама здесь и ?поселила?. И из себя, кажется, тоже. Других проблем теперь — ?выше крыши?.И сертификат взяла. Вернее, ей выбора не дали. Максим просто приехал и отвез ее в этот салон. И давил все на то же слабое место — подарков и их значения для него. Как с колье, которое она с шеи так и не снимала теперь. Бог знает, когда он приедет и что себе придумает, если хоть на ночь на полочку отложит?Правда, с этим салоном у них очередной скандал вышел по итогу. Когда он через три часа приехал ее забирать и Виктория села в машину.— Какого х*ра? — с ходу ругнулся он, повернувшись в ее сторону.Она ничего не поняла, особенно причины для такой реакции. Она как раз расслабилась и отдохнула, как он и хотел, вроде бы. Отвлеклась. И тут, вот так.— Что? — не успела спросить она.Но Максим уже ухватил ее волосы в кулак и что-то придирчиво рассматривал, недовольно хмурясь.— Я же тебе говорил, чтоб не думала стричься, предупреждал же! — намотал ее пряди на пальцы и несильно потянул.Девушка закатила глаза.— Я пять сантиметров обрезала. Кончики совсем сухие были. Что мне, как стог сена ходить?— Я предупредил, мне по фигу на причины. Решай как хочешь, но учитывай. В следующий раз, я найду того, кто тебя стриг и руки переломаю, на каждый палец наступлю лично. Чтоб больше неповадно было. Ясно? Мои просьбы игнорируешь? Ок. Но подумай о человеке…Он вздернул бровь, глядя на нее. Помолчал, дав ей возможность самой все додумать. Вытащил сигареты.Она опешила, с трудом сглотнув, если честно. Вот не казалось, что он шутит. Вообще. Взгляд холодный и недовольный. Из-за чего? Из-за волос?— Слушай, да какая разница? — не удержалась, все-таки. — Это же волосы, что ты так вцепился в них? А если мне надо будет их обрезать? Вдруг выпадать начнут, тогда кому пальцы давить буди…Он не дал ей договорить. Резко развернулся, ухватил рукой за затылок и дернул ее на себя, сблизив их лица в сантиметре.— Замолчи! Вообще, даже не говори такого! Не думай! — крикнул он, похоже, серьезно разозлившись. — Все с тобой нормально будет!Но её зацепило. Особенно угрозы эти.— Это жизнь, Максим и никто не застрахован, — огрызнулась она, не в состоянии повернуть голову. — Что с тех волос? Толк какой, или без них, я тебе не такая, и не нужна?Он посмотрел на нее, как на дуру. И, возможно, именно так про нее в уме и подумал. Шумно выдохнул.Достал губами сигарету из пачки.— Чтоб я больше про такое не слышал! — грубо отрезал он. — Ты мне нужна и с волосами, и без. Но если все нормально, на кой ляд их портить? Мне нравится, когда они такие, — он отпустил ее затылок, и захватил прядь волос, пропустил между пальцами.— Так не ухоженные же, они тебе и не нравились, — напомнила она голосом, который сел.Он скривился и бросил в ее сторону хмурый, недовольный взгляд.— Я предупредил, — еще раз бросил он в ее сторону. — Будешь без веского повода их трогать, пеняй на себя.Прикурил, наконец.И она не отказалась от сигареты, которую он ей предложил. Хоть и закашлялась, раздумывая о том, что никак не может в его логике разобраться, и в оценке ценностей. Что такое несколько сантиметров испорченных волос, в сравнении с чьим-то загубленным здоровьем или жизнью? Как о таком, вообще, говорить можно?Странная ситуация складывалась. Совсем. И не вместе, вроде, и в тоже время — не порознь. Или она сама себя обманывает, и он медленно, шаг за шагом, используя ее любовь и все слабые места, подталкивает Викторию туда, где хочет ее видеть?Ответа не было. Или девушка не хотела его замечать.Так продолжалось где-то полтора месяца. А ей, да и Морозову, кажется, не становилось легче. Виктория себя только более несчастной ощущала и измученной от всей этой ситуации. Морально выжатой до дна… Только дна этого самого не было видно.Но снова стало теплеть на улице, солнце светило чаще, чем шли дожди. И воздух уже пах весной. Правда, она теперь не замечала этого всего так, как раньше. Все приглушалось, затерлось, кроме Максима и эмоций, напряжения между ними.Но однажды случилось то, что заставило ее встряхнуться.Шла вторая неделя апреля. Четверг.У нее должна была начаться операция через час, запланированная, обдуманная, согласованная с хозяевами и ассистентами. Не сложная, вроде бы. она ее уже дней десять готовила.И тут ей позвонил Морозов. Странно так. Сначала она увидела пропущенный вызов, хотя звонка не было. Удивилась. На самом деле, он не часто звонил, больше писал днем. Видимо, все же учитывал, несколько раз нарвавшись, что она бывает занята настолько на работе, что ей просто сложно /неудобно говорить. Хотя, у них и так с разговорами не особо клеилось все это время. С прикосновениями, эмоциями, потребностью — никаких проблем. А вот с общением — плохо все обстояло. Каждый стоял на своем и, то и дело, срывались на крик. До сих пор. Потому и говорили они редко. Очередного скандала с разрывом оба могли не выдержать, это понимала и Виктория, и Морозов. И все-таки, у нее на экране телефона светился вызов от него. Который она не слышала. Удивившись собралась перезвонить. И тут телефон снова принялся мигать и вибрировать. И на экране — его фото.— Да? — ответила она.Пауза. Странно. Ведь она слышит, как он дышит. И какой-то шум на заднем фоне.— Максим? Что случилось? — ей так страшно вдруг стало.Непонятно от чего. Без всякой причины.— Виктория… — наконец, произнес ее имя Максим. — Привет.Непривычно, медленно произнес, и… вот, вообще, не так, как всегда. Без обычной иронии или бесшабашности. Без своего непробиваемого напора, что стало характерно для него за последние месяцы, когда не звал — требовал, не говорил — приказывал, ставя ей условия. А сейчас — будто растерянно. Словно сам удивился, что ее номер набрал.А ей от этого — вообще как-то не по себе стало.— У тебя все нормально? — стала сильнее нервничать почему-то.— Нормально? Да, — он хмыкнул. — А что у меня плохого случится может. Я ж не непотопляемый, Зажигалочка, — и щелкнул, прикурив.Зажигалочка. Он ее сейчас так называл, только если совсем на пределе…Морозов тем временем выдохнул.У нее самой в горле запах дыма появился. И захотелось эту его сигарету взять, затянуться… Но она все пыталась понять, что с ним не так: и не пьяный, вроде, и не злой. Но что-то точно не в порядке, она просто сердцем это чувствовала.И страх какой-то неясный, исподволь разрастался внутри, начал сжимать ребра, не давая вздохнуть нормально.— Максим, — забыв уже обо всем другом, если честно, опять позвала она. — Ты где? Ты в офисе?— Нет. Забил на все, — снова как-то иронично хмыкнул он. — Дома.Она вдруг поняла, что надо что-то делать. Неважно, что именно. Но действовать. К нему ехать…— Не уходи, хорошо? Пожалуйста. Не уезжай никуда. Я сейчас приеду. Такси вызову… — она быстро вышла из кабинета и пошла к администратору.— Приедешь? — переспросил он удивленно. — И мне даже не придется тебе угрожать или шантажировать?Она промолчала в ответ на эту сардоническую насмешку. Правда, что тут скажешь?— Я приеду, — повторила она. — Сейчас, дождись только, пока такси и дорога…— Честно приедешь? — каким-то таким удивленным и недоверчивым голосом, что она споткнулась на ровном месте, переспросил опять Морозов.У неё горло сжалось.— Да, — хрипло ответила она.— Не выдумывай с такси, я тебе сейчас водителя из салона пришлю. Быстрее будет, — тоже осипшим голосом распорядился он.Уже иначе, решительно и властно.Впервые что-то похожее на поведение ее любимого мужчины. Но ей все равно легче не стало, все так же что-то изнутри грызло. И она не решилась спорить, почему-то, все еще чувствуя внутри него нечто незнакомое и непонятное, что ее тревожило.Сказала администратору, что у нее семейные проблемы. Не солгала же. Разве он — не ее семья? Оставила вместо себя Павла, доверив ему вести операцию, где он и так бы ассистировал. Вроде бы, в последнее время, между ними не было недопонимания и конфликтов. Мужчина с кем-то познакомился, она не уточняла, девочки в клинике шептались. Для нее главное, что Павел отвлекся. Да и было заметно, что он с кем-то встречается. Стал гораздо адекватней, вроде бы. Даже извинился за свое поведение в последние месяцы, и прекратил навязчивые попытки что-то с ней ?завязать?. Отчего всем легче стало, и Виктории в первую очередь.И сейчас, решив все в клинике, она уехала с водителем Морозова, который, действительно, приехал очень быстро.Он встречал ее прямо в калитке ворот. Буквально вытащил из машины. Вот правда. Словно так соскучился, что не мог утерпеть, пока она сама выйдет. Обхватил за пояс и потащил во двор, отправив водителя назад, заявив, что он больше не понадобится. Она не спорила. Пыталась понять, что же не так с любимым. Вроде бы властный, командует, ухмыльнулся, когда ее увидел, прижал к себе крепко, наплевав на вся и всех.И все равно, с ним, таки что-то было не в порядке. Она это не столько видела, сколько чувствовала. Хотя, нечто неуловимое в напряженных, усталых чертах лица, какие-то тени в глазах — присутствовали, усиливая ее впечатление.Но он ее отвлекал. Прижал к себе, впился в губы, едва захлопнул калитку. Прямо во дворе, ни на что не обращая внимания. И минут пять вздохнуть не давал. Словно оторваться не мог, черпал в ней что-то, так ему сейчас необходимое.— Максим, что случилось, ты почему такой? — спросила, едва они зашли внутрь дома.— Какой? — хрипло спросил он.Стащил резинку с волос, растрепав ее узел. Уткнулся в них лицом. У нее дрожь по позвоночнику пошла от того, как жадно он дышал запахом ее волос.— Не знаю, не могу понять, — честно призналась она, пытаясь его взгляд поймать. — Мне так страшно почему-то стало, когда твой голос услышала, тревожно за тебя.Он посмотрел на нее как-то растеряно. Недоверчиво даже, а потом передернул плечами. Взъерошил волосы. Этот жест вышел каким-то таким усталым, что у девушки в груди все сжалось.— Нормально все, не выдумывай, — отмахнулся он. — Ты — чай? — перевел разговор на другое, потянув за собой на кухню.Она промолчала, кивнула на его вопрос. Не хочет говорить, ладно. Но опустошенность (поняла вдруг, что сквозило в каждом его движении и жесте), усталость и какую-то потерянность Виктория очень явно ощущала. И даже кольнуло внутри, что не хочет делиться с ней тем, что его тревожит.Глупо. Снова совсем не умно. Ведь сама никак его образ жизни принять не могла. И в то же время, злится, что он с ней теперь не откровенен до конца, не дает помочь и поддержать. А если его опустошение с тем и связано, что она не хочет понимать? Стоит или нет выяснять дальше?Промолчала. Но подошла со спины и обняла, пока он ей чай готовил и себе кофе. Прижалась щекой, уткнулась носом во впадинку над линией позвонков. Он накрыл одной рукой ее ладони.— Любишь, Вик? Ведь, все равно, любишь? — теперь все время спрашивал, даже требовал признания, словно этим и ей, и себе что-то доказывал.Она зажмурилась.— Да, Макс, люблю, — прошептала она ему в кожу. — Только, все равно, ничего не просто… У тебя же не с машинами проблемы, да? И не с салоном? — больше интуитивно добавила она, после нескольких минут паузы.Морозов скосил взгляд через плечо. Сдвинул брови тяжело. Сам паузу выдержал. И она не торопила, не требовала.— Нет у меня проблем. Давай, лучше, поешь.Отдал ей чай и отошел к холодильнику. Она отпила глоток, делая вид, что ее не зацепило его отчуждение. Безуспешно, наверное. Но и претензий — не выставить. Сама разве лучше?Он тоже молчал. Еще и закурил, продолжая поглядывать на нее через плечо, пока выбирал что-то в холодильнике.— Я сделал все, чтоб Димку вытащить. На его конкуренты такие факты слили, что не опровергнуть и не откупиться.Он начал рассказывать, когда девушка и не ожидала, ночью. За полночь перевалило, наверное, уже. Она почти заснула. Отошел к окну, открыл створку.— Даже сам помог ?погореть? ему пару раз по-крупному. И его арестовали, сейчас дело начали. Но Димку только через полгода пообещали выпустить. Еще шесть месяцев он там сидеть будет!Морозов даже дым выдохнул как-то зло и резко, с разочарованием, которое в каждом слове ощущалось.— Будто мало того, что он уже там столько, сидит, а я здесь, шикую и жизнью наслаждаюсь. — Он снова затянулся, с силой, с тем же гневом.Виктория перевернулась на спину под одеялом, пытаясь рассмотреть его лицо в темноте. И что сказать? Не зря боялась. Такой рой мыслей в голове мигом. И страх…С одной стороны — ясно стало это ощущение его опустошения и измотанности. Разочарован, считает себя виноватым, что не справился. Не так, как хотел. И друга, думает, подвел. Да и за все эти годы, похоже, мучается…А с другой, у неё даже сердце застыло, как представила, чем это освобождение Калиненко может обернуться для него. Пусть и не особо они это обсуждали, поняла она, вроде, что ?генератором? идей именно этот Дима и был всегда. И далеко не законных…— Я не думаю, что ты в чем-то виноват, — поднялась с кровати, кутаясь в свой махровый ?банный? халат, который он не позволил ей ни разу забрать в квартиру. — Сам же сказал, все сделал, что в твоих силах, — обняла его со всей своей силы.Решила пока только на его эмоциях сосредоточиться, не поднимая вопрос сомнительной радости от скорого освобождения старого друга.— Значит, плохо сделал! И больше нужно было стараться! — огрызнулся он, не уступая ее словам. — Не дожал.Но обнял сразу, к себе прижал. А она у него тлеющую сигарету взяла, тоже затянулась. Привыкла, все-таки, пристрастилась. Не то, чтобы в удовольствие. Нет. Но хотелось. А иногда собрать ?мысли в кучу? помогало лучше, чем еще что-то, как ни странно. Он не сопротивлялся, позволил. Опустил ей щеку на макушку.А злость и гнев в нем физически ощущается. И недовольство собой, стыд, даже. Вот просто на уровне инстинктов. Как ему помочь? Как хоть немного унять, то что внутри него бушует?— Ты никогда не делаешь мало, любимый, — вернула сигарету. Прижалась к его шее. — Ты всегда делаешь в три раза больше возможного, выше любой крыши и меры прыгаешь, — поцеловала его в шею. — Я же это точно знаю, на своем примере. Личном. Но не все мы поменять можем. Есть то, что и не в наших силах, как ни старайся.Он ее еще сильнее сжал, отложив сигарету в пепельницу. И хмыкнул с иронией.— Это я тоже уже знаю. На твоем примере, — ?уколол?.Она вздохнула только, опять взяла их общую сигарету. Затянулась.Как ему объяснить, доказать, что в нее эти принципы и понятия о том, что ?можно?, а что ?нельзя? с самого детства вкладывали, учили, ?заклинали? почти, а как брат по ?кривой? дорожке пошел, так и того больше, на его примере уже предостерегать стали. Да и она тогда уже видела, как семья страдает от эгоизма одного человека, как все мучаются потому, что он только о своем удовольствии и желаниях думает.Он тоже вздохнул. Понял ее настроение.— Прости. Зря я сюда повернул. Честно говоря, даже не думал, что ты так просто приедешь. Сама… Зацепило меня, тронуло сильно. Спасибо!Наклонился снова, поцеловал ее щеку. До губ спустился. Она потянулась к нему сама, целуя в ответ. Может не словами, но самим своим существом пытаясь показать, что любит его. И не может его боль от себя отодвинуть. Его усталость, отчаяние. Он принял это все. Будто в себя втягивал. Отстранился. Вновь прижал ее к себе так, что она ему в шею уткнулась.— Но, блин! Так обидно за Димку! Все время кажется, что я больше для него сделать могу, не дорабатываю где-то!— Это не так, — снова опровергла она.Действительно верила, что он выше своих возможностей все сделал. Пусть и не знала особо нюансов.И больше ничего не добавила. Только обнимала, целовала кожу на плечах, на груди, шею его, подбородок.Ей и хотелось, и боялась она задеть тему, расширить ее, хоть как-то усомниться в этом Калиненко, которого не знала. Не потому, что не в курсе была или умаляла роль этого человека в жизни Морозова. Просто реальность его возвращения… все сильнее напрягала.ГЛАВА 20И все равно, как ни старалась сдержаться, а утром эта тема вылезла. Зацепила, когда завтракали. Сама не поняла, как оно у нее с языка ?прыгнуло?. И назад не вернешь уже сказанное:— Максим, а что будет, когда Калиненко выйдет? — спросила, глядя в свою чашку с чаем.И в животе замерло. Будто в воду с обрыва…— В каком плане? — глянул на нее исподлобья, постукивая зажигалкой по столу.Оба не выспались, уснули после часа, а поднялись все равно рано, по ее будильнику. Такой режим изматывал, учитывая, что и перед этим нормально не помнила, когда отдыхали. А усталость, и моральная, и физическая, усиливала неуверенность, добавляла нервозности.Девушка передернула плечами, бессмысленно вращая пальцами свою чашку. У обоих, похоже, аппетита с утра не было. Слишком много сигарет и тяжелых разговоров ночью. Чересчур тяжело давит все, что так и недосказали.