6. Эна (1/1)

Когда маленькому Йо Милли говорит, что ее увозят обратно в Аомори?— в родной город?— он невольно тянет к малышке руки, обнимает крепко и не желает расставаться с хорошим другом. Он капризничает, пытается уговорить немного дерганную Линдси, чтобы ее оставили на попечение его бабушки и дедушки, как и Анну недавно, но та не слушает, еще больше вздрагивая на имени средней из дочерей.Когда наступает время прощаться, он вновь сжимает Милли в объятиях, шепча на ухо такое трепетное: ?Я тебя не забуду??— и видит, как она улыбается сквозь слезы.Когда мимо него проходит хмурая Анна, он заминается, краснея. Йо не знает, что ей сказать, и неловко протягивает ладонь, которую она игнорирует. Анна что-то бурчит, удерживая одной рукой другую, и, не дожидаясь реакции на вопрос, который он не расслышал, отходит к машине.Тогда он был маленьким и наивным, многое не замечал. Однако сейчас… сейчас Йо замечает все то, что ранее было недоступно неокрепшему уму.Он видит, как натянуто выглядит улыбка Линдси, заключившей договор с демоном на жизнь второй своей дочери. Как она пытается отвлечься от дурных предчувствий и навязчивых мыслей, как думает, что, отгородив семью, сможет ее спасти и поэтому заставляет ее переехать.Он видит, как с его губ срывается обещание, которое не сбывается. Он понимает, что забыл, однако не винит себя. Йо был ребенком.Он видит также то, как дрожат руки маленькой Анны, когда он протягивает ей ладонь. Как она силится не пожать ее в ответ, а тонкие пальцы впиваются в плечо. В страхе.Ее глаза печальные и темные. Она переминается с ноги на ногу, и с губ слетает вопрос, который он может различить только сейчас.—?Ты же поможешь? —?столько надежды, столько боли в голосе. И никакой реакции от него, маленького и глупого.Его кулаки сжимаются, а сам он видит, как кривится заострившееся лицо повзрослевшей Анны, как подушечками пальцев она ощупывает ключицы и ногтями цепляется за выпирающие косточки.Она чувствует, как. Что-то. Движется. В ней.И старается всеми силами этого не показывать, старается не отвлекаться от ментального блокирования собственного сознания. Ведь учитель Кино сказала, что так ей будет лучше, легче. А учителя Кино она привыкла слушаться.Холодное стекло остужает горячий лоб. Анна закрывает глаза, надеясь, что во сне барьер не спадет.—?Анна? —?Линдси садится на место водителя, не с первого раза попадая языком ремня безопасности в замок. Мычание ей в ответ?— малышка не спит. —?Ты же помнишь, что через пару дней у тебя день рождения?Анна лишь потирает устало глаза, поджимая губы. Хочет сказать, что не у нее одной, но молчит.—?Да,?— Линдси впивается в руль крепче, выезжает на дорогу нарочито медленно, пропуская мужа на второй машине вперед.—?Отлично,?— голос дрожит. Она высматривает малышку через водительское зеркало. Ноль эмоций. —?Я приготовила тебе подарок. ***Вместе с радостными поздравлениями, милыми подарками и широкими улыбками семьи, Анна получает в свой день рождения две вещи: небольшой золотой медальон и слова матери о том, что ей и всем остальным придется уехать на неопределенное время.У мамы тренировки, медитации, у отца?— работа и вечные командировки. Аску?— старшую сестру?— несмотря на юный возраст, пригласили в модельное агентство, и ?ничто не может ей помешать на пути к величию?. Саталина?— вторая по возрасту?— отправляется в школу-интернат где-то заграницей. Ее успехи в точных науках поразили всех учителей и директора, а поэтому предложение пройти обучение и практику в лучшем заведении Финляндии не заставило себя ждать. Как и положительный ответ.Единственная кто остается с ней?— Милли, к которой Анна не испытывает ничего. Абсолютно ничего. Ни злости, ни радости?— ей все равно, есть младшая сестра в комнате или ее расщепило где-то на пороге. Полное безразличие.