Ведьма (1/1)

— Яко. Я-ко, — негромко зовут ее.В глаза будто насыпан песок, но под пальцами ощущается что-то более мягкое. Яко разлепляет веки, видит мелкую сероватую пыль, а затем приподнимается.Вокруг — затянутая дымкой долина, сдавленная желтым небом с неподвижными облаками. На округлых камнях перед ней — существо, не человек и не птица. Багровые волосы-перья, обнаженная грудь, огромные когти на коротких ногах, — и, задрав голову, Яко видит пару проницательных желтых глаз. — Дженин, — узнает она. — Дженуин.— Тебе не нужно здесь быть. Яко, — лицо, прекрасное и мерзкое, склоняется над ней, и Дженин приподнимает крыло, заслоняя белесое солнце. Яко садится рядом, устраиваясь удобней, прислоняется к округлому птичьему боку. — Живые давно ушли из этого места.Яко осматривается. Здесь совсем тихо. Развалины статуй, руины городов, растрескавшаяся земля. Камни. Еще и еще, крупные и мелкие, здесь и там, сколько хватает глаз. И на вершине их — птица с красивым лицом и нежным голосом. Если слушать его достаточно долго, можно сойти с ума. — Все, кто пал за меня, — размеренно говорит он; Дженин тоже смотрит. — Все, кто пошел за мной. Нельзя их оставить.Яко широко раскрывает глаза, смотрит до самого горизонта — много, их так много! — и вздрагивает, вдруг понимая. Помнили имя Дженин. Но никто не помнил имен ее жертв.Присматриваясь к предметам, она различает знакомые черты — статуя неизвестного божества, трехликое зеркало, колкие ветви стеклянного дерева — должно быть, где-то здесь живут Черные Пятницы. Яко не знает, где это место. Где-то в аду или у Нейро за пазухой — здесь начиналась изнанка вещей. То, чего видеть не следовало. Яко знает, что не должна тут находиться, но не может объяснить, почему ей нужно побыть рядом с Дженин еще хоть чуть-чуть. Иногда делиться — искусство. А иногда сделать ничего другого уже невозможно. — Когда-нибудь они ответят, — Дженин глядит равнодушно. — Когда-то и мне позволят уйти.?Рано, Дженин?, — шепчет, перекатываясь, галька.— Рано, — соглашается Дженин.— Почему? — не выдерживая, спрашивает Яко. Ей слишком больно думать об этом самой. — Почему ты осталась здесь?Дженин молчит. Она прижимает к груди яйцо, словно защищая, всматривается Яко в глаза внимательно и странно, и Яко чувствует, как чей-то кулак сжимает сердце все страшнее и крепче, — потому что все бесполезно, потому что это всего лишь камень, который Дженин никогда не согреть. Ее не простят, и никуда не уйти, до тех пор, пока вещи вокруг не рассыпятся мягкой пылью, а Дженин не станет орудием, и Нейро ничем не поможет. Нейро и себе-то не может помочь.Яко хочет, должна хоть что-то сказать, но ничего не выходит. Не плакать уже не получается, и Дженин целует ее в губы, пока Яко не обещает, что больше не будет. Нельзя бросать тех, кто в нас верит. Продолжать верить тем, кто нас бросил, сложнее, несоизмеримо сложнее, и Яко открывает глаза: это не ее наказание.— Нейро, — шепотом позвала в черноту Яко, зная наверняка, что он где-то здесь. — Нейро!..Тишина нарушалась лишь однообразным механическим писком. Кажется, Яко знала, где она. Темнота впереди качнулась, а затем в поле видимости объявилась огромная пасть и два круглых глаза. Не знай Яко наверняка, скорее подумала бы, что Нейро змея, а не птица. — Ну.— Как я оказалась в больнице? — пробормотала она. — Ай-иии!…Перевернутое лицо, едва не задевшее ее носом, резко отстранилось и с силой врезалось лбом по лбу Яко.— За что?!— А ты жри еще больше, — зашипел Нейро, болезненно растягивая ее щеку. — Все подряд. Не глядя. — Но что, собственно…— ?Спасибо, Нейро, что позаботился обо мне, да, Яко, конечно, не стоит благодарностей?.— Шпашибо, — серьезно кивнула Яко, выплевывая его пальцы. — Но все-таки, я… Что, — вдруг похолодела она, безотчетно цепляясь за не успевший убраться рукав, — я случайно съела твой глаз?..— Невероятная догадливость. — Но ты все же сумел его достать.— …хоть ты и безмозглая тварь, о чем мы оба знаем.— И ты злишься.— Неужели?— На меня или что-то еще?..— Прекрати меня анализировать.— Ты никуда не собираешься? — наконец решилась Яко.Она ничего не добавляла, но была совершенно уверена, что ее поймут верно.— А ты? — с вызовом спросил Нейро.Яко промолчала, рассеянно глядя перед собой.— Ну, и отлично, — вздохнула, наконец, она, закрывая глаза. — Кстати, тебе привет, — сонно добормотали из-под одеяла.— Руку-то мне отдай, — почти благодушно пробурчал Нейро.— Ага.И Яко, удобнее уложив под щекой бугристую ладонь, провалилась в знакомо-черное, вне-телесное и на сей раз, она была уверена, бессонное. Они не были Харукавой и Сецуной. Они не стали Сиксом и Дженин. Делиться — и впрямь большое искусство. Знать, что Нейро оно пока удавалось, почему-то сейчас было важно. А еще ей важно знать, что она все еще может быть человеком.