16. Попытка вспомнить (1/1)

Йо хлопает себя по лбу, в то время как Милли стыдливо втягивает голову в плечи. Конечно, это не совсем та реакция, которой она ожидала на свое появление рядом с Хао, но и этот жест красноречиво показал, каким глупым котенком тогда она была. Вместе с Анной, которых все пытались вытащить, да только они вязли все больше.—?Я понимаю Анну с ее ненавистью к Хао,?— начинает он медленно. —?Понимаю Эну и ее желание оградить Анну от необдуманного поступка. Даже понимаю Мэй, которая?— пусть и почти не участвовала в вашей жизни?— старалась все эти годы сохранить контроль над семьей и, в частности, над вами. Но ты… —?он оборачивается к ней, заглядывая в алые глаза. —?Зачем туда полезла ты?Такой теплый, но такой пронзительный, проникающий под кожу, взгляд. Милли ощущает его на себе почти физически и передергивает плечами, впиваясь в них пальцами и отводя глаза. Былой запал и попытка съехать на шутку пропадают, оставляя после себя только горечь и обиду за саму себя.—?Тогда мне казалось это разумным?— я пыталась найти ответы на вопросы, познать его мотивы, однако,?— она запинается, поджимая губы. —?Все пошло не так, как хотелось бы.—?Что произошло? —?Йо хмурится, едва касаясь до нее рукой, но Милли не отвечает.Только поднимает на него взгляд, полный сожаления и нескончаемой боли, заставляющий задаться лишь одним вопросом.Неужели, они проиграли? ***—?Так, а теперь зажми средним пальцем третью и указательным?— четвертую струну, и если получившийся звук можно охарактеризовать как ?брым?, то у тебя получилось правильно,?— Оксфорд, сидящий с ногами на кровати в комнате Анны, демонстрирует ?правильное брым? и выжидающе смотрит на Киояму.В руках у каждого?— по гитаре, однако, что дается ему одной рукой, у нее не получается и двумя. Она пыжится, едва ли не вывихивая пальцы, пытаясь расположить руку так, чтобы не сломать ее, но в итоге рыкает от безысходности.Не ее это, и никакая красивая гитара, никакие уроки с Оксфордом не докажут обратное.Почему вообще ее обучает он, если идея всецело принадлежит Сенсори?—?Не отвлекайся,?— когда она задает этот вопрос вслух, он лишь качает головой, вновь повторяя необходимый звук и морщась от того, как твердое ?брым? мутирует с ее подачи в писклявое ?брян?. —?Будто кто-то при смерти, и ты решила его добить.Она сверкает злобным взглядом, а он примирительно поднимает руки.—?Не бей меня. У нас всего неделя, чтобы обучить тебя базовому набору аккордов, при этом еще заучив необходимую песню. Хорошо, а теперь…—?Почему бы сразу не разучить необходимую песню?—?Ты серьезно хочешь приступить к этой жести, не зная основ? —?и пока она не начала вновь ругаться, он выставляет пальцы на грифе, и гитара издает плавный звук. —?Попытайся мизинцем захватить первую струну и вновь ударить.—?Ку-ку,?— в приоткрытую дверь проглядывает Милли. —?Анна, можно ограбить тебя на кофту?—?Вал… —?она не успевает договорить, как уже видит рыжую гриву возле своего шкафа. Фыркает, закатывая глаза, и понимает, что даже такое секундное отвлечение бесценно для нервов и целостности чьего-то черепа.—?Как играется? —?куда-то в глубь полки интересуется Милли, а Анна рыкает. Даже она о том же.—?Потихоньку,?— криво лыбится Оксфорд, тихо наигрывая мотив.—??Потихоньку?? Если твое ?потихоньку? равняется ?по аккорду в час?, то да?— потихоньку,?— она хватается за гриф, сжимая его до жжения в подушечках пальцев. —?Потому что я не понимаю, как люди вообще с этим работают, как могут издавать какие-то звуки, ведь эта чертова хреновина как адронный коллайдер?— где-то не так зажмешь, прижмешь, и весь аккорд придется сыграть заново! Черт! —?она психует, скидывая гитару на колени Оксфорда. —?