— Вообще, — выдавила из себя, видя, что он молчит и в упор смотрит, намекая на ?расширение? вопроса. — - Что-то же поменяется? Ваша деятельность …— Прекрати! — резко велел он, прервав ее неуверенный лепет. Отбросил зажигалку. — Не делай этого! Не говори! И думать прекрати! Ясно?!— О чем? — ее задел этот тон. И выражение его лица. Непроизвольно, Виктория сама ?ощетинилась?. — Что не думать? Я просто уточнить хотела. Вы же не только машинами заниматься станете тогда, или таким, чем-то. Да?— Виктория, — он посмотрел на неё тяжелым взглядом, что его глаза ей темными до черноты показались. — Прекрати. Я же сказал. Я чувствую, твои негативные мысли. Не пытайся ставить меня перед выбором: ты или Дима. Такого не будет, ясно?!— Я тебе и не говорила ничего подобного! Просто задала вопрос! — уже и она повысила голос.Раздражение нарастало, подпитываемое обидой, страхом и измотанностью.— Я просто поинтересовалась планами на будущее! Все! Нельзя?Она отодвинула чашку от себя и поднялась, крепче запахнув полы халата.— Я не вчера родился, — с сарказмом произнес он, наблюдаясь ней. — Подоплеку вижу. Нечего меня шантажировать. Не куплюсь.Сам он крепко держал свой кофе. Но не пил. Следил за каждым её шагом . За каждым движением.— Шантажом у нас, в основном, ты увлекаешься, — со злым сарказмом, из-за обиды, ввернула она. — Я так не умею, куда уж?! Опыт не тот! — передернула плечами.Он сжал губы. В упор уставился на нее, перестав даже моргать, кажется.Шикарное утро. Просто великолепное! Поговорили, блин! ?Пнули? друг друга словами и упреками, не жалея.— Ок. Хорошо. Прекрасно, — не видя в ситуации ничего хорошего, ни, тем более, прекрасного, она раздраженно мотнула головой. — Думай, как хочешь! А мне на работу пора. Если ты сегодня никуда не едешь, я или такси вызову, или водителя своего давай, — добавила она, видя, что Максим еще больше насупился при упоминании такси.Атмосфера в кухне потяжелела, став какой-то плотной и почти непереносимой. Девушке, почему-то, даже дышать тяжело теперь было, и слезы на глаза навернулись от обиды.— Не выдумывай. Я тебя отвезу! — отрезал он, поднявшись.Тоном, который и не предполагал споров. А она и не планировала, молча пошла одеваться, если честно, опасаясь еще что-то говорить.Да и всю дорогу на работу молчали. А она размышляла над его словами.И не думала его перед выбором ставить… Кажется. Или уже делала это, отвергая род деятельности любимого мужчины? И прав он, что она, может и не осознанно, а на подсознательном уровне хочет, чтобы он выбрал ее, предпочел своему прошлому и тому же Калиненко. Все былое бросил?Она была достаточно честна, чтобы обдумать это и признать, что, вероятно, хотелось бы ей такого. Самого простого варианта. Смогла бы смириться с его прошлым, возможно, если бы точно знала, что в будущем и настоящем нет криминала, и не предвиделся. Но насколько это честно? И имеет ли она, в принципе, право ставить перед любимым человеком такое условие? Совесть говорила ?нет?. Малодушие же не отказалось бы от такого выхода из ситуации. И все же… Простой выход для неё самой. Но насколько он верный для него?Он жил такими законами и понятиями много лет и, в отличие от ее брата, имел хотя бы обоснования такому жизненному выбору. Она его не оправдывала, нет. Но долго размышляя после их ссоры-скандала, да и за последний месяц, пришла к определенным выводам. Другой вопрос, как самой принять все это? И сможет ли она, в принципе, сделать такой шаг? Пока, однозначного ответа у нее не было.Всю следующую неделю над ними довлел этот утренний то ли спор, то ли разговор. Максим даже не приезжал, только звонил. Зато каждый день. Хотя, сложно сказать, что они продуктивно что-то обсуждали. Скорее нет.Но, честно говоря, у девушки было столько проблем было, что может так и лучше. Не представляла, как выдержала бы еще и напряжение от его давления и морального шантажа. Да и Морозов, как она поняла, был загружен.А у самой Виктории не находилось времени поднять голову в гору. Собака, которую она должна была оперировать, но перепоручила Павлу, никак не поправлялась. И лечение, вроде бы, верное назначено, и операцию провели по плану, судя по отчету и тому, что говорил сам Павел, да и анестезиолог подтверждал. И все-таки, что-то было не так. Какую-то ошибку допустили, иначе собака не гасла бы на глазах.Хозяева пациента злились, и девушка не могла их осуждать. И даже не особо сердилась за то, что они устроили скандал и достучались до владельцев клиники. В подобной ситуации, и она бы поступала так же.Честно говоря, Виктория сама три ночи на неделе ночевала в клинике, опасаясь оставлять животное без наблюдения. Павел не считал ее действия корректными. Настаивал, что раз уж она пациента отдала, то не должна вмешиваться в дальнейшее лечение. И он сделал все, как следует. Возможно, просто, организм немолодого животного все же оказался чересчур ослабленным, чтобы перенести операцию. И она неверно определила показания. Однако сейчас, не должна оспаривать его назначения, подрывая авторитет. Дежурить рядом с животным Павел не собирался. Заявил, что у него есть, с кем ночи проводить. Виктория может не понять, что такое ?семейные проблемы?, с намеком на ее недавний отъезд из клиники, замечал он.И девушка оказалась между трех огней: владельцами животного, ежедневно кричащих на нее, и требующих спасти питомца (Павел отказывался встречаться с ними после единственного разговора, мотивируя тем, что не обязан слушать бурные возмущения; да и Виктория понимала, что ничем хорошим такой разговор не окончится), самим Павлом, и владельцами клиники. А еще непосредственно волнение за пациента. И звонки Морозова сверху. Она спать уже не могла. Возможно, помогло бы снотворное, только как его себе позволить, если ночью едва дремлешь, прислушиваясь к каждому тяжкому вздоху, к каждому поскуливанию пса? Следишь, чтобы не стало хуже? Оставалось курить, и пить кофе. Чай не помогал. На состояние ?головы?, которую от этого ?водило? немилосердно, она махнула рукой.В одно из таких дежурств, она и решила послать все к черту. На часах три ночи, а животное, кажется, все слабее; уходит, и она ничего понять не может. Тогда она позвала одного из ординаторов, дежуривших этой ночью, и самостоятельно сделала УЗИ, которое отказался проводить Павел, мотивируя безосновательностью процедуры. У нее имелись основания. На пса без слез смотреть было невозможно. Или это Виктория стала слишком нервной и впечатлительной, издерганной ситуацией. Но все же, она провела процедуру, пусть сердце кровью обливалось от жалкого скулежа животного, которого лишний раз куда-то переносили. И увидела то, что заставило ее вспомнить очень много слов из лексикона Морозова В брюшной полости животного имелось затемнение, явно вызванное воспалением. И судя по размеру, у неё имелись предположения, что могло его вызвать.Она не стала уже никого вызывать. Их было трое на дежурстве, достаточно. Велела ординаторам немедленно готовить животное к ревизии брюшной полости, на ходу рассчитывая наркоз и план вмешательства. Теперь боялась упустить и минуту, понимая, почему животное угасает, несмотря на проводимое лечение. И дело было вовсе не в возрасте.Во время прошлой операции в ране забыли один из марлевых тампонов, для промокания крови. И инородное тело спровоцировало воспаление, подрывая силы и так ослабленного организма животного. Они извлекли этот тампон, обработали брюшную полость. Ушили все. Главное, что животное выдержало, пережило повторное хирургическое вмешательство.Виктория сама поменяла раствор в капельнице и описала ход операции в карте. Вышла на улицу, понимая, что ноги не держат.Ух ты! Оказывается, уже рассвело! Начало седьмого…Попыталась потянуться, чувствуя, что голова кружится. Когда ела нормально? Не помнила, если честно. Кусок в горло не лез. Сделала глубокий вдох. Хорошо, что потеплело… Выдохнула. Достала сигарету и зажигалку. Повертела телефон в руках.Очень хотелось позвонить ему. Очень…Но зачем его дергать, пусть хоть кто-то выспится из них двоих. Что-то подсказывало ей, что и он в эти дни работал на износ.Она уже написала владельцам сообщение, что просит приехать с утра. Описала ситуацию, и признала, что будет настаивать на увольнение Павла. Одно дело, когда он ее донимал — тут девушка не хотела смешивать интересы. Но халатность в работе, более того, нежелание признавать вероятность ошибки, что могло привести к смерти пациента — она терпеть не собиралась. Ошибаются все. Не бывает святых и врачей со сверхспособностями. Но тем и отличается хороший, грамотный врач, что помнит об этом, и готов признать, исправить последствия до того, как случится непоправимое. Самодовольству и гордыне в операционной места не было.Спрятав все-таки телефон, Виктория попыталась прикурить. Но, как и обычно, зажигалка не желала ее слушаться. И так все время, какие бы варианты этого механизма Морозов ей не дарил. Такое ощущение, что в руках девушки они все прекращали работать!Она щелкнула раз, второй, а потом не выдержала, со всей силы запустила зажигалку об пол! И даже крикнула от гнева. Только этот возмущенный возглас, почти моментально, перешел во всхлип. И она, как последняя дура, расплакалась на крыльце клиники, выкинув сигарету, которую так и не сумела прикурить.Она так устала! От всего! От этой ситуации, от переживаний за пациента, страха за Максима, просто, от постоянного напряжения! Казалось, сил уже нет ни на что. И все тело болит. Откинулась на стену, поняв, что ноги не держат. Неудивительно, после операции и бессонной ночи, в общем-то.Слезы не прекращались. Хорошо, хоть не было рядом никого. Виктория постаралась отдышаться, взять себя в руки. Практически на ощупь нашла зажигалку, все-таки сумела добиться огня. Прикурила новую сигарету. Затянулась. И тут же, с первым ?глотком дыма? накрыло такой тоской по Максиму, что едва опять плакать не начала. Скучала страшно. Пять дней не видела. Как те три недели выдержала? Сейчас понять не могла!Вновь затянулась, стараясь этот вихрь эмоций унять. Морозов покупал и ей давал какие-то дорогие сигареты, они даже пахли иначе, чем все остальные, имели еще какой-то аромат, к которому Виктория так привыкла рядом с ним.Плохая замена любимому, и все же. Хоть что-то.Поднялась, ощущая все более сильную боль в пояснице. Переступила несколько раз с ноги на ногу, ?разгоняя кровь?. Затушила сигарету в банке из-под кофе, заменяющей на улице пепельницу, так и не докурив. И пошла в сан-комнату: умываться и приводить себя хоть в какой-то порядок. Хотелось еще и душ принять, чтоб хоть как-то адекватно выглядеть, когда начнется разбирательство с Павлом и владельцами клиники.Но до этого разговора она так и не дошла. Хорошо? Плохо ли? Богу ведомо.Ей показалось кошмаром.Зайдя в душ, девушка поняла, что у нее началось кровотечение. Сначала подумала, что месячные. Попыталась вспомнить, когда последняя была? И не смогла, вообще из головы вылетело. Хотя в этот момент она и не могла понять, как такое могла забыть? Впрочем, при такой ситуации и напряжении…Однако, все же, что-то не складывалось. Промежуток показался большим, все равно. И слишком больно, нетипично для нее. И сам характер кровотечения… Ей потребовалось минуты три, чтобы дойти до единственно верного вывода, особенно, когда вспомнила, что пару раз за последние месяцы они были слишком беспечны, пусть и оправдывали это напряжением и претензиями, вспышками потребности. А прерванный половой акт нередко оказывается плохим способом контрацепции, да и физиологию понимала прекрасно. Потому скорую начала вызывать еще в душе, на ходу одеваясь и пытаясь вытереться, понимая, что впадает в панику.Она не поднимала трубку. Целый день.Блин! Он же предупреждал! Говорил ей, чтобы не смела так поступать!С каждым часом его трясло все больше! И, как назло, никакой возможности сейчас вырваться! Гребанный день! Вся неделя!Его затянуло в эту трясину юридических нюансов по переделу. Ничего не хотел упустить, что дожать следовало. Даже не ради себя, за Батю рвал всех.И понимал, что, может, перегнул палку с тем наездом на Викторию. Она ж, и правда, ничего не говорила такого уж, страшного. И шантажа не было. Его страх. Его напор и наезд на нее. Его опасения, что вопрос о подобном выборе может-таки встать с ее стороны.А как извиниться — не придумал толком. Не выходило вырваться, а по телефону… Блин, не клеилось у него с извинениями или с тем, чтоб утрясти это все. Соскучился по ней — страшно! Кажется, как помешанный уже. Люди вон, в офисе косятся, адвокаты намекают, что можно и помягче быть, а он не выдерживает, срывается на всех.Дерьмо! Какого черта она не берет?!Его от бешенства уже колотить начало. Сорок восемь неотвеченных вызовов. Количество не просмотренных сообщений тоже зашкаливало за рамки разумного. Но он себя в данный момент и ощущал ненормальным. И злым.Спрятал телефон. Осмотрелся: адвокаты стояли поодаль, решая что-то по документам и нервно косились в его сторону. Да уж, он сегодня не сдерживался, начиная с пятого безрезультатного звонка Виктории, когда стало очевидно, что любая операция уже должна была закончиться. Глянул на часы — четыре вечера…И вдруг все допекло! Вот достало! Терпение кончилось.— Разбирайтесь сами дальше, я на телефоне, — бросил адвокатам, проходя мимо.Те даже не спорили. Такое чувство, что облегчение испытали. Ну их, на фиг! Не до того вообще! Буквально сбежал вниз, перепрыгивая по две ступени. Ворвался в машину, резко захлопнув двери. И снова начал набирать девушку.Когда найдет ее, всыпет по первое число. Чтоб больше ему так нервы не трепала!— Ответь, трезвонит целый день, пока тебя не было, уже достал. Волнуется же, видимо, кто-то, — соседка по палате подошла и взяла телефон с тумбочки. Протянула ей.Виктория моргнула, еще не до конца понимая, что к чему. С трудом соображала. Голова — будто ватная. Мысли в ней, как сквозь снег проталкиваются, вязнут, замерзают. Уставилась на экран, не понимая, кто звонит? Смотрит на фото, а понять не может. Пока сообразила, что Морозов звонит, пока потянула руку, чтобы принять, вызов уже оборвался. Экран погас. Только светится количество пропущенных. И смс-ки.Господи! Уже почти восемь вечера?! Столько времени прошло? Она не заметила даже, не поняла… Больше шестидесяти звонков от ?Любимого?…Ее как подбросило. Оперлась на подушку, приподнялась, и сама набрала номер. Она же так и не успела ему позвонить: скорая, приемный, один врач, второй, капельница, операционная…Он поднял сразу:—Максим…— Твою налево! Ты себе что думаешь, а?! — закричал он до того, как успела хоть слово вставить. Объяснить. — Что я шутил? Я предупреждал же, блин! Говорил же тебе, чтоб не думала даже меня на игнор ставить! Ты где, леший тебя раздери?!Он кричал так, что соседки по палате удивленно оглянулись на нее. Виктория поморщилась.— Подожди, — говорить было так же сложно, как и думать.— Подожди? Ни хрена! Или ты мне сейчас же скажешь, где ты, или я весь этот гребаный город вверх дном переверну, от меня же не скроешься.— Я в больнице, — вновь попыталась вставить она хоть что-то.Едва сползла с кровати и еле-еле, по стенке практически, поплелась к выходу в коридор, чтобы никого не шокировать таким разговором.— Не ври! Вот просто — не ври мне, — Морозов заорал еще громче, хотя, куда уж, казалось ей. — Я был в твоей клинике! Тебя там нет! Я сам проверил! И мне никто не может сказать, где ты! И дома у тебя был. Где ты?!— Я в больнице, — повторила она, тяжело привалившись к стене коридора, — в обычной больнице. Я. Сама…Он молчал несколько секунд. Она слышала его дыхание, пока его взбудораженный и, явно гневающийся разум, уловил смысл ее слов.— Блин! — Максим перестал совсем слова подбирать. — Вика, — его голос упал тонов на пять разом. И таким стал, что у нее в горле запершило… — Где ты, в какой больнице? Что с тобой? Где? — снова не позволяя ей ответить, начал он сыпать другими уже вопросами. — Ты почему не позвонила, не написала? Блин! Где? Куда ехать?!— Максим… — она пыталась как-то вклинится между его вопросами. Только ни сил, ни скорости, ни сообразительности сейчас не хватало. — Прости меня, я не знала, правда. — На глаза опять слезы навернулись, когда подумала, вспомнила. — Не знала! Сама не понимаю, как? Почему не поняла, не заметила? Не додумалась, идиотка! — всхлипнула, кусая губы.Ноги не держали. А до диванчика в коридоре так далеко. Навалилась всем телом на ближайший подоконник. Кровопотеря сказалась.— Вик, хрен с ним, со всем! Потом объяснишь! Куда ехать?! — потребовал он таким тоном, что заставил ее встряхнуться. Почувствовал ее потерянность и раздрай, однозначно.