Невидима и свободна (1/1)

Письмо от продюсера, письма от фанатов, письмо от Премьера, записка из прачечной. Письмо от Яко. Это Айя откладывает: прочтет его вечером, когда не будут мешать. Кажется, принес посетитель, мужчина. Что ж, посетителя она тоже примет. Гость к ней приходит только один.Он откидывается на стуле, хмурится, скрещивает на груди руки, но Айя лишь улыбается, усаживаясь напротив. Она не знает, приходит ли он и к остальным, — к заключенным, которых поймал, — но отчего-то Айе кажется, что да. Как и любой коллекционер, Нейро собирает трофеи — отличие лишь в том, что его трофеи живые.Он едва слышно цедит приветствие, — их беседы всегда записываются, — но о том, что Нейро не в духе, Айя знает и так. Он только тогда и приходит, когда зол, и когда загнан в угол, и когда идти больше не к кому. Яко редко дуется дольше пяти минут к ряду, но всякий раз, когда это случается, он оказывается всерьез выбитым из колеи. Так и не вычислив, на что она обиделась сегодня, Нейро бормочет в трубку все отпущенные ругательства по порядку, и Айе кажется, она знает, что именно у них произошло.— Мисс Айя выглядит недовольной. — Наконец замечает Нейро. — Значит, уже поняла, в чем именно я ошибся.— А сам ты как думаешь?— ?Кривоногое чучело? было лишним.— Верно.Нейро любезно приподнимает бровь и устраивает подбородок на ладони, удобнее сжимая трубку между ухом и плечом. Им не будет просто, просто не бывает никогда, но Айя знает, что Нейро достаточно умен, — по крайней мере, чтобы слушать других. И Айя вздыхает. — На вот, возьми.— Что это?Нейро смотрит на небольшой, завернутый в темную бумагу сверток. Тюремная охрана не позволит передать ничего опасного, и Айя закатывает глаза.— Просто кусочек лимонного мыла. Яко нравится. Тебя не было… достаточно долго, — нехотя добавляет она. — То, на что ты мог не обращать внимания раньше, теперь имеет значение. — И что, кроме мыла, я упустил?— Яко девочка, — говорит Айя. — Очень хорошая. Ничто из сказанного тобой для нее не может быть неправдой. И ты ей солгал.— Вот как.Нейро больше не смотрит в глаза, и Айя хмурится.— Ни в одном человеке нет и не может быть ничего некрасивого. В том, кто нас создал, не было изъянов. Не тебе забывать об этом, Нейро но-ками. Он поворачивает к ней голову, и Айя, добившись внимания, заканчивает уже мягче:— Не говори, что она некрасива, только потому, что устал, раздражен или тебе скучно. Она решит, что ты не принимаешь ее такой, какая она есть. Что ты не говорил бы таких обидных вещей, — поясняет Айя, заметив, что Нейро сейчас вряд ли понимает ее, — если бы у нее были другие ноги, или глаза, или волосы. Люди не виноваты в том, как они выглядят, и не умеют выглядеть иначе.Нейро смотрит на нее пристально, выжидающе, а затем кладет трубку. Этот разговор не закончен, но он больше не для записи. Айя кивает ему, не прощаясь, и поднимается с места; кажется, с письмом Яко придется еще немного подождать. Ужин давно окончен; Айя сидит на крыше, свесив ноги в вязкую пустоту, и знает, что ее найдут. Оттуда, из темноты снизу вверх по стене шагает Нейро, кривой, ломаной линией пересекает границу между стеной и скатом, между там и тут, и наконец оказывается напротив, больше не улыбаясь. Незачем.Как и Яко, Айя видит его лицо — и не боится.Глядя сверху вниз, протягивая ей ладонь, Нейро молчит, и в темноте сжатые губы похожи на шрам. Ему не нравится Айя, но он готов к ней прислушиваться; Айя приветливо улыбается — до тех пор, пока Яко в безопасности рядом с ним, — и подает руку Нейро в ответ.