7. Тренировки (1/1)

Кадры безумных тренировок мелькают перед глазами Йо, представляя из себя нечто ужасающее относительно жестокости и неспособности к снисхождению Эны и поражающее от того, как Анна стоически терпит все, что ни вытворяет с ней хранитель. Тяжелые гантели, длительные пробежки, отжимания, прыжки, развитие гибкости, попытки сесть на шпагат едва ли не с первой тренировки?— Анна воет, скулит от непривычной боли в мышцах, но только когда Эны нет в пределах видимости. Впрочем, как и Милли с ее все еще раздражающими печальными взглядами.Качание пресса, тягание веса, скалка, скалолазание… оборвавшееся неожиданно сорвавшейся с опоры Анной и отсутствующей страховкой в виде каната или чего-нибудь, что могло бы спасти.Слух Йо разрезает крик Анны, и кулаки его сжимаются от злости на хранителя. Раньше ему казалось, что подобные тренировки она ему давала неосмотрительно, что ?ей бы самой разок пробежать километров семьдесят?, и он будет рад увидеть ее однажды с гантелями на руках. Но сейчас, воочию видя, как Анна?— этот сжавшийся маленький комок?— держится за ногу, проткнутую насквозь веткой, он понимает, что получал еще мало?— пятую, а может и десятую часть того, что пережила она сама.Кровь заливает белые носки, пачкает землю, и Анна не знает, как ее остановить, как встать и при этом не потерять ее еще больше. Мышцы раздирает от боли, и милое личико искажается, не в силах спрятать агонию за маской хладнокровия.То, что Эна ее спасла от падения, вытащив за шкирку на гору, на которую она забиралась так долго, вызывает в душе облегченный вздох. Но дикая усмешка и буйство лиловых глаз заставляют вновь напрячься.Анна узнала уже за несколько месяцев подобной тирании, что за этими приметами идет несладкая участь, а поэтому уже морально готовится к тому, что ее дважды потом заставят залезть сюда…—?Сама вытащишь, или мне помочь? —?…но никак не ожидает подобной жестокости по отношению к кровоточащей ране и ей, едва держащейся в сознании от боли.—?Что? —?голос ее слабый, сиплый, и даже кашель не способен вернуть его в нормальное состояние. Анна пытается найти в ее взгляде хоть каплю сочувствия к себе?— никогда еще тренировки не доходили до травм, переломов?— но тщетно: темный взгляд непроницаем. —?Ты, должно быть, шутишь? Как мне ее вытащить?Дрожащие пальцы едва касаются грязного обломка дерева, и по лодыжке тут же проходит судорога, вырывающаяся сдавленным стоном с губ. Анна хватается за колено, чтобы не взвыть громче, царапает ногтями кожу, пытается отвлечься, но не получается?— боль слишком резкая, обжигающая. Она буквально чувствует, как пульсирует кровь в венах, как напряжены связки, и от этих ощущений хочется кричать, просить о помощи, хоть Анна и понимает, что это невозможно.И дело не в гордыне, которая в любой другой ситуации бы взбрыкнулась. А в самой Эне, что подходит ближе, садится на корточки и протягивает острую и холодную на вид руку к ветке дерева, заставляя ощутить вместе с жаром боли нарастающий холод смерти, поежиться в попытке отползти назад.—?Считаю: раз… —?голос ее твердый, как и намерение вытащить все, что мешает дальнейшей тренировке. —?Два.—?Стой,?— Анна вытягивает протестующе руки и рвано выдыхает. На лбу проступает испарина, а глаза так и мечутся холерично, пытаются зацепиться хоть за что-то, как за соломинку, но всюду пусто?— лишь Эна с ее непоколебимостью и ухмылкой, так и говорящей ?Хорошая девочка?. —?Я сделаю… только дай мне время.Эна не отвечает. Встает с корточек и отходит на расстояние, считаемое Анной как безопасное?— с которого не сможет кинуться выдергивать из нее что-либо, а если и да, то как-нибудь Киояма сможет увернуться. Будет это уворот с горы вниз или же куда-то в сторону для привлечения внимания людей?— Анна не знает, но надеется, что до этого не дойдет.