— Да, поздно уже, тебя не пустят. Завтра уже…— Вика, — опять прервал. Ну что за человек? Неужели не чувствует, как ей тяжело с мыслями собраться? Говорить? — Это мои проблемы. Ты просто адрес скажи.— Я… Я не знаю точно адрес. Это роддом, первый. Я в гинекологии…— В роддоме? Какого…. — Он замолчал. — - Что случилось? — как-то иначе спросил он. Мягче. Но и настороженно.— Я ребенка потеряла, Максим, — она не выдержала, зарыдала опять. — Я не знала, правда. Не поняла, срок совсем небольшой. И все это: на работе, мы с тобой, и то, что я с животными постоянно — могло сказаться, врач говорит. Они уже взяли анализы… Но… Я не знала. Господи, прости меня, что…— Прекрати. Перестань, любимая. Решим все. Успокойся. Слышишь! Просто успокойся! Я сейчас приеду. Просто дождись и не думай дурного, Вика. Слышишь?!Он так говорил… Жестко. Требовательно. Но и осторожно. Словно пытался достучаться до ее разума сквозь эту истерику. И ему удавалось.Она втянула воздух. Сделала вдох. Кивнула. Хоть он и не видел.— Да. Слышу, Максим.— Хорошо. Хорошо, — повторил он. — Просто дождись меня. Я через полчаса буду. Максимум. Только адрес выясню. Все нормально. Все нормально, поняла?— Да, — она всхлипнула, пытаясь унять еще накатывающие рыдания.— Вика, — он услышал.— Я… просто, — она прижала глаза пальцами. — Господи! А я еще и курила! — прорвало ее по-новой.— Ты слышишь, я уже еду, слышишь? Уже, — он не прерывал связь, и она действительно услышала, как он завел машину. — Сейчас, еще совсем немного, и буду. Ты просто жди и ни о чем не думай. Когда приеду, разберемся, ладно? Просто жди. Давай. Вдохни.Ей было тяжело это остановить. Очень трудно просто вдохнуть. Трясти от истерики начало. Но она попыталась.— Я стараюсь, правда…— Не надо стараться, Вика. Ты вдохни просто, и все. — Она слышала, как он едет, как двигатель работает, как что-то шумит в машине.— Вдохнула, — против воли она улыбнулась, пытаясь вытереть слезы ладонью.— Не слышу, Вик — с намеком заметил Морозов. Шмыгнула носом, показательно втягивая воздух.— Хорошо, — похвалил он. — А теперь выдохни. Давай, это несложно, — и он сам, словно показывая ей пример, шумно выдохнул на том конце связи.Ее затрясло. Порвало на частицы, просто. Но в этот момент она постаралась управлять собой. Ради него.— Люблю тебя, — на том самом выдохе прошептала она в трубку. — Очень.— Вот и хорошо. Это правильно. Я уже недалеко, если мне не соврали с адресом эти адские механизмы в навигаторе, — с иронией заметил он.— Снова вдох, Вика, — напомнил Морозов.Хоть и было слышно, что он немного расслабился.— Не хочется, Максим, — попробовала не согласиться она.— А я тебя не спрашиваю. Я говорю, ты делаешь. Ясно? — вновь сменил тон на приказной.— Ясно, — прошептала она в трубку, подчиняясь, и набирая воздух через рот.ГЛАВА 21Виктория, конечно, сама нередко сравнивала Морозова с танком из-за напора и бескомпромиссного упрямства. Но даже ее удивило то, каким целеустремленным он может быть, оказывается. Он прервал их разговор по телефону минут на пять, не больше, когда сказал, что уже подъехал к роддому. И вот он уже снова звонит.— Да? — голос сипел после рыданий и попытки успокоиться.— Я уже все решил, на каком ты этаже, какая палата?Она встрепенулась, осматриваясь, увидела его через стекло двери, отделяющей лестницу от холла. Оттолкнулась от стены, на которую опиралась, восстанавливая дыхание.— Я здесь, спустилась, Максим. Не думала, что тебе разрешат в отделение подняться, — растерянно повинилась она, медленно приближаясь к двери.Он вскинул голову, прижимая телефон к уху. Уставился на нее через пространство.— Виктория Твою… налево! Какого лешего?! — закричал он на весь холл и буквально рванул в ее сторону.Засунул телефон в карман за ненадобностью, и через три секунды уже обнял, дернул ее на себя, чуть ли не подняв над полом.— Ты какого хрена ходишь? Я что, подняться не смог бы?! Тебе хоть можно? — обрушился на нее с новым градом вопросов, напряженно вглядываясь в ее лицо.Ругнулся сквозь зубы, видно, не обрадованный увиденным. И все-таки перехватил ее под бедра и плечи, прижал к себе.— Да я на один этаж только, — попыталась оправдаться она, и сама вглядываясь в напряженное лицо любимого, в его нервный, встревоженный взгляд. — Максим… — не удержалась, всхлипнула.— Тсс,, — он притиснул ее к себе сильнее, начав вдруг легко укачивать, прижался губами ко лбу. — Тихонечко, все нормально. Все хорошо. Мы прорвемся. Разберемся со всем. Обещаю. — Сжал руки в кулаки, словно пытался держать ее еще крепче.Она уткнулась ему в шею, прижалась к нему всем телом, ощущая себя беспомощной и раздавленной, выжатой до предела. Но рядом с ним было легче. Сама обняла со всей той силой, которая у нее осталось.— Пошли, отнесу тебя в палату, там поговорим, — сказал Максим и направился к лестнице, по которой она только сошла.— Нет, там еще несколько человек, точно не разрешат. Да и спать же они уже будут, — всполошилась почему-то девушка.Он резко остановился и посмотрел на нее с осуждением:— Какого хр**а ты отдельную не попросила?! Денег же достаточно. Ну что ты…— Да я не додумалась просто, мне не до того было, — призналась она, стараясь его успокоить. Знала, как остро он воспринимает то, что она старалась без особой надобности не трогать деньги на карте, что он ей дал. — Меня сразу в смотровую, потом в процедурную повезли, еще пытались как-то остановить. Но… — голос сорвался.А он так скривился, будто ему от самого ее тона стало больно. От этого прерывистого дыхания. Прижался к ее виску губами. А ей так не хотелось еще и его мучить этим всем, грузить. И без того ощущала, что он весь на взводе. Словно сжатая до упора пружина. Мышцы, которые она чувствует всем телом, вибрируют просто. Сделала вдох. Попыталась собраться.— Вот, а потом в операционную. Меня в палату привезли минут за двадцать, как я перезвонила тебе. Просто лекарства все эти, чумная до сих пор. Пока хоть немного в себя пришла… Не подумала. — девушка пожала плечами, все еще крепко держась за его шею.— Ок. Ладно, — Морозов вздохнул, так и стоя с ней на руках посреди холла. — Но не держать же тебя здесь, Вик. Пошли, сейчас это решим…— А давай, на улице посидим. Там же тепло? — вдруг попросила она. Вышло почему-то, очень жалобно. — Мне душно. Хочу на свежий воздух, — посмотрела на него снизу вверх.Он нахмурился. И даже зачем-то прижался щекой к ее лбу. Она не сразу поняла, что он побоялся, чтобы у нее температура не поднялась. Слезы навернулись, когда додумалась. Но еще крепче прижалась к его коже, чтобы любимый не заметил. Все внутри, в груди, словно расширилось, заполнилось каким-то непередаваемо-пронзительным чувством любви к этому мужчине.Несмотря на боль, несмотря на какое-то дикое чувство потери, еще даже не до конца осознанное и осмысленное; на ощущение вины, что своими поступками, действиями, этим напряжением и безумным графиком — довела все до выкидыша, хоть и не знала… Несмотря на это все, ее просто душило, переполняло понимание их неразрывности. Ощущения своей для него важности, бесценности, которое Максим каждым своим словом и поступком, каждым жестом — давал ей прочувствовать. И его для нее необходимости. Жизненной потребности. На уровне подкорки, спинного мозга.Давно знала, поняла, что Морозов — как каменная стена, монолит, который от всего укроет, всегда даст опору, даже если они в ссоре, если на взводе. А сейчас — это осознание у нее по сосудам текло, разгоняя ужасное ощущение того кошмара, который весь этот день пеленой опутал.— Тебе плохо? — наверное, видя, что она к нему жмется, хрипло и тихо спросил он. — Давай, все же, может в отделение? Я решу с врачом насчет палаты и…— Нет. Нормально. Сейчас хорошо. С тобой. — Она запрокинула голову.Попыталась как-то вывернуться, самостоятельно встать, волнуясь, что он стоит и столько ее держит. Только кто ее отпустил? Разбежалась. Как же.— Я правда на улице посидеть хочу. Подышать. Беседки там, конечно, нет, — вздохнула она, прижавшись губами к его подбородку. — Но хоть какие-то лавочки должны же быть?— Хорошо, пошли, подышим, — возможно, вспомнив, как она всегда любила сидеть на улице, вздохнул Максим.Развернулся. Пошел в другую сторону.— Эй! Вы куда? Я сообщу о том, что вы самовольно покинули учреждение! — вдруг закричал им кто-то.Сторож, похоже, которого девушка вообще не заметила из-за своих эмоций и оглушенности.— Не кипятись, мужик. Мы воздухом подышим во дворе. Потом я в отделение поднимусь, с врачом поговорю. Все по плану. Порешаем, — над ее ухом повелительно распорядился Морозов, не останавливаясь, будто бы был здесь главврачом, а не посетителем, нарушающим распорядок.Но сторож больше не спорил, кивнул. Видно, они уже тут что-то ?порешали?. Виктория устало опустила голову на плечо Морозова. На все не хватало сил и эмоций. Сознание словно сузилось, переполненное виной, болью и любовью. Еще на что-то, даже на банальное любопытство, ресурсов не хватало.Вышли на крыльцо. Он так и продолжал нести ее. Спустились по ступенькам. Тут он остановился и осмотрелся уже в темноте весенней ночи, которую не особо разгоняли фонари, включенные через один. Наконец, наверное, обнаружив скамейку, он прошел несколько шагов в сторону и сел, так и оставив девушку на своих руках. Откинулся на спинку. Руки вокруг нее сжаты.Хорошо. Крепко. Надежно.Кажется, что от всего защитит, как бы реальность не рушилась.Виктория поерзала немного, устроилась щекой на его груди. Прерывисто вздохнула.— Не холодно? Ты уверена?Господи! Ее колотило от этой настороженности, неуверенности, волнения в голосе любимого! От того, как он переживал, прислушивался к ней…— Нормально. Хорошо, — ответила шепотом.Силы кончились, на обычный голос не хватало. Она не ощущала температуру воздуха, если честно. Одежда ее осталась в палате. Она спустилась в халате, старом, ветхом, который в отделении на балансе имелся еще из каких-то там запасов. Не было же с собой ничего при поступлении.— Мне одежду надо будет какую-то, сменную… — поделилась с ним своими мыслями. — И еще что-то, может. Не знаю…— Решим, Вик. Все будет. Ты не голодная? — вдруг как-то напрягся он.— Нет. Не хочется, вообще, — передернула плечами. Опять вздохнула. А потом, вдруг, решилась. — Прости. Правда. Знаю, что моя вина, хоть и не знала. Надо было не работать столько, не дежурить три ночи подряд. Но эта собака, и Павел, который забыл марлю в ране, а пес помирал, и я около него сутками… И хозяева так волновались, злились, кричали. А мы с тобой никак толком поговорить не могли…Прорвало, полилось потоком, не могла уже замолчать. Начала сбиваться и тараторить. Дернулась, выпрямляясь у него на руках. Максим не отпустил, но выпрямиться позволил.— Я не знала, правда! Если бы хоть предполагала… И не курила бы… Даже в голову не пришло бы…Опять истерика началась. Всхлипы прорывались и трясти на его руках начало.— Все! Хватит! Вика!Он сгреб ее в охапку, прижав голову к груди, так что уже ничего не скажешь. Дышать тяжело. И он ее покачивает. Словно сам не до конца знает, как и что делать.— Блин! Холодно тебе, ведь чувствую! — ругнулся он.Ухватил свою кофту за пройму сзади, стащил с себя, на секунду отклонив девушку. И на нее натянул, сверху, балахоном, не позволив руки просунуть в рукава. Не слушая, что она попыталась отказаться. И снова крепко обнял, окружил со всех сторон.Уткнулась носом ему в кожу, как раз над левой ключицей. Боже! Какой он горячий, родной, прямо излучает силу и энергию. Она от него это словно впитывала. И запах любимый со всех сторон…— Тебе же холодно теперь… — попыталась все-таки возразить.Он хмыкнул.— Не замерзну. И, — Максим обхватил ее лицо рукой, поднял пальцами за подбородок. Так, чтобы глаза в глаза. — Выбрось дурное из головы. Не виновата. И у меня тебе просить прощения не за что. Так случилось. Я тоже тебя изводил все это время дай Боже, так что, пойди, еще разберись, кто нервы трепал сильнее тебе. И это же я не озаботился безопасностью, подставляя тебя. Не ви-но-ва-та. Ясно?! — сказал, как отрезал.Тоном таким, что она даже замерла. Распорядился. И в глаза смотрит, вглядывается, изучает что-то.— Ясно? — повторил, требуя от нее ответа.Она вздохнула.— Ясно… — не то, чтобы убедил, но все равно, как-то дышится сейчас проще, потому что он не винит. И рядом. И его запах, его тело укутывает, дурманит.— Значит все, этот вопрос решили и закрыли, — кивнул он.Растер ее плечи второй рукой. Оба помолчали минуты две, слушая тихий ветер.— Ты хотела ребенка? — вдруг, совсем иначе, тише и нежнее, спросил он.Она закусила губу. Он передвинул руку, надавил большим пальцем, погладил, заставив разжать зубы.— Не знаю… Я не догадывалась… Но… я была бы рада. Да. Хоть и сложно все невероятно. Пусть издергал и измучил. При всем нашем… нерешенном багаже… Я хотела бы нашего ребенка…В его руках, в его кофте, было так тепло, так хорошо. Странно, холода до этого и не ощущала, вроде, а тепло его каждым миллиметром кожи, казалось, сейчас чувствовала и впитывала. И смотрела ему в глаза, как завороженная. А он продолжал ее подбородок, губы гладить.— А ты? — вдруг нахмурилась она, додумавшись, что они и не обсуждали никогда.Может и не хотел? И для него это лучший выход…Морозов криво усмехнулся, как-то растерянно и неуверенно. Вообще, непривычно так. Как-то открыто, даже откровенно, до той опустошенности и ранимости, что ощущала уже в нем однажды, когда думал, что для друга слабо старается, не справляется.Он всей ладонью ее щеку обхватил.— И не думал, даже. Вообще такого варианта не просчитывал, как есть, говорю, — наклонился, еще больше сблизив их лица. — Но сейчас так тошно внутри, Вика. Охренеть как, просто. И за тебя больно. И… Будто пуля в грудине. И ноет… Наш малой… Это было бы круто. Блин!Сжал ее так, что ?ребра захрустели?. Но девушка даже не пикнула, слишком оглушенная, пришибленная его словами. Он же опять откинулся на спинку скамейки, ее себе на грудь уложил, и запрокинул голову, рассматривая небо.— Будет. Все будет еще. Вот, как есть говорю. Хочешь — будет! Сейчас тебя подлатаем. Домой вернемся…Она рассмеялась почему-то. И на душе от его слов — вдруг легко-легко, и горячо, несмотря на опустошение, хоть и осталась боль.— Мне теперь полгода лечиться, Максим. Анализы сдавать. И гормоны пить придется. Я еще, может, толстая стану. Противная. — Он фыркнул. — Да, да, учти, — шмыгнула она носом. — И нервная, истерики тебе закатывать стану, — ?обрисовала перспективы? своего лечения.А глаза снова печет от слез, только не хочет его волновать сильнее.— Истерить станешь? Больше чем сейчас? — он посмотрел на нее сверху вниз и так заломил бровь, с такой дурашливостью, что саму потянуло рассмеяться.Как когда-то, пару месяцев назад всего лишь… А кажется, полжизни прошло.И хоть видела тени в его глазах, понимала, что и ему также больно — ценила за это еще сильнее. Поняла вдруг, за этот день, что самое главное для нее — пусть хоть с ним все в порядке будет. Чтобы с ней рядом, и невредимый. Не хватало ее еще и на то, чтобы об остальном переживать сейчас и голову ломать. Вцепилась в него руками, прижалась губами к шее.— Вполне вероятно, — не разочаровала девушка его ожидания. — Стану посуду швырять, сломаю твою кофеварку… — протянула мечтательно.— Я к сведению принял. Предупрежден, значит, вооружен. Но, говорил же когда-то — не спугнуть меня трудностями, — подмигнул он ей. Выдохнул. — Ты, главное, глупостями меньше голову себе забивай, — приказал вдруг, практически.И впервые за вечер прижался ртом к ее губам. Поцеловал жадно и нежно одновременно. Будто опасался чуть сильнее надавить, боль причинить, но и сдерживался кое-как. И не целовать не мог. Обхватил затылок руками, зарылся в волосы таким родным уже жестом, прикосновением.Прошелся по ее губам, по щекам, целуя даже глаза, коротко, жарко, так, что она сразу поняла, как он скучал по ней, как нуждался хоть в таком контакте. Опять к губам вернулся. И тут замер. Вроде и целует, и не шевелится почти, просто касается. Просто дышит ею. И она им дышит.Так легче, когда он рядом. Когда нет расстояния. И не надо других мыслей, кроме тепла его тела, звука его дыхания, кроме обещания, что ?все будет?. Все. Чтобы там она не пожелала. Знает же, что Максим выше головы прыгнет, лишь бы это ей дать. И на душе уже не так истошно. Из-за пары предложений, что ему ?как пулей в грудине, и тошно?, от понимания, что и любимому не все равно. А когда на двоих это делишь — как-то легче.Отпустил губы минут через пять. Но руки не разжал. Откинулся на спинку. Она снова улеглась на него.— Пошли в отделение? — предложил тихо.— Еще чуть-чуть можно? — попросила она.