И если к той же Аске и Сатти она испытывает хоть какие-то теплые чувства, то пустоту в сторону Милли Анна объяснить не может. Как и то, что младшая сестра все еще предпринимает отчаянные попытки сблизиться: то ли от того, что им предстоит разделить один огромный дом на двоих, то ли из простой вежливости и уважения к родителям.Сестры же?— как иначе?Всякий раз, когда Анна проходит по коридору, именно Милли пытается вывести ее на разговор, здоровается. Учтивая, вежливая. Терпимая к безразличию.Да, ее ручонки опускаются всякий раз, когда из реакции?— только скептичный взгляд. Да, ее глаза наполняются слезами, а сама она тихо всхлипывает от непонимания, зарываясь носом в плюшевого мишку?— подарок Йо. Все ?да?, но на следующий день она продолжает пытаться вновь.Ведь они же сестры. Как иначе? И даже сейчас, когда в руках Анны сжимается медальон, а в ушах так и стоит ругань родителей за дверью, она видит эти блестящие красные глаза, горящие надеждой на что-то, что, кажется, уже давно в самой Милли потухло. И от этого еще тошнотворнее.Она уворачивается от тянущихся к ней рук, и с тихим фырканьем направляется к себе в комнату, не замечая, не желая замечать, как опускается на колени Милли и как горькие слезы скатываются по круглому лицу некогда веселой малышки.—?Почему все не могут просто взять и посидеть хотя бы чуточку ровно на месте? —?усталый выдох, Анна закрывает дверь комнаты, погружаясь в полумрак и легкую свежесть от настежь открытого окна. —?Почему всем и сразу вдруг понадобилось уехать? Дела, работа, учеба… почему обо мне думают только в мой собственный день рождения, оставляя в назидание еще и прилипалу-сестру?Она откидывает медальон на матрас и проводит с нажимом руками по лицу. В груди вновь ноет, отчего дыхание сбивается, а на выдохе слышится хрип.—?Эй, детка, полегче так с медальоном?— это тебе не простая игрушка,?— раздается голос вдруг в тиши, сотрясая холодом все вокруг.—?Они уже взрослые, дорогой, и они справятся,?— Линдси раздражается всякий раз, когда муж тычет в ее собственные ошибки и неспособность здраво оценить ситуацию. А она такова, что халатность воспитания всецело измеряется необходимостью покинуть дом, оставив двух несовершеннолетних девочек на собственное попечение.И он был прав, когда заявил, что она совершает ошибку. Да?— как и тысячи других, в которых она не в силах сознаться. И от этого бессилие и раздражение только возрастают.Она сама себе на уме, и его это бесит. А когда бесится он, бесится и она.—?Ты хотя бы понимаешь, что если вновь объявится Хао, то ни тебя, ни меня с ними рядом не будет. И тогда мы лишимся еще двух дочерей разом! —?резонный аргумент пропускается мимо ушей.—?Он не появится, а даже если и так, то они будут под присмотром,?— ее голос дрожит в горле. Она все еще не уверена в правильности своего решения относительно нее.—?О чем ты го… —?вопрос прерывает крик, полный ужаса, со второго этажа. —?Анна!Срываются с места, по лестнице вверх. Линдси распахивает вторую дверь слева и вздрагивает, когда видит Анну на полу и рядом с ней ее.Сколько бы Линдси себя ни готовила к тому, что уже ничего не исправить, и у Анны теперь новый дух-хранитель в ее лице, она пугается вновь. Уж слишком скалится она, смотря на девочку перед собой?— как на очередную жертву?— впивается взглядом, изучает, присматривается.Глаза цвета индиго обращаются к ним, и тонкие губы растягиваются в ухмылке. Девушка ведет плечом и делает умиленное лицо, приподнимая брови. Сама язва, сама насмешка.—?А вот и родители,?— ее голос проникает под корку мозга, остужает кровь и замедляет секунды. Она будто бы шипит на выдохе. —?Линдси, неужели ты не объяснила своей дочери, как положено обращаться с моим медальоном?—?С ?ее медальоном?? —?Анна оборачивается к застывшей матери. —?