Еще один раз (1/1)

Глядя на поле из дагаута, Абе мог видеть голодное выражение на лицах игроков Уравы. В ходе разминки они были неистовы, перебрасывая мяч друг другу с невероятной силой и скоростью. Вероятно, в любой другой день Абе был бы обеспокоен: игроки Уравы отбивали еще лучше, чем год назад, когда он отстраненно наблюдал за ними с трибун. Но сегодня – и взгляд на трепещущего от нетерпения Михаши подтвердил, что их мысли схожи – сегодня они победят.Он поймал последнюю разминочную подачу, тщательно оценивая каждую деталь. Не только Михаши, но и сам Абе находился в отличной форме – не последнюю роль в этом сыграл завтрак младшего брата, стащенный с утра. И эта сила, которую он ощущал в правой руке – ради нее он мог бы вытерпеть и более страшное наказание, чем простой шлепок газетой.– Первый иннинг! Покажем им! – прокричал он, и в ответ раздались воодушевленные возгласы. Абе опустился на корточки, натягивая маску на лицо. Подошел первый бэттер и, поклонившись, принял стойку у дальнего края. ?Предпочитает внутренние подачи, но способен отбить внешние, направленные в центр страйк-зоны?, – вот что говорилось в собранных осенью данных, и расслабленно опущенные руки лишний раз подтверждали это. Абе перевел взгляд на Михаши, сигналом попросил курвбол по внешнему краю зоны; тот согласно кивнул. Замах, выпад – и мяч влетел точно в центр перчатки. Бол. Бэттер даже не дрогнул.На внешний шутер бита все-таки дернулась, и, когда судья объявил страйк, послышался раздраженный выдох. Абе отметил, что соперника легко можно вывести из себя, и подал знак на еще один шутер, на этот раз внутренний, близко к месту, которое предпочитал бэттер. После внешней подачи тот сориентировался не сразу, бита снова дернулась, пропуская второй страйк. Четвертая подача оказалась низким слайдером, на который рассерженный бэттер замахнулся слишком быстро и высоко. Третий страйк – и они на шаг ближе к победе. – Один аут!– Отличная подача! – крикнул Сакаегучи, а Михаши обернулся к команде, высоко подняв указательный палец – знак аута. Когда он повернулся обратно, на его лице красовалось довольное выражение, а щеки были покрыты счастливым румянцем. Яркая улыбка поразила Абе, который поднялся, чтобы вернуть мяч. Он вспомнил, что именно на этом стадионе посоветовал Михаши злить бэттеров улыбкой во весь рот. Под маской кэтчера трудно различить выражение лица, но Абе был уверен – Михаши знал, что он улыбается в ответ. Они общались на языке сигналов и успешных подач, понимая друг друга без слов так хорошо, словно между ними не было этих восемнадцати с половиной метров, словно они стояли бок о бок, рука в руке.Что бы ни случилось, у них всегда будет бейсбол.***– Михаши-семпай! Тот наклбол в девятом иннинге был та-а-а-ак крут, пожалуйста, научите, я тоже так хочу! О, а еще тот бант в шестом, который почти оказался фолом – вы и Сакаегучи-семпай просто обязаны меня научить, и…Абе застонал в голос: эйфория от победы над Уравой сходила на нет из-за нескончаемой болтовни Харады. Они возвращались к велосипедной стоянке после подведения итогов игры, и Ханаи, шедший рядом, издал похожий раздраженный звук, приглушив его рукой. Они переглянулись. Чем мы заслужили это читалось во взгляде Ханаи, и Абе надеялся, что его понятия не имею, но пусть оно прекратится, пожалуйста четко отражается на хмуром лице. В тот момент, когда он обернулся и был готов угомонить Хараду, пока тот окончательно не уничтожил его хорошее настроение, Абе напоролся на предупреждающий взгляд ореховых глаз и закрыл рот.