Ей так хорошо было с ним рядом, и погода радовала, хоть и правда, прохладно…— Ты замерз, да? — переполошилась, ведь так и сидит с голым торсом. И пусть ей это — в кайф, ему то некомфортно, наверное. — Тогда, пошли, конечно! И кофту…Она начала барахтаться, пытаясь стянуть с себя одежду, а ведь все еще опутана тканью, как смирительной рубашкой.Он коротко рассмеялся. И одним движением пресек эти ее попытки.— Как рядом с тобой может быть холодно? — подмигнул, — Ты же моя Зажигалочка, хоть и бесишься, когда так говорю, но правда же. Я рядом с тобой всегда в лихорадке, — прошептал ей тише, явно отвлекая.Опять поцеловал, прошелся губами по лбу:— Хочешь, посидим еще немного.Она вздохнула, прижавшись к нему даже лицом, носом. Кожа парня, и правда, казалась очень горячей. И это было здорово. Даже она согреваться начала. И расслабилась. Сама не заметила, как так на его руках и задремала.Его так накрыло. С головой, просто. Выше макушки еще на метр, блин. После целого дня, полного безумного, бешеного напряжения, впервые попустило минуты три назад, когда понял, что она спокойно прикорнула у него на груди.Так это правильно было, блин! Так ?в точку?, что у Максима аж в голове загудело и ?поплыло?, как после хорошей порции виски.И это было очень кстати. То, что хоть какой-то релакс. Потому как, когда понял, что она в больнице, что весь день, пока он бесился и дозвониться до нее не мог, пока злился — жизнь Виктории под угрозой была… Думал, двинется головой. Не выдержит, не осмыслит. Как и тот факт, что мог просто постфактум узнать, случись что, и никакие его гребанные бабки, никакие связи и возможности, ни х**а бы не стоили!Взрыв мозга! Сердце, как в щебенку втоптано. Кровоточило, пока ее не схватил в свои руки, не прижал к себе.А была шальная мысль, что не справится на таком подрыве, не доедет, крышу сорвет, устроит Бог знает что.Сейчас — курорт, твою м**ь! Век бы так сидел. Не чувствовал холода, не врал. Зато она в его руках спит, и дыхание ее — на его груди. Так и должно быть. И, главное, не плачет уже.Вот решит все сейчас с врачом, поговорит, выяснит, обсудит. Подлечат ее. И все, домой! Хватит дурью маяться! Надо будет, он и работать не даст, если это будет влиять на ее здоровье и психологическое состояние. Если он правильно понял, у нее там на этой неделе такой стресс был, что на кой черт так свое здоровье гробить?! Ради чего? Вот уже, доработалась. Пора и расслабиться.Наклонился, и осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал ее волосы.Странно. Вообще неожиданно. И не врал, не думал о детях, не доводилось. Но и ей не соврал — реально давило сейчас в груди. Потому что с ней, хотел. Вот, правда, понял, что не против. Хочет, чтобы она была от него беременна. И чтобы родила их ребенка. И даже по фигу, кого именно. Не в этом фишка. Просто понял вдруг, что у него семья может быть. Настоящая. О которой и не думал никогда. Что-то только его, запредельно-бесценное, кровное, в плоти, в мышцах, в чертах лица. Их с ней, общих.От такого не откажется и не отмазаться. Он не хочет, и она согласна, по ходу. А для него это — как ?манна небесная?.Сейчас — поманила его жизнь этим, и сразу в морду кулаком, нос в кровь, можно сказать. Чтоб помнил о том, из какой помойки вылез и не зарывался, знал свое место. И все же… она хочет. А ради этого он и жизни в лицо плюнуть готов. Это главное. Что он для нее — достоин и необходим. Будет у них дите. Он этого вдруг с такой силой захотел, что самому дивно и немного страшно стало.Почти как тогда, когда она неделю назад сама к нему приехала. Когда он выдохся до конца, на полном нуле был. Лохом себя ощущал. Никому не нужным неудачником, который всю жизнь стены и двери головой выламывает, пробивает, а там — все новые и новые препятствия. А она приехала. И ощутила это, поняла. Но не отвернулась от его слабости , не испытала отвращения, что раскис, как тряпка. Поддержала. Безоговорочно его и таким приняла. И от любви к нему не отказалась.У него тогда очередной разрыв матрицы мира случился. Всю ночь переосмысливал и думал. Трясся над ней. Потому и сорвался утром, что ночью вдруг понял: он может, действительно может ради этой женщины даже интерес Бати в чем-то подвинуть. И по х**у на то, что она его жизнь принять до конца не может. Зато самого Морозова, со всеми слабостями и психами, со всеми мозговыми завихрениями — любит и принимает. Понял это, и испугался. И свои страхи озвучил, приписав ей.А сейчас… Это отошло на задний план. Не ставит она перед ним такого выбора. И он Димку не предаст, знает это точно. Никогда. А она детей, и он только ?за?. И ей занятие, и ему… свое, родное, любящее его так же, как Виктория любит, несмотря ни на что, просто за существование его.ГЛАВА 22Она провела в больнице несколько дней. Врач не была довольна ее состоянием из-за общего истощения и кровотечения. И сообщила об этом Максиму тем же вечером, когда он пришел выяснять ситуацию. Вот и решили ее ?подлечить?, как поделился после этого разговора Морозов. Лежала она теперь в отдельной палате. И у Максима были преференции на посещения в любое время дня и ночи.А потом он забрал ее домой. Как раз перед её днем рождения. К себе… К ним… Она запуталась, но спорить о чем-то или возвращаться к предыдущей теме — никакого желания не было. Да и настроение, какая-то апатия, тоска — подавляли любое желание вступать в прения. И он не настаивал на обсуждениях. Они просто, как бы, ?забыли? об этом. Вернулись к той точке, до ссоры из-за его истинной сферы деятельности, не вспоминая о разрыве.А в её день рождения он себя не сдерживал. И цветов было в доме полно, столько, что она даже рассмеялась от неожиданности, когда утром в гостиную зашла, чем порадовала его, он не скрывал. И торт красивый, явно приготовленный на заказ, украшенный так, что и отрезать кусок было жалко. Но его это не остановило, само собой. И сережки в пару к колье, которое она так и не снимала.— Точно голову снимут, я на улицу выйти не смогу, — иронично заметила она, примерив эту красоту.О цене уже и не спрашивала. И так могла представить, сколько стоят эти неброские и, с виду, почти скромные украшения.— Не утрируй, просто наслаждайся, — отмахнулся он от ее опасений.А еще, он подарил ей прыжок с парашютом. Она отнеслась к такой идее с большой опаской и решила было отложить данное мероприятие на потом, в надежде, что он забудет. Ха! Будто бы первый день знала этого мужчину. Он отвез ее на этот прыжок в тот же день. Чтобы день рождения запомнился надолго, так сказать…Что ж, у него вышло. Этот праздник она за всю жизнь не забудет, без вариантов. И этот прыжок.Правда, к чести парня, он не оставил ее в таком испытании один на один. И прыгнул с ней. Собственно, у нее самой духу не хватило бы, однозначно. И так, когда они готовились к прыжку из самолета, уже полностью подготовленные и облаченные в снаряжение, пристегнутые, она отказалась. Категорично заявила, что ни за что не сделает этого. И пусть он не обижается, но она просто не в состоянии…— Ты же мне веришь? — произнес он в ответ.После чего, просто обхватил ее и прыгнул вниз. С ней.Так громко Тона еще в жизни не кричала. И от страха, и от возмущения, и от восторга. Не знала, как там у Морозова, а у нее самой от своего же крика уши заложило! От ветра, что свистел вокруг, от ощущения падения, парения, полета над землей.Несколько секунд… И такой взрыв адреналина испытала, такую встряску! Точно, что реальность в ошметки.— Как ты мог?! — в очередной раз сорвав голос своими визгами, потребовала ответа она пытаясь вдохнуть, когда их подняли. — Как?!Другие слова в голову не приходили. Вообще пусто. Звенит.Ноги не держат, дрожит все тело, одновременно накатывает и дикая усталость, и какое-то безумное, горячечное возбуждение.И слезы на щеках, и улыбка в пол лица. Зубы, кажется, стучат.И у Морозова улыбка такая, что точно до ушей. А она за него дрожащими пальцами цепляется, и не понимает этого, еще ближе подвинуться пытается.— Да я с тобой — в любой кипиш, — прижал ее крепко к себе. — Хоть в огонь, хоть в воду, хоть в прорву…И девушка ощутила, что и его так же трясет, как ее, крупной дрожью. Прижалась к любимому всем телом. Поцеловала в шею, ни на кого вокруг не обращая внимания.Будто вдвоем на всей Земле. Она и он. И ничего больше сейчас значения не имеет. И про грусть с тоской, так до конца и не отпустивших после выписки из больницы, сейчас не думала. Да и, вообще, вся депрессия в тот момент на задний план отступила, затерлась.И, судя по тому, каким довольным Максим ходил потом еще дня три — на это он и рассчитывал, приготовив для нее свой подарок.На работу ее отпустили только один раз, чтобы она все-таки пообщалась лично с владельцами. У них был уже один разговор по телефону, еще пока она лежала в стационаре, и Виктория объяснила свои мотивы и причины, побудившие настаивать на принятом решении. Ее доводы услышали. Павла уволили. И сейчас владельцы проводили собеседования, замещая вакансию. Но ей Морозов не позволил принять в этом участия. И на дежурства не отпустил. Бескомпромиссно заявил, что у нее больничный, а дальше ?посмотрим?. Финансовой необходимости работать — у неё нет. А поскольку он все же сообщил владельцам причину ее больничного в достаточно резкой форме, да и Виктории ?пригрозил?, что они еще, вообще, обсудят, стоит ли ей продолжать работать — хозяева клиники не решились возразить. Наоборот, согласились, что ей необходимо восстановить силы и нервы.А ей сейчас и спорить не хотелось, и настаивать на чем-то. Да и про что, собственно, спорить?Глупо было бы отрицать то, что она нуждается в отдыхе. Последние месяцы измотали ее, иссушили до дна. А еще и потеря ребенка… И таблетки теперь надо было принимать, которые и так давались всегда тяжко, почему и не любила она гормоны, старалась не использовать. Не шутила с Максимом, ?штормило? ее от гормонов, бросало из слез в хохот. Но он претензий не выставлял.Вот и она с его распоряжениями не спорила. Валялась в кровати допоздна, завтракала в беседке, благо, погода это позволяла. Пропустила майский корпоратив в клинике, не захотелось выбираться никуда, отвечать кому-то на любые вопросы. Да и Максим проводил сейчас дома очень много времени. Сказал, что решил все критические моменты и может позволить себе сделать перерыв. Тоже, вроде как, ?отпуск? взял. Не сидел, конечно, круглыми сутками дома, но ездил в офис часов на пять-шесть в день, не больше. Или не в офис…Она не спрашивала.К тому же, он взялся какую-то машину восстанавливать. И теперь частенько зарывался вечерами в малопонятное для нее нутро старого автомобиля, что-то пытаясь ей объяснить или рассказать про эти механизмы по ходу ремонта. Виктория… Ну, она мало понимала, честно. Но кивала. И с удовольствием сидела в кресле на пороге гаража, наслаждаясь солнышком и теплом, читала книжку, пила чай с чабрецом…. Но сам же, каждый день, привозил ей не меньше десятка заготовок. И снова был таким, каким она его раньше помнила — шутник и балагур, улыбающийся, стоило ему переступить ворота дома. Счастливым, что она рядом, и не скрывающим этого.Она же старалась бросить курить. Как оказалось, это сделать не так и просто. Привыкла. Тянуло теперь. Да и Морозов пожимал плечами, говоря, что сейчас это не так и критично, все равно ведь, полгода в запасе есть. А если это помогает ей преодолевать стресс, он точно не против. Его, вообще, эта привычка в ней не напрягала, она это уже давно поняла. Возможно, еще и потому, что она от него переняла пристрастие. Но девушка боролась с собой. Да и с таблетками курить не рекомендовали. Правда, выходило у нее с переменным успехом, и время от времени она все-таки забирала прикуренную сигарету Максима.Несколько раз звонили родители. Правда, Виктория не посвящала их особо в подробности личной жизни. Сообщила, лишь, что взяла отпуск, очень напряженный был график в последние месяцы. От приглашения приехать в Москву — отказалась, сославшись на желание просто от всего отдохнуть в тишине. И про Морозова ничего не сказала, хоть отчим и пытался выяснить намеками, не ?тревожит ли её недавняя проблема??.Не готова она была поднимать эту тему. Даже с Сергеем. А может, именно с ним, зная, что отчима будет сложно убедить ?отодвинуть? неудобные моменты.А еще, Максим забрал ее загранпаспорт и сказал, что они оба заслужили нормальный отдых. И он все решит. Правда, так и не признался ей, куда ехать и ее везти собрался. Хоть она и выпытывала. Просто разбудил однажды среди ночи и сказал собираться. И купальники не забыть. А уже через два часа они ехали в аэропорт соседнего города. И только тут она узнала, что они летят в Италию. И смех, и грех. И шок, и какое-то хрупкое чувство счастья, распирающее грудь и горло. И ощущение какого-то такого нежданного праздника, безумного восторга…Правда, если не лукавить душой, первые три дня вышли провальными. Ну, не в плане отдыха или впечатлений. Нет. Восторг ее переполнял. Просто она впервые оказалась в Италии (да и вообще за границей), и ей хотелось все увидеть, побывать на каких-то экскурсиях, посетить все достопримечательности, до которых она сумеет добраться. Морозов же хотел просто расслабиться на пляже. Он устал, она это понимала, помнила, с каким остервенением он загонял себя дома и за себя, и ?за того парня?. Ее тянуло узнать про Гауди и посетить Ватикан, Собор Санта-Мария-дель-Фьоре, а можно и по Риму было бы побродить…В общем, Максим устал смотреть на ее мандраж, и они заключили соглашение: день отдыхают на пляже, день куда-то едут. И так по очереди. Она и не думала спорить, поплавать в море и просто поваляться на песке, она была тоже очень не против. Тогда агентство, через которое Морозов все и организовал, прислало им экскурсовода, и девушка испытала уже полнейшее счастье и ощущение того, что она в каком-то ?приключении?. Наслаждалась новой кухней и непривычным обилием морепродуктов, которые, оказывается, Максим не особо любил, а она его чуть ли не все попробовать уговаривала. И было так здорово, так насыщенно и полно! Она совершенно отключилась от всего, что осталось дома и в их прошлом, поджидая еще своего часа для решения. Да, конечно, ему звонили и он занимался делами. Да и ей, то и дело, писали из клиники, консультируясь. И все-таки, она расслабилась.Ей нравилось плавать с ним рано утром, пока еще никого не было на пляже, когда только он и она, солнце и море, и все мысли только о том, как двигаться, чтобы сил и дыхания хватило на дольше. Чтобы каждое движение — в удовольствие. А больше ничего не беспокоит. И загорать у бассейна на вилле, которую он снял для них — пришлась ей по вкусу. Полная леность и расслабление в те дни, когда они не выбирались на экскурсии. Такая редкая, а от того бесценная возможность жить совершенно спокойно.Так они провели две недели. А потом её начала мучить совесть. Как никак, а она отсутствовала в клинике уже довольно долго. А учитывая то, что работы у них всегда хватало, а тут еще и ее нет, и неизвестно, заместили ли место Павла. А есть же еще и приюты, в которые она и так долго не наведывалась из-за своих проблем… В общем, она начала переживать.Максим поначалу не поддавался, постоянно веля ей расслабиться. Стал таскать больше на экскурсии. Но девушку не отпускало. И он уступил. Правда, с ограничениями.— Работать, как раньше, ты не будешь, давай сразу это решим, — заявил он, едва позвонил, чтобы им организовали билеты на вылет. — Хватит, уже загнала себя до предела.Жестко сказал. Резко. С явным предупреждением в глазах, что шуткой тут и не пахнет, как и приглашением к диалогу. Так, что Виктория даже опешила. Отвыкла от такого тона за этот ?отпуск?. Да и, собственно, нельзя сказать, что она в принципе привыкала к ?такому? Морозову.— Ну, я не смогу все время сидеть дома, — попыталась мягко объяснить она. — Я же с ума сойду от безделья. Я так не привыкла. И не хочу, в общем-то. Да и я люблю свою работу, очень.— Рад за тебя. — Максим не выглядел так, будто услышал и понял ее. — Можешь и дальше любить. А меня интересует только то, чтобы с тобой все было в порядке. Все остальное — ?дорожная пыль?. Советую запомнить. И если я решу, что ты снова о себе не думаешь, про работу можешь забыть. Ясно?Ее задело. Или, может, гормоны, которые она принимала, сыграли свою роль. Но она, вроде как, помнила о такой вероятности, и постаралась сдержаться.— Я не буду больше доводить себя до такого, — понимая, что Максим, в некоторой мере, имеет подоплеку для своего ультиматума, дипломатично заметила она. — Но не собираюсь отказываться от любимого дела.Он промолчал. Но посмотрел так, словно говорил: ?