Что это значит?Женщина сглатывает, понимая, что больше она не сможет оттягивать этот разговор.—?Анна, я должна тебе представить твоего нового духа-хранителя…—?Эна,?— представляется дух за нее, наклоняясь к шокированной Анне, и протягивает руку. —?Не скажу, что приятно, но все же.Анна моргает несколько раз, прежде чем осознание картины доходит до нее полностью.—?Что?..***Истерики на тему ?Почему ты оставляешь на моей шее младшую сестру и неизвестного духа?? так и не случилось?— как того ни хотела Анна, ей пришлось лишь смотреть с открытым ртом на то, как активно собирается мать на ?неожиданные срочные дела?, попутно укладывая вещи остальных членов семьи.Она хлопает дверцей, мимолетно целуя дочь в лоб, и тут же дает по газам, будто бы сбегая.И непонятным остается одно: от кого именно?— от Анны, на которую Линдси так и не посмотрела ни разу, или же от Эны, на которую то и дело эти самые взгляды обращались?Линдси дергалась всякий раз, когда ее глаза цеплялись за бледную кожу и выпирающие ключицы, за тонкие пальцы с черными ногтями, манерно накручивающие темные короткие пряди. И передергивала плечами, когда насмешливый взгляд из-под косой челки впивался куда-то в позвоночник с явной садисткой мыслью о том, что случится, если вдруг неожиданно дернуть несколько позвонков.Эна была едва ли выше Линдси и обладала хорошей фигурой, забрызганной чем-то черным и склизким, не отсвечивающим и не отбрасывающим тени?— несколько раз Анна ловила себя на мысли о том, что будет, прикоснись к этим кляксам, целомудренно прикрывающим грудь. Но неожиданно Эна начинала усмехаться, как если бы могла читать мысли, и пальцы ее сжимались в кулаке.И без этой информации проживет.А тем временем в огромном доме Эна остается за старшую. —?Значит, так, девочки,?— хлопает она в ладоши, оборачиваясь от уезжающей машины к ним двоим. —?Ты,?— указывает пальцем на Милли. —?Идешь в свою комнату. Ты мне не нужна, а ты… —?быстрый оценивающий взгляд блуждает по Анне. —?Останешься со мной.—?Разве это не ты должна оставаться со мной? Твой медальон у меня, и поэтому… —?Анна прерывает протянутая вдруг рука. —?Что?—?Отдай его, кстати,?— пока не заслужила.—?Что это значит? —?длинные ногти царапают ее ладонь, забирая протянутое украшение.—?То и значит, малыш,?— нарочито манерный тон. —?Эта вещица достается людям достойным, и прежде чем получить ее, тебе надо это доказать. Посредством упорства, ловкости и силы, умений, и конечно же… выживаемости после усердных тренировок.—?С чего ты взяла, что я соглашусь принять тебя, как духа-хранителя? —?Анна скрещивает руки на груди, хмурясь.—?У тебя выбора нет?— я уже здесь. Ты хотела стать сильнее?— твоя мать нашла меня и попросила, чтобы я позаботилась о тебе и твоей нестабильности в этом мире. Я дам тебе невозможную силу и власть, потребую кое-что маленькое взамен и то, если ты выдержишь мои тренировки и психологический натиск. В противном случае ты помрешь раньше, чем успеешь дотронуться до медальона,?— Анна едва успевает следить за потоком ее слов. Такой он быстрый и немного заносчивый.—??Помру??—?Есть у меня свои издержки,?— качает головой из стороны в сторону Эна. —?Бывает, люди не справляются, хоть и мнят себя королями земли, надменные нарциссы. Твоя удача будет, если ты не такая же, и достойна носить его,?— меж пальцев повисает золотое украшение, в котором Анна ловит свое отражение.—?Здесь должна быть фраза о том, что ?чем больше сила, тем больше ответственность?, но я устала распинаться. Мое время стоит дорого, а поэтому предлагаю начать прямо сейчас,?— она хлопает себя по бедрам, и Анна готова поклясться, что нечто склизкое отделяется вместе с ее ладонями.—?Начать? Подожди, я не готова,?— она оглядывает небесного цвета платье?