И что сейчас она сама сможет. Вытащить. Из себя. Кусок дерева. Ее пальцы коченеют, а ладони влажнеют. Она боится. Боится что-то сделать не так, боится, что Эна сейчас развернется, вдруг передумав; но все же хватается за обломок, уже не предпринимая попыток вернуть ровное дыхание. На кончике носа блестит капля холодного пота.Анна понимает, что надо дернуть быстро. Тогда есть вероятность, что все закончится тоже быстро, и она, скорее всего, просто отключится от боли. С другой стороны?— Эна может оставить ее, бессознательную, на волю случая, но об этом она думать не хочет.Лишь только о том, что это надо сделать быстро. —?Прошу, не делай этого,?— шепчет Йо, молясь всем богам, чтобы они обе одумались?— что Эна с ее заскоками, что Анна?— с ее принципиальностью.Но девичий вскрик заставляет его дрогнуть, закрыть глаза, пытаясь привести рассудок в норму.—?Просто знай, что все прошло и это, пусть и звучит невероятно, но пошло ей на пользу,?— Милли смотрит на него с жалостью, готовая к откровенному непониманию ее позиции, но Йо лишь продолжает успокаивающе потирать виски.—?Ты не представляешь, как меня удерживает только один этот факт.—?И тем не менее, удивление Эны началось именно с этого момента,?— слабая улыбка расслабляет. Йо переводит взгляд с измученной Анны на Эну, которая стоит к ней спиной и не дает заметить, как в темных глазах читается насмешка и ожидание банального исхода?— отказа Киоямы.И как резко все крошится, когда обломок дерева падает на землю. Эна приоткрывает рот в ошеломлении от сильного духа или отчаянной глупости, но тут же закрывает его?— одно действие, спонтанное или нет,?— ничто в сравнении с чередой последовательных. А поэтому говорить о том, непосредственный Анна шаман или нет, еще рано.И это секундное размышление позволяет ей вновь осклабиться, стереть с лица изумление, повернуться с ангельским видом и чисто дьявольски произнести:—?Вот и славно. Не думала, что ты отважишься на подобное, но раз так, то, может, еще и до дома дойдешь сама? —?и не говоря больше ни слова, растворяется в густом темном тумане, оставляя Анну одну. Убитую и лишенную всяческой поддержки даже в виде едких, подстегивающих комментариев.Анна утыкается носом в согнутое колено. Шумно вздыхает, жмурится, чтобы отогнать от себя жгучее чувство банальной обиды, затмевающее даже раздирающую боль в ноге, но предательские слезы все же скатываются по щекам.И это становится последней каплей?— соленой каплей, слезинкой,?— в чаше терпения Йо. Он вскидывает руки, а лицо его искажается, зубы стискиваются. Какой бы Анна ни была с ним жестокой, она никогда не пересекала черту безопасности для здоровья, не доводила его до нервного срыва, а тренировки?— до абсурда. И сама того не заслуживала?— ни сейчас, ни в прошлом,?когда была совсем ребенком.—?И как это поможет ей? Приведет к заражению крови? К психологическим травмам? Эта сумасшедшая заставляет ее делать нечеловеческие вещи, издевается! И я не понимаю, как ее мать до сих пор это не пресекла, как вообще допустила это? Чем она думала? —?он психует, но Милли не подхватывает этого состояния, уже пережившая его несколько лет назад.—?А она и не знала об этом. Анна отбирала у меня телефон всякий раз и запрещала говорить об этом,?— Милли пожимает плечами, и этот ответ, это движение, доводит Асакуру до исступления. Он открывает рот, чтобы возмутиться, но цензурная лексика кончается,?и он только фыркает. —?Да, это было жестоко?— все эти ?тренировки, закалки силы воли и прочее?. Однако именно с этого момента Эна прониклась некоторым уважением к Анне.Она спокойно наблюдает, как маленькая Анна снимает с себя футболку, затягивает тугой узел на лодыжке, как пытается неуклюже, почти не опираясь на левую ногу, встать, схватиться за воздух, и падает, вскрикивая.Ее руки дрожат, а взгляд наполняется гордостью за сестру, когда малышка вновь поднимается, отряхивается и медленно бредет в сторону дома под сгущающиеся сумерки.Пальцы Анны сбиваются о бетонные, кирпичные поверхности стен?