я все сказал?. Она не продолжала спор. Но ей было неприятно. Честно. Насколько она помнила, его не особо волновало, что сама она думает о его роде деятельности. И он не собирался как-то с этим заканчивать, несмотря на ее страхи и волнения. А у нее, как ни крути, призвание гораздо безопасней. Да, она довела себя до изнеможения. Но и в этом же не только работа повинна!Однако совершенно не хотелось устраивать ссору. Слишком хорошо и спокойно они провели эти недели. Вот и промолчала. Но неприятный осадок внутри остался, добавив горечи в такие восторженные и сладкие впечатления от их отдыха.После приезда домой жизнь закрутилась новым витком суматохи и дел. Она вернулась в клинику, одобрила кандидатуру взятого на испытательный срок врача, погрузилась в привычную рутину. Правда, теперь ей никто не давал перерабатывать.Морозов, как бы, вообще, не шутил по этому поводу. И если не он сам, то водитель всегда ждал ее под клиникой минута в минуту к окончанию рабочего времени.И все-таки, ей даже удалось уговорить его несколько раз отвезти ее и в приют для бездомных животных.А еще было множество визитов к гинекологу. И огромное количество анализов, которые ей пришлось сдавать. Да и Максима обязали пройти обследование. И он без всяких возражений согласился, чем еще больше покорил девушку. Да и дал ей этим необходимую поддержку и уверенность, если честно.Но существовали и сложности.Они все еще не говорили о многом. Избегали, не нагнетали, обходили острые углы стороной. Казалось, не выдержат. Виктория не была уверена, что восстановилась морально достаточно для того, чтобы сесть и, в открытую все обсудить. Малодушно молчала, делая вид, что не замечает его отъездов, остававшихся без объяснений, когда Максим точно не официальными делами занимался. И он не обострял, не акцентируя на этом внимания. Много говорил об автосалонах, рассказывал что-то о ночном клубе, которым, правда, он вообще не занимался, а только долю с Калиненко имел. А вот об адвокатской конторе приславутой, даже вскользь не упоминал. Будто и не существовало такой никогда. И к нему никакого отношения не имела.Но, так или иначе, это все незримо присутствовало. Висело между ними, словно привкус того самого сигаретного дыма, тревожа и теребя душу. И его непонятные отъезды, без объяснений, и ?дела? случались все чаще.А лето, тем временем, стремительно неслось мимо, съедая дни жарой и повседневными заботами. И девушка уже с ностальгией вспоминала отпуск и море, не раз замечая у себя мысли, что можно было бы у Максима и еще раз ?отдых? попросить. Он не то, что не отказал бы, а только обрадовался бы возможности пореже пускать ее на работу, это однозначно. Неоднократно напоминал ей, что причин работать у неё нет, денег им с головой хватает. И как бы не смущал его ничего, судя по всему, и никаких вопросов по будущему не имелось и потому, что положение какое-то неопределенное и подвешенное…Не для него, как оказалось. Любимый уже все для себя решил, как вдруг узнала Виктория. И его не беспокоило их уклонение от некоторых тем.Морозов сделал ей предложение. Хотя, наверное, неправильно было говорить об этом так. Приехал как-то за ней в клинику, когда август только начался. Крепко поцеловал, обняв так, словно на себя собирался переложить все заботы ее рабочего дня. Помог сесть в машину. А потом заметил:— Годовщина у нас скоро. Пора расписываться, я считаю. Сколько можно жить, как непонятно кто? — прикурив, поставил ее перед фактом. — Да и ребенок наш… не хочу, чтобы в непонятном статусе рос, — добавил он, серьезно посмотрев на нее.Она немного растерялась.И правда, годовщина. Еще неделя, и будет ровно год, как познакомились в поезде вагона… А сколько всего между ними уже произошло! На лет пять ее жизни ?до него? событий хватило бы. Всяких, конечно: и хороших, и плохих. Но так же и бывает. Невозможно, чтобы только ?сладко?.И все же… Неожиданно вышло. Не думала, что его беспокоит сам статус. И их, и, пока еще, вероятного только ребенка. Не задумывалась о такой постановке вопроса, пытаясь отстоять свое право на трудовую деятельность и потерявшись немного в череде приемов у врачей. Вместе, и вместе. Страшно было ворошить тему отношений, учитывая ?запретные? темы между ними. Но, кажется, понимала, почему для него это было так важно: наверняка, сказался личный детский опыт Максима. Да и потом, в общем-то, Максим всегда действовал решительно и с размахом, не останавливаясь на промежуточных этапах. Его послушать, так они и так, похоже, ?тормозят не по-детски? со свадьбой. Кстати, об этом…— - Ты мне предложение делаешь? решила уточнить девушка.Он повернулся и посмотрел на нее и вытащил сигарету.— Нет, предложение я тебе дома сделаю, краси-и-во, — протянул он с улыбкой и предложил ей сигарету.Она покачала головой, отказываясь. Он пожал плечами и прикурил.— А сейчас я тебе сообщаю о наших планах, чтобы ты до дома привыкла, и я не слышал чепухи по типу: ?рано, я не готова и мне надо подумать?, — он выдохнул дым и тронул машину с места. — У тебя есть полчаса. Думай и проникайся этой мыслью, — он махнул в ее сторону указывающим жестом рукой с сигаретой, словно велел тут же все уяснить.Виктория сглотнула. И все-таки забрала у него тлеющую сигарету. Такие новости не так легко переварить за полчаса, все же.— Думаю, — кивнула она, и затянулась.Он ухмыльнулся, похоже, поняв ее растерянность. Притормозил на светофоре, наклонился и на секунду прижался к ее губам. Видимо, чтобы не особо ?думала?, а сразу ?свыкалась?.ГЛАВА 23По дороге они больше не говорили на эту тему. И сигарету она все-таки докурила.Ну, а дома ее ждало то самое ?краси-и-во?, про которое говорил Максим. Не обманул, не поспоришь.В этот раз, из-за теплой погоды, наверное, он решил ?освоить? двор: всю площадку перед беседкой занимали букеты из лилий. Их было так много, что сладкий, дурманящий аромат висел в воздухе, заставив Викторию улыбнуться и глубже вдохнуть, едва она вышла из машины. Да уж, в доме такого не организуешь, задохнешься просто. А здесь, в самый раз. И правда, красиво — море белых цветов и зеленые стебли, листья кое-где между ними. Осталась только узкая дорожка, ведущая в саму беседку. А там накрыт стол на двоих. Тоже ?красиво?: с высокими бокалами для шампанского, сервированный, словно в ресторане, даже со свечами. Да и сами блюда, точно доставленные из ресторана, причем, совсем недавно, еще горячие, судя по всему, стояли тут же. Имелось и ведерко со льдом, в котором охлаждалось шампанское. В марке у неё даже сомнения не возникло. Случай, как говорил Максим, планировался, однозначно, ?особый?. И организация этого всего, определенно, потребовала времени.— Ух ты! — Виктория замерла у машины, рассматривая двор.— Голодная?Он обошел машину и обнял девушку со спины. Опустил подбородок ей на плечо. Она обернулась, пытаясь поймать его взгляд. Но даже встретившись глазами, не особо разобралась в мыслях любимого. А у нее самой за дорогу накопились к нему вопросы. И она сомневалась, что он не может о них не подозревать.— Голодная, — согласилась она, накрыв его ладони своими на талии.— Тогда — пошли, чего застыла? — усмехнулся он и потянул ее к проходу между цветами. — От официанта я отказался, решил, что мы и сами управимся, — заметил он, пока Виктория медленно шла рядом с ним между цветов, касаясь упругих лепестков пальцами. — Нравится? — не спросил даже, а как-то потребовал ответа.Она с улыбкой кивнула.— Очень.Заметил ее молчаливое настроение? Нервничать стал?В последнем она сомневалась. Но некоторое беспокойство во взгляде Морозова уловила. Ситуация, в принципе, стала какой-то… непростой. Ненапряженной, нет. Но оба ощутили, что пришел момент, когда вряд ли удастся продолжать ?ходить вокруг, да около?. Надо будет вскрыть все, что до этого отодвигали. А насколько они к этому готовы? Она не представляла. И ей стало страшно. Понятия не имела, что Максим думает по этому поводу, но она даже летнего жара сейчас не ощущала. Мерзнуть начала от этого страха.А он внимательно следил за каждым ее движением и жестом, прищурившись. Руку поймал, заметил, что пальцы ледяные, растирать начал. И, все же, промолчал, помогая ей сесть в плетеное кресло. Между ними сейчас, вообще, какая-то тишина повисла, и нарушить ее никто даже не порывался.Он сразу шампанским занялся, наполнив их бокалы. Отставил бутылку назад, в ведерко со льдом. Но, вместо того, чтобы сесть напротив, где было сервировано, переставил свое кресло почти впритык к ее. Взял её бокал, протянул ей, свой поднял. Почти вынудил ?чокнуться? и сделать глоток. Хотя, она не сопротивлялась, в общем-то. Скорее, медленно ?плыла? по течению, наблюдая за ситуацией, и собираясь с силами. И он это заметил, она не сомневалась. Но, следуя своему пониманию жизненной ситуации, шел вперед напролом.Опустился в кресло, развернул и девушку к себе, скупым движением вытащил из кармана небольшую красную бархатистую коробочку. Большим пальцем левой руки откинул крышку.— Ну так что, — спросил Морозов, смотря прямо на нее, пока она сама рассматривала кольцо. Вытащил украшение, отложив коробку и поймал ее руку. — Давай поженимся? — вроде и спрашивал, а сам уже надевал кольцо на ее палец.А она все еще молчала, даже не глядя на свою руку, хоть и чувствовала, что немного великовато. Но он, наверняка, и этот вариант предусмотрел, все уладит. Смотрела ему глаза в глаза. И он смотрел. Вот теперь точно напряженно и настороженно, вероятно, из-за повисшей тишины. И такие знакомые тени появились в любимом взгляде, так явно проступило это все, что девушка не выдержала. Встала с кресла. Он крепче сжал ее ладонь, демонстрируя, что не позволит отойти. Но она и не рвалась. Он просто не сразу понял ее задумку.Села ему на колени, обхватив руками его шею, прижалась головой к его плечу. Так проще и легче казалось. Вместе со всем же справятся? Все смогут решить? И не ойкнула даже, когда он сжал, стиснул ее в своих руках.— Не слышу положительного ответа? — вроде и смеется, но она чувствует, что как пружина сжался, сконцентрировался весь.Обхватил ее подбородок пальцами, заставил глянуть на него. И она выдохнула, как с обрыва в воду:— Мы же так и не решили ничего, — честно, напомнила она. — О ребенке говорим, о семье, живем вместе, а о главном все это время — не решаемся говорить.Он нахмурился. Сжал зубы, она видела, как прорезали щеки вертикальные складки, всегда появляющиеся, когда он заводился.— Виктория! — с напором, давяще. — Не парься…Но она в этот раз не могла отступить, хоть и страшно стало. Сейчас до суеверного ужаса боялась любого расстояния.— Нет, послушай! — не дала ему прервать себя. — Ты про мою работу все время говоришь, грозишься, что запретишь. А мне, что о твоей… деятельности сказать?Сама обняла его лицо холодными пальцами. Кольцо непривычно давило на кожу. Но она не на украшение смотрела, в глаза Морозова.— Я что? Переутомиться на работе могу, да. Переработать, разозлиться. А — ты? Даже если не вспоминать о моральной стороне этого всего… Насколько все то, о чем мы не говорим никогда… серьезно? — хотела сказать ?опасно?, и все равно побоялась. Видела, что он и так уже на взводе. — То, куда ты ездишь, когда мне ничего не объясняешь, все твои ?дела?? Мы ведь о будущем говорим, о семье настоящей, о ребенке…— Виктория! — вновь начал, собираясь одернуть ее, наверное.Но она просто накрыла его губы ладонью.— Да, я знаю, что жизнь — штука сложная и непредсказуемая, и в библиотеке может стеллажом с книгами до смерти придавить, — попыталась как-то смягчить ситуацию, скрыть, что у нее навернулись слезы. И внутри все трясется от страха.Он иронично хмыкнул. Растер ее плечи руками, обхватил ладонью шею. Все равно уловил и понял этот внутренний мандраж. А ее уже и по-настоящему трясти начало от накатывающих сомнений, от страха, который все это время давила в себе. Да и потому, что, мораль никак отодвинуть не могла. Пусть ему сейчас и на другое давила. Но себя же не обманешь.— Только ведь, твоя деятельность, это же все — риск в сто раз увеличивает! И опасно так. И в плане закона… настолько непросто все. Не знаю! — она снова уткнулась ему в плечо. — Люблю тебя. Безумно. Невероятно. Только, неужели ты не понимаешь, что в такой ситуации, невозможно о будущем говорить или планировать как-то? Никакой ведь уверенности нет, ни в чем!Морозов, до этого слушающий, пусть с напряженным, недовольным лицом, крепко сжимая ее своими объятиями-тисками, сейчас прямо-таки возмущенно выдохнул, встряхнул ее.— Во мне тебе никогда не надо сомневаться! Всегда уверена быть можешь, ясно?! — требовательно рявкнул он.Она даже вздрогнула от тона.— Я не о том. И не в тебе сомневаюсь, — тихо, почти шепотом.А он выругался, уловив эту дрожь, из-за ее тона, возможно.— Ну, что ты выдумываешь, вечно! Нормально все будет! Сколько лет прожил, и сейчас, тем более, со всем справлюсь, — иначе, спокойней попытался убедить.У неё это вызвало какую-то потерянную и грустную улыбку.— Нормально? — переспросила она с горькой иронией.И отстранилась. Встала с его рук. Не отошла. Просто потребность в движении появилась, в каком-то выходе для этой дрожи и страха, который мучил ее каждый день; для сомнений своих, для угрызений совести.Он хмуро посмотрел на нее, скривился и прикурил сигарету. Затянулся. Явно не так планировал этот вечер. Только невозможно же все время реальность прятать.— Ты же умный, не можешь не понимать, что ничего нормального нет. И это все… оно аукнется. Не бывает иначе. Всегда отдача есть…Обхватывает себя руками. Без его объятий чувствует холод посреди августовской жары.— А если ребенок у нас будет, и семья настоящая… — Виктория обернулась и посмотрела на парня сверху вниз, со всеми своими страхами и сложностями, со всеми сомнениями, ничего не скрывая. Наоборот, почти умоляя о понимании и поддержке.И он это понял, наверное. Выдохнул дым. Стряхнул пепел. А затем, и вовсе отложил сигарету в пепельницу, поднялся. Подошел впритык и снова обнял ее. Она обхватила его пояс руками.— Хорошо. Я тебя услышал. — он уткнулся ей в макушку лицом. Помолчал минуты две. Резко выдохнул, растрепав ее пряди. — Я решу это. Так тебя это устроит? — он заставил ее запрокинуть голову.— Решишь? Как? — немного неуверенно переспросила она, не совсем понимая, что это слово подразумевает.— Это мои проблемы, — отрезал он, тяжело глядя в ее глаза.— Обещаешь?И напряжение, ожидание в воздухе, которое давит на обоих невыносимо. Но и отступить назад сейчас нельзя. Не в этот раз.Сама не знает, что услышать хочет: развернутый план или просто ?да?? Ведь не обманет. Как бы там ни было, но чтоб откровенно лгать, он не обманывал ее никогда… А так хотелось закрыть этот вопрос раз и навсегда! Оставить все в прошлом.— Обещаю! — поднял ее руку и поцеловал ладонь. Сжал пальцы, на одном из которых его кольцо блестело камнями. — Теперь, выйдешь за меня? — прижался губами к этим пальцам.Она засмотрелась на него: в любимые глаза, в такие родные черты лица.— Да! — кивнула, обняла своими ладонями его лицо. Поцеловала, привстав на носочки. — Выйду!Он расплылся в широкой улыбке, подхватил ее руками за пояс и закружил, заставив её рассмеяться. И счастье такое накатило, облегчение, которое словами не передать, не высказать. Только касаниями, взглядами, поцелуями выразить можно. И этим сладко-пряным запахом лилий в воздухе, пузырьками шампанского, греющегося в их бокалах. Крепкими объятиями. Руками его на ней, ее пальцев на его затылке, волосах.Прижался к ее губам, впился поцелуем, что и вдохнуть нельзя. А она все равно смеется. Не может остановиться. Счастье это из нее наружу рвется. В его губы. Целует его в ответ и хохочет. Ерошит его волосы, вдавливает пальцы в затылок. А он ее кружит.Остановился, сел в кресло, прямо так, ее себе на руки снова усадил.— Только я тянуть не хочу, — на секунду оторвался от ее губ. Начал так же жадно целовать ее щеки, волосы. — Давай, на годовщину и поженимся! Будет у нас — одна дата? — вроде и спрашивая, а на самом деле, с утверждением предложил Морозов.Чем заставил ее снова рассмеяться. И посмотреть на него с подозрением.— Ты уже все решил, да? Признайся, — не позволила снова увлечь себя поцелуями. С улыбкой смотрела ему в глаза.Он ответил искренне-бесшабашным взглядом, словно говоря, как она, вообще, до такого додумалась? И в то же время, с таким лукавством улыбался, что не сложно было догадаться — ее предположение совершенно верно.— Так что, мое согласие — формальность, выходит? — притворно возмутилась девушка. — Для формы спрашивал?— Ну, ты же, и правда, согласилась, — бесшабашно пожал он плечами.Вновь поцеловал ее.И не поспоришь. Хотя, честно говоря, она не знала, что ответила бы, не дай он своего обещания пять минут назад. Вздохнула. Опустила голову ему на плечо.