— рождественский подарок матери, надетый специально по случаю дня рождения, но Эна шикает, вдруг окрысившись и скрючив пальцы.—?Малыш,?— голос становится сухим, не предвещающим ничего хорошего. Настроение меняется, будто по щелчку. —?Я?— человек не особо терпеливый, не особо толерантный, да и вообще меня лучше не злить. Я люблю работать с подготовленными людьми, которые не просто хотят чего-то и сидят сложа лапки, а делают что-то. Сразу. И если вдруг они вопрошают ко мне, то рвутся в бой, а не продолжают ныть, что туфли жмут, да тушь может размазаться. Так что, будь добра?— утри сопли, и марш со мной!Ее голос крепчает в крике, и в каком-то мгновении Анна ловит себя сжавшейся в комок. Распрямляется в плечах, передергивая ими?— невольно закравшийся страх начинает отступать. Гордыня и нежелание прослыть нюней побеждают, и Эна это видит, усмехаясь.—?Я сильнее, чем ты думаешь,?— ее кулаки сжимаются, а в глазах впервые за долгое время загорается азарт.Она не проиграет, она докажет, что сильнее, что может завоевать какой-то кулончик, чтобы эта… хранитель не смотрела на нее так надменно больше никогда. И уж тем более не называла ?Малыш?.—?Надеюсь на это, иначе ты меня очень сильно разочаруешь,?— изначальный оскал выворачивается в другую сторону, давая понять, что если где-то ошибиться, то можно сильно напороться, но Анну это не страшит.Она же сильная. Ей нечего бояться, верно?—?Вижу, что возражений больше нет, а поэтому пошли,?— руки Анны касается лед пальцев духа, и мир вокруг теряет краски, погружается в темноту. Ее окружает черный дым, выбивающий из легких весь кислород и заставляющий голову кружиться.Тело облепляет склизкая жидкость, и Анна дергается, чтобы ее стряхнуть, но не получается?— она лишь быстрее расползается, поднимается к плечу, обхватывает шею. Душит.—?Что проис… —?ее голос сдавленный, едва слышимый. В ушах стоит стук бешено колотящегося сердца. Сквозь темноту и дым, слизь и грязь она пытается пробраться, пытается ощутить вторую ледяную руку вроде бы неосязаемого духа, но пальцами ловит лишь пустоту, а глазами?— дикий оскал и насмешливый взгляд.Эна пропадает?— на ее место приходит тьма. Страх сковывает, накрывает с головой, дурманит рассудок. Анна жмурится, пытаясь вдохнуть спертый воздух, и все замирает вокруг.—?…ходит? —?вопрос разрезает тишину. Глубокий вдох, и она кашляет, чувствуя, как легкие обжигает. Прохладный ветер треплет распущенные волосы, приподнимает края платья.Они явно уже не дома. Анна медленно открывает глаза, пораженно восклицая?— они переместились на окраину города, на один из холмов, поросший блеклой травой. Вокруг нет жилых домов?— только гаражи и покореженные временем здания, заброшки. Безлюдная тишина, прерывающаяся редким и размеренным стуком проезжающих неподалеку поездов.—?Как… как ты меня смогла переместить сюда? —?она оборачивается к Эне, растирая подрагивающие от холода плечи и немного морщась?— след от холодных рук на запястье неприятно жжет. —?Я думала, духи на такое не способны.—?Детка, ты очень многое не знаешь о духах и их силах,?— она качает головой, подходя ближе. —?Да тебе и не нужно?— у тебя есть я. Пока что.—?Зачем мы здесь?—?Как это? —?она спрашивает с наигранным интересом. —?Я хочу посмотреть, на что ты способна.—?Но я же сказала, что не готова. Мне необходимо переодеться,?— она отступает на шаг назад, но натыкается спиной на невидимую стену?— едва заметный серый дым окружает их, пресекая попытки побега.—?Думаешь, меня это волнует? —?Эна видит, как в ее темных глазах зарождается злость и сожаление, как тонкие пальцы цепляются за края платья. И лишь смеется этой наивности, устало выдыхая и… совершает выпад кулаком, целясь в висок.