– Ого! Михаши, ты должен меня этому научить! – воскликнул Таджима, обнимая питчера за плечи и прижимаясь щекой к щеке. Он указал на Абе и продолжил с ухмылкой, от которой лицо грозило треснуть в любой момент: – Это было бесценно! Он захлопнул свой рот как черепаха!– Таджима, – произнес Ханаи угрожающим тоном; судя по тому, как он держался за лоб, его голова раскалывалась. Виски самого Абе понимающе запульсировали.– Ой, да брось, Ханаи, ты же видел! Михаши на него просто посмотрел – и пуф страйкаут! Они делают эти клевые бэттери-штуки, я тоже так хочу! Давай, Михаши, я ж иногда ловлю твои подачи, так? К этому моменту Михаши полностью залился краской, а восхищенный Харада смотрел на него, раскрыв рот, и в его расширенных зрачках можно было различить мерцание звезд.– С-семпай? Это правда?! Я тоже хочу так уметь! Хочу увидеть Камона-черепаху!Абе развернулся, чувствуя, что смущение жжет его щеки и шею: кто бы мог подумать, что одного обвиняющего взгляда Михаши окажется достаточно, чтобы он замолчал. В целом, он был скорее шокирован тем, что его ореховые глаза вообще были способны на такой взгляд; и, если честно, сам Михаши не должен был быть против: Харада наверняка достал его больше остальных. Абе незаметно глянул через плечо на питчеров – и пусть лицо Михаши было несколько напряженным, он терпеливо слушал каждое слово первогодки, кивал в положенных местах и даже отвечал, запинаясь. Внезапно Абе подумал, что причина кроется в той теории Сакаегучи, что-то про то, как Михаши игнорировали в средней школе, и, возможно Михаши не хотел, чтобы Харада чувствовал себя так же – но нет, подумал Абе, вглядываясь обратно в дорогу под ногами. Наверное, он думает слишком много, и Михаши просто нравится внимание. Не каждый же день его столь открыто хвалят – да и в случае с ним любой источник для уверенности в себе пригодится.К тому моменту, как они достигли велосипедной парковки, Абе ощутимо устал и проклинал гору домашней работы, которую ему еще предстояло сделать. Он засунул рюкзак в корзину и наклонился, чтобы отстегнуть велосипедный замок. Харада по-прежнему болтал с Михаши. Абе задумался о том, что мама приготовила на ужин, и от одной только мысли у него заурчало в животе: полутора онигири после игры оказалось недостаточно, пусть Михаши и нуждался во второй половине сильнее него.– Абе-кун проголодался? – спросил Михаши, пока они оба шли вдоль дороги, придерживая велосипеды. Абе посмотрел на небо, потом оглянулся, пораженный внезапной тишиной. Неужели он настолько глубоко ушел в свои мысли?– Харада-кун живет в другой стороне от школы.– Ясно, – Абе нечего было ответить, потому что он не обращал внимания на то, кто и куда уходит, когда все шли домой по отдельности; а потом он вспомнил предыдущий вопрос Михаши.– Да, немного. Я, наверное, куплю себе что-нибудь в торговом автомате по пути домой.Михаши посмотрел себе под ноги, а потом на корзину велосипеда Абе.– Эм... Может, остановимся и купим мясных булочек, в том магазине?Абе знал, о каком магазине идет речь: время от времени он покупал себе там что-нибудь, если забывал взять с собой бенто. Магазин находился совсем близко, как раз на развилке, где они с Михаши расходились по домам.– А давай, хорошая идея, – согласился Абе, смутившись от того, как расцвел от счастья Михаши. Хотя, возможно, тот просто хотел мясную булочку и не хотел идти один, или, может быть, у него не было с собой денег, и он надеялся, что Абе его угостит, или, может, он надеялся, что Абе купит две и снова поделится половиной, так же, как до этого поделился онигири... Все-таки, Михаши всегда был готов поесть. ?Ну, не он один?, – думал Абе, поглаживая бурчащий живот. Когда дело доходило до еды, мысли о влечении к Михаши отходили на задний план.