— Давай, что ли, поужинаем, а то уже стынет все, — начал тормошить ее Морозов. Принялся ладонь с кольцом в своей руке крутить, рассматривая — Великовато, да? Загоняют тебя в этой клинике. Небось, и не обедала?Она не спорила. Потому что правда. Но поднимешь вопрос, и он снова заведет разговор о том, чтоб прекращала работать.— Отощала совсем. Ешь нормально, — Максим посмотрел с тем самым предостережением во взгляде, которого она опасалась. — А кольцо поменяем завтра. Не проблема, — подытожил их разговор.Не позволил ей встать с его рук, да она не особо рвалась. Вручил ей бокал шампанского, достал вторую вилку, и начал наполнять тарелку, одну на двоих. А пока она обдумывала и взвешивала сложившуюся ситуацию. Свадьба… это гласность. А как отнесется ее семья, особенно Сергей к Морозову — большой вопрос. Сейчас, по крайней мере. Возможно, их личное знакомство стоит отложить до того момента, когда Морозов, все же, не оставит все, связанное с криминалом, окончательно в прошлом.— Только я не уверена, что хочу это все громко и пышно. Да и не успеем за неделю, — наколов на вилку кусочки салата, протянула она. — Для тебя это принципиально?Он хмыкнул.— Для меня принципиальна — ты рядом. Как можно скорее. И чтоб в паспорте. Все остальное — вторично. Тут я готов уступить твоим желаниям, — он великодушно улыбнулся. — А что такое?Виктория хмыкнула, показав, что оценила ?доброту?, и взяла кусочек мяса, которое он разрезал, чтобы обоим удобней было есть.— Просто, отчим…, - словно извиняясь, протянула она, намекая на ситуацию с отчимом. — Не думаю, что родные одобрят, если мы их попробуем пригласить. Так что, может, мы их потом, перед фактом поставим? Не особо честно, но я так устала от разборок и выяснений. Не выдержу. Ты не обидишься?Осторожно глянула на парня. Только бы не подумал, что она стесняется его! Но Виталий смотрел на нее всего лишь с удивлением.— Да мне все равно, я ж говорю. Для меня не это сейчас существенно. Да и сам шумихи не особо хочу, — пожал плечами. — Можем просто тихо расписаться. Можем выездную регистрацию сделать здесь, дома, во дворе. Ты как хочешь?Она задумалась, на время погрузившись в процесс еды.— Давай, здесь? — то ли предложила, то ли попросила она, наконец. — И платье. Вот не хочу шумиху, мишуру, а платье — хочется, можно? — немного застенчиво глянула она на Максима.Его улыбка стала еще шире. Парень откинулся на спинку кресла, обнял ее за плечи и притянул, заставив девушку лечь ему на грудь.— Можно, Вик, — поднес к ее губам бокал с шампанским. — Выбирай себе любое, какое захочешь.Максим не юлил и отдавал себе отчет, что ситуация пошла не самым удачным для него путем. Ну и ладно. Собственно, он и Викторию в чем-то понимал: после того, как осознал, что может потерять ее в любой момент и даже не успеть ничего сделать, под другим углом смог оценить ее отношение к его прошлому. Ну и к нынешнему, в принципе. Хоть сейчас, по большому счету, ничего особо криминального, он не организовывал. Так, держал ситуацию в городе на нейтральной. После ареста Муртазина, смерти Тихомирова и, учитывая, что Димка еще пару месяцев точно не выйдет — началась возня. Голову подняли даже пешки. А их с Батей это не устраивало. Да и предварительные договоренности Калиненко уже заключил и определенные гарантии получил. Так что Морозов не собирался позволить кому-то раскачать обстановку. Но так это же ненадолго. Утрясется все.Так что, правду, по факту, ей сказал. Решит. Не сразу, конечно, но он не сомневался, что и Димка, как уладит все вопросы, тоже постарается все максимально легально оформить, чтобы больше никто и никогда не смог его так подставить. Вот Морозов и знал, что они все это решат. Не моментально, конечно. И от самого своего положения, отказываться не будут, тут без вариантов.Однако, это и не принципиально, как ему казалось. Он ей навстречу шаг сделает. А остальное… Она уже на отдельные моменты проще смотреть стала, это ощущалось. Так что, имелись все шансы, что и дальше его поймет. Тем более, они женаты уже будут. Он, так и так, свое не отпускал, и Виктория об этом уже в курсе. Но для нее законность их статуса, гораздо весомей и существенней окажется. Поможет замять многое, он в этом был уверен.А вот с Димой ему еще предстояло обсудить некоторые моменты. Да и о Виктории поговорить. Не то, чтобы друг когда-то мешался в его жизнь в этом плане. Нет. Да и он не лез в причуды и отношения друга с женщинами. Так, по просьбе только, кого-то привезти, когда скучно или присмотреться, если есть вопросы, как с женой Димки было. Ну, девушек он не считал, это такое, досуг.Но женитьба… Даже хотелось с Димой поделиться. Как ни странно, но до этого дня не складывалось особо. Поначалу не знал, как рассказать, тем более, что Димка и так, не на курорте ?здоровье поправлял?, да еще и благодаря своей бывшей супруге во многом, а тут он ему о привалившем счастье, в лице Виктории, начнет по нервам теребить?Так, намекнул мимоходом, что встретил женщину, не пустышку. Важную и ценную для него. На что Калиненко лишь иронично хмыкнул. Потом, когда ссора та вышла, отмахнулся от вопросов Бати, почему на взводе, сказав, что дурость и прошлое. А теперь… непростой это вопрос. У Калиненко на женщин и отношения с ними всегда свой взгляд был. Не сказать, что чисто потребительский. Некоторых даже уважал. Да и Морозов во многом поддерживал друга в таком отношении ранее. Пока с Викторией не познакомился. Так что, обсудить надо будет. И рассказать.А больше ему особо ее никому ?светить? и не хотелось. Не та сейчас ситуация складывалась, чтобы бездумно семью свою подставлять. Так что он не видел никакой проблемы в скромной, практически тайной регистрации. Для организации самого мероприятия выберет пару проверенных человек, в которых полностью уверен, что не проколятся и не ляпнут, где не нужно. А там — посмотрит.Они расписались через неделю. День в день с годовщиной знакомства. Дома, во дворе. Виктория даже успела выбрать платье, которое ей невероятно понравилось. Без особых излишеств, из гладкого атласа. С корсетом и юбкой средней пышности. Вышивкой-гладью по корсажу. Максим ее когда увидел в нем, даже растерялся, это заметно было. Замер на несколько секунд, просто рассматривая, растерянно волосы взъерошил. Так посмотрел, что у девушки сердце пропустило удары, горло перекрыло комом и грудь сдавило. Внутри защемило. Если бы раньше не любила — сейчас, за один этот взгляд, боготворящий, потерянно-счастливый, влюбилась бы до безумия. А так, словно душу ему свою отдала, так щемяще внутри задрожало все, заставляя плакать, грозя испортить макияж для фотосъемки. А он все смотрел и смотрел, стоя напротив, и не говорил ни слова.И она поняла, что, в принципе, не особо его своим видом в платьях баловала. Не любила она такое в повседневной жизни, отдавая предпочтение джинсам и кроссовкам. А тут — настоящей невестой стать захотелось. И для него, и для себя. Сомневалась, что еще когда-то у нее свадьба будет. Да и не хотела никакой другой и не с кем больше, если честно. Тем более после его обещания.И Морозов ее в этом платье оценил, однозначно.А потом, прерывая все эти мысли, Максим пересек комнату, сжал её в объятиях и так целовать начал… Не страсть это была. В сотни раз больше. Какое-то такое бесконечное счастье и торжество, что она в его руках, настолько необъяснимый восторг, который он излучал просто-таки — у неё ноги подломились. Слов не было. Мыслей тоже. И все иное стало безразлично. Только свое счастье, что сумела ему такую радость подарить…И регистрацию пришлось на полчаса перенести, чтобы ей снова макияж поправили, хоть дамы из ЗАГСа и ворчали, но Максим этот вопрос с ними решил, компенсировав заминку. А ей даже их недовольство настроение не испортило. Она ощущала себя в этот день, в самом деле, счастливей всех. Потому что Морозов был так откровенно доволен и счастлив.ГЛАВА 24Паспорт ей Морозов поменял за день. По своим каналам. И для него не имели значения ее аргументы, об огромном количестве дипломов и сертификатов, имеющихся у Виктории на девичью фамилию.— Носи с собой свидетельство о браке, я только ?за?, — отмахнулся он, забирая оба ее паспорта. — А у моей жены, будет моя фамилия. И это не повод для дискуссии, Виктория. Или моя фамилия тебе не нравится? — он вздернул бровь, вроде предлагая ей высказаться.Но у девушки не было никаких аргументов или конкретных возражений, собственно. Просто лень перед канителью. А с другой стороны, она согласилась, что не так уж часто от нее все эти дипломы и сертификаты требуют, так что можно и свидетельство для таких случаев прихватить. И вопрос был снят с повестки. И она стала Морозовой быстро и без той самой ?бюрократии?.И корпоратив ее клиники в августе они не пропустили, пошли вместе. Посмеялись, вспоминая все ?трудности? с дровами; вспомнили, как он ей переехать к нему на следующий день предложил. Хорошо так было: спокойно, тепло. Не из-за погоды, даже, а потому, что у неё на душе ?солнце? светило все время в последние дни. Она даже курить полностью перестала, последнюю сигарету выкурила в тот день, когда Максим ей предложение сделал. И не тянуло же, что удивительно. Вернее, она как-то легко справлялась, даже если желание и появлялось, и не мешало ей, если он курил рядом, не искушало. На взлете каком-то жила, на таком душевном подъеме, что все печали позабылись. И работа не выматывала, и отдых радовал. Да и Морозов, казалось, гораздо реже куда-то уезжал, ничего не объясняя. А выглядел таким спокойным и довольным, что она насмотреться на любимого не могла.На своего мужа! Господи!Ей не верилось. Все еще не верилось. Хоть и жила с ним столько, и паспорт уже поменяла, а иногда начинала смеяться просто от того, что нереальным такое счастье казалось. И приходилось напоминать себе, что не спит.Родителям она не говорила. Но это не сильно омрачало её жизнь, так уж сложилось. Только скребло немного внутри, что от отчима утаивает, с которым у нее за последние годы были куда более доверительные отношения, нежели с родной матерью. Но она понимала, что иначе — вряд ли что-то хорошее выйдет. Так что, выхода пока иного не видела.Они думали снова куда-нибудь поехать, возможно, в начале сентября. Вроде бы, как в свадебное путешествие. Хотя бы дней на десять. Потом должен был выйти Калиненко, и Виктория понимала, что Морозов будет загружен так или иначе, даже, если полностью отстраниться от всего, связанного с нелегальной стороной их бизнеса. Но и понимала, вроде бы, она то, что Максим не мог, да и не хотел друга бросить. После всего, что этот Дима сделал для него.Они ни разу не обсуждали, что именно он предпринимает для того, чтобы выполнить свое обещание. Но Виктория верила, что любимый действительно решает данный вопрос. И так быстро, как это только возможно.— Док, ты знаешь, мы отошли от дел. Да и область не наша. Какой толк?Тимофей пересыпал семечки в ладонь из пакета, и принялся их щелкать, не обращая внимания на ?сопровождающих?. И он, и сам Док, не рискнули приехать на встречу в одиночестве. Не потому, что не доверяли друг другу. Доверяли настолько, насколько в их кругу, в принципе, верить можно. Но их вполне могли поджидать и накрыть другие, воспользовавшись случаем. Те, кто сейчас и пытался власть в его городе взять, пока Димка досиживал последние дни.Тимофей протянул пригоршню ему, предлагая семечки, но Максим отказался. Подумал про Викторию и про то, как она с этими семечками вечно по дому ходит. На душе стало теплей, несмотря на напряженную ситуацию в последнюю неделю. Блин. Он хотел домой. К ней. Но и с Тимофеем поговорить было очень важно. Вообще удача, что Туз вышел с ним на связь и прислал своего самого доверенного человека. Док сомневался, что что-то получится, когда Димка распорядился с Карташовым связаться. А оно, вон как… Видно, Димка уже что-то пробил по своим каналам и утряс это.— От дел вы, может, и отошли. Но с влиянием Туза и у вас в регионе, да и у нас — вряд ли кто спорить будет. — Док достал сигареты и с вопросом глянул на собеседника. Вроде как, из уважения, разрешения спрашивая. Знал, что Тимофей бросил курить. — Авторитет у вас такой, что никто не посмеет оспорить. Да и играем на одной стороне, за одни интересы, как ни крути. Хоть вы и ушли на задний план. Но расклад это же не меняет.Прикурил от зажигалки, когда Тимофей махнул, позволяя.— Бросал бы ты это дело, Док, — Тимофей хмыкнул, наблюдая за тем, как он выдохнул дым. — Молодой же, еще детей делать надо будет, а ты здоровье гробишь.Док напрягся так, что затылок заломило и по спине мороз прошел. Он никому, даже Бате, еще не говорил про свадьбу. И тем более про то, что у Виктория потеряла ребенка. Что это? Намек на осведомленность и угроза? Или фраза, брошенная мимоходом.Медленно поднял взгляд от зажигалки, вроде как, невозмутимо, глянув на Тимофея. Но тот смотрел в сторону реки и щелкал семечки.— Да рано еще, о детях думать, как припечет, завяжу, — поддержал Морозов тон собеседника.Тимофей пожал плечами.— Как знаешь, дело твое. — Он отложил семечки на стол и взял чашку, отпив своего кофе.Морозов сделал еще затяжку. Его кофе стыл на столе.Они сидели на берегу залива. Стол им накрыли прямо на деревянном причале, хотя, голодным никто, вроде бы, не был. Но и на ногах такие вопросы не принято решать. Вот и встретились в элитном клубе, на нейтральной, вроде бы, территории. Хотя, по факту, в этот клуб, и они с Димкой деньги вкладывали, и Туз долю имел, а с ним и Тимофей, наверняка. Был и еще один вкладчик, имя которого не афишировали. Имя серьезное. Человек сейчас в Думе сидел. И именно он был основным ?локомотивом? в решении дела Калиненко. Нуждался в старых и проверенных людях на местах в регионах, которые считал своими. И их всех связывали давние дела и события, охватывающие не только то, что принято декларировать. Как этот клуб, к примеру. И много чего из ?совсем другой оперы?. Наверное, этот человек и с Карташовым сейчас все решал.Сам участок всегда был интересный. Перспективный. И между двумя их областями. Не хотелось разборки устраивать и портить хорошие отношения ради денег. Всех, все равно, не заработать. Вот Димка с Карташовым, тогда уже депутатом горсовета в соседней области, и третьим, Михневым, уладили это все. Много уже лет прошло. И клуб оправдал все инвестиции, принося деньги всем своим вкладчикам.?Сопровождающие?, которых никто не называл охраной, стояли в паре шагов сзади, не перекрывая вид на реку, но и внимательно следя за окрестностями. Не важно, что территория закрытая. Ошибки никто допускать не хотел.Морозов молча курил, Тимофей пил свой кофе. Никто не нарушал тишину первым. Да и не с руки Морозову было говорить. Он свою просьбу озвучил, теперь слово за Тимофеем, как ни крути.И тот заговорил. Минут через пять, когда полностью допил кофе и отставил чашку:— Короче, такой расклад, Док. Поговорил я сегодня с Тузом с утра, обдумали мы эту тему. Сам он, ясное дело, сейчас никуда в открытую лезть не будет. Не до того ему.— Да, мы понимаем, — Морозов кивнул. — Поздравляли…— Но Туз помнит о старых и надежных друзьях, — Тимофей тоже кивнул и вернулся к своим семечкам. — И за подарок к рождению дочери, просил еще раз, лично, ?спасибо? передать. — Глянул на него со смыслом.И Морозов расслабился. Понял, что добился своего. И Карташов свое влияние использует, чтобы помочь ему удержать в городе нейтралитет до выхода Димы. Он, конечно, от дел давно отошел, официально. Но по факту, все еще крепко держал в своих руках множество нитей. Это было весомо. Тем более, с поддержкой Михнева.Вновь кивнул, теперь уже с благодарностью. Принимая эту поддержку.— Надеюсь, Карташову понравился наш подарок? — поинтересовался Морозов, наконец-то взяв свою чашку.Вот тут Тимофей улыбнулся совсем иначе, и так широко, что шрам, пересекающий его лицо, совсем гротескно натянул черты, как маску.— Не знаю, как Туз, а крестница моя, от вашего черного детского ?мерса?, уже в восторге — облизала и обжевала весь руль и сиденья, — хохотнул он, пересыпая семечки из одной пригоршни в другую. — Зубы лезут. — Пояснил, заметив, наверное, что Морозов удивился. — Так что, заценили ваш презент, и благодарны очень.Он вернулся домой гораздо раньше, чем изначально планировал, не загадывая, что может принести встреча с Тимофеем. Отпустил парней, когда добрались до поселка. Велел, чтобы проверили дом Димки. Он часто отправлял там дежурить кого-то, не собираясь позволять дому бесхозным стоять. Нечего искушать людей, умельцы найдутся. К тому же, дом так не ветшает.Да и самому удобно, под рукой всегда кто-то из парней есть, и при этом, они не у него на голове ?топчутся?.