Анна успевает моргнуть и зажмуриться. Руки рефлекторно выставляют блок, и удар болезненным спазмом растекается по мышцам запястья вверх. Рваный выдох. Киояма понимает спустя секунду, что обычные духи проходят сквозь людей, как бы ни хотели причинить им боль. Они проникают в сознание?— да, но не могут нанести физический вред, не имея собственного тела.—?Ты…—?Хорошая реакция,?— ухмылка в мгновение выгибается в другую сторону. —?Однако недостаточно!Анна не успевает отреагировать, как второй удар приходится по носу, и она, теряя равновесие, скатывается кубарем по холму вниз. Трава пачкает светлое платье, ветки впиваются в кожу, разрывают ткань. Но это ерунда, в сравнении с жгучей болью, растекающейся по лицу. С привкусом стали во рту и запахом железа, едко въевшимся в носовые пазухи.Черные глаза полны агрессии, в то время как два фиолетовых искрятся азартом, готовым тут же замениться раздражением. Кулаки ее стиснуты, дрожат, а Эна возбужденно скалится.—?Что, даже не отомстишь?Тыльной стороной ладони Анна утирает багровую струйку крови, сплевывая несколько железистых капель на траву и, на пошатывающихся ногах, встает, понимая, что платье сохранить ей не удастся.Как и духу?— эту надменную ухмылочку.***—?Она… разбила ей нос??—?на выдохе спрашивает пораженный Йо, переводя взгляд на Милли. Нечто подобное не укладывалось в голове и не представлялось возможным, однако показанный фрагмент жизни доказывал обратное, вызывая волну неприязни к хранителю.Анне было всего одиннадцать. Она была маленькой девочкой, которая не так давно потеряла сестру; ее бросили родители, оставив на попечении младшую сестру, а тут еще и хранитель появился, что не принимал никаких возражений, отказов. За что ей это все?Конечно, смотря на нее сейчас,?— на нынешнюю Анну, которую он знал?— Йо понимает, что подобные тренировки?(если выжить на них, разумеется) закаляют и тело, и характер. Но ведь ко всему надо подходить со временем и терпением. Незачем гнать беззащитного ребенка на полигон.—?Поверь,?— голос Милли становится тише, а взгляд впивается в пейзаж, сменяющиеся на стены их коридора, —?тогда она разбила ей не только нос.Вопроса о том, что это значит, Йо не успевает задать, как звуки кряхтения и волочения чего-то тяжелого привлекают внимание.То?— медленно бредущая Эна, она с ненавистью опускает глаза и презрительно фыркает, сжимая одежду в кулаке сильнее, натягивая до треска.То?— Эна, что тащит маленькую Анну в бессознательном состоянии за шкирку, как маленького котенка. Не перемещая как в первый раз, не волнуясь о том, что на коленях и руках, где кожа соприкасается с асфальтом, уже проступает кровь и гематомы.Она сбрасывает девочку на пол и чертыхается, силясь не сплюнуть?— так кривится ее лицо, поджимаются губы, а взгляд сверкает нескрываемой злобой.При падении слышится слабое шипение, и Милли видит, как на секунду сжимает кулаки Асакура от подобной грубости.Волосы малышки растрепаны, в прядях проскальзывают маленькие веточки, листики, а на щеке горит след от пощечины?— попытки привести потерявшую сознание в чувства, не увенчавшуюся успехом.Анна хрипло дышит, ресницы ее вздрагивают, когда девочка понимает, что наконец дома, а не на промозглом холме, под потоком ледяного вечернего ветра. Пытается встать, напрягает мышцы, но все они отдают настолько резкой и пронзительной болью, что Киояма падает на локти, опуская голову и горячим лбом прислоняясь к полу. Она стискивает зубы, старается не взвыть от боли, ногтями оцарапывая деревяшки, но рывок сознание сделать не в силах?— слишком отчетливо помнят мышцы, какая боль и растянутость идут вслед за необдуманными и резкими движениями.—?Анна? —?голос Милли выбивает из Анны тихий стон. И Йо не может понять, стон раздражения это или облегчения, так как воспротивиться тому, что младшая сестра перекладывает ее голову аккуратно к себе на колени и пытается вынуть листву из волос, она не может.—?Пусть привыкает. Боль?