Забери ее от меня, иначе вместо барре я сразу перейду к тому моменту, когда рок-звезда разбивает гитару об пол!И когда Оксфорд аккуратно откладывает синюю акустическую гитару, она встает на ноги, вытягиваясь струной в позвоночнике и жмурясь. Мозг кипит и отчаянно просит о перерыве уже десять минут?— целых десять минут Ада! —?но она все пытается сделать вид, что может отличить, не глядя, третью от четвертой струны, подцепить нужную и при этом не сыграть какой-то бред.А ведь через неделю им уже выступать.—?Почему Сенс подал заявку именно на этот конкурс? В Токио проводится масса таких же, но чуть позже. А при учете того, что треть группы не была знакома с гитарой вплоть до сегодняшнего утра, время?— для нас очень важный фактор.—?Этот проводится при содействии нашей школы. И директор сказал, что если победит кто-то из наших учеников, то он посопутвтует открытию кружка без бумажной волокиты и тех трудностей, с которыми сталкиваются обычные энтузиасты. А это?— просто джек-пот для Сенсори, ведь он об этом мечтает уже который год, да все никак. А тут уже и выпуск на носу. Поэтому ?либо через неделю?— либо никогда?.—?Ну и черт бы с ним! Мы-то тут при чем?—?А мы?— группа поддержки, а также его аккорды и барабаны. Он умеет только в мелодии и песни, в остальном же ему нужна помощь.—?А губу закатать ему помощь не нужна? —?она рыкает, взмахивая рукой. —?Поддержка, черт ее дери. Не мог сначала посоветоваться, прежде чем совершать необдуманные поступки?—?Иногда я задаюсь тем же вопросом,?— тихо буркает под нос Милли, на что испепеляющий взгляд впивается едва ли не физически в ее затылок.—?Ты что-то искала? —?Анна щурится, чувствуя, как сестра ее только подогревает до температуры истерики подобными фразами и ?тонкими? намеками. —?Нашла?—?Не-а,?— легко отбивает та, перекладывая кофты из стопки в стопку.—?Вот и не отвлекайся,?— фыркает Киояма, но спустя минуту выдыхает, понимая, что готова зацепиться и за эти слова Милли, развернуть целый скандал?— сделать все, лишь бы не пытаться вновь удержать гриф в правильном положении.Она усаживается на край кровати, обреченно опуская голову.—?Может, гитара?— это просто не мое? Я, конечно, понимаю, что это звучит как отмазка, но я без психа не могу даже обычный аккорд сыграть?— что-то да пойдет не так,?— она с надеждой переводит взгляд на Оксфорда, но тот пожимает плечами, вспоминая свои первые попытки сразу же сыграть как гитарист-профессионал.—?Разумеется, все дается не сразу. И я психовал, истерил, пытался бросить практику, но все же возобновлял попытки, радуясь каждому сыгранному правильно аккорду. Слегка угнетает, что у нас всего лишь неделя, но разве не трудности обычно тебя подстегивают к тому, чтобы их преодолеть? В танцах ты вдохновляешься только так.—?Танцы это другое. К танцам лежит душа?— я это чувствую, и каждый раз, когда удается преодолеть препятствие, я буду воспаряю, появляется ощущение, что могу свернуть горы. А здесь же,?— она кивает на гитару. —?Что бесцельно трачу и свои, и твои нервы.—?Так почему бы вам просто не исключить гитару и не добавить фортепиано? —?подает голос Милли, прикладывая к груди кофточку небесно-голубого цвета и тут же ее откладывая обратно.—?Фортепиано? —?спрашивают одновременно Оксфорд и Анна.—?Да, ведь ты на нем играла,?— Милли пожимает плечами невозмутимо, но тут же замирает в осознании. – Раньше. В детстве наши родители обучали вас игре на музыкальных инструментах. Мама занималась с Ниной на скрипке, которой она владела едва ли не виртуозно для своего возраста, а с тобой,?— она переводит теплый взгляд на Анну. —?Отец занимался на фортепиано.—?И ты думаешь,?— с тихим фырканьем она отбрасывает попытки вспомнить что-либо из прошлого. —?Что если я засяду за клавиши, то сразу вспомню, как играть?