После ухода Таджимы и Харады они остались вдвоем в тишине, и Абе наслаждался звуком шагов Михаши и щелканьем велосипедных колес. На чьем-то балконе мяукал кот, просясь в дом, и из многих окон доносилось мягкое позвякивание музыки ветра. Абе сделал глубокий вдох, ощущая, как расправляются легкие, и выдохнул, переполненный странным удовлетворением.– Ты хорошо сегодня играл, – он взглянул на Михаши как раз вовремя, чтобы заметить румянец и смущенную улыбку. – Послезавтра нас ждет серьезная игра, так что хорошо поешь и отдохни.– П-против... Сенды... – пробормотал Михаши, и его взгляд упал на руки, крепко держащие руль велосипеда, – мы... выиграем и эту игру! И следующую, и все остальные – и тогда, летом, мы...– Одолеем всех и отправимся на Кошиен? – закончил за него Абе, усмехаясь. Михаши энергично закивал, его глаза и лицо азартно засветились. Абе снова почувствовал волнение, то самое, которое он ощутил после финального страйкаута в сегодняшней игре. Он вспомнил все до мельчайших деталей: мяч в руке, грязь под обувью, широко раскрытые ореховые глаза напротив и бесшумное ликование, разлитое между ними – громче всех болельщиков на стадионе. Это было потрясающе – разговаривать с Михаши о бейсбольных победах, видеть, как при мысли об этих победах на его лице проявляется счастье. Восхитительное чувство.Магазин был все еще открыт, и Абе порадовался тому, что не придется терпеть еще полчаса до дома.– Вот, посторожи, – он поставил свой велосипед на ножку и направился к дверям.– Н-но...– Ты будешь только мясную булочку, верно? Скоро вернусь, – Абе оставил запинающегося Михаши и зашел в ярко освещенный магазин. Он взял с витрины две ароматные булочки, положил их в бумажный пакет и направился к кассе. Расплатившись за обе, он вышел и, надкусывая одну из них, протянул вторую Михаши. Абе быстро прожевал первый кусок и сглотнул, мыча от удовольствия, когда боль в желудке немедленно прошла.– Спасибо, Абе-кун... Но ты не обязан был платить за меня... – произнес Михаши, надкусывая свою булочку. Абе лишь снисходительно промычал.– В следующий раз можешь заплатить ты.Михаши снова издал странный звук, выглядя при этом очень довольным. Абе уже не обращал внимания, он вел велосипед одной рукой, придерживая его за середину руля. Когда он доел, то положил бумагу в корзину своего велосипеда, чтобы выкинуть позже, когда доберется до дома.До развилки оставалось совсем немного, и Абе приостановился, пока Михаши засовывал последний кусок булочки в рот и задумчиво его жевал. На его лице остались крошки, и, заметив, Абе не мог не умилиться. Прежде, чем понял, что именно делает, он коснулся подбородка Михаши.– Ты как птенчик, повсюду оставляешь крошки, – прошептал он, счищая пальцем крошки с его лица. Абе был немного удивлен тому, что Михаши не покраснел и не отстранился, но, скорее всего, тот считал, что это одна из тех вещей, которые делает Абе, заботясь о нем. В последний раз брюнет позволил себе провести пальцем по его губам, – ни одной крошки не осталось, – и тут Абе с болью вспомнил, что с их общением было все в порядке, когда дело касалось бейсбола, но у них была тайна, которую они по-прежнему не обсудили.На секунду или две Абе подумал, что, возможно, стоит поговорить об этом прямо сейчас. Он больше не был голоден, и даже мысль о том, что ему еще полчаса добираться до дома, не вызывала раздражения: с ужином он мог и подождать, если это значило, что они могли разобраться с Михаши и прояснить, что же значила та последняя ночь в тренировочном лагере. Может, ему даже повезло бы узнать, были ли эти губы настолько мягкими, какими ощущались под его пальцами. Но потом он вспомнил о домашке, которую ему придется делать минимум час, а час для него – это два часа для Михаши, и послезавтра у них был матч против одной из сильнейшик команд Сайтамы. Абе опустил руку и, прижав язык к небу, отступил назад, внезапно осознавая, что до этого они с Михаши стояли точно на расстоянии поцелуя. Абе разозлился на себя, потому что последнее, что ему сейчас было нужно – это добавить к списку нерешенных проблем еще и поцелуй, когда и так не было понятно, что на самом деле произошло в раздевалке. Видимо, выброс гормонов после игры делал свое дело.