— естественный спутник роста,?— Эна появляется в темном дыме, заставляя Милли вздрогнуть, но тут же взглянуть на нее с той злобой и затравленностью, на которые только способно маленькое и дружелюбное сердце.—?Какого еще роста? Ты просто избила ее! Ей всего одиннадцать, а ты издеваешься и ждешь от нее таких свершений и прогрессов, будто ей тридцать и она?— опытный шаман! —?в ее словах слышится обида за Анну, за несправедливость к ней и ее способностям. —?Какие бы отношения шамана с его духом-хранителем не связывали, они оба должны начинать с малого! Ты же просто пытаешься ее сжить со свету, ты?— монстр! Что будет, если мама узнает?!Она срывается на крик, но вызывает лишь ядовитую ухмылку у духа. Эна качает головой так, будто ее вовсе не страшит исход возможных разборок с родителями.—?Она тебя уничтожит. Маме это подвластно, мама всесильна…—??Мама всесильна?? Брось, детка,?— она фыркает, отмахиваясь. —?Ты ее обожествляешь лишь потому, что она защищает вас от того, что можно показать маленьким детишкам. Сама же она?— заложница собственной некомпетентности. В ее возрасте люди добиваются большего, и смерть одной из ее дочерей показала ей это во всех красках. И поэтому, чтобы не совершила Анна таких же ошибок, она прислала меня, полностью доверившись моим методам, проверенным и выверенным годами на других людях, которые не ныли и добивались своих целей!Эна видит, как размеренное дыхание Анны сбивается?— девочка слушает, впитывает все ее слова, но не подает и вида?— и вновь возвращается к Милли.—?И если эта маленькая девочка, ?которой всего одиннадцать?, не может выдержать нечто подобное в самом начале пути, то ей не суждено стать обладательницей моего медальона, потому что он несет бремя и силу, стоящую десятикратной боли, испытанной ею сегодня!И она не понимает, почему, не желая, все же поясняет свои слова и действия. Однако остановиться уже не может?— так ее бесит эта уверенность в том, что мама,?— свет-солнышко, бросивший их на произвол судьбы,?— всегда будет рядом и защитит их от всего.—?Быть может, оно даже и к лучшему: она не выдержит и опустит руки?— я сживу ее со свету, убью, и еще одной маленькой и наивной станет меньше в этом мире. Разницы не будет?— что сейчас она умрет, что потом?— жизнь не любит слабаков, и если ты не отвечаешь даже минимальным требованиям выживаемости, то нет смысла доживать даже до одиннадцати.И, передернув плечами, она уходит, оставляя обескураженную Милли и постепенно приходящую в себя маленькую Анну.—?Анна? —?Милли опускает теплеющий взгляд на сестру, аккуратно убирая прядь с ее хмурого лица. Девочка шипит, пронзаемая резкой болью в плече, но распрямляется, смотря на младшую сестру с недовольством. —?Как ты себя чувствуешь?—?Тебя не касается,?— ответ поражает, и Милли даже открывает рот, но тут же его закрывает, не зная, что сказать, как реагировать на сталь в голосе, на серость во взгляде.Она смотрит, как Анна с горем пополам поднимается на колени и уже готова встать, как быстро спохватывается, вскакивая.—?Тебе нужно в постель, отдыхать! —?она тянет руки к ней, но та лишь дергается в сторону, шипя от реакции тела на нежелание подчиниться усталости.—?Единственное, что мне действительно нужно, это быть чуточку сильнее, и не надо на меня так смотреть,?— озлобленная, ущемленная в собственной гордыне и несостоявшихся мечтах, Анна рыкает на Милли, откровенно бесясь с замешательства последней. —?Эна права: стоя на одном месте и не поднимая рук, я ничего не добьюсь.—?Но поднять руки можно иначе… —?она пытается достучаться до сестры, прижимая маленькие ладошки к груди. —?То, что она делает с тобой, это просто издевательство!—?То, что она делает со мной, называется закалкой, и я прекрасно понимаю ее отвращение,?