—?Мышечная память работает немного не так, как долговременная. И зачастую люди, столкнувшиеся с амнезией, чтобы вспомнить собственное имя, просто расписываются на листке бумаге,?— Оксфорд пожимает плечами. —?По крайней мере, в сериалах это так работает.—?Да, но мы не в сериале.—?Но вдруг это поможет тебе вспомнить хоть что-то об игре или… отце? —?Милли кладет руку на плечо к Оксфорду, склоняясь к его уху. —?Мой тебе совет: найди ей фортепиано.—?Не надо мне ничего искать,?— категорично отрезает Анна, отворачиваясь и скрещивая руки на груди в раздражении.Милли удивленно обменивается взглядом с Оксфордом.—?Иди,?— тихо произносит он, наблюдая за тем, как на мгновение потухают яркие глаза, и Милли, схватившая первую попавшуюся майку и пропискивая сдавленное ?Прости?, выходит из комнаты.—?Но ты же понимаешь… —?начинает он после недолгого молчания.—?Да, я знаю — она хочет помочь, и я ценю ее попытки, но… —?Анна опускает голову, вздыхая. —?Но нас бросили с Милли два года назад, и если с причинами матери я смирилась, то отец… он-то за что? Неужели, все было настолько ужасно, что отъезд был единственным выходом?Она поднимает на него глаза в надежде, что он сможет понять.Ситуация действительно непростая, и Анну можно понять?— она боится разочароваться до конца в оставивших ее родителях, их браке, который не оправдал ничьих надежд; боится узнать, что все эти годы была нелюбимым ребенком, и что однажды, столкнувшись с Эной, родители сбросили все обязанности на неизвестного духа, начав жизнь с чистого листа.—?Я не могу понять поступка твоих родителей, однако неужели ты предпочтешь незнание попытке узнать хоть что-то, что поможет тебе с ответом? —?ее зрачки на мгновение расширяются. Он явно говорит не то, что она хочет услышать. —?Возможно, то, что я сейчас скажу, покажется тебе ужасным, но не лучше ли узнать, что твой отец, как и твоя мать, разочаровались в собственном браке, нежели заведомо напрасно надеяться на то, что они вдруг объявятся в твоей жизни?Он чувствует, как ее берет дрожь, и придерживает за плечи.—?Да, родители?— важная составляющая жизни каждого ребенка, но, поверь, без них можно прожить,?— он на мгновение опускает глаза, подбирая слова. —?Мои родители не занимались моим воспитанием?— с семи лет я был предоставлен самому себе, и все то, что я умею: играть, рисовать, немного петь?— это следствие моих попыток забить пустоту, окружающую меня перманентно. У меня был только Сенс и гувернантка, которой, если заплатишь двадцатку, станет на несколько часов на тебя наплевать. И смотря на себя сейчас я понимаю, что хорошо, что предки не спохватились вовремя.—?Было одиноко, да, тяжело, но я справился,?— продолжает он после недолгого молчания. —?И справишься и ты, потому что ты всегда была и будешь сильнее морально: этих невзгод, некоторых трудностей, сильнее большинства людей на планете. Ты потрясающая,?— она приоткрывает рот, чтобы возразить, но пальцы впиваются сильнее в плечи. —?И что бы ни случилось, знай?— с тобой всегда будет рядом Эна, Милли, Сенс. С тобой всегда буду я. Анна выдыхает в улыбке, опуская голову.—?Вдохновляюще,?— прячет подрагивающие уголки губ, прячет мысли о страхе и сомнениях. Сжимает руки в кулаках, понимая, что Оксфорд в каком-то смысле прав, и всю жизнь мучиться вопросами о том, не стала ли она причиной раскола брака родителей, было бы глупо. А поэтому… —?Есть идеи, где найти фортепиано?Оксфорд усмехается, выпуская Анну.—?Как раз вспомнил об одном.***—?Когда-то давно в нашей академии пожилая пара давала уроки балета,?— Оксфорд, бренча бесконечной связкой ключей, открывает двустворчатую дверь и пропускает Анну в полумрак давно опустевшей комнаты. —?