– Не засиживайся с домашним заданием, – произнес он, мысленно гордясь собой за то, что тон его голоса был спокойным. – Мы сможем закончить его на выходных, если понадобится. Самое важное сейчас для тебя – это сон.– Хорошо, – голос Михаши был мягким, как и его взгляд. Румянец раскрасил его щеки: очевидно, что он уловил настроение, проскользнувшее между ними.– Увидимся завтра, Абе-кун.Абе проследил взглядом за удаляющимся Михаши и, внезапно, был окружен какофонией звуков: кто-то звякнул крышкой мусорного бака, из магазина раздавалась музыка, – и все это смешалось с пряным вкусом булочки на горящих губах, жар которых чувствовался даже сквозь духоту ночного воздуха.Когда же он все-таки вернулся домой, то получил шлепок газетой по голове за то, что ополовинил порцию яиц брата, и предупреждение, что если он сделает это завтра, то всю неделю будет мыть туалет. Абе что-то пробурчал в ответ, за что снова получил газетой по голове. Наконец, он извинился и поднялся наверх, чтобы положить сумку в свою комнату перед ужином. Спустившись на кухню, Абе занял место напротив отца, рядом с братом, и, схватив палочки, принялся за еду. Как всегда еда была просто отменна, но вкус мясной булочки по-прежнему оставался с ним, несмотря на то, что его мать любила добавлять в еду чеснок.– Такая, поможешь мне сегодня с математикой? – попросил Шун, пиная ногу Абе под столом. Тот согласился по двум причинам: во-первых, это помогало не забыть ранее пройденное, а во-вторых, могло помочь убедить мать сменить гнев на милость, что было особенно актуально, так как послезавтра он опять собирался ополовинить порцию яиц своего брата.Абе уселся за маленький стол в своей комнате, а его братишка примостился рядом и достал листок с заданиями. Они были совсем простыми, за исключением пары штук, и Абе достал карандаш, бумагу и записал, с помощью какой формулы их можно решить. Первая задачка далась Шуну легко, со второй возникли проблемы, но Абе вовремя указал брату на ошибку, после чего продолжил наблюдать, попивая чай, пока Шун завершал решение, хоть и медленно, зато верно.– Такая, ты в порядке? – внезапно спросил Шун, заставив Абе от неожиданности опустить чашку на стол и непонимающе уставиться на брата.– Ну, в последнее время ты себя странно ведешь. Иногда ты приходишь домой счастливый и радостный, а иногда – дико злой, и это просто… странно. Тебя задирают в школе?– Никто меня не задирает! – рявкнул Абе, грубо схватив брата за волосы. – С чего ты вообще это взял?!– Ладно, ладно, прости, блин, – пробурчал Шун, потирая макушку, и снова взялся за домашку. Абе глотнул чая и с ненавистью посмотрел на листок бумаги. С тех пор, как его брат время от времени стал тренироваться отбивать с Таджимой, он стал активно совать нос не в свои дела, что уже начинало надоедать. Единственным утешением было то, что они ходили в разные школы, и Абе не нужно было беспокоиться о Шуне в течение дня. Но в то же время он понимал, что его брат просто старался быть внимательным, в своей младшебратской манере, и, если на чистоту, то последние недели две с настроением у Абе действительно был полный бардак. Он обратил особое внимание на то, как Шун справляется с двумя последними заданиями, чтобы убедиться, что все решено верно, и брат получит максимальный балл.