— так сильно она прижимается к ним, опирается,?— а с губ все реже и тише срываются стоны. Она будто бы привыкает к этой боли?— к тому, как мышцы сжимаются, а ткань пропитывается кровью. Мысли о том, что до дома ?осталось немного, и надо продержаться десять метров, пять?, заставляют отрываться от земли каждый раз, когда колени ослабевают, а тело норовит осесть на асфальт.Она вздрагивает, когда слышит в темноте улицы голоса шумной компании, озирается затравленно и пытается прибавить шаг.?Влажная майка неприятно липнет к телу, волосы лезут в рот, а глаза слипаются все чаще от усталости. Но Анна не обращает на это внимания… как и на то, что лиловый взгляд незримо следит за ней.Она падает на каменную дорожку, как только оказывается во внутреннем дворе дома. Сбивает колени и ладони в кровь, и мгновенно, прошептав лишь: ?Наконец-то??— отключается, закрывая глаза и ощущая приятную прохладу ветра и камня.Эна появляется ровно в тот момент, когда дыхание Анны выравнивается и она забывается сном. Ее губы поджаты, а сама она прячет глаза от Киоямы, будто та может неожиданно проснуться и задаться вопросом о том, что хранитель делает. Ее руки подрагивают, едва заметно в темноте опустившейся ночи, но резко сжимаются в кулаки, пресекая волнение. Будто бы в принятии решения. Она вытягивает ладонь над телом малышки, а на пальцах?— черная слизь, тянущаяся тонкой, густой и не отсвечивающей струйкой к поврежденной лодыжке. Слышится слабое шипение?— Анна дергается, но не просыпается, а Эна пристально наблюдает за тем, как от раны поднимается отголосок сизого дыма и пропадает с первым порывом ветра.—?Это еще ничего не значит,?— она шепчет, будто бы боясь, что ее услышат, что ее поймут не так.Что ее поймут правильно, и ее сомнения относительно Анны всплывут. Однако желание увидеть, продержится ли она еще в таком темпе, переживет ли тренировки и при этом удивит ее вновь, заставляет поступать неосторожно, намекающе. Ведь почувствуй Анна завтра, что раны от ветки не осталось, первая, на кого она подумает, будет Эна.И будет права. Но то будет завтра, а пока Эна побудет безрассудной.—?В тот вечер мы не нашли на ее теле ни царапины,?— Милли наблюдает за тем, как на первом этаже загорается свет, а сама она, маленькая и напуганная, выбегает во двор, стараясь поднять Анну, разбудить ее. И получает бурный поток недовольства в ответ вместо адекватной реакции.—?Но зачем? Зачем ей нужно было доводить Анну до такого состояния, а потом вдруг брать и ни с того ни с сего лечить в полутьме, тайком?—?Чтобы понять, как далеко она может зайти для достижения цели, что стерпит из ранений физических и душевных, от чего откажется, чем не преминет воспользоваться. Она наблюдала за всем: за ее реакцией, за движениями, какими-то рефлексами. Даже мои отношения с ней она ставила под микроскоп и ухмылялась всякий раз, когда Анна на меня шикала. И только спустя годы я поняла, что все это делалось не просто так,?— взмахом руки Милли заставляет смениться краски ночи на светлый день, а промозглый двор?— на знакомый склон, где стоят Эна и повзрослевшая Анна. —?Что неспроста она доводила ее до белого каления.Анна делает глубокий вдох, прикрывая глаза, и резко уворачивается от выпада хранителя, имеющего вполне осязаемую оболочку. Шуршание травы, свист ветра?— она вслушивается во все и вся, становясь самой природой, концентрируясь на главном, растворяясь в нем, и очередной удар проходит мимо.—?Неплохо,?— хмыкает Эна, грозно наступая под шелест листвы. —?Но надо быть лучше.Выпад, удар в живот, что блокируется двумя руками. Анна больше не выдыхается, не вздыхает тяжело?— лишь усмехается, когда чужой кулак рассекает воздух в считанных миллиметрах от ее лица.Перехватывает запястья, бьет под колено. Эна шипит, ощущая, как отрывается от земли с подачи Анны, и летит в мягкую траву, сдирая ?красивые одуванчики?, которым умилялась еще минут пятнадцать назад.