Миссис Харди, в прошлом известная балерина, обучала юных девочек различным плие и фуэте, а мистер Харди играл им на фортепиано.Он щелкает пыльным переключателем, освещая комнату с бесконечным количеством зеркал, обрамленную по периметру барре?— необходимой балеринам стойкой?— и подходит к музыкальному инструменту, стоящему в самом углу танцевального зала. Улыбка наполняется ностальгической теплотой, когда он вспоминает, какими добродушными были старики, позволяя ему, очарованному одиннадцатилетнему мальчишке, наблюдать за красотой и грацией начинающих балерин.Он закусывает губу, когда Анна оборачивается к нему с вопросом о том, почему уроков не дают и сейчас, и качает головой, касаясь пыльного фортепиано, блеск которого не пропал со временем.—?Миссис Харди скончалась от рака два года назад, и нетрудно догадаться, что мистер Харди не смог вернуться туда, где все напоминало о покойной жене. Он подарил свой инструмент академии, поблагодарил за все и уехал в штаты. И даже спустя два года мы не смогли найти учителя балета, по уровню равного со Сюзан Харди, и поэтому комната не использовалась. До этих пор,?— он наблюдает за тем, как Анна восхищенным взглядом осматривает зеркала, потолок, украшенный росписью и лепниной, в углах поблескивающий серебряной паутиной, и обращается к нему с улыбкой.—?Как тебе дали ключи? —?она щурится, пытаясь словить его на лживой отмазке, но тот лишь простодушно пожимает плечами.—?А почему мне их могли не дать? —?ответный вопрос, и ее брови ползут вверх. —?Неужели, ты никогда не задумывалась о том, как я, немногим старше остальных учеников, попал на скамью жюри при отборе новичков?—?Опыт? Ты же сам говорил, что обучаешься здесь на протяжении нескольких лет.—?Так-то да, но нет. Как называется наша академия?—??Танцевальная академия имени Мартина Поджа?,?— она хмурится, не понимая, к чему эти вопросы, но он, улыбаясь, подходит к ней ближе.—?Так вот, Оксфорд Подж, очень приятно,?— он протягивает ей ладонь, которую она неосознанно пожимает. —?Спустя два месяца наконец познакомились. Удивительно, что ты не обращала на это внимание раньше.—?Я и на Эну-то не всегда реагирую,?— она фыркает, касаясь взглядом фортепиано и замирая в напряжении. Тяжелый вздох срывается с губ, что после поджимаются. Она опускает взгляд, не зная, как начать, но он все понимает без слов.—?Ладно, ты тут устраивайся, как тебе удобнее, а я подожду в коридоре,?— он указывает большим пальцем себе за плечо, медленно отходя к выходу. —?Если что?— зови.—?Спасибо,?— за ним закрывается дверь, и Анна сжимает ладони в кулаки, прогоняя с усилием страх, и осторожной поступью подходит к фортепиано?— последней надежде вспомнить что-либо об отце, и опускается на табуретку.Она смахивает пыль с лакированной крышки, аккуратно поднимает ее, поражаясь красоте ручной работы, и рассматривает черно-белые клавиши, над одной из которых рука замирает.—?Что ж,?— голос слабо дрожит. Она не знает, к чему придет, но отступать уже поздно. —?Понеслась.И под пальцами рождается звонкость ?си?.***Когда из зала доносится первая нота, Оксфорд вздрагивает, перекладывая сигарету, что зажал между губ, за ухо, и оседает по стене вниз. Тяжелый вздох, горькая усмешка. Он потирает пальцами виски, все еще ощущая на их кончиках нежность девичьей кожи и ее мелкую дрожь.Прошло не больше получаса с тех пор, как они отложили необходимые тренировки и направились в академию, ухватившись за соломинку, но Оксфорд не мог иначе. Он считал себя виноватым?— из-за него Анна потеряла память.И пусть сколько угодно она доказывает ему обратное, он все равно знает, что будь чуточку опытнее, то все прошло бы нормально: Анна помнила бы родителей, собственную сестру.Не смотрела бы на него так, как в комнате.