Потратив еще десять минут на помощь Шуну и час – на собственное домашнее задание, Абе захватил с собой пижаму и направился отмокать в ванной. Там он включил горячую воду и почистил зубы, пока ждал. Затем снял футболку через голову и бросил ее в корзину с бельем, следом направились брюки, трусы и белые носки, которые хоть и были разной длины, Абе это не особо-то волновало. Он залез в горячую воду, морщась от чересчур горячей воды, жгущей усталые мышцы, погрузился до самой шеи и расслабился. Бездумно поразглядывав потолок, Абе медленно закрыл глаза. Первой, о чем он подумал, была победа над Уравой: медленно вспоминались запросы подач, удары мяча о перчатку, реакция бэттеров. Реакция Михаши.?Сегодня он покачал головой двенадцать раз?, – вспомнил Абе и снова открыл глаза, чувствуя, как еще больше напряжения покидает его тело, он окунулся еще глубже, погружаясь до самого носа. Он вспомнил их тренировочный матч против Тоури и белую зависть, которая съедала его изнутри, когда Таджима предложил Михаши работать вместе и получил в ответ счастливую улыбку, полную удовольствия от того, что на него готовы были положиться. Тогда было действительно больно; воспоминание и сейчас отдавалось неприятным покалыванием в груди, потому что, в конце концов, именно он был виноват в том, что отношения в их бэттери не заладились с самого начала. Но он извинился за это, и теперь периодически получал в ответ улыбки, слепящие его в качестве награды. Он поплатился за то, что натворил, но теперь их бэттери работала лучше, и это было то, чем он дорожил больше всего.– Такая, ты скоро? Я тоже хочу в ванную! Абе проморгался и, вздохнув, нехотя выбрался из воды.– Да, дай мне минутку, – отозвался Абе, вытираясь. Он раскраснелся от жары, но ощущения были скорее приятными. Абе натянул трусы и футболку, которую подготовил для сна, решив обойтись без штанов, т.к. был чуть-чуть слишком разгорячен для них. На выходе он потрепал Шуна по волосам – в качестве пожелания спокойной ночи, – и тот издал недовольный писк, очень похожий на те, что мог бы издать Михаши. Абе наконец-то плюхнулся на кровать, закидывая штаны куда подальше, перевернулся на спину и взял телефон. Он вызвал список контактов и уставился на имя Михаши, гадая: спит ли тот; будет ли странным, если он напишет ему пожелания спокойной ночи, при том что они уже обменялись этими словами лично; и он же никогда раньше не писал Михаши смски на ночь, так почему ему так хочется сделать это сейчас; и тысяча других мыслей роилась у Абе в голове до тех пор, пока он не закрыл телефон и не положил его на стол, пытаясь заснуть. Он завел будильник, закрыл глаза и незаметно для себя заснул, качаясь на волнах удовольствия от того, что им сегодня удалось пробиться в восьмерку лучших.***Закончив тренировку, Абе пошел на занятия, где время, как назло, потянулось со скоростью черепахи. Одна половина его сознания была сосредоточена на доске и нудном тоне учителя японского, другая же пыталась воспроизвести и упростить все диаграммы, которые нужно будет донести до Михаши на полуденной тренировке. К обеду он был более чем измотан и жаждал выбраться на поле, чтобы выплеснуть напряжение на машинах для отбивания.– Ну как, волнуешься перед завтрашней игрой? – спросил Мизутани, доставая из стола бенто. Абе кивнул, воткнул трубочку в коробочку молока и сделал небольшой глоток. Слева от него сидел Ханаи, напротив – Шиноока: обедать вчетвером вошло у них в привычку с тех пор, как они вновь оказались в одном классе, а их постоянные разговоры о бейсболе регулярно распугивали всех одноклассников, изъявивших желание присоединиться.