—?Ну как,?— брови Анны приподнимаются, а улыбка сияет торжеством. Щеки ее разгорячены, казалось бы, уже завершенным поединком, а взгляд так и сверкает в осознании первой?— и она надеется, что не последней,?— победы над духом-хранителем. —?Теперь лучше?Она протягивает ей руку, чувствуя, как трепетное ощущение собственного триумфа разливается по телу, и Эна, только выдыхая, принимает помощь.Лишь в последнюю секунду фыркая.—?Хотелось бы… —?резкий тычок со стороны. Анна почти падает со склона вниз, как ладонь, принятая в знак помощи, перехватывает ее за запястье, удерживая. Ощущение холодка чистой смерти, и Эна качает головой с надменным ?Еще мала? во взгляде. —?Но нет. Ты должна заучить, что руку помощи врагу не протягивают до момента признания поражения. В противном случае?— удар в спину, и победы как ни бывало.Анну затягивают на склон, позволяя потоптаться на твердой земле и выдохнуть от мысли, что еще чуть-чуть и ее бы спустили кубарем вниз.—?Но, признай, это было лучше, чем в прошлые разы,?— она выгибается в спине, слыша приглушенный хруст позвонков, и выдыхает, смотря на хранителя.—?Если ты хочешь комплимента, то зря стараешься?— я не раздаю их просто так,?— дух фыркает, умиляясь в глубине души от этой наивной радости. —?Чтобы понять, далеко ли ты продвинулась, необходимо оценить все, что ты можешь.Она протягивает ей свою руку и секундный удивленный взгляд заменяется усмешкой. Анна хватается за запястье чуть жестче, чем схватила бы обычного человека, и взмахивает им, замечая, как прежнее осязаемое тело хранителя растворяется в небытие, погружается в темную ауру, а вместо руки проявляется серебряный шест.—?Эна, дух бесплотный,?— разлетается эхом по склону, отлетая от каждой травинки и возвращаясь по телу вибрацией. Анна прикрывает глаза, хмурится, чувствуя, как через имитацию серебра и стали соединяются их души?— результат убийственных тренировок и безграничного контроля сознания.Темная аура касается ее ладоней, обдает тело холодком, покрывает россыпью мурашек. Но Анна сосредотачивается на том, как нечто темное и склизкое оседает в ее груди, и от этого, впервые за долгое время практик не становится противно,?— тело будто бы привыкло, душа будто бы смирилась.В сгустке темно-лилового дыма мерцает сталь. Она разбивает его острым лезвием, заставляет подрагивать у носика и формироваться у самого обушка в маленького серебряного дракона?— в соединяющий элемент между ножом с косовищем.Тельце дракона прилегает к клину, его глаза горят кроваво-красным, а два крыла, обезображенных временем и множественными пытками, убийствами, устрашающе раскрыты.—?Контроль над духом! —?Анна рассекает воздух образовавшейся вместо духа косой и перехватывает рукоять удобнее.—?Что ж, молодец?— мы смогли объединиться спустя полтора года тренировок, но вот способна ли ты дать отпор врагу? —?из раскрытой пасти дракона-украшения просачивается черная слизь, стекающая в траву, отравляющая темной аурой, и собирается в некую фигуру, подобие человека. Скелет, лишенный мышц и кожи. Его глазницы пусты, пасть раскрыта и жаждет живой, еще трепыхающейся плоти, нескольких зубов не хватает, а скулы раздроблены по обеим сторонам лица. Его кости хрупкие, флуоресцентно-белые, светящиеся, но от этого еще больше устрашающие. Он стоит в окружении лиловой тьмы, послушный, ожидающий команды к нападению.Костяшки неприятно гремят, но Анна запрещает себе даже на секунду поморщиться, закрыть глаза?— уж слишком хорошо изучила Эну. Ее задания априори не бывают легкими.—?Нападай! —?вскрикивает ?коса?, и Анна срывается вниз с холма, в один прыжок пролетая несколько метров и перекатываясь через голову, озирается назад. Губы сомкнуты в тонкую полоску, темный взгляд точечно сфокусирован. Предположения подтвердились.Приказ, отданный больше скелету, нежели Анне, порождает собой едва различимую броню?