Так что сейчас, заходя в кабинет, планировал быстро спрятать пистолет и набрать Викторию, чтобы узнать, когда ее забрать. На этой неделе, из-за его работы, она все время с водителем ездила домой. Растер затылок, пытаясь избавиться от ломоты в плечах и шее. Все-таки, хоть и с ?партнером? встречался, а напряг был ого-го. И это сказывалось. Подумал о том, что голодный. Блин. А там, и не ощущалось. Надо будет Викторию забрать и заехать куда-то. Или, наоборот, домой быстрее, чтоб расслабиться нормально и поесть.Последнее время держал ухо востро. Учитывая ситуацию в городе, стал осторожнее, о чем ранее и не задумывался. Опасался ее лишний раз где-то ?засветить? или подставить. Конечно, надеялся, что за его жизнью не так пристально наблюдали, чтоб все нюансы отлавливать. Но все-таки, не хотелось лишний раз рисковать.Вытащил пистолет и…Ничего не успел. Как идиот, застыл с пистолетом в руках посреди кабинета, действительно растерявшись, когда Виктория неожиданно появилась в дверях.— Привет! Ты раньше, чем думал? И у меня сегодня отгул неожиданный, — еще из коридора, кажется, начала она, весело делиться с ним новостями. — Около клиники, в микрорайоне, какая-то авария на распределительной подстанции, света нет и не будет до завтра. Мы все операции перенесли. И я решила — что мне сидеть без толку? Дежурные есть, а экстренные случаи все равно не взять, пусть в другие районы отправляют. — Она зашла в кабинет, держа в руке стакан с соком, и направилась к нему.Такая домашняя уже, переоделась в хлопковую майку, достающую ей до бедер. Из-за жары, видимо, поленилась еще что-то одевать. И щеголяла сейчас перед ним своими обалденными бедрами, соблазняла контурами груди без бюста под тканью.А он все еще стоял, как последний идиот, держа пистолет в руках.— Я тебя уже не дергала, помнила про важную встречу, сама водителя набрала…И вот тут она, наконец, увидела оружие.Замерла, не дойдя до него два шага. Лицом побелела, уставившись на пистолет, как на бомбу. И так и не договорила, что собиралась.Морозов тоже молчал, пока не уверенный в том, как она отреагирует и что стоит сказать. И напряжение от того, что так все сложилось, и, в тоже время, такое тепло внутри от того, что дома уже, рядом с ним!И все же, ситуация, как он понимал, не располагала сейчас к сантиментам. Видит Бог, несмотря на все свои чувства к ней, и потребность в девушке, он до сих пор не смог бы прогнозировать, что именно она способна сделать, и к каким выводам может прийти. Однако, решил не пускать ситуацию на самотек.— Хорошо, что ты дома уже, — выдвинул ящик стола и спрятал оружие. — А я — как раз собирался за тобой ехать. Соскучился — просто жуть.Говорил спокойно и легко, словно бы не видел, что она все еще в ступоре и смотрит на стол. И руки у нее дрожать начали. Да так, что сок расплескался на пальцы, на пол.Он быстро подошел и забрал стакан. А она и не заметила даже, кажется. Только перевела на него взгляд. А глаза такие испуганные и… Будто побитые.Так посмотрела, словно он ударил ее. И ему от этого самому, словно в солнечное сплетение кулаком засадили.— Пошли, что ли, пообедаем. А то, так и не сложилось у меня с этим сегодня, — привлек к себе.Сжал в руках до хруста в костях. А ее трясет. Да и его выворачивает от этого взгляда. От ее страха. И от дрожи этой, которая на его мышцы передается. А еще от того, что молчит. Так ни слова и не говорит. И в руках его, словно ледышка.Потянул к выходу, но она не поддалась. Так и осталась на месте.— Это пистолет, — почему-то зашептала. — Пистолет…И все еще на стол смотрит.— Я в курсе, — он сильнее обхватил ее плечи, и снова потянул её прочь из кабинета.В этот раз она поддалась, позволила себя вывести в коридор. Даже до кухни дошли, видимо потому, что она все еще была ошарашена. Смотрела только перед собой. Он усадил ее на стул, дал в руки салфетку, чтобы она от сока пальцы вытерла. А сам пытался создать видимость обыденности и стандартности ситуации. Открыл холодильник, осматривая выбор:— Ты ела уже? Или со мной будешь? Что хочешь: тут балык есть и отбивные. Или, просто, овощной салат с сыром? — начал перечислять, только, чтобы паузу заполнить, чтобы не оставалось тишины для глупых мыслей.А она сидит и полотенце в руках мнет. Так и не вытирая пальцы. Смотрит на пол, не поднимая головы, не интересуясь содержимым холодильника. И ему уже есть не хочется— Виктория, — захлопнул холодильник и посмотрел прямо на нее.Она не отреагировала. Только слабо вздрогнула.Он подошел ней вплотную и присел на корточки, заглядывая в глаза. Неудобно. Сам уперся коленями пол. Вытер ее руку и полотенце отложил. Обхватил бедра девушки руками, обнял ее за пояс. Осторожно, стараясь часами не царапнуть. Уткнулся лицом в живот, задрав футболку, прижав к себе, ощущая, как ее волосы ему затылок щекочут. Прошелся губами по коже.И хорошо так. И почти физически больно от ее молчания. А внутри что-то кислотой жжет нутро. Сам же знает, что лукавил, пользовался недомолвками, вот оно и всплыло. А теперь за это расплачиваться надо.— Ну что такое? — запрокинул голову и вновь посмотрел ей в лицо.А она все такая же потерянная сидит и губу кусает.— Зачем тебе пистолет? — совсем тихо. И с таким вдохом в конце, что понял, слезы давит.Блин! Ему за нее больно стало. Знал потому что, видел, что её из-за этих гормонов реально на ?американских горках? настроения меняется. Там, где раньше могла нормально отреагировать, услышать его, сейчас в слезы ударялась. Иногда могла расплакаться вообще, без повода. Вот и сейчас уже губы поджимает, потому что дрожат.— Давай, мы не будем об этом говорить, ладно? Это тебя не должно волновать…— Ты шутишь? — Мой муж ходит с пистолетом, а меня это волновать не должно? Он хоть зарегистрированный? На него есть разрешение? — она обхватила ладонями его лицо.Морозов повернул немного голову и поцеловал ее ладонь в самом центре. Вновь исподлобья на неё посмотрел.— В России нельзя зарегистрировать короткоствольное огнестрельное оружие, думаю, ты и без меня это знаешь. Давай, закроем тему. Тебя это не должно волновать, и все. Давай считать, что ты не видела ничего, — он привстал и прижался ртом к ее губам.Обхватил плечи, растирая их руками. Жара же, а ощущение такое, будто она вся заледенела, просто инстинктивно хочется ее растереть.Она на поцелуй не ответила. Отодвинула голову назад, не отводя взгляда.— Ты дал мне обещание. Я очень хорошо помню. И после этого, после того, как ты пообещал постараться ?завязать? с криминалом…, и я вижу у тебя с пистолет? — она ссутулилась. —Что ты делал с оружием? Ты до этого его использовал? Или я — просто не замечала? А тут — зашла не вовремя? Все испортила?Он полностью встал и посмотрел на нее сверху вниз. Сжал зубы, понимая, что разговор идет не в ту сторону заходит, вообще. Отвернулся.— Если я тебе скажу: уволься из клиники, ты в тот же день уйдешь? Сможешь? Вот просто уйдешь, оставив всех своих пациентов и коллег? Подставив друзей? — он подошел к шкафам и вытащил сигареты, прикурил, затянулся.Меньше всего, сидя сегодня с Тимофеем и скучая по Виктории, он мог представить, что ситуация вот так вывернет, чтоб его!— У вас есть контракт, в котором указано, что ты обязан отработать две недели, после подачи заявления об увольнении? — теперь в ее голосе, наряду со слезами, отчетливо звучал и сарказм.Он развернулся. Задело. Даже по столу захотелось садануть ладонью. Вместо этого, медленно выдохнул дым.И напомнил себе, что, в принципе, ей есть, с чего выставлять претензии. Он не посвящал ее в детали. Предложил на его решение положиться без всяких пояснений.— Ты давно не маленькая девочка, и не можешь не понимать, что просто так, взять и уйти ,когда все сейчас на мне завязано, это нереально. Тем более, пока Дима сидит. Да и потом, мне надо будет ему помочь на первых порах…— Значит, ты меня обманывал? — она подняла ноги на стул, и устроила подбородок на коленях. — Знал, что не сможешь выполнить обещание, и все равно — солгал?Он уперся кулаками в стол, на секунду полностью перенося вес на руки, вдавливая костяшки в дерево. Чтоб до боли, переключая акценты. Сжал фильтр, затягиваясь сквозь зубы. Выдернул сигарету, резким движением стряхнул пепел.— Я не врал тебе. Но мы живем в реальном мире, это совсем непросто. Невозможно сделать за день или неделю, — он цедил сквозь зубы. Ты же взрослый человек! Неужели, не понимаешь?!Морозов психанул. Выдернул сигарету. Зло затушил ее в пепельнице.— А за сколько можно? — тихо и отстраненно спросила она, отвернувшись к окну.— Понятия не имею — отрезал он в ответ. — Месяцев за год, может за два.Тряхнула волосами. Вздохнула. Но не смотрела в его сторону.— А если тебя убьют… завтра? Или за день до того, как ты себе временную черту поставишь? Что тогда?! Кому тогда твое слово будет нужно,?! — она начала говорить тихо, а под конец уже кричала.Повернулась к нему, все-таки. Поджимая губы. Не из-за злости. Он видел, как ее трясет. .— Что тогда, а?! Мне что делать? Как жить с этим?! А если я нашего ребенка ждать буду?! — тут ее голос снова упал. — Как это вынести? Саму мысль, ?! Как?!Он снова сжал зубы так, что челюсть заломило. Самому от ее слов внутри паскудно до воя стало. И все же он выдержал её взгляд. Да, и бесу ясно, что такого расклада ему хотелось бы меньше всего. Однако, он не мог не понимать, что подобный вариант вероятен.— Ты не будешь ни в чем нуждаться в таком случае. Все, что у меня есть, все деньги, недвижимость — тебе останется, я это уладил еще до свадьбы…— - А не пошел бы ты, нахрен, со своим ?уладил??! — закричала она. Встала со стула, сжав руки в кулаки. Он реально оторопел от её ?нечеловеческого ?крика.— И деньги свои, с недвижимостью, туда прихвати! — не успокаивалась она. — Мне ты нужен! Ты! Живой и здоровый! А не деньги или дома! Ясно?! Ясно тебе это?!Вскинула руки, вцепившись в свои собственные волосы. Сгребла пряди в пригоршни.— О какой безопасности может идти речь, если ты с пистолетом ходишь?! На тебя напасть могут? Ранить? Ты кого-то убить можешь? В тюрьму сесть?! О каких планах на год или более мы говорим?! Ты же одним днем живешь, разве не так? И ни в чем уверен быть не можешь?Он вновь перенес вес на костяшки кулаков, вдавливая их в стол.— А кто может уверенным быть в ?завтра?? Где выдают такие гарантии?! — обиженно огрызнулся в ответ, достав новую сигарету из пачки.Она не ответила, молча смотря ему в глаза. Распрямилась, отпустила свои волосы, вместо этого обхватив себя руками за пояс. И тяжело дышала, видимо, переживая все это.Он прикурил, не отрывая глаз. Будто склеили их взгляды, смотрели друг в дружку. Затянулся, выпустил дым. И оба молчат. И трясет, тоже, обоих.Наконец, она выдохнула. Подошла к нему и протянула руку, без слов попросив пачку сигарет, которую он в свой карман автоматом засунул. Вместо этого он протянул ей свою, недокуренную. Она не отказалась. Медленно затянулась, выдохнула и отдала ему сигарету, снова уставилась в окно:— Я не голодная, — тихо бросила в сторону, и вышла из кухни.Он не останавливал, решив, что ей стоит успокоиться. Ему уже тоже не хотелось есть. Но все же из чистого упрямства полез в холодильник, затягиваясь так, что кончик сигареты опасно вспыхнул, обжигая губы.ГЛАВА 25Виктория не могла остановиться, металась из угла в угол в спальне, стараясь как-то переосмыслить, выплеснуть из себя эти эмоции, как-то их осознать. Не выходило. Бурлило внутри, разрывая ей сердце и голову на части, заставляя все в животе сжиматься в комок. Ей хотелось кричать. Не на кого-то конкретного, даже. Просто закричать криком, чтобы это все из нее вышло. Только ничего не получалось. Горло будто комом перекрыло, запирая все в ней, не позволяя ей освободиться от этих ощущений.В конце концов, она застыла посреди спальни, ощущая, как ее трясет крупной дрожью; вцепилась в свои волосы, пытаясь размять кожу на голове, как-то избавиться от распирающего изнутри давления. Зажмурилась.Перед глазами тут же встало все, что она читала о прошлом Максима и Калиненко. От этого на затылке выступила холодная и противная, липкая испарина. Она думала, что все подобные дела давно остались в прошлом. Архивы отчима, по крайней мере те, что он присылал ей, в основном не содержали данных за последние восемь лет. С тех пор, когда Калиненко был осужден. За остальные годы Сергей упоминал только что-то, связанное с фирмой по отмыванию денег, да ?шефство? над крупным рынком в их городе. И то, отчим честно признавал, что не имеет каких-то весомых подтверждающих фактов. Больше на уровне слухов, хоть и от проверенных, надежных источников.Но разве для всего этого необходимо огнестрельное оружие? Она не знала. Да и они с Максимом так ни разу и не говорили подробно о том, что именно он курирует, и чем занимается помимо автосалонов. Он всегда с этой темы уходил, улыбаясь на любые вопросы. Не уточняла она у него и то, какие дела остались на нем, как на доверенном лице бывшего ?смотрящего?. И потому, что сам он не считал необходимым ее в это посвящать, и оттого, что ей страшно было в это погружаться. Узнать о любимом человеке еще что-то, что может растоптать ее морально. Что-то, что кардинально будет выбиваться из ее понятия ?допустимого? и ?невыносимого?, сформировавшегося за годы до встречи с Морозовым. Это было настолько непросто — закрывать глаза на то, что всю жизнь считала неправильным. Делать вид, что не замечаешь, что не думаешь, не осуждаешь саму себя за предательство принципов и просто, здравого смысла.Она любила его. Любила с невероятной силой. Даже не думала, что так, действительно, можно любить. Тем более, что сама она на такие чувства способна. Она ценила и обожала его. Казалось, часами могла сидеть и наблюдать лишь затем, как он курит, как машины перебирает, хмурится или размышляет о чем-то. Пытаться угадать, о чем грустит или чему улыбается.А ведь раньше ни сигареты не признавала, ни в автомобилях ничего интересного не видела.А теперь? Прямо сейчас, в этот момент, с невероятной силой тянуло закурить. И все — после одной затяжки. Хотя, тут, наверное, больше сила страха и душевный раздрай имели значение. Даже пальцы уже подрагивали. И взгляд, волей-неволей, метался к подоконнику, где лежала пачка сигарет Максима и его зажигалка. И разве это не самое лучшее доказательство того, как она скатывается ?вниз?? Ведь сигареты для нее всегда были сродни ?пагубности?, зависимости, до которой нельзя себя допускать. И все же… Все же…Что с ней происходит? Искажение принципов? Пересмотр ценностей? Как это называется? И в правильном ли направлении движется она и сами их отношения? Или же она просто закрыла глаза и плывет по течению? Он требует, чтобы она его поняла и приняла, не требовала невозможного… Но что такого она у него просила? Сделать жизнь более безопасной? Не рисковать собой? Не жить по иную сторону закона…Да, наверное, это невозможно сделать за день. Она смутно представляла себе, как уходят из криминала, но все же, могла предположить, наверное… И все же, ранее она никогда не видела его с пистолетом. И, по ее субъективному мнению, это скорее говорило о глубокой погруженности Максима в криминал, нежели об отстранении.Знать бы еще, для чего ему пистолет? Ей хотелось верить, что он взял его на случай угрозы и для самозащиты, а если пистолет — не для самозащиты? Что, если он использовал его для того, чтобы принудить кого-то делать то, что ему нужно? Что, если это было для угрозы? И кому? Кому-то из их среды, привычному к такому стилю общения? Или же обычному человеку, каким-то боком задевшему его интересы?Как разобраться, если он не отвечает на ее вопросы ничего, кроме ?я решу?? И что подразумевает его ?решу?? Теперь она об этом задумалась куда серьезней, чем ранее, когда Морозов только дал обещание. Что, если он и не собирается ничего прекращать или изменять? А просто сделает все менее доступным для нее в вопросе узнавания? И, при этом всем, разве он сам не хочет, чтобы она переступила через все свои представления и принципы, ради него?Миллион вопросов. И ни одного ответа. Ни одного объяснения. Только горький привкус никотина на языке и бешеное сердцебиение в груди.Не в силах унять поток сознание в голове, она махнула рукой на решение окончательно завязать с сигаретами. В этот момент ей нужна была ясный разум. Она подошла к подоконнику, открыла двери на террасу, выходящую в задний двор, и вытащила сигарету из пачки. Зажигалка, как и обычно, не желала ей поддаваться.— Давай, я, — Максим неслышно подошел сзади.Она вздрогнула от неожиданности. Шумно выдохнула носом, но отдала ему зажигалку, наклоняясь, чтобы прикурить. Оба смотрели друг на друга настороженно и неуверенно. И, словно бы, боялись снова начинать разговор, так остро и болезненно оборвавшийся на кухне.