Абе тихо жевал на пару со столь же молчаливым Ханаи, пока Мизутани болтал с Шиноокой. Внезапно Ханаи коснулся его плеча и кивком указал на дверь класса. Абе сглотнул, когда увидел нерешительно замершего в дверях Михаши, который мял рубашку в руках, – но промолчал и жестом пригласил войти; было очевидно, к кому он пришел.– Что случилось?– Я, э... оставил учебник по английскому дома, и подумал, что смогу одолжить твой, – Михаши залился краской.– О, ты теперь уносишь учебники домой? – воскликнул Мизутани, и Михаши покраснел еще сильнее.– Да! Я н-не хочу... доставлять неприятности... если я буду плохо учиться, то... – начал он, запнувшись, и с надеждой взглянув на Абе. Даже не пытаясь изображать недовольство, тот достал учебник английского из сумки и передал его Михаши, который в свою очередь прижал его к груди, словно самый ценный подарок.– Спасибо, Абе-кун! Ты удивительный! – прощебетал Михаши и ослепительно улыбнулся. Уши Абе покраснели до самых кончиков, где-то в животе дал о себе знать тугой узел, и уголки губ неудержимо поползли вверх – просто он больше не мог не отвечать на улыбку Михаши.– Можешь не возвращать после урока, на тренировке отдашь, – он дотянулся и легонько дотронулся костяшками пальцев до лба Михаши. – Там мои записи, можешь скопировать.– Хорошо! – ответил тот, и, как будто только сейчас заметив, что они не одни, поспешно поздоровался с остальными и вышел из класса. Проводив его взглядом, Абе вернулся к еде; он чувствовал себя намного легче – и не понимал, почему.– Ты к нему так добр, Абе-кун, – произнесла Шиноока, и Абе шокировано уставился на нее, застыв с палочками у рта. – Знаешь, если бы это был Таджима-кун или Изуми-кун, ты бы рассердился и отказал.– Все уже в курсе, что Михаши выдрессировал его как следует, – поддразнил Мизутани, и Абе накрыло жаркой волной смущения. Он нахмурился, хоть и понимал, что это не окажет должного угрожающего эффекта – с горящими-то щеками, как будто горящих ушей было мало; да уж, это явно не та реакция, которую он должен сейчас испытывать.– Что, черт побери, это значит?! – прорычал Абе и навис над своим обедом, пытаясь не обращать внимания на заливистый смех ребят. Все оставшееся до урока время он демонстративно молчал, и пусть, судя по изумленным взглядам, лучше от его молчания не становилось, – он был упрям. И, как только прозвенел звонок, Абе развернулся к доске с кислым выражением, не покидавшим его лицо с того момента, как комментарий Мизутани испортил хорошее настроение от визита Михаши.Мысль о том, как тот достает учебник и копирует его записи, заставила Абе расслабиться. Он представлял выражение лица Михаши, когда он смог правильно ответить на вопросы, (возможно) потому что у него был учебник. И сейчас он сидел всего через два кабинета от него… и, может быть, думал об Абе: ?Спасибо, Абе-кун… Я люблю тебя, Абе-кун… Такая – удивительный?. И затем он вновь почувствовал странный ком в горле, вспоминая ощущение губ Михаши под своими пальцами и давая себе обещание, что, как только они победят в матче против Сенды, он обязательно поговорит с Михаши и расставит все точки над i. Абе постарался переключить свое внимание на учебу вместо рисования маленьких птичек с подписями, вроде ?Михаши Такая?, на полях тетради по математике (теперь ему точно придется все переписать, прежде чем он сможет одолжить эту тетрадь Михаши… как будто ему больше нечем было заняться).Ну, ему в любом случае пришлось бы все переписывать, осознал Абе и задумчиво нарисовал последнюю надпись, прежде чем полностью сосредоточиться на уроке.Рен ? Такая