— шлем, наплечники и рукавицы, отблескивающие только при определенном ракурсе. Анна замечает их в первую очередь, как и то, что защищено все, кроме позвоночника?— слабого места.Первое правило поединка: определи слабые точки противника.Проблема состоит в том, что противник создан самой Эной, а поэтому слабости Анны ему тоже известны. Ей необходимо больше времени для замаха и удара, нежели обычному шаману, а поэтому скорости и проворности скелету не занимать?— еще секунду назад он стоял на холме, позади нее, а уже через?— летит вместе с ней вниз, срывая собой траву, встречающиеся кусты, одним ударом костлявой руки разрубая дерево пополам.Второе правило поединка: определи силу противника и напади в ответ.Анна огибает его в два прыжка, ловко лавируя с огромной косой, и замахивается, не произнося ни слова, лишь думая о том, какую атаку?— режущую или разрушающую?— применить.Глаза ее широко распахиваются, блестящие от вида того, как противник, замешкавшийся в осколках разрубленной древесины, оставляет без защиты позвоночник.Вспышка фуреку. Удар. Скелет, как и дерево, истираются в небытие, а Анна приземляется на обе ноги, победоносно закидывая косу на плечи.Оружие растворяется, а вместо него появляется Эна, давая понять, что все это время им и была.—?Но как же так? Разве духи могут становиться оружием??— мысль о том, что он должен спросить не о хранителе, а том, почему Анна все их знакомство представлялась медиумом, посещает его слишком поздно. Милли перебивает начало второго вопроса.—?Эна с самого начала была необычным духом. Пусть наша мама и бабушка находились за много километров от Аомори, они поддерживали связь с Эной и, тем самым, позволяли ей оставаться вполне осязаемым существом. Сейчас же, когда тренировки подошли к концу, осязаемой ее делает уже сама Анна через медальон,?— Милли спокойно наблюдает за тем, как Эна с Анной о чем-то беседуют, а после?— направляются домой, где их ожидает она, маленькая и милая, с удивительной новостью.—?Но почему она тогда выставляла себя медиумом??—?спрашивает он Милли, а сам весь сосредоточен на Анне?— повзрослевшей, цветущей?— на такой, какой он ее еще не видел.С длинными волосами, собранными в расхлябанную косу, с яркими глазами, в которых плещется что угодно, кроме стали и скептицизма. В тренировочной майке, обтягивающей немного худосочное, подтянувшееся тело, в широких штанах. С медальоном на шее?— как доказательством того, что достойна.Впервые он замечает, что она ниже него, что может улыбаться пусть и не на самую удачную, но все же шутку своего хранителя.Его дыхание замирает, когда Анна оказывается прямо напротив него, разговаривает свободно и легко, скосив взгляд влево, на Эну. Такая другая и по-странному одухотворенная. Ее волосы ерошит ветер, а на виске застывает капелька пота?— отголосок удачной тренировки. Губы приоткрыты, иссушенные, а глаза, бойкие, на секунду останавливаются будто бы на нем, но смотрят сквозь. Настолько живые, что можно представить, как она изучает черты его лица, всматривается в них.Так открыто, что щеки неосознанно покрываются румянцем, а где-то меж лопаток пробегает табун приятных мурашек. Он отводит взгляд со смущенной улыбкой, а она проходит сквозь него, не замечая и не чувствуя ничего. Ни того, как заставила его дрогнуть, ни того, как крупная ладонь легла на грудь, будто что-то ощупывая.Милли пытается скрыть широкую улыбку, но все попытки терпят фиаско, а поэтому она решает вновь возобновить беседу.—?Потому что в определенный момент времени это было выходом из ситуации. А когда все устаканилось, она не стала поправляться и выдавать себя как шамана, хотя многим могла дать фору,?— она ловит его немой вопрос на тему ?обстоятельств?, и отмахивается. —?Сейчас же…—?Мы переезжаем! —?бойкий голосок маленькой Милли повергает в шок. Она хлопает в ладоши, все еще сжимая сгибом локтя трубку от домашнего телефона, с которой срываются короткие гудки как доказательство недавнего разговора.