В ее взгляде не было бы той беззащитности и слабости, незнания и невозможности предположения того, что было, что осталось за кадром исчезнувшего.Она бы не дрожала, не чувствовала, как колени ее подгибаются. Не была бы обескуражена, когда Милли произносит ту или иную вещь, не завидовала бы втайне тому, что младшая сестра, пусть и не все, но все же помнит?— действительно помнит прошлое, а не предполагает его.Да, она сильная, она справится и переживет это, но… переживет ли это он? Нескончаемое чувство вины перед подругой и осознание, что возможно никогда память не восстановится на все сто процентов?— что она все же не будет помнить чего-то, что было ей особенно важно.Он прикладывает холодные руки к лицу, с нажимом проводя по нему… пока одинокая нота не растягивается в простенькую мелодию, заставляя вздрогнуть.Зрачки Оксфорда расширяются, а в груди поднимается буря эмоций, от которых становится одновременно опьяняюще хорошо и невозможно.—?Она смогла! —?и смесь из восторга и удивления осветляют душу, заставляя понять, что если она вспомнила это, то сможет вспомнить и остальное. И он в этом ей поможет. Во что бы то ни стало.***Ее радость и восхищения отражаются в искристой улыбке. Глаза наливаются теплотой от того, что тело все еще помнит клавиши, их сочетание, созвучие. Анна не может нарадоваться, не вздохнуть рвано от того, как пальцы ее скользят по черно-белым клавишам, издавая такую забытую, но отчего-то родную мелодию, пока…Рука, перебирая ноты с ?до?, не останавливается вдруг на ?ля?, и мелодичный звук не отдает по ушам, всколыхивая то, чего она так боялась и чего втайне ждала.—?Ох, опять!?— она видит свои ладошки слишком крошечными для такой большой клавиатуры, а мизинец, метивший на ?ля?, вдруг до него не дотягивается, обрывая мелодию на фальшивой ?соль?. По-детски дует губы, силясь пнуть неподдающийся инструмент, но находит свои ножки необычайно маленькими, не достающими даже до пола.—?Не расстраивайся,?— мягкий голос слева доводит до дрожи. Она поднимает глаза и понимает, что маленькими стали не только пальцы и ноги, но и она сама?— вся маленькая, вырвавшаяся из джинс и майки, сидевшая в рюшчатом платье, от которого отчаянно тошнило, но на котором во время тренировок настаивал…—?Отец,?— проговаривает она.—?Не у всех получается секста с первого же раза?— твои пальцы необходимо тренировать, и тогда переход от ?до? и выше по нотам будет даваться легче,?— она видит бесконечную доброту в его синих глазах, ощущая, как аккуратно ее поглаживают по макушке, а вместо того, чтобы обнять, лишь кривится.—?Да, но в моем возрасте Нина добилась большего,?— до нее долетают энергичные звуки скрипки, и чувство белой зависти, перемешку с гордостью за сестру, опустошают грудь рваным выдохом. Она дуется, скрещивая руки на груди, чем вызывает теплую улыбку.—?Но вспомни, сколько она занималась со скрипкой, сколько раз отказывалась от прогулок с ребятами, отдавая предпочтение занятиям. Упорные тренировки?— залог хорошей игры, и ты должна понимать, что без постоянного совершенствования, даже у самого талантливого человека в мире, ничего не получится. —?То есть, если я буду хорошо практиковаться, то рано или поздно стану играть на фортепиано, как Нина?— на скрипке??— она не замечает, как игра скрипки заканчивается, полностью поглощенная словами отца. Ее глаза сияют надеждой, от которой высокий мужчина не может не обнять ее. Трепетно, нежно, горячо любимую дочь. —?Даже лучше. Я верю, что у тебя все получится,?— он целует ее в висок, оборачиваясь на раскрывшуюся дверь и улыбаясь вошедшей жене и девочке, точной копии самой Анны.—?Получится что??— ее собственное отражение сжимает в руках скрипку из темного дуба и смычок, смотрит немного отстраненно, но это ее тело будто бы не волнует?