Вокруг совсем тихо. Между шпилей, мерцая в водоворотах, плывет по течению серебро. Айя ступает босыми ногами по крышам, слушает чужие сны, легко касаясь тонкой, почти бестелесной рукой предложенной ладони. Где-то далеко внизу Черное сжимается и разматывается, как бинт, и пульсирует, как живое; должно быть, поэтому Нейро никогда не тащит ее туда же, где ходит сам. Айя не гуляет одна, — одной ей не позволят — но общество того, кто поймал ее, ничем не хуже всякого другого. Нейро не нарушает молчания. Если бы Айя хотела уйти, ее не сумели бы остановить. Но Айя не хочет.— Заметил, что изменилось, когда я села в тюрьму? — наконец спрашивает она, подняв голову. Нейро озадаченно моргает. Напряжение вокруг них спадает, и Айя легко улыбается. — У Айи-убийцы куда больше поклонников, чем у певицы Айи. Ты знал об этом?Конечно же, знал. Нейро прикрывает глаза. Ответ не нужен.— Каждый из нас влюблен в уродство не меньше, чем в красоту. Пожалуй, именно потому ты все еще можешь есть, — чуть тише добавляет Айя, искоса глянув на провожатого. — Они приходят ко мне, пишут мне — даже создали сайт, посвященный моим преступлениям, но никто, кроме Яко, так и не понял, что в каждой из своих жертв я убивала только одного человека. Себя.Отпустив его руку, Айя идет по самому краю, глядит на огни до самого горизонта.— Яко приняла меня. Так же, как и тебя. Так же, как всех остальных. Не ответить ей тем же довольно нечестно.Наконец она останавливается, замирает на шпиле, раскинув руки, а после поет. Айя всегда поет тем, кто этого просит. Не поет она только для Яко.Иногда кого-то следует отпустить. Иногда запереть. Иногда это одно и то же. Эта песня не печальна.Айя смогла стать выше — не благодаря ему, и, пожалуй, этим Нейро тоже может гордиться. Он не просил, но она поет для него — потому что иначе он никогда не узнает, сколько бесчеловечного и страшного может заключаться в одной только ненависти к себе; Нейро вслушивается в мелодию, жестокую и невыразимо прекрасную, видит вместо неба под тонкими пальцами лиловые лепестки и холодную воду, и не может, не желает, не хочет поверить, что все это не больше, чем просто еда.Ночь прозрачная и мягкая, и крыши кажутся вымощенными серебром. Прогулка закончится, как все предыдущие — к рассвету позолота с крыш сотрется, а Айя вновь обернется живой и смертною тварью, но эта песня не рассеется и не утихнет, и почему-то теперь Айе кажется, что Нейро больше не станет смеяться над Яко.* * *…— Яко! Я-я-ко-о, — ласково тянет Нейро, заходя в офис и мерзко улыбаясь. Кацураги перепугано забивается в угол, а Аканэ, ощетинившись, мгновенно прячется под обои. — Мисс Айя считает, что я не должен был называть тебя чучелом.— Правда? — растерянно пищит Яко, выглядывая из укрытия, и ее тут же хватают за голову.— Правда, — оскаливается Нейро и, великодушно махнув рукой, добавляет: — Я имею в виду, что если вдруг случится чудо и у тебя отрастет грудь, я не стану относиться к тебе лучше.— А… Ну, спасибо, — осторожно кивает Яко, по-видимому смирившись, и не сразу понимает, что тяжелая рука не мучает ее затылок, а неумело треплет по волосам.Спустя мгновение Яко улетучивается, предусмотрительно прихватив листовки, а Нейро подходит к Аканэ, стуча по стене.— Выходи. Что было в письме??В котором?? — осторожно печатает, выбравшись, Аканэ, и тут же вздрагивает, пойманная между пальцев.— Я похож на идиота, за которого вы обе меня держите? В письме Яко, которое я отдал Айе.?Там было ?Спасибо?, — обреченно отзывается Аканэ.— Вот как? ?Я вам не вру, — кажется, она обижена. — Только одно слово: ?Спасибо?. И приложение?. — Приложение? — приподнимает бровь Нейро.?Вы?, — быстро набирает Аканэ и тут же прячется, извернувшись между пальцами прежде, чем Нейро успеет прочитать ответ. Какое-то время глядя в монитор, Нейро задумчиво достает из кармана переданный Айей подарок. Иногда кусочек лимонного мыла — это только кусочек лимонного мыла.А иногда нет.