—?Что? —?единовременно спрашивают Анна с Эной.—?Мне только что звонила бабушка: дом, который отстраивали для нас и сестер, наконец готов. А поэтому мы можем собирать чемоданы и перебираться в Токио. Классно, правда?—?Стоп, что… —?начинает Анна, но Йо ее не слушает, впрочем, как и радостная малышка-Милли, уже все решившая за двоих.—?Службы опеки на вас нет. Путешествовать по стране, будучи несовершеннолетними, без присмотра родителей или любого другого взрослого,?— тихо шепчет он, а Милли-старшая пожимает плечами.—?Тогда мне эта идея показалась отличной?— новые возможности и знакомые. Токио ведь более известен, чем Аомори: там больше людей, больше вероятностей реализовать потенциал?— а соответственно и шанс найти единомышленников. Почему-то мое увлечение огнем в родном городе никому не импонировало, и я вдруг решила, что переезд решит эту проблему,?— она хмыкает. —?Наивное дитя. Хоть и сейчас не лучше.—?И вас отпустила мать? —?резонный вопрос, скептичный взгляд.—?Мы не получали от мамы вестей больше полутора лет к тому моменту. С переездом помогала бабушка, которая сразу же испарилась по каким-то неведомым причинам. Мы бы считали себя брошенными и никому не нужными, если б задумывались об этом так, как это делаем сейчас. Тогда же у нас была совершеннолетняя Эна, взявшая на себя ответственность за детей, у меня?— рациональная Анна, что переняла на себя все хозяйство. Большего и не нужно было?— только вырваться в новый свет.—?И как, помогло?—?Нет, мы больше проблем огребли,?— и почему-то Йо даже не удивлен. —?Но приключения, честно признаюсь, того стоили. Плюс?— не забывай?— что где-то в этом промежутке времени в ?Фунбари Онсен? переехал и ты. Такой же, без родителей.—?Меня хотя бы навещали,?— он уже не спрашивает, откуда она это знает.—?Да-да, безумная компашка друзей, я помню,?— Милли кивает головой, будто бы верит. —?<i>Однако мы подобрались к нашему переезду, что сулил массу замечательного?— в том числе и Турнир Шаманов?— но на деле выдал ?как обычно?.Она взмахивает руками, и кадры жизни: сборы, метания, какие-то разговоры?— пролетают мимо них. Звуки сливаются в одно сплошное гудение, а картинки мешаются по цвету?— ярко-красные, желтые, светлые… пока в один момент, в остановку перемотки, не скатываются до мрачно-лиловых и темно-синих тонов, превращаясь в затемненный коридор школы, уставленный шкафчиками и обложенный кафелем, от которого эхом отлетают звуки каблуков.Йо вслушивается, хмурится, понимая, что ссорятся двое, и один из голосов, даже больше рык, принадлежит Анне. Приглушенная музыка за распахивающимися и вновь закрывающимися дверьми, повсюду развешаны воздушные шарики и поздравления с окончанием выпуска. Место, явно ему не знакомое.—?Анна! Анна, постой! —?по коридору пролетает Киояма, в пышном коротком черном платье, с уложенными волосами. Обозленная и раздраженная. Челюсти плотно стиснуты, а все движения отдают нервозностью, злобой и отчаянным желанием выть. Или кого-то загрызть насмерть.За ней же бежит молодой парень, блондин, в отглаженном черном костюме, безуспешно пытающийся словить хотя бы руку ускользающей девушки, что на высоких каблуках показывает едва ли не спринтерскую скорость.—?Да дай ты мне объяснить! —?он хватает ее за запястье, а она вырывается, разворачиваясь и удерживаясь от падения лишь благодаря Эне, что ловит ее и удерживает на подрагивающих ногах.—?Что, что объяснить?! —?ее глаза мечут молнии, а щеки наливается румянцем злости. Грудь вздымается быстро и на выдохе слышится сип; она в секунде от того, чтобы убить парня, стоящего перед ней. Впервые Йо видит ее такой, впрочем, как и этого парня со смазливыми чертами лица и виноватой физиономией.—?То, что произошло,?— начинает он, и Йо уже перестает нравиться происходящее. Руки неосознанно скрещиваются на груди, а разум заполняется предположениями.—?Не убей его только,?