— Анна отрывается против воли, будто по наитию, и подбегает к ней, обнимая.—?Сыграть с тобой на пару!?— срывается с ее губ, в то время как внутри Анны все переворачивается, грудь наполняется облегченностью и защищенностью, когда чужие руки обнимают в ответ. Сердце начинает стучать быстрее, а дыхание сбивается. Волнение прокатывается от самых кончиков пальцев до макушки, покрывая тело мурашками и заставляя приятно поежиться.Она инстинктивно обнимает крепче, кладет подбородок на чужое плечо и жмурится. Выдыхает, когда легкие начинает покалывать, а до ушей доносится тихое фырканье.—?Ты как обычно,?— но она не реагирует на колкость. Отстраняется, оборачиваясь на мать?— светло-рыжую женщину в бежевом платье, подвинувшую отца на маленькой скамеечке, и улыбающуюся только им двоим, тянущую к ним обеим руки.Они подходят ближе и в нос ударяет запах ландышей?— легкий-легкий, почти невесомый.Анна прикрывает глаза, пытаясь запомнить его, но все попытки проваливаются?— он ускользает от нее. Немного расстроенная, она чувствует, как ее усаживают на острые коленки и обнимают за пояс. Сухой, но нежный поцелуй печатается на щеке, выбивая из головы все мысли и оставляя лишь трепетное чувство и четкое осознание одного.Сестра ее любила.Как и отец с матерью. ***Анна влетает в комнату, не замечая, как вздрагивает Эна, оборачиваясь на нее, как слетают с полок какие-то журналы и книги. Она лишь тяжело дышит, безумным взглядом цепляясь за что-угодно, что сможет ее спасти от этого душераздирающего чувства, этой отравы, яда.От этого предательства. —?Анна, что…? —?они сталкиваются взглядами, и вопрос Эны обрывается. Вместо него повисают ужас и постепенное осознание того, что Анна могла вспомнить то, что ей нельзя было вспоминать, а она не проконтролировала.Рык. Резким движением Анна сбрасывает с кровати книжку по гитаре, хватается за гриф, готовая поломать, разорвать, уничтожить.—?Анна… —?тихий, испуганный шепот хранителя. Но она не слышит.Не может услышать. Не может вздохнуть, сдавливаемая со всех сторон обрывками воспоминаний, силуэтов и оброненных невзначай слов.Хрипит.Подготовленная к самому ужасному, она не была готова вспомнить наиболее возможное?— ласку и заботу, в которых не угадывалось бы ни предательство, ни ложь.Теплое чувство, благоговение, растекающееся по груди в академии, мутирует в отвращение, обжигающей пустые легкие. Оно оседает тяжелым грузом, перекрывая доступ к кислороду. Оно хватает ее за горло, сдавливая и раздирая изнутри, заставляя сгорать от желания закричать?— протяжно, по-животному громко, истошно.Ее зрачки расширены, а в них горит безумный блеск.Ее тело дрожит, надламывается в резких движениях.Она хочет убежать, скрыться от всего, но понимает, что не может?— оно всегда будет рядом. Ее всегда будут преследовать они?— предатели, обещавшие никогда не бросать, всегда любить. Она всегда их будет помнить. Всегда будет умирать от осознания, что даже родные и близкие могут бросить, оставить на произвол судьбы.Просто потому. Струны впиваются в пальцы, забираются под ногти, но даже это неприятное ощущение?— ничто в сравнении с бурей, ураганом, творящимся в ее груди, разрывающим клетку ребер.Анна сипит, безумным взглядом впиваясь в синюю аккуратную гитару, и резко опускается на пол, распахивает упавшую книжонку, даже не вчитываясь. Проходится скрюченными пальцами по страницам, острыми ногтями царапает напечатанные слова, решая для себя, что если не сможет забыть, то заставит, вытеснит из себя воспоминания.Она будет заниматься. Она будет играть.Пока пальцы не сотрутся в кровь.Пока из головы не вылетит одна-единственная мысль, убивающая тело, терзающая сознание, о том, что…Лучше бы они ее никогда не любили.