— Ты поел? — поинтересовалась, выходя на террасу, чтобы в комнате дымом не пахло.Жарко, конечно. Но все равно, она надышаться не могла воздухом. Очень ей нравилось, что есть возможность в любой момент выйти во двор.Он передернул плечами и вышел за ней.— Типа того.Тоже вытащил сигарету и прикурил.Виктория посмотрела на это с внутренней болью. Он при ней на кухне выкурил сколько? Две? Три сигареты? И не поел же, она поспорить могла. А уже снова курит…— Ну столько же курить, это очень много, еще и без обеда. Язву можно ?на раз-два? заработать, не говоря уже про рак… — неуверенно заметила она.Не в первый раз говорила ему об этом. Но любимый всегда только криво улыбался. Как и сейчас, впрочем.— Не умру, — отмахнулся.?Откуда знаешь??, в который раз захотелось спросить. Перед раком все равны, болезни плевать, криминальный он авторитет или банковский менеджер. Животные, и те, от ?онко? страдали сильно?— Давай закроем прошлую тему, хорошо?Максим подошел к ней впритык и обнял за пояс свободной рукой. Наклонился, отставив руку с сигаретой в сторону. Прижался лбом к ее волосам. А напряжение в нем прямо вибрирует. Каждой клеткой ощущается.— Просто оставь это мне и забудем, а?Она зажмурилась, позабыв про свою сигарету. Прерывисто вдохнула, пытаясь им надышаться.— Как? Как о таком забыть можно, расскажи мне? — тихо прошептала, уткнувшись носом в его шею.— Не думай, и все.Забрал ее сигарету, свою. Сложил их в пепельницу. Обнял её, притиснув к себе всем телом. Руки на коже, под майкой. Горячие такие. А ей до дрожи приятно, несмотря на жару.— Я не могу мозги отключить, любимый. Тем более, когда ситуация для тебя опасная, — с болью прошептала она.Морозов хмыкнул.— Ну ладно, Виктория. Под контролем все. Не опасней, чем у остальных…Она почему-то хмыкнула. Только это как-то истерично вышло.— Не опасней? Не опасней — это когда ты не ходишь с пистолетом, одним этим нарушая закон. Когда не занимаешься… Этим всем, — попыталась обтекаемо описать. — Не опасней, это когда я тебя слушаю, и с водителем еду домой. А не брожу ночью по улицам и маршруткам, обвешавшись всеми украшениями, которые ты мне подарил, понимаешь? А то, что ты делаешь, это точно — опасней.Девушка замолчала. Говорила об одном, а сама до боли в груди еще и другого боялась. Да, о его безопасности думала в первую очередь уже. Но и мысль о том, чем именно может заниматься, покоя не давала.И он не спешил ее переубеждать или спорить в этот раз. Только обнимал очень крепко, запустив руки в волосы Виктории, перебирал пряди.— Ты, вообще, собираешься бросать? — едва слышно прошептала она, не поднимая голову. — Только честно, умоляю. В этот раз, как есть, откровенно, — цеплялась за него обеими руками, как за последнюю надежду, несмотря на весь страх, что заставлял о таком спрашивать.А он все еще молчал. И у неё от этого сердце пропускало удары.— Я не знаю.Максим произнес это с тяжелым вздохом, так и не отпуская ее волосы. А девушке не стало легче от такого объяснения. Более того, горло пересохло, сжалось, и за грудиной давящая боль. И он, словно ощущая это все в ней, держит крепко, не дает отступить.— Я хотел бы дать тебе все, о чем не попросишь, — прижался губами к ее макушке и, словно бы, легко покачивать стал Викторию.Хотел успокоить? Возможно. Только ей от его слов все тяжелее становилось. И вновь дрожь в мышцах зарождаться стала. А он это видел.— Все это не только от меня зависит, ты же не можешь не понимать! — немного напряженно уже, бросил он, крепче сжав Викторию.Только ее дрожь от этого не стихала.— И есть люди, которые на меня рассчитывают. Я не могу и не хочу их подводить, понимаешь? Потому что они никогда не подводили меня.Под конец Морозов отклонился и глянул на нее. Глаза в глаза. И чувствовалось, ощущалось всем телом, что тоже заводится, уже сердится из-за того, что говорит ей это, возможно. Объясняет, переступая через какие-то свои внутренние убеждения.Только и ей легче не становилось. Безнадежней. Потому что с каждым его словом, она все больше теряла перспективу и надежду.— На мне сейчас куча всего завязано. И я не могу просто взять, и послать все к черту только потому, что тебя это цепляет! — сжал ее плечи так, что стало немного неприятно.Возможно от того, что она продолжала молчать, Максим расходился сильнее, начиная серьезно злиться. А она просто не знала, что ответить. Ею завладело опустошение и какая-то обреченность. Не могла она сейчас найти выход из этой ситуации. Не чувствовала никакой уверенности не то, что в завтрашнем дне, про который завелись оба, а и в себе, и в нем тоже.— Я предупреждал, не заставляй меня выбирать! — в итоге, почти рявкнул он.Она вздрогнула от этого тона. А может, просто, нервы ни к черту стали со всеми этими вопросами и лекарствами.А он ощутил, выругался, отошел, отпустив ее. Схватил свою сигарету, пусть и дотлевающую, затянулся.— Ты — моя жена, в конце концов! — хоть и сбавив немного обороты, но с тем же напором, раздраженно “напомнил” он.Зачем? Действительно решил, что она забыла?— Ты мне дал обещание перед тем, как я согласилась на это, — тоже напомнила она. — Обманул, выходит? — размяла плечи, которые он слишком крепко держал. Отвернулась.— Твою налево! — снова психанул Морозов. — Я не лгал тебе! Но это займет время!Прошелся по террасе туда-сюда, вцепился в перила.Чем больше злился он, тем более опустошенной чувствовала себя она. Именно пустой, какой-то, будто выпотрошенной.— Сколько? — откинувшись на стену дома, нагретую жарким летним солнцем, уточнила она.— Понятия не имею! Неужели, сложно это понять? Я просто должен сделать все, что взял на себя! В чем на меня другие рассчитывают! Тебе потерпеть сложно?!Виктория закрыла глаза, запрокинула голову ощущая затылком горячий кирпич. В веки било солнце, расцвечивая мир “красно-желтым”.— Терпеть — это единственный вариант? Или есть еще какой-то? — тихо уточнила она.— Да ну тебя на хрен — отрезал Морозов, психанув серьезно. — Можешь уйти, раз не в состоянии терпеть!Она снова вздрогнула. Всем телом, почему-то. Будто он ее наотмашь ударил.— Ясно, — кивнула, облизнула губы зачем-то, вновь ощущая в горле горечь. — Или терпи, или уходи. Компромисса нет. Я тебя услышала и поняла. Спасибо, что ответил честно.Развернулась и пошла в спальню.— Твою мать! Иди сюда! — закричал он.Злой, как черт. Это и по голосу ощущалось, оборачиваться, чтобы посмотреть — не было нужды. Да и желания возвращаться на террасу — не имелось. А в комнате ее колотить начало. Видно, из-за перепада температур, в доме-то работала климат-система. И после жары, мороз шел по спине.Виктория пошла к шкафу, вытянула джинсы. Натянула. Напялила на себя кофту. Ей холодно стало. Мысли все словно вымерзли. Ни одной здравой идеи.Взяла с тумбочки мобильный и набрала номер такси. Заказала машину по городу. В этот момент в спальню вернулся Морозов. Хлопнул дверью так, что по ушам “ударило”.— Куда собралась? — произнес он.— Мне надо подумать. Проветриться, — она попыталась собрать волосы, но они не подчинялись дрожащим пальцам, рассыпались по плечам растрепанными прядями.— Какого черта? — он ухватил ее за руку, дернув к себе. — О чем ты думать собралась? Что тебе не ясно? Двора нашего мало?— Да ясно мне все! — теперь крикнула она, вдруг ощутив всплеск эмоций.Только разобраться в них была пока не в состоянии.— Ты сам сказал, что выбор у меня невелик! И что я должна уйти если мне не нравится то, что ты предлагаешь! Вот я и хочу погулять, подумать об этом. О предложенном тобой выборе, — с сарказмом огрызнулась она, стараясь выдернуть свою руку.И он отпустил. Правда, снова выругался так, что ей даже неприятно стало.— Ладно Таня. Хорошо. Давай, вали! Проветривайся! — отрезал Морозов.И закурил. Прямо в спальне.Она ему ни слова не сказала. И на телефон пришло сообщение, что такси у ворот ждет. Вышла, как была, в кофте почему-то, все еще замерзая, несмотря на жару. И он ее больше не останавливал.— К городскому парку, — попросила она водителя, сев в такси.Уставилась в окно, не обращая внимания на удивленный взгляд через зеркало заднего вида. Наверное, мужчину удивило то, как она оделась, точно не по погоде. Но девушка не была настроена на разговоры, и всем своим видом демонстрировала это.Ей сейчас боль рвала изнутри. И какое-то ощущение беспросветности охватило все ее существо. Выбора, по сути, не имелось. И не походило, что Виталий готов на компромисс. Да и обещание, как выяснилось, гипотетическое, и если будет требовать выхода из его зоны комфорта, не будет Виталий ничего исполнять. Даже о сроках решения спрашивать нельзя. Уже “шантаж”. Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству, прыжок — расстрел без предупреждения…Во всяком случае, Таня так поняла. Она уже “прыгнула” или еще топталась из стороны в сторону, интересно?А он не считал ее метания или сомнения такой уж большой проблемой. И, поскольку, теперь они женаты, видимо, безапелляционно решил, что Таня должна просто смириться.— Это не ваш знакомый, на “BMW ”? — вопрос водителя вырвал ее из мыслей, заставив вскинуться.— Что? — она моргнула. Словно заснула, и пыталась теперь сориентироваться.- “BMW”, говорю, за нами едет. Выехали из вашего двора, почти сразу за нами. И теперь поджимает сзади, — недовольно проворчал водитель.Виктория обернулась, пытаясь понять, о чем речь. И да, сразу увидела. Почти впритык за ними ехал Морозов.— Это муж.Она тяжело выдохнула и спрятала лицо в ладонях. А водитель вдруг выругался и резко затормозил. Так, что девушку бросило вперед. Она больно ударилась о переднее сидение. Осмотрелась, не понимая, что случилось? И вдруг увидела, что Максим затормозил перед ними, похоже, подрезав, вынудив таксиста экстренно остановиться. Сам он уже выходил из машины.Честно говоря, ей самой захотелось выругаться.— Так, выметайтесь, давайте! — зло бросил водитель, обернувшись к ней. — Мне чужих разборок не надо! Тем более, встрять на ремонт такой тачки! Разбирайтесь сами!Виктория не спорила. Понимала таксиста. А потому, открыла двери, забрала сумку и вышла.— Что ты творишь? — устало даже, а не раздраженно, спросила она у него, поднимаясь на тротуар, пока такси объезжало машину Морозова.Кажется, водитель все еще матюкался.Он не обратил на это внимания, просто отступив следом за ней на тротуар.— Поехали домой, — он снова ухватил ее за руку, как недавно. — Слушай, я зря кричал. И вывернуло все не туда, куда я хотел. Поехали, забудем все.Зажмурилась. Ведь было уже такое. Она ничего не забыла, каждую секунду помнила.Он притянул ее к себе, крепко обняв руками. Попытался заглянуть ей в глаза . А она не сильно пряталась. Только и согласиться сейчас не могла. Снова зарыться в песок с головой. Вновь обмануться.— Что это изменит? — спросила тихо, уткнувшись ему в плечо любом. — Чего мы этим добьемся? Снова сделаем вид, что ничего не было, и каждый будет бояться в сторону другого лишний раз неправильно глянуть, чтобы не задеть? Не обидеть? Не вызвать сомнений или недоверия? А через месяц рванет по-новой? — посмотрела на него снизу вверх. — Ты понимаешь, что на самом деле, не даешь мне выбора. Говорила это все без злости или гнева. Скорее с отчаянием. А вот Морозов злился. И сжатый весь, будто каменный. Неподдающийся, не слышащий ее. Просто пытающийся волю переиграть.Попыталась сделать шаг назад.— Все равно, поехали домой. Потом разберемся, — упрямо заявил он, не позволяя отойти.— Как?! — вот тут она не выдержала, закричала, не обращая внимания на то, что стоят на улице.Набережная, людей вокруг почти нет, одни машины мимо проезжают, но им — без разницы.— Как разберемся, если каждый раз, когда у нас об этом разговор заходит, ты отказываешься обсуждать? И уходишь от проблемы, раздавая обещания, которые, оказывается, не собираешься выполнять, или просто “закрывая” тему?— — Я не могу тебе сказать точные сроки. И прошу понимания в этом! Что сложного, Потерпи!— Год, два? Десять? Сколько? — хмыкнула она с иронией.— Столько, сколько надо будет, — с тем же гневом в ответ, бросил он. — Ты — моя жена, все-таки!— Это я помню! — крикнула Виктория. — Об этом ты не забываешь говорить постоянно! На это давишь, а от ответов уходишь!И тут она остановилась. Замерла посреди крика, не дав и ему ответить с гневом. Подняла руки, словно призывая его притормозить. Глубоко вдохнула. Выдохнула.—Виктория… — начал он, но девушка покачала головой, все еще держа ладони перед собой.Словно отгораживалась от него. Отступила. Он позволил.— Подожди. Я не хочу кричать, — она очень старалась успокоиться. — Я услышала тебя. И поняла то, что ты предлагаешь. Выбор, который мне даешь. Ты не можешь ничего изменить, или не очень хочешь, не суть важно в этот момент. Ты даже говорить со мной об этом не желаешь, не считая необходимым. Хорошо. — Положила руку ему на грудь, вновь не позволяя себя прервать.— Нет, Максим. Я все поняла, правда. Ты говорил, когда-то, что это мои тараканы и проблемы. Хорошо, и мне их самой, похоже, решать придется. Никак без этого. Терпеть я сейчас не могу. Я не понимаю, зачем и для чего, и даст ли что-то это терпение? Или, наоборот, просто сделает для тебя мои просьбы и принципы еще более несущественными? — она растерла лицо. — Но… Значит, что? Остается уйти, так? Ты так мне предложил?Она почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза.! Так хотелось снизить градус и спокойно все решить. А никак у них это не выходит. Все время обвиняют друг на друга, стоит этого вопроса коснуться.— Я не могу сейчас ничего тебе сказать или пообещать. Не могу понять, что делать с этим и как решить вопрос, понимаешь? Для меня — это важно, это краеугольное. А для тебя — мелочь. И такие мои проблемы — тебя не касаются, так ты говорил? Мне нужен перерыв. Я хочу понять, разобраться, хоть как-то…— Я не дам тебе развод! Не надейся! Ты — моя! — произнес он холодным тоном.Она его обидела. НЕ хотела. Но и не представляла, как иначе это сказать.—Я пока не хочу развода! — ответила она в ответ. Обхватила себя руками. Посмотрела на него с болью. — Я люблю тебя больше, чем когда-либо кого-то любила. Но я тоже человек, у меня есть какие-то свои представления о мире, свои принципы, своя оценка ситуаций. Я не могу просто раствориться в тебе и стать никем, из-за страха тебя обидеть. Да и ты… Разве ты такую меня встретил и полюбил? Безвольную личность, не способную сформулировать свое отношение к жизни? Я же говорила, с самого начала предупреждала, со мной трудно. Я не могу голову выключить по просьбе, или успокоить свою совесть. Мне без тебя будет очень трудно. Невыносимо. Я знаю уже. Но это твой вариант. Ты предложил — я выбрала.Она отступила от него еще на шаг, не вслушиваясь в мат, который он бормотал сквозь зубы. Отошла назад, отвернулась, ощущая физическую боль от того, что в его глазах видела. Но не лгала ему: не могла просто взять и все в себе сломать, тем более то, что определяло характер и личность. Несмотря на всю любовь к нему. НЕ уходила от него. Не пыталась брак разорвать, и не думала. Просто нуждалась в тишине и перерыве, чтобы разобраться…Он подскочил сзади и ухватил ее за плечи. Снова на себя дернул.— Виктория, я психанул просто. Забудь ты то, что сказал. Просто поедем, давай. Знаешь же, что мы все равно не выдержи порознь. Оба. — Опустил голову, прижавшись ртом к ее шее, жадно прикусывая кожу.— Знаю. И даже не пытаюсь снова проверить. — Зажмурилась. — Но и раз за разом биться об одни грабли — не могу.Она всхлипнула, все-таки, прикусила губу, стараясь с собой совладать. Уже жарко было. Но не приходило в голову кофту снять, мозги, вообще, отключились. Осталась боль, отчаяние и то самое ощущение безысходности. Потому что никакого варианта решения не приходило в голову. Они говорили, вроде бы. Снова и снова повторяли одно и тоже. Выговаривали те же самые слова, а диалога не было. Каждый говорил о своем. И даже ее попытка отрешиться и не думать об этом, не принесла результата. Невозможно закрыть глаза и делать вид, что проблемы нет. Ее решать надо. А никто из них не готов, похоже.Наклонилась, прижалась губами к его пальцам, сжимающим ее плечо. После чего осторожно высвободилась из этого захвата. Посмотрела через плечо на Максима, по губам читая, о чем он сейчас ругался в уме.— Извини, — прошептала с той же болью и виной, от которой и не думала отрекаться. — Ты знаешь, где я могу быть, любимый, — еще раз поцеловала его ладонь, за которую ее пальцы держались, словно по своей воле, в обход сознания.И отпустила.Отошла.В этот раз Морозов её не задерживал. Возможно потому, что понимал — она в чем-то права. Но он пока еще не был готов решать проблему совместно.