— тихо шепчет ей на ухо Эна и растворяется в небытие, оставляя взбешенную Анну и перепуганного парня наедине.—?А что тут объяснять? —?она хмыкает, всеми силами стараясь не броситься на него, не ударить.—?Я… Я… —?все слова от ее вида разбегаются, и маска виноватого идиота падает на лицо.—?Ты, ты! —?она повышает голос, не боясь, что ее услышат?— музыка в зале заглушает даже собственные мысли в голове?— не то, что выкрики какой-то истерички. —?Ты нарушил всяческие правила приличия, пренебрег моими желаниями, поставил собственные выше и утолил физические потребности и животные инстинкты! Надеюсь, этот поцелуй стоил того!Она брезгливо оттопыривает нижнюю губу, удерживаясь от того, чтобы сплюнуть, а парень делает шаг вперед, получая два назад?— как реакцию Анны. Как вполне оправданную реакцию Анны.—?Но мне показалось, ты была не против,?— только и находит блондин.—?Я сказала тебе ?нет?. ?Нет? на поцелуй, на твое предложение встречаться, на твои бессмысленные принципы, что женщина должна сидеть на кухне?— на все ?нет?! Мы абсолютно разные, и я надеялась, что разговоры с Милли и Оксфордом вобьют в твою пустую голову, что я не собираюсь растрачивать на какие-то ни было отношения жизнь. Мне всего четырнадцать, и то, что я обучалась вместе с вами, не означает, что вдруг захочу того же! —?выплевывая последнюю фразу с каплей яда и нескрываемого отвращения, она разворачивается на каблуках, направляясь на выход.—?Но, Анна, я люблю тебя! —?он разводит руки в стороны, цепляясь за последнюю соломинку.И это останавливает ее, заставляет обернуться с тем самым потрясенно-ужасающим выражением лица, которое у нее было лишь однажды - кажется, при виде смерти сестры. Ее всю трясет, а кончики пальцев начинает колоть, в груди поднимается ураган из эмоций и чувств, печатающий краску на щеках, кончиках ушей и шее, душащий возмущением, сдавливающий горло и голос до такой степени, что последующие ее слова?— последние для нее и для него, не предполагающих никаких ?они?,?— даются с хрипом.—?Рада за тебя,?— и дверь захлопывается за ней. Парень замирает во вздохе, а музыка резко обрывается?— время останавливается, и только потрясенные Йо и Милли, живые, все еще дышат. Она?— быстро, с осознанием того, что показала не то, что нужно, а он?— медленно, с постепенным осмысливанием происходящего.Поцелуй? Я люблю тебя?Единственное, что он четко понимает,?— это то, что Анна не разделяла интересов и чувств парня, и от этого становится немного легче… хотя, черт, кого он обманывает? Тысяча вопросов сваливаются на его голову, и нет ни одной зацепки, что может дать вразумительный ответ, расставив все по своим местам.—?Йо??— хотя…Милли вжимает голову в плечи, взгляд ее мечется, будто бы в сочувствии и сожалении, по стенам и полу, по замершему блондину?— по всему, что угодно, кроме самого Асакуры. И это от него не ускользает.—?Ты в курсе и этого,?— даже не вопрос.Милли кивает, готовая тут же разреветься. Кривится, приоткрывая рот, а Йо задумывается о том, какой у него должен быть сейчас вид, чтобы довести милую и улыбчивую девушку до такого состояния. И что, чтобы до него дойти, ему нужно немного?— лишь неизвестный парень, признающийся в любви его невесте.Ревность. Впервые пронзенный этим чувством, он принимает его не сразу. Чувствует, как оно оседает в груди неприятным комом, а затем рассыпается по телу, заставляет поежиться, передернуть плечами, несколько раз моргнуть, чтобы взгляд перестал быть таким опьяненно-диким. И тяжело вдыхает, распрямляясь в спине.Пальцами потирает виски, возвращая себе если не все вопросы относительно случившегося, то хотя бы один-единственный факт?— Анну, как и его, эти чувства не радовали. И от этого дышалось немного легче.—?Думаю, Турнир Шаманов может подождать, как считаешь? —?он смотрит на нее с вернувшимся спокойствием. А она, вздыхая, что обошлось, улыбается и помечает в голове еще одно выполненное дело.Довести до ревности: есть.