— Анна поджимает губы, опуская взгляд на босые, едва держащие ее ноги, израненные и грязные. —?И я испытываю это же отвращение к себе, своей слабости и неспособности защитить не то, что кого-то, а даже себя от нападок самоуверенной хамки.Ее кулаки трясутся, а в глазах стынут слезы тихой ярости, давящие не только на горло, но и на самооценку, память, в которой как никогда ярко вспыхивают воспоминания окровавленного, холодного тела Нины и ее беспомощности.—?Но ты не права… —?тихий голос разбивается в воздухе, не достигая сестры. Рыжая голова поникает, а усталый, отчаянный выдох слетает с губ. —?Так нельзя…—?Можно и нужно, иначе, если постоянно себя жалеть, ничего не добьешься. И если моя мама поверила ее тренировкам, то и мне нет смысла препираться,?— она ловит буйный взгляд в затылок и медленно бредет до Эны, что, прислонившись к стене, скрещивает руки на груди.Твердый, уверенный, не стыкующийся с состоянием тела, взгляд впивается в нее, и хранитель лишь ухмыляется, всматриваясь в это личико, искаженное болью и перманентной уверенностью в своих действиях, словах.—?Не думай, что на паре ударов все закончилось,?— Эна смотрит ей в спину, на то, как отчаянно она пытается скрыть хромоту, не взвыть в голос.Как бы она ни ненавидела людей, что-то в этой маленькой девочке, упорствующей на отсутствии знаний и подстегиваемой какими-то вспышками прошлого, привлекает ее. И поэтому ответ не заставляет себя ждать.—?Разумеется. Все только начинается, малыш,?— долетает до Киоямы ехидный голос, и Эна отталкивается от стены, видя, как Милли заходится в сдавленных рыданиях на полу.Вот, что не бесит ее так сильно, как человеческая глупость, так это человеческое отчаяние и скорбь на пустом месте.Хотя, так ли в пустую убивается сейчас Милли? —?Даю ей неделю,?— она оказывается рядом с малышкой, на мгновение замершей в содрогании. —?Как бы ты ни была наивна, ты все же права?— ей всего одиннадцать, и поэтому взваливать на нее нечто подобное сродни убийству. Даю ей неделю, после чего она либо откажется сама от сил и медальона, либо умрет в отчаянных мечтаниях о том, что станет сильнее, ?стоит лишь поднажать?.Но вместо очередного, ожидаемого всхлипа, Милли утирает слезы, поднимая голову.—?Нет.—?Нет? —?Эна приподнимает удивленно брови, будто ей бросают вызов. Очередной за единственный день пребывания в этом доме. —?Но еще минуту назад ты говорила обратное. Меняешь показания при смене обстоятельств?—?Я говорила о том, что можно начинать свой путь с более мягкой, разумной дороги, но я не говорила, что она не выдержит твоих испытаний,?— в красных глазах блестит огонек, переливается уверенность, на лице медленно появляется улыбка. И очередная слезинка засыхает на щеке. —?Пусть она отвергает меня, пусть не просит помощи и отказывается от протянутой руки, но это не значит, что я не буду верить в нее. Ведь то, что она пережила, с чем смирилась, делает ее уже сильным человеком. И поэтому какие-то там тренировки не сломят ее. Анна?— не слабый человек, и я даю ей всю жизнь, вечность на то, что она докажет тебе, что станет великим человеком, которого ты еще никогда не встречала в своей живой и мертвой жизни!—?Отчаянная вера,?— Йо выдыхает, пораженно смотря на эту малышку, что, словно живой огонь, загорается и разгорается еще сильнее, когда ее мысли касаются близких и любимых. —?Вы напоминаете меня с Реном. Однажды я так же поверил в него и его возможность отказаться от влияния семьи, в его обретение веры в себя.—?И даже несмотря на первоначальные отказы и брыкания, он сдался твоему натиску, поверил в себя,?— Милли кивает, и ее взгляд становится тверже. —?То же самое и с ней. Пусть у нее был только год?— беспощадный год тренировок, уловок, избиений,?— но за этот год она все же доказала Эне, что она способна на большее. За этот год она стала невероятной.